Глава III. Концептуальные идеи судебной реформы Идеология и идеологи судебной реформы

Трудно согласиться с мыслью, что общеизвестные ныне неудачи реформ — в сфере экономики или в сфере права — только результат недостаточной компетентности реформаторов, или результат столкновения противоположных политических интересов. Внимательный анализ предварительных итогов судебно-правовой реформы наводит на мысль об отражении в ее актах наряду с импульсивными решениями определенной системы взглядов, идеологии. И в этом нужно попробовать разобраться.

Слово идеология в нашем стереотипном мышлении чаще всего ассоциируется с большевизмом, с господством тоталитарного режима. И потому оно вызывает аллергию. И стараются избегать его в современном обществоведении, или заменить маловразумительными и не всегда адекватными понятиями типа парадигмы (образец, модель решения той или иной задачи) ⁴⁶или концепции (замысел, идея, принцип деятельности)⁴⁷.

Но ведь идеология — это не более как система идей и взглядов относительно чего-либо, например целей данного общества и способов их достижения.

Соответственно формам общественного сознания принято говорить о политической, философской, правовой, религиозной и т. п. идеологии, как рациональной части сознания в отличие от его психологических компонентов в виде эмоций, привычек, убеждений.

Не будем бояться этого термина, тем более, что уже замечено — и своевременно, и справедливо — со страниц массовой печати, что общество без идеологии и идеалов не имеет перспективы ⁴⁸.

Именно идеология, если это стройная система научно обоснованных представлений, способна указать путь консолидации общества, ориентируя его на некие базовые ценности ⁴⁹. Такими ценностями, выступающими основой общественного консенсуса, принято считать (и это подтверждено историческим опытом) национальные, религиозные, гуманистические. Из них последние являются наиболее универсальными ценностями, отвечающими реалиям развитой демократии ипредстающими в виде прав и свобод личности.

Говоря о важнейших идеях судебно-правовой реформы, мы, очевидно, должны ориентироваться прежде всего на права и свободы личности. Но при этом, с учетом младенческого уровня нашей демократии, нельзя отвлекаться и от национальной идеи (национальный дух, традиции, психология) и от преобладающих религиозных воззрений (христианская мораль).

Идеология для русского человека имеет особое значение: ему обязательно нужно знать «для чего жить, что строить, чему служить». «За идею, в которую он верит, и босой и голодный пойдет хоть на край света» ⁵⁰. Но не любая идеология им будет принята, а только та, которая соответствует его стихийному мировоззрению (менталитету, как теперь принято говорить). А именное идеология, отвечающая здравому смыслу, простой нравственности, справедливости, состраданию, жертвенности, соборности, любви к отечеству, национальным традициям. Привносимая извне идеология индивидуализма, делового прагматизма, логического расчета, рыночного чистогана, раскрепощенной совести, глумления над понятием Родины и патриотизма, как бы она ни была удобна в отдельных ситуациях, воспринимается им как насилие над разумом и традициями, как покушение на святыни. А когда эти чуждые идеи проникают в государственно-правовую политику, наступает состояние социальной растерянности и апатии. Не отсюда ли пробуксовывание реформ, их отторжение во всех сферах, включая и экономику и право. Ведь суть господствующей ныне в нашем обществе идеологии (она есть и активно насаждается, средствами массовой информации, хотя и стыдливо скрывается за придуманными неологизмами) состоит в охаивании всего самобытного, национального, отечественного и откровенной ориентации на западные образцы. Причем используются образцы не всегда лучшего качества, без учета известного в психологии и медицине феномена несовместимости.

Мы уже кажется смирились с появлением спикеров и президентов, мэров и мэрий, префектов и супрефектов. Но это смирение кажущееся и опасное, ибо ведет к отторжению общественным сознанием чужеродных явлений, к нарастанию «административного луддизма», анемии власти, анархии.

Боюсь, что на этот путь бездумного копирования чуждых институтов становятся некоторые авторы российской судебно-правовой реформы. Более того, они спешат упредить и дезавуировать любые ссылки на особенности национальной культуры и национальные традиции: «…Следует исключить из научной дискуссии… игру на «любви к отеческим гробам» в качестве аргументов в пользу того или другого решения» ⁵¹.

Почему исключить? Разве у народов России нет собственного выстраданного опыта и разве они виноваты в том, что после ниспровержения монархии у государственного кормила перманентно оказывались преступники и воры. Да и не для нашего ли вящего унижения придуман афоризм насчет того, что каждый народ достоин того правительства, которое имеет?

В литературе, посвященной проблемам правосознания и правовой культуры, давно стали расхожими суждения некоторых теоретиков об исконном правовом нигилизме россиянина, которые кажутся особенно убедительными при наложении на современные правовые реалии. И действительно, исторически сложилось так, что для россиян право и правовая культура долгое время не имели самодовлеющего значения. Приоритет принадлежал нравственности, как совокупности неписаных норм, идущих от сущности человека и его внутреннего мира. Совесть шла впереди закона и права. Но она не отвергала права, а лишь то в праве, что не отвечало природе человека, его представлениям о правде и справедливости. Тезис о природном российском анархизме, социальном инфантилизме россиянина, не признающем общепризнанных норм поведения — унизительный для национального самосознания.

Чтобы любое реформаторское действо прошло под аплодисменты, надо было доказать, что все сущее не просто плохо, а плохо из рук вон и никакие «косметические» меры не помогут. Разрушение «до основания» — единственный выход.

На помощь приходит прием охаивания, благо основания для этого всегда найти нетрудно. Большевики, готовя переворот, не говорили об успехах промышленного развития России конца XIX и начала XХ века, о богатстве духовной жизни интеллектуальных слоев общества, о самопожертвовании состоятельных классов в годы войны с Германией. Они эксплуатировали «окопную правду», тяготы крестьян и рабочих, разоренных войной, призывали к «социальной справедливости» путем ограбления имущих. И добились успеха.

Разваливая судебную систему пореформенной России, В. И. Ленин с гордостью писал (а мы зачарованно повторяли это все семьдесят лет), что не реформируя старый суд, отдав его на слом, «мы расчистили этим дорогу для настоящего народного суда…» ⁵².

О том, что при этом уничтожался профессиональный судейский корпус, упразднялись традиции по сути единственного правоохранительного учреждения и насаждалось «революционное правосознание» люмпенов, — об этом как-то не думалось. Не отсюда ли начались беды беззакония и произвола, апофеозом которых стал 1937 год?

Потребовалась смена нескольких поколений, пока сформировались пусть не идеальные, но все же грамотные кадры, с тем самым высшим юридическим образованием, которое им смогли дать.

И вот теперь мы свидетели новой волны призывов к развалу и уничтожению. Официальные авторы судебной реформы крайне возмущены позицией людей, уповающих на локальные улучшения и совершенствования. Концепция реформы, дескать, «не станет научной, пока не будет опровергнута возможность эволюционного пути»⁵³. При этом авторы не стесняют себя в выборе уничижительных характеристик, ведя речь о «всеохватывающем кризисе» агонизирующей юстиции, о том, что мы имеем безжалостное и чуждое интересам людей правосудие», что суд не пользуется властью, а власть бесконтрольно пользуется судом»⁵⁴и т. п.

По опыту собственной практической и научно-исследовательской работы автор достаточно знает о пороках социалистического правосудия, которые отмечены выше — бюрократизме, низком уровне культуры, ориентации на интересы государства в ущерб частным интересам, элементах коррумпированности и высокомерия некоторых служителей фемиды. Но нельзя согласиться со столь крайними оценками, за которыми просматривается очередная революционная ломка и унизительное выпрашивание советов у западных экспертов.

Оценки авторов «Концепции» нашли отклик не только у экстремистски настроенных демократов Парламента и в ГПУ Президента, — их подхватили и развивают некоторые новые «теоретики». В лучшем юридическом журнале опубликована статья сотрудницы Ярославского пединститута, в которой утверждается, что правосудия как такового у нас нет, — есть уголовно-процессуальная деятельность, основанная на презумпции виновности обвиняемого⁵⁵.

«Концепция судебной реформы в РФ» — документ во многих отношениях интересный. Интересен он уже фактом своего появления, но он не может рассматриваться и явно не рассматривается парламентом как руководство к действию. Прежде всего потому, видимо, что не представляет собой достаточную систему органически взаимосвязных идей. «Концепция» оставляет без рассмотрения такие важнейшие вопросы, как принятие, назначение и структура судебной власти, место и роль Конституционного Суда, перспективы развития арбитражной системы. Рекомендации в отношении прокуратуры поверхностны и наивны. То же можно сказать и об адвокатуре.

Что же есть в Концепции позитивного? Пожалуй, более или менее отработанная система взглядов на устройство общих судов. Но и в этих предложениях, отнюдь не оригинальных, есть противоречия и невыполнимые пожелания (об отстранении суда от участия в доказывании, об однозначно отрицательном отношении к институту народных заседателей, об устранении прокурорского надзора и др.); заметна односторонняя ориентация судебной системы на уголовное судопроизводство, хотя в условиях капитализации экономики и торжества рыночной стихии гражданское судопроизводство должно приобретать особый вес и выходить на авансцену.

Может быть в силу этих причин судебная реформа идет не через воплощение в законе идей «Концепции», а методом лоскутного одеяла, путем штопания действующих законов, нередко в противоречии с «Концепцией» (чрезмерное расширение полномочий судей по единоличному отправлению правосудия, расширение, а не свертывание общего надзора прокуратуры, устранение стадии предания суду, выборочное введение суда присяжных и т. п.).

Концептуальные идеи судебной реформывырабатывались по мере осознания сущности перестройки, ее неудач и появления новых, кардинальных программ реформирования экономики и государственной власти. Если проследить научные дискуссии о направлениях судебной реформы, которые на протяжении последних 5–7 лет велись, то как можно догадаться из изложенного выше, явно выделяются две группы «реформаторов» — умеренных, стремящихся к совершенствованию имеющейся судебной системы, процессуальной формы, обновлению судейского корпуса с использованием более жестких критериев профессионального отбора, с учетом исторических традиций России, и радикальных, ищущих новые принципы построения судебной системы главным образом в опыте «развитых цивилизованных стран», не останавливающихся перед необходимостью разрушения действующих учреждений суда, прокуратуры, адвокатуры, следственного аппарата, во имя создания новых учреждений, близких их предоставлению об идеале.

Не станем персонифицировать эти две группы дабы не углублять их раскола. Ограничимся своей характеристикой обсуждаемых концепций судебной реформы. И пусть наши ссылки на отдельные публикации дадут представление об участниках спора, вносящих свой вклад в развитие идеологии судебной реформы.

Мы, естественно, не ставим перед собой задачу детального и систематического анализа теоретических разногласий, вызванных необходимостью выработки концептуальных идей реформы — это самостоятельная, достаточно интересная в научном плане и сложная тема для историков права и правосудия в России конца XX века. Нас, с учетом задач предпринятого исследования общих проблем судебного познания, правосудия и законности интересует характеристика наиболее существенных недостатков отечественного судопроизводства, которую мы попытались дать выше, и те позитивные меры реформы, которые наиболее тесно связаны с условиями судебного познания, обеспечивающими законность и справедливость его результатов.

К их числу относятся следующие основные предложения.

А. Движение от системы правосудия к системе судебной власти(создание Конституционного и Высшего Арбитражного судов и соответствующее расширение понятия правосудия путем включения в него помимо рассмотрения традиционных гражданских и уголовных дел, также конституционного, административного и арбитражного судопроизводства).

Б. Обеспечение независимости судапутем создания дополнительных социальных и правовых гарантий неприкосновенности судей, народных и присяжных заседателей и гарантий, исключающих постороннее вмешательство в отправление правосудия.

В. Расширение судебной юрисдикциипутем включения в компетенцию суда любых споров о праве и защите законных интересов личности, включая защиту чести и достоинства.

Г. Возрождение суда присяжных, как формы правосудия, наиболее адекватно обеспечивающей задачу защиты прав личности и вынесение судебных решений, отражающих представление народных представителей (присяжных заседателей) о справедливости. Предполагается также, что суд присяжных в максимальной степени обеспечит и судейскую независимость.

Д. Расширение судебного контроля за законностью предварительного расследования, в большей степени способного обеспечить защиту прав личности, чем традиционный для советской системы прокурорский надзор.

Е. Реформирование уголовно-процессуального законодательства с целью обеспечения доминирующей роли судаво всех стадиях процесса и создания более надежных гарантий прав личности в уголовном судопроизводстве.

Ж. Реформирование адвокатурыс учетом перехода к рыночным отношениям.

Мы не можем назвать документ, который бы достаточно четко отразил эти направления и способы реформирования суда и правосудия, однако есть значительное число публикаций, в которых они прослеживаются ⁵⁶.

Представляет несомненный научный интерес позиция самих судей о путях реформирования системы правосудия в России.

Обратимся вновь к материалам II Всероссийского съезда судей, в частности к его важнейшему итоговому документу — постановлению «О ходе судебной реформы в Российской Федерации». В этом документе подчеркивается, что основным направлением судебной реформы и условием становления судебной власти является совершенствование не судоустройства, а процессуального законодательства. Надо полагать, судейский корпус вполне или почти вполне удовлетворен теми судоустройственными актами, которые уже приняты и связаны с созданием полисистемной структуры судебной власти и определением социально-правовых гарантий их функционирования в Законе «О статусе судей в Российской Федерации».

К основному направлению судебной реформы — совершенствованию процессуального законодательства — судьи относят:

упразднение следственного судопроизводства и утверждение состязательности процесса, при котором обязанность по сбору доказательств и ответственность за их полноту и доброкачественность несут истец, ответчик, обвинитель;

введение упрощенных форм судопроизводства по несложным категориям уголовных и гражданских дел и института заочных судебных решений; восстановление апелляционного производства;

упразднение надзорного производства;

введение суда присяжных «только при условии максимального обеспечения принципа состязательности процесса и перехода на упрощенные формы судопроизводства по делам о малозначительных и очевидных преступлениях.» ⁵⁷.

Итак, судебное сообщество в лице своего съезда поддерживает в основном те идеи судебной реформы, которые снимают с них ответственность за процесс доказывания («упразднение следственного судопроизводства»), избавят их хотя бы частично от участия народных заседателей, укрепят стабильность приговора путем запрещения его проверки после вступления в законную силу. А «максимальное обеспечение принципа состязательности» понимается ими как полное переложение на стороны забот о собирании доказательств.

Отсюда — вполне логичен вывод некоторых судей об освобождении суда от поисков и установления истины.

О том, во что выливается реализация таких идей, мы коснемся ниже. Здесь же отметим с сожалением, что съезд судей не поставил вопрос очищения судейского корпуса от «людей случайных, недобросовестных, безответственных», о способах такого очищения, о путях обновления кадров и нравственных критериях их отбора.

Правда, съездом принят в виде проекта «Кодекс чести судьи Российской Федерации», но он не решает этих вопросов; его задача, как можно понять, состоит в декларировании профессиональных этических постулатов ⁵⁸.