276 Глава 11

о том, кто из русских экономистов 1920-х годов внес наиболее значительный вклад в экономическую науку, не задумываясь, ответил: Владимир Базаров и Николай Кондратьев.

В. Базаров окончил физико-математический факультет Московского университе­та по специальности химия, но диплома не получил, поскольку как активный участник социал-демократического движения был арестован и направлен в ссыл­ку. В эмиграции в Берлине учился на философском факультете университета. Совместно с И. Скворцовым-Степановым осуществил второй, более точный пе­ревод «Капитала* К. Маркса на русский язык, но с 1930 г. его имя перестало упоминаться. После октябрьской революции прекратил политическую деятель­ность, работал в органах печати, с осени 1918 г. — член Социалистической (Ком­мунистической) академии, с мая 1921 г. — сотрудник экономической секции Госплана. К этому времени.В. Базаров сформировался в крупного ученого-эко­номиста, которого отличало редкое даже для научных кругов умение внятно, чеканно излагать свои мысли, выявлять и формулировать суть общественных процессов.

В. Базаров был и оставался социалистом, верившим в возможность построения нового, справедливого общества и вместе с тем отвергавшим методы, которые применялись правящим режимом. Но он был, что называется, ищущим маркси­стом, считавшим марксизм открытой для совершенствования и развития системой и не проявлявшим, подобно подавляющему большинству коммунистических тео­ретиков, ни чванства, ни уничижительного скепсиса по отношению к западной науке, ибо «...несмотря на неприемлемость с марксистской точки зрения тех тео­ретических предпосылок, которыми руководились буржуазные ученые, многие добытые ими частичные результаты, и в особенности многие методологические приемы исследования заслуживают самого серьезного внимания со стороны дея­телей советского планового хозяйства» -¹. Думается, в условиях быстро развивав­шейся но второй половине 1920-х годов партийно-чекистской цензуре сказать еще более внятно о том, что марксистские посылки не являются «единственно верными», что могут быть и бывают плодотворными и иные подходы, вряд ли было возможно. В частности, огромное влияние на научное мировоззрение В. Ба­зарова оказали учение Э. Маха, и особенно всеобщая организационная наука (тектология) А, Богданова,

В. Базаров был подлинным ученым, глубоко чуждым пресловутому принципу классовости, партийности в общественных науках. Естественно, что он отвергал струмн.шнскнй тезис о науке как служанке партийных директив. Тезис о том, что наука есть служанка высших непререкаемых директив, «ведет свое начало не от основателей научного социализма. Он имеет гораздо более древнее проис­хождение. Он зародился в средние века и был краеугольным камнем церковно-христианской теории познания в эпоху феодализма. Вся "телеология" того вре­мени имела своим источником религиозную догматику —теологию. Наука же была служанкой теологии»^2К. Попытка большевиков лишить науку свободы, сде­лать ее зависимой от волевых установок руководящих органов и при этом «приклеить» ем подобную рабскую «гносеологию» являлась, по справедливому

Дискуссии в Госплане 277

мнению В. Базарова, реакционной, причем не только теоретически, но и практи­чески, ибо «в науке нельзя создавать ничего путного, сознательно руководясь положением, что наука есть чья-то служанка. Можно сказать с полной уверенно­стью, что ученый, поставивший перед собой такую гносеологическую максиму, пороху не выдумает и большой пользы тем директивам, о которых он так забо­тится, не принесет» ^а.

Что ж, В. Базаров сумел распознать грозную опасность, таившуюся в концепции «служанки-науки» и оказавшуюся далеко не эфемерной. В полной мере отвечая духовному миру И. Сталина и его сподвижников но ЦК ВКП (б), эта концепция в конечном счете обрекла общественную науку на продолжительное бесплодие, превратила ее в простого комментатора партийно-правительственных решении. создала необходимую питательную среду для появления в сфере науки много­численных добровольцев, которые в порыве бьющей через кран благонамеренно­сти спешили взять на себя обязанность по защите господствующего учения вся­кий раз, когда, по их мнению, ему что-либо угрожало.