Анакреонт
(Вторая половина VI в. до н. э.) Анакреонт - поэт-лирик второй половины VI в. Происходил из ионийского города Теоса в Малой Азии. Покинув родину, попавшую под власть персов, он много скитался по разным областям Греции, жил при дворах различных тиранов, более других - при дворе самосского тирана Поликрата, у тирана Гиппарха в Афинах, затем у фессалийских царей. Вино, любовь, веселье - основная тематика творчества Анакреонта; главное его божество - Эрот. У него нет глубокого, всепроникающего чувства Сапфо, но в его поэзии увлекает радостное упоение жизнью, которым он полон, несмотря на старческую седину, хотя жалобы на старость вносят и в его поэзию, правда, гораздо менее сильные, чем у Мимнерма, нотки грусти. От поэзии самого Анакреонта сохранилось очень мало, но мы имеем стихотворения александрийской и византийской эпох, написанные в подражание Анакреонту (см. ниже, стр. "Анакреонтика") и вызвавшие позднейшую "анакреонтическую поэзию" в Западной Европе (например, поэт Парни, XVIII в.) и у нас (Батюшков, Пушкин и другие). [Переводы А. С. Пушкина, Л. Мея, и В. В. Вересаева, Полное собрание сочинений, т. X.]
x x x
Что, фракийская кобылка, от меня бежишь ты, взором Недоверчивым сверкая, точно неуч я прямой? Погоди, узду стальную от руки ты властной примешь И пойдешь, склонивши выю, по указанной стезе! Ныне бег и луг цветистый на душе у баловницы: Знать, наездника лихого не изведала доселе. Перевод Ф.Ф. Зелинского
x x x
Что же сухо в чаше дно? Наливай мне, мальчик резвый, Только пьяное вино Раствори водою трезвой. Мы не скифы, не люблю, Други, пьянствовать бесчинно: Нет, за чашей я пою Иль беседую невинно.
x x x
Сединой виски покрылись, голова белеет снегом, И в зубах я чую старость, - молодые годы, где вы? Не надолго пить осталось из отрадной чаши жизни; Из очей росятся слезы: не дает покоя Тартар {а}, Ах, ужасен мрак Аида, многотруден спуск подземный; А кто раз туда спустился - на возврат оставь надежды! Перевод Ф.Ф. Зелинского {а Название подземного царства.}
x x x
Бросил шар свой пурпуровый Златовласый Эрот в меня И зовет позабавиться С девой пестрообутой. Но, смеяся презрительно Над седой головой моей, Лесбиянка прекрасная На другого глазеет. Перевод В.В. Вересаева
x x x
Клеобула, Клеобула я люблю, К Клеобулу я как бешеный лечу, Клеобула я глазами проглочу. (Пер. Я. Голосовкера)
Или: О Левкастида! Я двадцатиструнною лирой владею: Ты же владеешь цветущею юностью, дева! (Пер. Л. Мея)
x x x
Люблю и словно не люблю, И без ума, и в разуме. - (Пер. В. Вересаева)
x x x
А кто сражаться хочет, Их воля: пусть воюют! (Пер. В. Вересаева)
x x x
Поредели, побелели Кудри, честь главы моей, Зубы в деснах ослабели, И потух огонь очей. Сладкой жизни мне немного Проводить осталось дней: Парка счет ведет им строго, Тартар тени ждет моей. Не воскреснем из-под спуда, Всяк навеки там забыт: Вход туда для всех открыт - Нет исхода уж оттуда. (Пер. А. Пушкина)
x x x
Кобылица молодая, Честь кавказского тавра, Что ты мчишься, удалая И тебе пришла пора; Не косись пугливым оком, Ног на воздух не мечи, В поле гладком и широком Своенравно не скачи. Погоди; тебя заставлю Я смириться подо мной: В мерный круг твой бег направлю Укороченной уздой.
(Пер. А. Пушкина)
ХОРОВАЯ МЕЛИКА
Ивик
Эрос влажно мерцающим взглядом очей Своих черных глядит из-под век на меня И чарами разными в сети Киприды Крепкие вновь меня ввергает. Дрожу и боюсь я прихода его. Так на бегах отличавшийся конь неохотно под старость С колесницами быстрыми на состязанье идет. (Пер. В. Вересаева)
Симонид
Отец Данаи аргосский царь Акрисий получил предсказание, что будет убит собственным внуком. Он запирает свою дочь Данаю в подземелье, однако для Зевса это не препятствие, и он проникает к Данае в виде золотого дождя, рождается Персей. Акрисий велел заколотить дочь и ее младенца в ящик и бросить его в море. В ожидании смерти и в надежде на чудесную милость Зевса Даная и произносит свой монолог:
|
Крепкозданный ковчег по мятежным валам ветер кидал, Бушевала пучина. В темном ковчеге лила, трепеща, Даная слезы. Сына руками обвив, говорила: "Сын мой, бедный сын! Сладко ты спишь, младенец невинный, И не знаешь, что я терплю в медных заклепах Тесного гроба, в могильной Мгле беспросветной! Спишь и не слышишь, дитя, во сне, Как воет ветер, как над нами хлещет влага, Перекатывая грузными громадами валы, вторя громам; Ты ж над пурпурной тканью Милое личико поднял и спишь, не зная страха. Если б ужас мог ужаснуть тебя, Нежным ушком внял бы ты шепоту уст родимых. Спи, дитя! Дитятко, спи! Утихни, море! Буйный вал, утомись, усни! И пусть от тебя, о Зевс-отец, придет избавленье нам. Преклонись! Если ж дерзка мольба, Ради сына, вышний отец, помилуй мать!" (Пер. Вяч. Иванова) |
Пиндар
ЕЛИССУ ФИВАНСКОМУ, из рода Клеонимидов на немейскую победу в колесничном беге... Кто из смертных изведал счастье В славной ли борьбе, В мощном ли богатстве, Но остался чист от пагубы пресыщения, - Тот вправе Витать в похвалах сограждан. Зевс, Не от тебя ли все смертные доблести? Долго живет блаженство при богобоязненных, И не вечен его цвет при лукавых уловках. Но за славные подвиги Воздаяние доблестному - песня, Воздаяние ему - шествие Благодарно величающих голосов. Доля двойной победы К радости оборотила сердце Мелисса: И в истмийской лощине стяжал он венок, И в полом логе широкорёброго льва Конным одолением огласил он имя семивратных Фив. Врожденная доблесть необманчива. Славен был в колесницах Клеоним; Колесничными трудами вымерил богатство и род его, По матери сверстный Лабдакидам. Но превратно время, катящее дни, - Только боги рождают неуязвимых.