Strategicheskoe_prognozirovanie_mezhdunarodnykh_otnosheniy

Глава VIII			451

способных вступить в противоречие с современными гуманистическими ценностями.

Во-вторых, договоренности о сотрудничестве, согласованные на уровне высших иерархов различных конфессий, очень сложно реализуются в повседневной религиозной практике. В то время как религиозные организации сходятся во мнении о важности следования общим духовным ценностям, механизм реализации этих ценностей и методы борьбы с современными общественными вызовами существенно варьируются в жизни различных конфессий. Даже подходы религиозных организаций, представляющих одну конфессиональную общность, существенно отличаются от страны к стране, что во многом связано со спецификой отношений представителей религии с гражданскими властями, особенно на местном, внутристрановом уровне.

В-третьих, при углубленном рассмотрении религиозных учений становится очевидным, что даже нравственные установки, которые, на первый взгляд, кажутся универсальными, сильно отличаются друг от друга, не говоря уже о светской (антропологической) и богословской трактовке реалий человеческого бытия. Поэтому любые диалоговые площадки в межконфессиональном формате еще долго будут оставаться, прежде всего, способом анализа тенденций развития конфессиональной среды, а не управления ими.

Таким образом, участие религиозных организаций различной конфессиональной принадлежности в международном сотрудничестве делает лишь первые шаги в деле координации практических инициатив. Переход к практике совместных масштабных проектов, который с 2013 года стремится развивать Папа Римский Франциск под лозунгом «делание добра и атмосфера братства», представляется длительным и выходящим за рамки среднесрочной перспективы. В этой связи основным прагматическим итогом межконфессионального сотрудничества выступает частичное преодоление взаимного отчуждения высшего звена религиозных элит, которые

играют заметную роль в общественной и политической жизни различных стран. Однако, к сожалению, такие позитивные моменты абсолютно не работают в условиях военных столкновений, к которым относится, в частности, Ближневосточный конфликт.

Поэтому оценивая роль религиозного фактора в международных отношениях, необходимо подчеркнуть, что она продолжает

452			Стратегическое прогнозирование МО

оставаться дискуссионной. С одной стороны, несмотря на сравнительно невысокие темпы продвижения к практическому сотрудничеству представителей различных конфессий, попытки отрицания религиозного фактора заводят все политические дебаты в тупик, а, с другой, — религия все еще достаточно часто выступает с оправданием насилия или, как это делает, например, Украинская православная церковь Киевского патриархата, прямо призывает к нему. Снять укоренившиеся в сознании противоречия представлений между «должным» и «сущим», традиционно разобщающих приверженцев различных конфессий, вряд ли можно добиться через стратегию малых шагов типа межконфессиональных футбольных матчей или громких заявлений о начале третьей мировой войны, на которые возлагают надежды высшие католические иерархи.

В этом контексте, когда многие лидеры мировых конфессий формально дистанцируются от политики, а на практике стремятся избегать конфронтации с господствующей на том или ином временном этапе системой этатоцентричных интересов, наблюдаемый сегодня подъем общественного внимания к религиозным вопросам, может принести к укреплению конкурентов официальных церковных властей в лице фундаменталистских сект и движений.

Фундаменталистские течения, развивающиеся в недрах различных конфессий, создают серьезные вызовы процессам преодоления фрагментации глобального гуманитарного пространства, а в ряде случаев и пространства международной безопасности. Суть роли фундаментализма не ограничивается идеологической подпиткой политического радикализма. Так, в мусульманских странах современный исламский фундаментализм трансформировал глубинный протестный заряд в потенциально полномасштабные политические программы и миссионерские идеи. Размах этого процесса, по сути, делает исламский фундаментализм влиятельным субъектом мировой политики.

Это влияние, в частности, ярко проявляется в регионах, пере-

живших оккупацию коалиционных военных сил во главе с США, и проецируется на сопредельные территории. Перемещение активности Аль-Каиды в зону Ближнего Востока, масштабный силовой проект ИГИЛ и, без сомнения, многие будущие события из этого ряда определяют долгосрочную тенденцию нарастания конфликтогенного потенциала в мире под влиянием религиозного фактора.

Глава VIII			453

Пессимистический сценарий усиления влияния фундаментализма сводится к тому, что XXI век будет эпохой этноконфессиональных конфликтов, неизменным фигурантом которых станет исламизм. Более оптимистическими представляются концепции управления новыми рисками путем поэтапного снижения конфронтации между конкретными государственными акторами и различными кругами (группировками) исламских фундаменталистов. В некоторых случаях эти предложения подразумевают сотрудничество с умеренной частью оппонентов, в других — сочетание увеличения материальной поддержки мусульманских общин в иноконфессиональной среде с более жесткими требованиями к их лояльности в отношении культуры

итрадиций принимающей страны. Но пока уязвимыми точками анализа роли религиозных фундаменталистских движений на мировой арене остаются те же моменты, которые обычно характерны для традиционных стратегий национальной безопасности странового уровня, однако с намного большим числом неопределенных заключений, чем по другим предметным областям.

Идея развития международного взаимодействия в формате межконфессионального сотрудничества выступает не только как альтернатива глобальным прогнозам апокалиптического толка, но

икак важнейшая дополнительная основа урегулирования многих локальных конфликтов современности. Вместе с тем она остается скорее факультативным фактором, значимость которого варьируется в зависимости от политических условий.

8.2.4. ИГИЛ в настоящем и ближайшем будущем

В последнее время на первое место среди наиболее активных международных субъектов религиозно-фундаменталистского толка выдвинулось т. н. «Исламское государство» (ИГИЛ). Эта террористическая организация формировалась путем объединения

радикальных исламистских группировок, в том числе — связанных с Аль-Каидой. Цель ИГИЛ — создать радикальное исламское государство на территории Ливана, Сирии и Ирака, однако версии возникновения ИГИЛ, авторства и последствий этого политикорелигиозного проекта очень много, включая спонсорство этой организации со стороны Запада и монархий Персидского залива.

454			Стратегическое прогнозирование МО

Летом 2014 г. боевики ИГИЛ захватили часть северного Ирака. Террористам удалось завладеть нефтеносными территориями не только в Ираке, но и в Сирии, а иракские вооруженные силы не смогли эффективно сопротивляться исламистам. В активную борьбу с ИГИЛ включились местные курды, но и их ресурсов явно недостаточно, чтобы одержать военную победу над хорошо организованным противником. К тому же курды не склонны вести боевые действия за пределами своей традиционной территории.

ИГИЛ «поднялась» на волне т. н. суннитского восстания на территории Ирака, которое было спровоцировано политикой проамериканских властей этой страны. Возможно, его потенциал пытались перенаправить против легитимного правительства Сирии. К настоящему времени группировка ИГИЛ стала одной из самых опасных фундаменталистских группировок в мире. Но у нее нет четких организационных аналогов. Ее структура, которую специалисты определяют новым термином «роевая», является весьма эффективным наступательным оружием в условиях противодействия регулярным армиям большинства ближневосточных стран412.

По мнению В. Титова, ИГИЛ «создавался для борьбы с правительством Б. Асада в Сирии и был далеко не самым мощным отрядом антисирийской оппозиции. Формированию этой экстремистской структуры способствовали в первую очередь США

иСаудовская Аравия. Эр-Рияд платил деньги, а Вашингтон обучал боевиков в лагерях пограничных с САР районах Иордании

иТурции. Есть данные, что часть лагерей была также на саудовской территории. Где, помимо чисто военной подготовки, которой руководили инструкторы ЦРУ и Пентагона, и спецслужб КСА, идеологами салафизма осуществлялась «промывка мозгов» в идеологическом плане. Одновременно на саудовские средства и деньги частных исламских фондов Кувейта, Катара и ОАЭ в ряды ИГИЛ рекрутировались исламисты и террористы из тех радикальных

организаций, роль которых по разным причинам сходила на нет. Речь в первую очередь идет об алжирцах, марокканцах, ливийцах,

412 Впервые подобную структуру подробно описал в 2006 г. ведущий сотрудник RAND Corporation Брюс Хоффман в работе «Военная исламистская угроза и эволюция Аль-Каиды».

Глава VIII			455

египтянах, йеменцах, афганцах, чеченцах, дагестанцах, гражданах стран ЕС как исламского, так и европейского происхождения и т.д. Их костяк, конечно, составляли иракцы и сирийцы, хотя в основном они служили «пушечным мясом»»413.

Под контролем ИГИЛ находятся большие участки территории

вСирии и Ираке, она имеет тысячи бойцов, в том числе из Западной Европы. В коалицию против ИГИЛ под руководством США вступило более 60 стран, включая ряд арабских государств. В то же время после нескольких месяцев авиаударов, в 2015 году боевики ИГИЛ продолжали расширять свое оперативное пространство, вербовать иностранных бойцов и убивать заложников. В октябре 2015 года по согласованию с правительством Б. Асада к операции против ИГИЛ подключилась авиация России.

Сейчас в рамках ИГИЛ и близких организаций в разных странах («Боко Харама» в Нигерии, «Аш-Шабаб» в Сомали, группы

вЛивии, индо-пакистанском регионе, на Северном Кавказе, в ЮгоВосточной Азии) находит себя новое поколение радикальных исламистов, готовых продолжать джихад, объявленный Аль-Каидой и ассоциированными с ней террористическими группами414. Численность армии ИГИЛ составляет — 10–20 тыс. человек, сочувствующие и подсобный персонал — 15–20 тыс., мобилизационный потенциал — 15 тысяч. Точные данные о численности сторонников

«Исламского государства» отсутствуют. Экспертные оценки сильно разнятся. Встречаются цифры от 10 до 80 тыс. человек.

Эксперты и аналитики также дают противоположные оценки тому, что можно ожидать от ИГИЛ, но общий прогноз в ближайшем будущем неутешителен: захват большей территории в Ираке, интенсификация авиаударов коалиции, расширение поддержки США суннитским племенам в регионе, продолжение вербовки новых сторонников радикальными религиозными проповедниками, полицейские контртеррористические операции, рост числа тренировочных лагерей ИГИЛ. Но риторика США, объявивших

ИГИЛ одним из своих основных врагов на международной арене,

413Титов В. Кто стоит за «Исламским государством»: куда движется конфликт на Ближнем Востоке — Новое Восточное Обозрение http://www. centrasia.ru/newsA.php?st=1413786000–20.10.2014

414Составлено по: Террористическая организация: «Исламское государство». Досье// http://tass.ru/info/1264570.

456			Стратегическое прогнозирование МО

не имеет пока никаких практических последствий для большинства боевиков.

Амбиции ИГИЛ не ограничиваются уже захваченными территориями или Афганистаном. Группы боевиков в Пакистане, на Филиппинах, в Израиле и в секторе Газа, а также в Ливане, Индонезии, и Иордании, и других областях, как сообщается, взяли на себя обязательство оказывать формальную поддержку ИГИЛ. Беспокойство вызывает и то, что у идей ИГ немало сторонников во всем мире. По данным ЦРУ, в рядах ИГ воюет от 20 до 31,5 тыс. наемников, среди которых около 2 тыс. граждан западных стран.

По мере успехов ИГИЛ пересматриваются планы внешних сил, стоявших у его истоков США и Саудовской Аравии. «Стратегическая цель — раздел страны на три части по конфессиональному признаку. Суннитская часть в этом случае перейдет под власть ИГИЛ. А далее богатые нефтью Кувейт и восточные районы Саудовской Аравии. Ну а дальше Катар и ОАЭ. Спецслужбы КСА все-таки просчитали, правда с огромным опозданием, что США гораздо легче контролировать углеводороды всего Персидского залива и Ближнего Востока из одного центра, пусть даже им будет „Исламское государство“, нежели вести сложную политику с несколькими крупными региональными игроками — Ираком, КСА, Ираном, ОАЭ, Кувейтом и Катаром. Последние намеки в саудовских СМИ на это уже проскочили, тем более что в Эр-Рияде уже не скрывают своего возмущения тем, как США понижают своей сланцевой нефтью и ее вбросом на мировой рынок цены на саудовскую нефть. Упади она еще на 10–15 долларов — и всем социальным программам королевства, равно как и других аравийских монархий, за исключением карликового Катара, наступит конец. А это — продолжение „цветных“ революций в арабском мире со сценариями по ливийскому варианту, только на этот раз в Аравии….»415. В целом, фундаменталистская террористическая группировка ИГИЛ фактически стало символом новой террорис-

тической угрозы и одновременно катализатором перегруппировки военно-политических сил на Ближнем Востоке.

415	Титов В. Кто стоит за «Исламским государством»: куда движется кон-

фликт на Ближнем Востоке// Новое Восточное Обозрение http://www. centrasia.ru/newsA.php?st=1413786000-20.10.2014

Глава VIII			457

8.3.Фактор националистических

ирелигиозных фундаменталистских организаций в стратегическом прогнозировании международных отношений

Акторство националистических и фундаменталистских движений на мировой арене представляется как исторический процесс, в котором можно выделить волны, циклы и фазы. Их влияние на международные отношения в большинстве случаев проявляется опосредовано, как вызовы системе, в которой ведущую роль играют государственные субъекты. Характерно, что по данным ряда западных авторов террористические группировки националистического и фундаменталистского толка намного долговечнее, чем структуры с другими идейными корнями416. Но сколь бы, ни были велики риски, связанные с действиями экстремистов-на- ционалистов или фундаменталистов, вряд ли можно оценивать будущее только через эту призму.

Пессимистический сценарий усиления влияния национализма и фундаментализма сводится к тому, что XXI век будет эпохой этнических и этноконфессиональных конфликтов. В условиях идеологического противостояния двух мировых систем они оставались «замороженными». Но теперь нации, этнические группы, конфессиональные сообщества принялись сводить друг с другом старые счеты417.

Более оптимистическими представляются концепции управления новыми рисками путем поэтапного снижения конфронтации между конкретными государственными акторами (например, США) и различными кругами (группировками) националистов и исламских фундаменталистов. В некоторых случаях эти предложения подразумевают сотрудничество с умеренной час-

тью оппонентов, в других — сочетание увеличения материальной

416См: Andrey Kurth Cronin. Howal-Qaida Ends. The Decline and Demise of Terrorist Groups// International Security, 31:1 pp. 7–48, р. 13.

417Мирский Г. Возврат в Средневековье?//Россия в глобальной политике

Т.4, № 5 сентябрь–октябрь 2006. C. 8–15.

458			Стратегическое прогнозирование МО

поддержки мусульманских общин в Европе с более жесткими требованиями к их лояльности в отношении культуры и традиций принимающей страны. Созвучны, этим идеям являются концепции некоторых авторитетных представителей «европейских» мусульман, полагающих решение проблемы в формировании особой единой идентичности всех верующих мусульман в государствах ЕС418.

Однако как пессимистические, так и относительно благополучные сценарии выдвигают в качестве императива необходимость изменения традиционной стратегии безопасности, которой продолжают следовать современные государства. На ее основе невозможно дать адекватные ответы действиям новых акторов. Но пока необходимые практические действия членов мирового сообщества запаздывают. С одной стороны нет четкого ответа с кем и как сотрудничать, а против кого конкретно неизбежно следует применить силу. Нет также единого мнения о масштабах силовых действий, их политических последствиях и многих других вопросах. Фактически болевыми точками анализа роли националистических и религиозных фундаменталистских движений на мировой арене остаются те же моменты, что и в рамках традиционных стратегических схем, но с намного большим числом неопределенных конечных результатов.

Религиозный фундаментализм, активно развивающийся в русле мировых конфессий, обладает значительным мобилизационным потенциалом и способностью инициировать массовые вооруженные действия своих приверженцев. В начале ХХI века такие действия стали носить все более регулярный характер в исламских странах. Сплав политического экстремизма, фундаменталистских проповедей и терроризма обусловил возникновение нескольких конфликтных очагов в мусульманском мире, имеющих все основные признаки религиозных войн. Воинствующий фундаментализм исламского толка не только не ушел с исторической сцены вместе с Усамой бен Ладеном, подрывом влияния Аль-Каиды в Афганистане, но и укрепил свои позиции после смены силами США и их союзников по

НАТО иракского и ливийского режимов, в контексте иностранной

418 Глебова Н. Интеллектуальная элита современного арабо-мусульманс- кого мира: Тарик Рамадан. Азия и Африка сегодня № 9, 2006. С. 68–71; Islam in Europe: Integration or Marginalization? by Robert Z. Pauly Jr., Burlington: Ashgate Publishing, 2004. — 191 pp.

Глава VIII			459

поддержки лидеров «Арабской весны» и боевиков в Сирии, игры западных СМИ на антиисламских настроениях титульного населения европейских стран. Формально неожиданное, но реально вполне предсказуемое появление в 2014 году нового участника мировых политических процессов — Исламского Государства Ирака и Леванта (ИГИЛ), является доказательством уязвимости системы международной безопасности перед вызовами политизированных религиозных структур, стремящихся любой ценой перестроить жизнь общества в соответствии с фундаменталистскими установками.

Будущее развитие международной обстановки, в условиях волны религиозных войн, риски которых уже очерчены политикой ИГИЛ, зависит от нескольких моментов: во-первых, возможностей локализации проявлений воинствующего фундаментализма и предотвращения его экспансии за пределы отдельных регионов исламского мира; во-вторых, от способности мирового сообщества принять единую стратегию действий против ИГИЛ, других значимых очагов религиозного экстремизма; в-третьих, от своевременного блокирования спекуляций по поводу ислама

инасилия, совершаемого под прикрытием лозунгов исламского фундаментализма.

Подходы к внешнеполитическому планированию с учетом межконфессионального сотрудничества создают предпосылки для включения новых элементов международного регулирования процессов, выходящих за рамки отдельных государств. Однако основная результативность таких подходов, как представляется, связана с ситуациями, ожидаемыми за пределами краткосрочной перспективы. Практическая сторона ожидаемых результатов будет формироваться как поиск стратегии кооперативного управления, прежде всего, на уровне регионального развития, которое в первом приближении будет включать, во-первых, определение круга актуальных и перспективных проблем, решение которых требует многосторонних усилий, а, во-вторых, мобилизацию и институ-

ционализацию потенциала религиозных организаций. При этом правительство сохраняет за собой монополию на закрепление

ипроведение общего политического курса, а религиозные структуры смогут играть все более весомую роль на этапах определения проблем, анализа проблемных связей и непосредственного исполнения согласованных решений.