3. Насильственно-эгоистическая мотивация преступлений

1. Общая характеристика. К насильственным преступлениям относятся умышленные убийства, телесные повреждения, изнасилования, хулиганство и многие другие посягательства. К ним могут быть причислены сопротивление представителям власти, посягательства на жизнь

224

работников милиции или народных дружинников, большинство преступлений против порядка подчиненности и воинской чести, некоторые виды воинский должностных преступлений и т.д. В УК РСФСР 1960 г. они предусматриваются почти в 40 статьях, а в структуре преступности колеблются в пределах 15-20%. Объединение разных по объекту преступлений в одну криминологическую группу обусловлено сходством их объективной стороны, характеризующейся физическим (психическим) насилием или угрозой его применения, и специфическим содержанием мотивации при умышленной форме вины. Эти преступления совершаются по мотивам мести, озлобленности, недовольства, ревности, хулиганских, половых и других личных побуждений, которые носят открытый и крайне эгоистический характер. А эгоизм, реализуемый путем насилия, - одна из уродливых форм самоутверждения.

В уголовно-правовой литературе критерием отнесения преступных деяний к насильственным считается лишь объективный признак - насилие или угроза его применения. На этом основании в данную группу включаются преступления, совершенные с применением насилия и по s-t политическим (террористический акт), и по корыстным / (разбой) мотивам [89, с. 15-24]. С генетической криминологической точки зрения это неоправданно, так как насильственные действия в данном случае являются не самоцелью преступника, а лишь способом.

В 1990 г., например, в нашей стране было совершено около 25 тыс. разбойных нападений с целью завладения государственным, общественным и личным имуществом, в процессе которых применялось насилие, опасное для жизни и здоровья потерпевших, а в 174 случаях оно пере росло в умышленное убийство. В последнее время в на шей стране появились уголовные дела о наемных убий цах, которые за большую плату "принимают заказы" на 15. Зак. 1723 225

лишение жизни кому-то неугодных лиц. В июле 1989 г. был убит В. Глотов, бывший воин-афганец, журналист газеты "Советская торговля", собиравший материал о торговой мафии. До убийства на него было совершено покушение со словами: "Нам за тебя заплачено, у тебя своя работа, у нас - своя".

Сочетание корыстных побуждений с насильственными путями их удовлетворения наблюдается при совершении бандитизма, грабежей и некоторых других деяний. Если исходить из доминирующей мотивации, то данные преступления должны относиться к корыстным. Это, однако, не исключает совершения разбойных нападений, грабежей и даже краж по эгоистическим мотивам самоутверждения, где корыстные цели являются побочными или могут совсем отсутствовать. Такая мотивация нередко свойственна преступному поведению подростков. Некоторые из них совершают разбои или грабежи не только и не столько ради денег, сколько из-за желания утвердить себя в глазах своей референтной группы, продемонстрировать свою "силу" и "смелость", испытать свои возможности. В ряде случаев их преступное поведение может быть полимотивированным, где очень трудно выделить ведущий мотив. Поэтому четкую границу между корыстной и насильственно-эгоистической мотивациями конкретных деяний не всегда можно обозначить. Не случайно в криминологической литературе широко используется термин "корыстно-насильственные преступления". Однако в любом случае эти мотивации очень разные как по своим исходным детерминантам и криминологическому содержанию, так и по методам их социальной коррекции. Удовлетворите, например, все материальные запросы подростка, жаждущего самоутверждения в разбойных нападениях, и это лишь ухудшит его поведение. Но дайте ему возможность достигать тех же целей социально тер-

226

Таблица 1

			1966г.
Преступления	Абсолютный пока-		Уд. вес в структуре		Уд. вес в структуре
	затель		всей прес-		насильств.
			тупности (%)		преет. (%)
Все насильственные прес-		326 206		36,7
Іупления, имеющиеся в
отчетах
В том числе:
умышленные убийства		14258		1,6		4,4
(с покушениями)
умышленные тяжкие		18062		2,0		5,5
телесные повреждения
изнасилования (с поку-		12698		1,4		3,9
шениями)
хулиганство		257 015		28,9		78,8
посягательства на жизнь		487		0,05		0,15
работника милиции или
народного дружинника

пимым способом и он может измениться к лучшему.

Удельный вес преступлений насильственно-эгоистической (агрессивной) мотивации на протяжении нашей истории не был постоянен. В 60-е годы он колебался в пределах 35-40% в структуре всей преступности, а в 1989 г. составил около 12-15%. Уменьшение доли этих преступлений более чем в два раза обусловлено как сокращением их абсолютных показателей (главным образом за счет хулиганства), так и в результате происшедших

227

Таблица 1 (окончание)

			1989 г.
Преступления		Абсолютный показатель	Уд. вес в структуре всей прес-		Уд. вес в структуре насильств.
			тупности (*)		преет. (%)
Все насильственные прес-	281 427		11,4	—
тупления, имеющиеся в
отчетах
В том числе:
умышленные убийства	21467		0,9	7,6
(с покушениями)
умышленные тяжкие	51485		2,1	18,3
телесные повреждения
изнасилования (с поку-	21873		0,9	7,8
шениями)
хулиганство	142 008		5,8	50,5
посягательства на жизнь	290		0,01	0,1
работника милиции или
народного дружинника

структурных сдвигов, связанных с заметным ростом корыстных и неосторожных деяний.

Если исходить только из тех видов рассматриваемой группы преступлений, которые прямо отражаются в отчетах, то сопоставление данных 1966 и 1989 гг. раскрывает существенные структурные изменения (табл. 1).

Регистрация этих преступлений наиболее полно отражает реальное положение дел. 87% граждан, например, считают их наиболее опасными. И эти показатели относи-

228

тельно устойчивы [279, с. 182]. Поэтому не случайно среди опрошенных граждан в 13 раз больше тех, кто сообщил бы об известных им преступлениях, посягающих на жизнь и здоровье людей, в сравнении с теми, кто сообщил бы о хищениях государственного или общественного имущества [165, с. 127].

Все это, однако, не означает, что преступления против личности и другие деяния насильственно-эгоистической мотивации стопроцентно регистрируются органами пра-воохраны. Даже самые опасные деяния - умышленные убийства - далеко не полностью регистрируются. В 1989 г., например, 80 443 человека в нашей стране числилось пропавшими без вести. Органами внутренних дел разыскано 60 971 человек, а 19 472 - не найдено. Среди них встречаются не только лица, "скрывшиеся от света", но и убитые, трупы которых не удалось обнаружить (убийства, замаскированные под безвестное исчезновение). К ним следует приплюсовать тех лиц, насильственные причины смерти которых не удалось установить или диагностировать, и они прошли по учету как жертвы автопроисшествий или как умершие от тех или иных болезней, утоплений, несчастных случаев и самоубийств. Регистрируемые умышленные убийства в структуре названных потерь составили в 1988 г. всего лишь около 6%. Велика доля латентных изнасилований, различных видов телесных повреждений и побоев, хулиганских действий и других деяний насильственно-эгоистической мотивации.

Динамика насильственно-эгоистических (агрессивных) преступлений не однозначна. Судя по графику (рис. 13), она слабо коррелирует с динамическими показателями всей преступности: последние с 1966 г. возросли почти в 3 раза, а рассматриваемая группа преступлений сократилась на 13,7% и за последние 25 лет лишь в 1983 и 1984 гг.

229

285,0%

277,2% I

; 256,5%

1990 годы 86,3%

250

200

150

100

60

—— вся преступность ^'~

насильственная преступность

умышленные убийства

тяжкие телесные повреждения

изнасилования

хулиганство

злостное хулиганство

Рис. 13

превышала уровень базового года. Это объясняется ее большой зависимостью от хулиганства.

Дело в том, что удельный вес хулиганства в структуре рассматриваемой группы преступлений составляет более половины, тогда как доля других более опасных и по-иному развивающихся преступлений данной мотивации количественно не столь значима. А поскольку уровень

230

регистрируемого хулиганства является легко "регулируемым" показателем, колеблющимся вслед за частными изменениями уголовного законодательства и судебной практики, то это заметно отразилось на динамике и хулиганства, и всей группы преступлений насильственно-эгоистической мотивации. Их уровень был самым высоким после Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. "Об усилении уголовной ответственности за хулиганство". Он снизился при амнистии 1972 г. в связи с 50-летнем образования СССР, затем после некоторого подъема вновь уменьшился в связи с законодательными новеллами 1977 г., возрос в 1983 г., когда были приняты меры к более полной регистрации преступлений, и опять пошел на снижение после известных решений по борьбе с пьянством и алкоголизмом 1985 г. Это регулирование частично происходило за счет простого хулиганства. Но именно частично. Ибо изменение уровня злостного хулиганства, хотя и больше "подчинялось" общим закономерностям развития преступности в стране (см. график), но лишь с 1978 по 1986 г. он превышал показатели базового года на 10-28%.

Динамика умышленного убийства за весь анализируемый период была практически неблагоприятной, хотя и более "инертной" по сравнению с другими преступлениями против личности. В 1978 г. уровень умышленных убийств впервые "пересек" 20-тысячную, а в 1980 г. 21-тысячную отметку, в связи с чем уровень базового года был превышен в 1,5 раза. После некоторого снижения числа умышленных убийств в 1985-1987 гг. их уровень вновь стал расти в 1988 г. В 1990 г. число умышленных убийств приблизилось к 25-тысячной отметке.

Динамика умышленных тяжких телесных повреждений и изнасилований (с покушениями) была особенно не-

231

благоприятной и "подвижной", С 1966 г. первые увеличились в 2,8, а вторые в 2,5 раза. После некоторого снижения в 1985-1987 гг. их уровень вновь стал расти.

Преступления насильственно-эгоистической мотивации более тесно, чем корыстные деяния, связаны с пьянством. В начале 80-х годов удельный вес лиц, совершивших преступления в состоянии опьянения, составлял около 35%, а насильственные деяния - 60% и более. В 1988 г. доля лиц, совершивших все преступления, составила 29,5%, а насильственные преступления - около 60%, в том числе 56,2% - умышленные убийства и 50,2% -умышленные тяжкие телесные повреждения. В 1989 и 1990 гг. рост "пьяных" преступлений продолжался. Динамика преступлений насильственно-эгоистической мотивации прямо коррелирует с динамикой потребления спиртных напитков, с динамикой алкоголизма и алкогольных психозов.

Пики рассматриваемой группы преступлений за последние 25 лет падают на 1978-1985 гг., когда у нас (не считая алкогольных напитков домашней выработки) потреблялось максимальное количество (1980 г. -8,7 л) абсолютного алкоголя на душу населения. Снижение потребления спиртных напитков, обусловленное объявленной в 1985 г. борьбой с пьянством, положительно сказалось на динамике преступности вообще и на динамике преступлений насильственно-эгоистической мотивации в частности, особенно на динамике умышленных тяжких телесных повреждений, изнасилований, умышленного убийства и злостного хулиганства.

За 1985-1988 гг. потребление алкогольных напитков промышленной выработки (в пересчете на абсолютный алкоголь) сократилось в 2,3 раза, а умышленные убийства - на 28,5%, умышленные тяжкие телесные повреждения - на 36,4, изнасилования - на 22,4, а злостное хули-

232

ганство - на 47,5%. Сокращение производства спиртных напитков наряду с позитивными сдвигами в насильственной преступности сопровождалось ростом побочных негативных явлений (наркомании, токсикомании, самогоноварения и др.), а также большими экономическими потерями. В связи с этим в борьбу с пьянством стали вноситься некоторые коррективы. Увеличение производства алкоголя в 1988 г. на 10% и в 1989 г. - на 37%, идущее с одновременным ослаблением борьбы с пьянством, отрицательно сказывается на динамике рассматриваемых преступлений.

По данным Э.Ф. Побегайло, с 1966 г. у нас наблюдается качественное ухудшение насильственной преступности: повышается степень общественной опасности рассматриваемых деяний и их тяжесть, растет удельный вес тяжких преступлений против личности в маргинальной среде (тунеядцев, бродяг, алкоголиков, наркоманов и т.д.), насильственных преступлений, совершенных с особой жестокостью и корыстной мотивацией, доля злостных, особо опасных, "первичных" и рецидивных субъектов, насильственных преступников с патологическими отклонениями в психике. Неблагоприятны тенденции молодежной и женской насильственной преступности.

Насильственно-эгоистическая мотивация преступного поведения включает в себя хулиганские побуждения, недовольство, месть, неприязненные отношения, ревность, сексуальные побуждения и др. Все эти мотивы формируются в процессе межличностного, как правило, конфликтного взаимодействия, и не только в позиции "преступник- потерпевший" и в ситуации непосредственного совершения преступления. В мотивах насильственных преступлений преломляются предшествующие взаимодействия субъекта как с потерпевшим, так и с други-

233

ми людьми, отношения с которыми могут быть перенесены на потерпевшего.

Хулиганские побуждения, удельный вес которых составляет около 60% (в 60-е годы - более 80%) в структуре данной мотивации, реализуются в нарушениях общественного порядка, посягательствах на личность и других преступных деяниях. В 1988 г., например, по этим мотивам было совершено примерно 3% умышленных убийств и около 10% умышленных тяжких телесных повреждений. Хулиганские побуждения в своем конкретном проявлении распадаются на озорство, стремление самоутвердиться, открыто показать пренебрежение к окружающим, противопоставить свое поведение правилам человеческого общежития, интересам окружающих; стремление проявить бесчинство, бахвальство, пьяную удаль, жестокость; показать свою "натуру", "силу", "смелость", "превосходство" над другими и т.д. [41; 103]. Все они выражаются в уродливом стремлении к самоутверждению и проявлению собственного "я", как результат внутренних конфликтов личности, перенесенных на ближайшее окружение, истоки которых уходят в ограниченные для социально полезной самореализации объективные и субъективные возможности субъекта.

Эта позиция в литературе подвергнута сомнению [280, с. 34-45]. А.Р. Ратинов и Н.Ш. Рчеулешвили, пытаясь раскрыть психологическую природу хулиганского мотива, считают, что потребность в самоутверждении вряд ли можно рассматривать в качестве мотива, ибо, по их мнению, последний должен объяснить, почему эти стремления реализуются именно таким преступным путем и почему данная преступная цель избирается в качестве средства удовлетворения указанных потребностей и стремлений.

В первой главе монографии говорилось, что в цепи

234

"потребность-мотив-цель-выбор средств и путей ее достижения" нет жестких однозначных связей. В зависимости от объективных и субъективных условий мотивации каждая потребность может быть реализована через множество актуальных желаний, всякий мотив может быть опредмечен разными целями, а последние могут быть достигнуты многими путями, в том числе преступными и правомерными. Если эти суждения верны, то не следует "требовать" от мотива того, что он дать не может. Конкретизация мотива в соответствующих целях и средствах их достижения обусловлена не столько его сутью, сколько содержанием личности в целом, взаимодействующей с конкретной социальной средой. Не случайно авторы рассматривают хулиганский мотив как проекцию ядра личности. Исходя из первоначалы- т посылки о том, что мотив должен "объяснять" цели субъекта и пути их достижения, авторы считают мотивы преступного поведения антисоциальными по своему исходному содержанию, а не по их включенности (через цели и способы) в систему реальных общественных отношений. Поэтому они приходят к выводу, что общим хулиганским мотивом является неуважение субъекта к обществу, которое "обусловливает способ удовлетворения иных стремлений субъекта, таких, как утвердить свое превосходство над другими, показать свою силу, смелость, власть, независимость от всяких нормативных ограничений" [280, с. 45].

В реальной жизни, видимо, все происходит наоборот. Именно желание утвердить себя в социально порицаемых формах, определяемых мотивационным взаимодействием субъекта с соответствующей средой, и реализуется путем неуважительного отношения к обществу.

Признать хулиганским мотивом неуважительное отношение к обществу - значит вступить в противоречие с

235

потребностной природой мотива. Следует согласиться с В.И. Ковалевым, который считает: "Мотив - это не отношение, а причина, основа. Определенное отношение -выражение и проявление мотивов" [149, с. 50].

Мотив недовольства деятельностью того или иного лица реализуется в посягательствах на порядок управления, подчиненности и воинской чести, хулиганстве и преступлениях против личности. Он генетически близок к хулиганским побуждениям, но, будучи отрицательной эмоциональной реакцией на деятельность потерпевших, которая нередко бывает криминологически неприемлемой и даже провоцирующей, неправомерной, данная мотивация более "рациональна". Исключение составляет недовольство, вытекающее из общей озлобленности субъекта. Рассматриваемый мотив чаще, чем хулиганские побуждения, является результатом не внутри-личностных, а внешних конфликтов правонарушителя. Доля ее чуть превышает десятую часть мотивации.

Мотив мести, в отличие от недовольства, обычно формируется на протяжении более или менее длительного времени в процессе различных отношений между субъектом и лицом, на которое он посягает. В этом плане месть является как бы следующей ступенью недовольства, где утрачивается ее ситуационный характер. Роль ситуации в данном случае обычно сводится к претворению в жизнь ранее принятого решения. И если при формировании недовольства конфликтная ситуация обычно предшествует его возникновению, а иногда и выступает основной причиной его, то становление мести, как правило, предшествует конкретной ситуации, в которой совершается преступление. Ситуация же выполняет роль лишь непосредственного толчка к реализации выношенного желания. Чувство мести в психологическом плане более устойчиво, глубоко и осмысленно, а в правовом -

236

более опасно. Оно связано с посягательствами на личность, с хулиганством, с преступлениями против порядка подчиненности и другими деяниями. Удельный вес его по сравнению с прошлыми годами значительно уменьшился и составляет около 8% в структуре данной мотивации. Как недовольство, так и месть могут приобретать различные оттенки, например национальный или националистический.

Ревность, обычно определяемая как мучительное сомнение в чьей-нибудь верности и любви, в преступном поведении выходит за пределы субъективных переживаний, превращаясь в действенное побуждение. В таком виде ревность по своей сути близка к мести за реальную или предполагаемую неверность любимого человека. С ней связаны, как правило, преступления против личности. Доля таких преступлений в структуре насильственно-эгоистической мотивации колеблется в пределах 5%. В материалах МВД СССР мотив ревности учитывается вместе с другими бытовыми мотивами. По всем этим мотивам в 1988 г., например, было совершено 12,9% преступлений насильственно-эгоистической мотивации и 40% всех умышленных убийств, а в 1990 г. - 30,8%.

Принято считать, что ревность биологически обусловленное инстинктивное чувство, свойственное всем людям. Оно наблюдается даже у животных. Но как объяснить такие факты, когда у некоторых народов многоженство одобряется даже женщинами, или когда, согласно народному обычаю, муж "предлагает" жену гостю. Заставляет задуматься и такой феномен: любовник (любовница) не испытывает большой ревности к мужу (жене), тогда как последний сгорает от нее. Я полагаю, что объяснение этих фактов лежит в исторических условиях социализации людей.

Сексуальные побуждения по своим исходным детерминантам существенно отличаются от предыдущих моти-

237

ваций. Рассматриваемые побуждения отражают половые потребности субъекта, противопоставленные половой неприкосновенности и нравственности женщины, ее здоровью, а иногда и жизни. Сексуальные побуждения тяготеют к рассматриваемой мотивации по своей крайне эгоистической направленности, насильственным способам достижения личностных целей и составляют в ней около десятой доли. Основная масса этих мотивов падает на изнасилование и иные половые преступления, остальная часть - на хулиганство, преступления против порядка управления и др.

Своеобразный взгляд на сексуальные побуждения высказал американский криминолог В. Фокс. Он считает, что половые преступления скорее акты насилия и агрессии, дающие выход накопившейся злобе, так как сексуальное удовлетворение не является главной целью. Сама жертва не интересует насильника. Потерпевшая может быть 8 или 80 лет, она может быть красивой или уродливой. Сексуальное нападение вызвано, по его мнению, не сексуальной неудовлетворенностью, а злобой и агрессивностью, порожденными основными фрустрирующими (факторами, невозможностью достичь мужской идентификации и самоутвердиться иным путем, чем сексуальным і [333, с. 242].

Позиция В. Фокса подтверждается мотивацией преступлений Михасевича, которые рассматривались в первой главе монографии. Случаи убийства жертв при изнасиловании не единичны. В 1988 г. 95 умышленных убийств (0,6%) были сопряжены с изнасилованием. Утверждению мотивации на изнасилование с последующим убийством способствуют санкции ч. II и III ст. 117 УК РСФСР и аналогичных статей УК других союзных республик. Не случайно после введения в 1962 г. смертной казни за изнасилование насильники стали убивать свои жертвы (не прогнозируемый законодателем негативный эффект закона). С одной стороны, здесь нередко срабаты-

238

вает принцип: семь бед - один ответ, так как санкция и за изнасилование, и за убийство одна, с другой - эти действия субъектов сближают их по мотивационным особенностям с остальными подвидами насильственных преступников.

2. Внешние условия насильственно-эгоистической мотивации. Эгоизм и насилие как исходные элементы насильственно-эгоистической (агрессивной) мотивации исторически рождены социальной несправедливостью классового общества. Они имманентны ему, составляя условия его существования. И если насилие как способ преступного поведения является его практически абсолютным признаком, то эгоизм - относительным. К. Маркс не случайно подчеркивал, что "эгоизм... есть при определенных обстоятельствах необходимая форма самоутверждения индивидов" [18, с. 236].

Глубинное желание самоутвердиться, обнаружить, найти свое "я" свойственно каждому человеку. Оно начинается с детских слов "я сам!" и сопровождает его до старости. Отсутствие мотивации самоутверждения скорее личностная патология, чем норма, а его утрата - знак жизненной капитуляции. Мотивация самоутверждения в психологическом, социологическом, а тем более в криминологическом плане мало изучалась. В ней усматривалось своеволие, самостийность, анархия. В обиходе даже жило выражение: "Самоутверждение - не наше слово, у нас все утверждается начальством".

В.И. Ленин в «Конспекте "Науки логики"» писал: "Понятие (человек) как субъективное снова предполагает само-в-себе сущее инобытие (= независимую от человека природу). Это понятие (= человек) есть стремление реализовать себя, дать себя самого через объективность в объективном мире и осуществить (выполнить) себя" [25, с. 194]. Стремление реализовать себя особое значение имеет для несовершеннолетних и молодежи. А именно они являются основными субъектами преступлений на-

239

сильственно-эгоистической мотивации. По данным последних лет каждое второе тяжкое насильственное преступление совершено молодым человеком в возрасте до 30 лет, среди которых около половины несовершеннолетних. Основная масса молодежи самоутверждается в учебе, труде, спорте, творчестве, игре. Однако не все к этому готовы, не все это могут, не все на это способны. Не всем это доступно. Достаточно сказать, что около 6% подростков не в состоянии усвоить школьную программу, а около 30% испытывают трудности в учебе [137]. А ведь мотивация самоутверждения у них ничуть не меньше, чем у более способных. Я уже не говорю о способностях к музыке, поэзии, живописи, техническому творчеству и даже спорту, для занятия которыми, кроме того, нужны школы, секции, мастерские, которых катастрофически не хватает.

Специалисты, знакомые с изломанными судьбами подростков, считают, что самый страшный их враг - скука, антипод самоутверждения. Гонимый ею, подросток способен на любой поступок, вплоть до преступления. Лишь бы вырваться из замкнутого круга безвестности, выделиться и утвердиться среди других. И если у него не воспитан интерес к чему-нибудь социально полезному или социально терпимому, то эту пустоту быстро заполнит стихия "стадных" приключений, где общая "мода" начинает приобретать над ними страшную, не подвергаемую критике власть.

Мотивация неудовлетворенного самоутверждения является особо актуальной у тех, кто по субъективным и объективным причинам "вывалился" из имеющихся молодежных форм самореализации. А они-то и представляют наиболее криминогенную часть молодежи. Преступность, например, среди несовершеннолетних, бросивших школу и не работающих, чрезвычайно высока. За 9 месяцев 1991 г. из выявленного 1 032 931 лица, совершившего преступления, 19,4% составили трудоспособные (от 16 лет

240

и старше) не работающие и не учащиеся. При всех неточностях имеющейся статистики есть достаточно оснований полагать, что интенсивность преступного поведения подростков (14-17 лет), "вывалившихся" из школьной и трудовой жизни, в 40-50 раз выше, чем у школьников, в 10-20 раз выше, чем у учащихся ПТУ, и в 5-10 раз выше, чем у работающих подростков.

Численность неустроенных в жизни молодых людей имеет тенденцию к росту. В условиях хозрасчета, рынка и надвигающейся безработицы работодатели все меньше и меньше проявляют желание брать к себе несовершеннолетних, тем более недисциплинированных.

С незапамятных времен антисоциальные, в том числе и насильственные формы самоутверждения объясняются "незнанием лучшего". Этого нельзя отрицать. Многочисленные криминологические исследования показывают, что соответствующий уровень социальных познаний у подростков и молодежи "диктует" им выбирать то, что доступнее, быстрее, понятнее, заметнее, ярче, то, что вызывает одобрение у себе подобных. Всем этим "требованиям" соответствует хорошо известное каждому с детства агрессивное, насильственное оттеснение, подавление или подчинение слабых.

Изучение этого вопроса показывает, что подростки, не усвоив лучших путей самоутверждения, вовсе не являются чеховскими злоумышленниками в нравственно правовой оценке своего поведения. Они отлично знают, "что такое хорошо и что такое плохо". Но эти знания в силу объективных причин остаются для них только должными, которые не стали их внутренней потребностью, собственным влечением, их сущим.

Великий психолог Ф.М. Достоевский устами "подпольного человека" говорил: "...Кто первый провозгласил, что человек потому только делает пакости, что не знает настоящих своих интересов; а что если б... открыть ему глаза на его настоящие, нормальные интересы, то чело-

• Зак. 1723

241

век тотчас же перестал бы делать пакости, тотчас же стал бы добрым и благородным... Что же делать с миллионами фактов, свидетельствующих о том, как люди зазнамо, то есть вполне понимая свои настоящие выгоды, отставляли их на второй план и бросались на другую дорогу, на риск, на авось, никем и ничем не принуждаемые <.„> Человек, всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему... Свое собственное, вольное и свободное хотенье, свой собственный... каприз, своя фантазия... - вот это-то все и есть та самая... выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и теории постоянно разлетаются к черту (...) Человеку надо - одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела" [107].

Не со всеми мыслями "подпольного человека" можно согласиться, особенно с его неверием в разумное переустройство жизни, но то, что написано Ф.М. Достоевским

0 человеческой мотивации, очень важно для понимания самоутверждения, его внутренних и внешних условий формирования.

1 Агрессивное, насильственное самоутверждение широ ко распространено среди подростков и молодежи. Оно имеет тенденцию к росту не только в нашей стране. Эта тенденция логически трудно согласуется с прогрессом цивилизации, но она прямо коррелирует с его трудностя ми и противоречиями, которые, на мой взгляд, увеличи вают разрыв между декларируемой и реальной справед ливостью подросткового и молодежного бытия.

Вторым составным элементом насильственно-эгоистической мотивации является эгоизм. Эгоизм (от латинского ego - я) как жизненный принцип утилитарен, он предполагает удовлетворение личных потребностей вопреки интересам общества или отдельных лиц. Реализуемый через насилие над другими, он является самой грубой и

242

варварской формой противопоставления личного общественному. Из этого совсем не вытекает, что эгоизм свойствен только насильственным или иным преступникам. У _Нас сложилось ошибочное представление, пишет Н.М. Амосов, что коллективизм и альтруизм в человеке сильнее индивидуализма и эгоизма. "Как раз наоборот: человек прежде всего эгоист" [46]. Н.М. Амосов здесь не делает открытий. Открытие его заключается в стремлении преодолеть идеализированные стереотипы "чистого" социализма, в котором, как мы пытались убедить себя, якобы последовательно и закономерно преодолеваются и эгоизм, и индивидуализм, и частнособственнические устремления, и иные не "коммунистические" формы самоутверждения. Жизнь не подтвердила этого, что для всех стало очевидным в начале 90-х годов. Другой вопрос: каковы обстоятельства, толкающие человека на самоутверждение с помощью насилия?

Особую роль в детерминации насилия играет социальная несправедливость. Она сопутствует и мотивации насильственных преступлений, и мотивировке их самооправдания. Социальная несправедливость, годами проявляемая к людям, социальным, национальным и профессиональным группам населения, к целым народам нашей страны, последовательно формировала всеобщее недовольство окружающим, жизнью, властями, социализмом, легко переходящее в конфликтной ситуации в конкретные мотивы ее насильственного разрешения. Непосредственной социально-психологической причиной этих преступлений являются стереотипы эгоизма, цинизма, насилия, которые живут в обыденном сознании и бытовой психологии людей, попытка искоренения которых оказалась задачей пока непосильной.

Среди внутренних причин, с которыми связаны насильственные преступления, следует назвать низкий уровень общей культуры, культуры поведения и человече-

243

ских взаимоотношений; существенные недостатки в ор. ганизации жизни, быта, обеспечения товарами и услуга-ми, деятельности и отдыха людей; пробелы нравственного и правового воспитания; пьянство, культ грубой силы и другие негативные традиции, живущие в той или иной среде.

На поддержание этих традиций заметное влияние оказывает массовая поп-культура, которая с помощью средств массовой информации, кино, звуке- и видеозаписей пропагандирует культ насильственно-эгоистического решения жизненных проблем. Распространению насилия и жестокости объективно способствуют развязываемые локальные, региональные и мировые войны. Ученые подсчитали, например, что за последние 5 тыс. лет человечество прожило в мире 292 года. Остальное время ушло на 14 513 войн, которые унесли 3 640 млн жителей [43, с. 252]. Только последняя для нашего народа не оправданная историей война в Афганистане унесла 11 381 человеческую жизнь.

Более подробно основные причины насильственных преступлений рассматривались С.Б. Алимовым, C.B. Бородиным, В.П. Власовым, И.Н. Даньшиным, А.Н. Игнатовым, В.Н. Кудрявцевым, В.А. Наумовым, С.С. Овчин-ским, Э.Ф. Побегайло и другими авторами.

Общие причины насильственных преступлений реализуются через непосредственные криминогенные факторы, которые специфично распределяются по своему "качеству" и "количеству", и это распределение заметно отличается как от эталонного, так и от того, что свойственно корыстной мотивации (см. рис. 11).

Кривая распределения криминогенных факторов, способствующих формированию насильственно-эгоистической мотивации правонарушителей-военнослужащих, специфична. Если рассматривать эти факторы (отраженные судьями военных трибуналов в перфокартах на осужденных) в порядке убывания удельных весов, то

244

они выстроятся следующим образом: 1) неправильные действия сержантов и старшин (35,5%); 2) недостатки в организации и несении службы внутреннего наряда (31,3%); 3) отсутствие в подразделении атмосферы всеобщего осуждения насильственного поведения, равнодушие сослуживцев, круговая порука (27,2%); 4) недостатки социального контроля за поведением военнослужащих во внеслужебное время (22,6%); 5) слабая борьба с пьянством (20,3%); 6) попустительство и безнаказанность за прежние проступки (14,8%); 7) неправильные действия офицеров (14,7%); 8) отсутствие индивидуального подхода к подчиненным (8,2%), неправильное поведение потерпевших (6,7%) и др.

Общий набор факторов, формирующих насильственно-эгоистическую мотивацию, подчиняется закону избирательного сложения. Абсолютное большинство их либо прямо провоцирует насильственное поведение субъекта (включая и обстоятельства виктимологического характера), с чем связано 6-7 преступлений из 10, либо косвенно, путем попустительства их насильственно-эгоистическим тенденциям. Указанные обстоятельства по своему количеству в 1,5 раза превышают число самих преступлений. Весь комплекс непосредственных причин и условий насильственно-эгоистической мотивации, имеющих социальную, социально-психологическую, психологическую и педагогическую окраску, устойчиво коррелирует с соответствующими характерологическими и психофизиологическими особенностями личности правонарушителя.

Более углубленный анализ связей насильственно-эгоистической мотивации с криминогенными обстоятельствами по отдельным побуждениям не колеблет общих выводов, а лишь дифференцирует их, поскольку каждый мотив по закону избирательного сложения связывается со своим набором факторов. Мотив мести, например, в большей мере, чем насильственно-эгоистическая мотивация в целом, обусловливается неправомерными дей-

245

,*> иценку ситуа-

„^„ушсиия преступления.

_. Внутренние условия насильственно-эгоистической мотивации. Прежде всего сопоставим удельные веса ряда показателей личности насильственных преступников с эталонным распределением тех же личностных характеристик (см. рис. 12).

Анализ данных о личности показывает, что насильственные преступления в большей мере, чем все остальные, совершаются лицами, находящимися в состоянии опьянения, отрицательно характеризуемыми, ранее под-

246

ствиями должностных и других лиц, а также провоциру. ющим поведением потерпевших, хулиганский мотив -равнодушием и бездействием окружающих и т.д.

По данным А.Р. Ратинова и Г.Х. Ефремовой, почти все изученные ими убийцы и две трети хулиганов воспринимали ситуацию совершенного преступления как провоцирующую, которая ставила под угрозу жизнь, честь, достоинство, позорила или унижала в глазах окружающих самого осужденного, его родных и близких. Суд же провоцирующий характер ситуации оценил лишь в 10% случаев, связанных с убийством, и в 3% - с хулиганством. В подавляющем же большинстве случаев (85-90%) ситуация оценивалась как нейтральная [279, с. 210]. Аналогичные расхождения получены и в оценке поведения потерпевшего. Насильственные преступники оценили его как аморальное и противоправное: убийцы в 9 случаях из 10, хулиганы - каждый второй. Суд же оценил в одном из шести убийств и в 8% хулиганских действий поведение потерпевшего как аморальное или противоправное [279, с. 211J.

Таким образом, с одной стороны, есть достаточные основания полагать, что насильственные преступники в своих суждениях и оценках обнаруживают искаженное, преувеличенное представление о криминогенной ситуации и роли потерпевшего, с другой - народные суды пока слабо вникают в психологию насильственного преступника и в социально-психологическую оценку ситуа ции совершения преступления.

3. Внутренние условия насильственно-^ мотивации. ппрж-гго ~~—

'

вергавшимися административному воздействию за совершение правонарушений, ранее судимыми и отбывав-цщми наказание в местах лишения свободы, подверженными групповому влиянию и т.д. Насильственно-эгоистическая мотивация в отличие от корыстной преобладает у несовершеннолетних и молодежи. По среднестатистическим показателям молодежь имеет большую предрасположенность к ситуативно-насильственному поведению, к разрешению некоторых личностных проблем преступно-насильственным путем, особенно в сложной конфликтной ситуации.

Мотивационная сфера насильственных преступников по широте связей и отношений с миром характеризуется заметной узостью и существенным сдвигом к примитивным побуждениям, часто выходящим за традиционные рамки социально нормальных человеческих ориентации. Это в первую очередь относится к стремлениям насильственно главенствовать, превосходить и властвовать над другими путем физического насилия, а также к садистским, хулиганским побуждениям и некоторым видам половых влечений и аномалий. По данным В.Н. Кудрявцева, у лиц, совершивших тяжкие насильственные преступления, были выявлены стремления к насилию (42%), самоутверждению (25%), превосходству над другими (10%), властвованию (7%) и другие характерные отклонения [170, с. 164]. Некоторые насильственные преступники характеризуются эмоциональной тупостью и особой жестокостью. В г. Гремячинске Пермской области был убит подросток Павел Карасев, состоявший на профилактическом учете в инспекции по делам несовершеннолетних. Два ученика из той же школы - 14-летний Паршутин и 12-летний Козлов - закопали его живым в лесном массиве недалеко от дома, где прошло их детство. Вот так описал корреспондент этот случай: «Зачем мы пошли в лес? - переспросил следователя Козлов. - Паршутин сказал мне, что идем убивать Карасева. Пришли, посидели,

247

как обычно, костер развели. Яму выкопали все вместе. Потом сказали, что вовсе не пистолеты запрятанные ищем, а для него яму приготовили. Заставили Пашку лечь в яму. Засыпали сверху. На голову дерн положили. Когда Карасев закричал и руку высунул, нанесли удары лопатой и ножом по руке. Из костра достали горящие угли и бросили сверху. Больше он не кричал. Придавили "могилу" бревном и валявшимся титаном, чтобы не вылез...» Каков же мотив преступления? Внешне элементарен. Козлов, вернувшись из пионерлагеря, сказал, что Карасев побил его и надо бы обидчику отомстить. Один предложил убить, другой согласился. Глубинная мотивация, надо полагать, является более сложной.

Степень иерархизации побуждений в мотивационной сфере некоторой части насильственных преступников является сравнительно устойчивой, отражающей сложившееся, установочное, привычное поведение, трудно поддающееся критическому пересмотру. Именно этим, на мой взгляд, обусловлено слабое реагирование субъектов на административные, дисциплинарные и общественные меры воздействия в стадии предпреступного поведения. У большинства же правонарушителей обычно фиксируется неоформившаяся и неустойчивая иерархизация моти-вационных линий. Они оказываются как бы "жертвами" конфликтной ситуации и состояния опьянения, что особенно характерно для хулиганства.

Хулиганские побуждения в состоянии опьянения правонарушителей внешне появляются почти внезапно по ничтожному поводу, формируются скоротечно без необходимой критической оценки ситуации и тут же реализуются в преступном поведении. Неадекватность реакции и "нерациональность" целей создают иллюзию "беспричинности" или "безмотивности" таких деяний. Состояние опьянения, которое наличествует в 6-9 случаях из 10, І конфликтная ситуация остаются как бы единственными видимыми причинами преступного поведения.

248

Несмотря на это, было бы грубым упрощением сводить _всю совокупность непосредственных причин хулиганства к данным факторам. Проанализируем причины хулиганства в другом аспекте. Возьмем за базу, т.е. за 100%, не число лиц, совершивших хулиганские действия, а общее количество граждан, которые употребляют спиртные напитки, и вычислим среди них долю хулиганов. Получается несколько иная картина. На 1000 пьющих мужчин (по данным прошлых лет до принятия партийно-правительственных решений в 1985 г. о мерах по преодолению пьянства и алкоголизма) хулиганские действия в течение года совершают 2-4 человека. А если же соотнести случаи хулиганства с количеством выпивок (наиболее распространенная частота потребления алкоголя пьющими 1-2 раза в месяц, т.е. около 12-24 раз в году), то доля его среди пьющих окажется многократно меньше. Следовательно, состояние опьянения в абсолютном большинстве случае не приводит напрямую к хулиганским действиям³.

³Криминогенность пьянства применительно к различным видам мотивадии преступного поведения неодинакова. Корыстные преступления, например, часто совершаются с целью добычи денег на приобретение спиртного; насильственные действия — вследствие снятия в процессе опьянения нравственных тормозов; при совершении некоторых анархических деяний само употребление спиртных напитков лицом во время исполнения служебных (воинских) обязанностей или управления автомобилем является объективной стороной преступлений; неосторожным действиям способствуют ослабление реакции, дискоординация движений и другие последствия алкогольного опьянения субъекта. Если соотнести эти влияния с элементами криминальной мотивации, то в одном случае стремление к пьянству является мотивом преступных действий, в другом — целью, в третьем — состояние опьянения дезорганизует выбор средств достижения цели, процесс прогнозирования возможных последствий, принятие решения или контроль и коррекцию самих действий.

249

Изучение мотивации этих преступлений показывает, что причинная обусловленность хулиганства значительно сложнее, чем это может показаться на первый взгляд. Эмпирически подтверждается высказывание В.Н. Кудрявцева, считавшего, что причины хулиганства в значительной мере связаны с глубокими внутренними конфликтами индивида [167, с. 207-208]. Эти конфликты, перенесенные вовне, на окружающую среду и являются исходной базой хулиганских побуждений. Все многообразие таких конфликтов главным образом связано либо с завышенным, либо с заниженным уровнем притязаний личности правонарушителя, которые находятся в явном противоречии с реальными возможностями их удовлетворения и установленными требованиями. И то и другое состояние чревато утратой жизненной перспективы и появлением чувства озлобленности и ущербности. Состояние опьянения и конкретная ситуация лишь снимают социальные тормоза и активизируют скрытые побуждения, которые доминируют в мотивационной сфере правонарушителя.

Кроме внутренних конфликтов в ней отмечаются: 1) доминирование эгоистических тенденций при пренебрежительном отношении к общественному порядку, жизни, здоровью и интересам других лиц; 2) примитивность интересов и относительно развитая квазипотребность спиртного при низком уровне культуры и некритическом отношении к своим желаниям и действиям; 3) ориентация на физическую силу как на главное средство самоутверждения и достижения целей; 4) явная или латентная готовность (установка) к агрессивному, аффективному поведению; 5) наличие допреступной агрессивности и опыта насильственного разрешения конфликтных ситуаций. Около 78% осужденных, отбывающих наказание за тяжкие преступления против личности, показали, что они до осуждения неоднократно прибегали к насилию [328, с. 48]; 6) полное или значительное отсутствие

250

высоких человеческих устремлений духовного происхождения; 7) слабая оформленность других жизненно важных интересов; 8) специфические психофизиологические особенности. Например, заметная часть насильственных преступников по своим психофизиологическим особенностям может быть отнесена к лицам с неуравновешенным типом нервной системы, холерическим темпераментом, психопатическими отклонениями в характере. Это выражается в их легкой возбудимости, вспыльчивости, несдержанности, невыдержанности и агрессивности, т.е. в конкретной динамической характеристике поведения. Указанные черты заключают в себе известную предрасположенность данных лиц, но не к преступлению, а к конфликтному аффективному поведению. Последнее приобретает антиобщественный и противоправный характер лишь при определенных условиях и при определенном отношении субъекта к своим действиям и их последствиям.

По результатам ММИЛ (методика многофакторного исследования личности) у насильственных преступников отмечается асоциальная установка, выражающаяся в постоянном ожидании агрессивного отношения со стороны внешней среды, что и приводит их к повышенной восприимчивости (сензитивности) к любым факторам в межличностных отношениях, негативному восприятию и оценке большинства из них. Они постоянно ожидают от окружающих поступков, ущемляющих их личность, унижающих ее. Считают себя не понятыми, не оцененными и не включенными в социальную среду. Все это рождает у них чувство протеста, которое ведет к неудовлетворенности, дискомфорту, повышает агрессивность. Превентивное нападение становится их способом защиты, проекцией своих собственных проблем на окружающих. Психологический профиль преступников по ММИЛ свидетельствует о том, что им свойственна необычность установок, специфическая избирательность восприятия ситуации, собственная логика при ее оценке. Убийцы, например, от-

251

личаются от расхитителей по 10 из 13 параметров ММИЛ. У первых четко выражены ригидность, тенденции к образованию аффективно заряженных идей, социальной отчужденности, импульсивности, которые не свойственны расхитителям [50, с. 11-15].

Наличие тех или иных психофизиологических особенностей у субъектов насильственных преступлений не дает оснований для объяснения насилия биологической предрасположенностью людей. Можно солидаризироваться с учеными разных стран, подписавшими в Севилье в 1986 г. "Заявление о насилии", в котором в форме пяти утверждений они считают с научной точки зрения неверными мнения о том, что люди унаследовали тенденцию к насилию от животных предков, что насильственное поведение генетически запрограммировано в человеческой природе, что в процессе эволюции происходил отбор индивидов с агрессивным поведением, что ум людей ориентирован на насилие, что война порождается инстинктом. В заключение они доказывают, что биология не приговорила человечество к насилию и войне и оно должно освободиться от биологического пессимизма.

4. Особенности элементов насильственно-эгоистической мотивации. Исходные детерминанты насильственно-эгоистических мотивов, главным образом потребность к самоутверждению и связанные с ней отрицательные эмоции, обусловленные теми или иными действиями лиц ближайшего окружения, накладывают на содержание и процесс исследуемого феномена существенный отпечаток. Отрицательная эмоция как результат невозможности удовлетворения актуальной потребности наличными средствами, возникшая в той или иной ситуации, если не будет подавлена волевыми усилиями субъекта в начальной стадии, как правило, быстро переходит из одного фазового состояния в другое. Наиболее криминогенной является фаза, приводящая субъекта в состояние ярости, гнева, негодования, сопровождающееся резким повыше-

252

ниєм активности. Специалисты ее именуют стенической отрицательной реакцией или "вегетативной бурей".

В зависимости от соотношения "предумышленности-ситуативности" в мотивации цели преступного поведения варьируют от относительной "рациональности" до бессмыслия. Их конкретное содержание тесно связано с характером мотива. С хулиганскими побуждениями, например, чаще всего связываются цели процессуального характера, когда насилие является самоцелью. Они полностью исчерпывают себя в самом действии. В этих случаях правонарушители даже после совершения преступления не могут их четко сформулировать. Такое целепо-лагание свойственно лицам, совершившим насильственные деяния в остроконфликтных ситуациях или в состоянии опьянения. Цели, возникшие на базе недовольства действиями конкретных лиц, обычно представляются субъекту в виде "восстановления справедливости", получения удовлетворения, причинения вреда лицу и т.д. С данным целеполаганием чаще всего связывается месть, а иногда и ревность. Несмотря на значительные расхождения в конкретном содержании перечисленных целей, их социальная суть одна: всем им свойственны открытая противопоставленность интересам общества и других лиц, ближайшая, а часто и сиюминутная перспектива, находящаяся в противоречии с реальными перспективами личности самого правонарушителя. Когда субъект в своем целеполагании преступает известный этический принцип "уважай намерения и желания другого человека", его действия становятся агрессивными (в самом широком понимании этого слова), а следовательно, аморальными, асоциальными или антиобщественными.

ІЛути, средства, способы достижения целей сводятся к использованию собственной физической силы с применением оружия, бытовых предметов, подручных средств. Выбором изощренных средств и способов достижения преступных целей отличается лишь незначительная часть

253

насильственных деяний, совершаемых по мотивам мести, ревности и некоторых других. Остальные преступные посягательства в плане данного выбора элементарны и даже примитивны.

Выбор путей, средств и способов достижения целей, вероятностное прогнозирование будущих действий и возможных последствий, принятие решения на совершение преступления, проходящие в экстремальных стрессовых условиях и в состоянии алкогольного опьянения субъекта, далеко не всегда и далеко не полностью им осознаются. А следовательно, и результаты этих интеллектуальных этапов не могут быть удовлетворительны с точки зрения не только общества, но и самого субъекта. Контроль и коррекция поведения в данном случае осуществляются слабо и то лишь как ответная реакция на противодействие потерпевших. Ситуация совершения преступления отражается искаженно и неадекватно. Критическая оценка, как правило, отсутствует. Анализ результатов преступных действий при ситуационной мотивации обычно совпадает либо со снятием эмоциональной напряженности сразу же после совершения преступления, либо после протрезвления виновного. В большинстве случаев он завершается раскаянием преступника, хотя и не всегда полным. Мотивация насильственных посягательств, протекающая по предумышленному типу, мало чем отличается от подобной мотивации корыстных преступлений. Субъекты этих преступлений предпочитают наступательную тактику, обвиняя окружающих за происшедшее.