1. Рассмотреть общую геополитическую ситуацию на Кавказе во второй половине XVIII века;

Задачами второй главы являются:

1. рассмотреть общие и особенные черты политических и военных проектов российского правительства в северокавказском регионе до и в ходе Кавказской войны;

2. дать объективную характеристику важнейшим государственным деятелям Российской империи, сыгравших главную роль в «усмирении» Кавказа.

Предметом данного исследования является имперская политика военно-политической элиты России по отношению к колонизируемым территориям.

В данном исследовании использовались историко-генетический и сравнительно-исторический методы. Историко-генетический метод использовался во время рассмотрения данной эпохи и ее событий. Он заключается в том, что благодаря ему в процессе изучения этого периода можно не только понять причины происхождения того или иного события, но и объяснить его значение в истории. Так, причинами стремления России в Закавказье во второй половине XVIII века были: установление экономических и политических связей со странами Востока, а последствием этого стало присоединение Восточной Грузии к Российской империи в 1801 году. Сравнительно-исторический метод заключается в том, что благодаря ему можно не только сравнить общие и особенные черты политических и военных проектов российского правительства в северокавказском регионе в 1817 – 1859 годах, но и выяснить как и при каких обстоятельствах они менялись по ходу Кавказской войны.

Хронологическими рамками работы являются: вторая половина XVIII – первая половина XIX веков.

Положения выносимые на защиту:

1. Политика России в Закавказье во второй половине XVIII века носила противоречивый характер, Российская империя вела свою «большую игру» в регионе;

2. Восточная Грузия второй половины XVIII века не являлась жертвой экспансионистской политики великих держав;

3. Политические и военные проекты «покорения» Кавказа неоднократно менялись российским правительством и связаны были с деятельностью А. П. Ермолова, М. С. Воронцова и А. И. Барятинского.

1 Борьба за господство в Закавказье во второй половине XVIII века

Изучение и рассмотрение политики России на Кавказе представляет собой значительный интерес. Данная тема является очень актуальной в свете тех проблем, с которыми сталкивается Россия на Северном Кавказе после распада СССР. Внешнеполитические устремления России на кавказском направлении начинаются уже с XVI века, сразу после образования единого Русского централизованного государства. Эти устремления вызваны задачей развития торговли со странами Востока, с одной стороны, и обороной южных границ с другой. Причем ниже обороны создавались сначала от Казанского и Астраханского ханств, а после их присоединения к Русскому государству в 1552 и 1556 годах, от Ногайской орды, Османской империи и, её вассала, Крымского ханства. Присоединение Астрахани имеет принципиальное значение для укрепления политики России в направлении Кавказа, она становится плацдармом для наступления на Северный Кавказ, что вызывает резкое недовольство со стороны Османской империи, у которой были свои планы в этом регионе. По мере выполнения Россией экономических и политических задач в регионе происходит усиление контактов русского и кавказских народов. Для последних – сближение с Россией несло как положительные, так и отрицательные последствия. С одной стороны, они приобретали надежного патрона в борьбе с общим врагом – турецкими и крымскими захватчиками, получали выгоду от торговли с русскими купцами; но с другой – они становились объектом торговой, экономической и военной экспансии Российской империи.

Вторая половина XVIII века – переломный период в истории Закавказья. Именно тогда в геополитическом «треугольнике» Российская империя – Иран – Османская империя заметно поменялось соотношение сил в пользу Петербурга, что определило дальнейшую судьбу региона. Исследование тех причин, которые послужили основанием для усиления России на Кавказе – является очень любопытной и поучительной темой.

В этой главе мы попытаемся преодолеть крайности различных подходов, в том числе – традицию изображать Восточную Грузию второй половины XVIII века главным образом как невинную жертву великодержавного экспансионизма соседних держав. Попытаемся дать объективную оценку политике России и других держав в регионе.

Как уже было сказано выше – первые контакты России с Кавказом начинаются уже в середине XVI века сразу после присоединения Казанского и Астраханского ханств. Известным фактом является то, что в 1557 году, как пишет Никоновская летопись, явились в Астрахань, к русским воеводам, князья, мирзы, шейхи и «…вся чернь Астраханской, земли » и присягнули России. Им розданы пашни «по старине», с обязанностью черным людям платить ясак, как платили прежним царям. [14 с. 25]. Это был первый шаг на сближение молодого Русского государства с Кабардой. За этими князьями, мирзами и шейхами таились социальные группы населения Кабарды, которые добровольно пришли просить покровительства у России. Как пишет Н. А. Смирнов: «В этом году в Москву прибыло посольство от старшего, наиболее влиятельного и почитаемого кабардинского князя Темрюка и князя Тазрюта с просьбой «чтоб их государь пожаловал, велел им себе служити и в холопстве их учинил». В Москве положительно отнеслись к этой просьбе: она соответствовала планам политики царя на Кавказе и объективно отвечала интересам России». (Там же). С этого года русский царь рассматривает кабардинцев, как своих подданных. Это видно из того, что уже в 1558 году кабардинцы призываются участвовать в походе князя Дмитрия Вишневецкого против крымского хана. [14 с. 27]. Таким образом, с этого времени между Россией и Кабардой начинают складываться как торговые, так и военные отношения. При этом нужно отметить то, что каждая из сторон преследовала свои личные интересы и стремилась получить выгоды из этого сотрудничества. Так у России появляется возможность продвижения к Черному или Каспийскому морю, а у Кабарды появился дополнительный союзник в противостоянии с Портой и Ираном.

В начале XVII века, после того как Московскому государству удалось пережить Смуту и иностранную интервенцию, с приходом новой династии, начинается более активная политика России на Кавказе, причем если в XVI веке в основе этой политики лежало установление союза с Кабардой, то теперь выдвигалась новая задача: укрепление и расширение закавказских связей. При этом Россия старается привлечь на свою сторону грузинских феодалов, входит в соглашение с армянскими торговыми компаниями относительно развития торговли шелком, ее купцы связываются с шемахинским рынком и различными торговыми городами Ирана. Для того, чтобы расширить торговые связи с Закавказьем и Ираном, надо было прежде всего обеспечить безопасность Кабарды и проходящих через нее торговых путей. В свою очередь, чтобы обеспечить безопасность Кабарды и проходящих через нее торговых путей – нужно было обеспечить безопасность Терского городка, единственного плацдарма, который соединял Кабарду с Астраханью и Москвой. Терский город – город, расположенный в устье реки Терек и построенный русскими поселенцами в XVI веке. В XVII веке этот город значительно вырос и превратился во внушительное укрепление. Его артиллерия состояла из 38 пушек. Повысилось и его торговое значение. В слободах Терского города, насчитывавших по росписи 1640 года более 70 дворов кабардинских узденей, проживали армянские, азербайджанские и иранские купцы и прочее население. [14 с. 47-48]. Река Терек стала как бы официальной русской границей. По левому берегу ее тянулись поселения терских казаков и ряд укрепленных казачьих городков. Терский город был главным стратегическим пунктом этой линии, замыкавший ее у устья реки. (Там же).

В конце XVII века Османская империя, по-прежнему, пыталась ослабить и подорвать авторитет России на Северном Кавказе. Эта миссия была возложена на крымского хана. Он заявлял, что притязания Турции на владение Кабардой и другими горскими народами вполне оправданны, так как, по его заявлению, кабардинцы, равно как и черкесские племена, являются старинными слугами Османской империи. Они, якобы, до времени султана Баязида II (1481-1512) служили Турции и в военное, и в мирное время своей конницей, но султан уступил их ему, и с тех пор они находятся на службе у крымского хана. [14 с. 54]. Понятно, что такие аргументы не были восприняты в России всерьез. В это время сама Турция пыталась ослабить влияние России на присоединенную к ней в 1654 году, Левобережную Украину. Она усиливала агрессию на Украину, искала при этом поддержки у гетманов-Левобережья и Речи Посполитой. Но события конца XVII века не позволили осуществить эти планы. Это и неудачная война со Священной лигой 1683-1697 годов, и Азовские походы Петра I, и усилившийся социально – экономический кризис самой Османской империи.

Таким образом, к началу XVIII века Россия уже имела опыт ведения политики на Кавказе. Он был еще совсем незначительным и касался в основном установления политических, военных и экономических связей с северокавказскими племенами и княжествами. Основным, дипломатически закрепленным союзником, России была Кабарда, хотя и ее политическая ориентация не всегда была чисто прорусской. Тем не менее, именно через нее строилась вся политика проникновения и закрепления России на Северном Кавказе. Важно отметить тот факт, что кавказское направление еще не является самостоятельным во внешней политике России, оно было лишь вспомогательным для установления торговых связей со странами Востока.

XVIII век – переломный в политической истории Северного Кавказа. В это время в регионе появляются новые геополитические силы, меняется состав так называемой «большой игры» за Кавказ. Обстановку в регионе определял, с одной стороны, быстрый упадок Сефевидского Ирана и Османской империи, издавна соперничавших за гегемонию на Ближнем Востоке и Кавказе, а с другой – превращение России в империю (1721 г.), активно действовавшую не только в Европе, но и в Азии. Кавказская проблема, ставшая частью вопроса об обладании Ближним Востоком, волновала теперь не только Иран и Порту, но и западные державы – Англию, Францию, Швецию, которые пытались поддержать Османскую империю и Иран как противовес быстро усиливавшей России.

Главными событиями во внешней политике на Кавказе в XVIII веке были Каспийский поход Петра I (1722-1723), создание при преемниках Петра, особенно при Екатерине II, укрепленной российской границы по Кавказу, а также османские и крымские походы на Северо-Западный Кавказ, завоевания Надир-шаха в Закавказье и Дагестане, наконец, череда русско-турецких войн второй половины XVIII века, сопровождавшихся активизацией деятельности в регионе западных держав. К концу столетия Северный Кавказ постепенно втягивается в круг важнейших проблем мировой политики. Положение на стыке Европы и Азии, между Черным и Каспийскими морями, на главных коммуникациях, ведущих в Закавказье, Ближний и Средний Восток, делало этот регион привлекательным объектом внешней экспансии и предметом жесткого военного соперничества великих держав.

Итак, попытаемся проследить, как протекала борьба за господство в Закавказье во второй половине XVIII века.

В 1762 году грузинскому царю Ираклию II удалось объединить Картлию и Кахетию в одно царство. В условиях новой волны дворцовых междоусобиц и внутреннего расстройства в Иране Восточная Грузия во главе с выдающимся политиком и дипломатом становилось государством, с которым приходилось считаться всем участникам «большой игры» на Кавказе. Ираклий II тяготел к гегемонистской политике, состоявшей как бы из двух направлений – 1) «собирание» и консолидация грузинских земель; 2) экспансия на юг и юго-восток, нацеленная на установление господства в Азербайджане. [8 с. 13]. Грузинский царь действовал не только оружием, но и искусной дипломатией.

В Европе и в Стамбуле стало распространяться мнение о могуществе Ираклия II, но это мнение во многом было преувеличено. Конечно в Картло-Кахетии положение разительно изменилось по сравнению с тем, каким оно было в XVI – начале XVIII веков, однако Восточная Грузия находилась в окружении держав, которые не собирались допустить появления на Кавказе сильного самостоятельного государства. Пришедшая к власти в Иране династия Каджаров, должна была утверждать свою власть путем усиления экспансионистской политики в Закавказье. Активным участником являлась и Османская империя, сохранявшая свое влияние на западном Закавказье и готовая распространить его на восточное.

В перспективе сильная единая Грузия не устраивала и Россию. Петербург охотно, поддерживал ее как своего союзника против Ирана и Порты. Но лишь до тех пор, пока такой союз был выгоден России. Рано или поздно независимая Грузия могла стать препятствием на пути собственных имперских планов России на Кавказе. Ираклий II понимал это и вел собственную игру, воздерживаясь делать основную ставку на Петербург и всячески избегая столкновений с Турцией и Ираном. Грузинский царь и Россия нуждались друг в друге, но каждая сторона преследовала собственные цели, совпадавшие лишь до определенного момента. Ираклий II не хотел быть марионеткой в политике Петербурга на Кавказе, а Петербург не хотел ссориться с шахом и султаном ради завоевательных планов грузинского царя.

Важно отметить и тот факт, что Ираклий был заинтересован в союзе с Россией еще и по внутриполитическим причинам. Грузию продолжали раздирать феодальные междоусобицы, представлявшие немалую угрозу для центральной власти. Хозяйству и безопасности страны по-прежнему наносили колоссальный ущерб лезгинские набеги. Таким образом, несмотря на объединение и политический подъем в Восточной Грузии в середине XVIII века, положение Ираклия II было довольно шатким как внутри страны, так и в «кавказском треугольнике» великих держав.

Борьба за господство в Закавказье порождала для России и Турции необходимость закрепления на Северном Кавказе, так как укрепление в этом регионе служило плацдармом и давало возможность для действий во всем Кавказском регионе. Данная задача была непростой для Российской империи, поскольку Порта уже имела влияние на северо-западном Кавказе. Ситуация после Гянджинского (1735 г.) и Белградского (1739 г) мира несколько стабилизировалась. Русско-иранские отношения до нападения Ага Мухаммеда на Грузию (1795) были если не доброжелательными, то во всяком случае не враждебными, ибо общее состояние Ирана не позволяло ему бросить вызов России, а Россия постоянно оглядываясь на Турцию, хотела иметь в лице Ирана союзника или, по крайней мере, нейтральную сторону при возникновении новых русско-турецких войн. До начала русско-турецкой войны 1768-1774 годов Османская и Российская империи вели «позиционную» борьбу за влияние среди северокавказских народов.

После Каспийского похода Петра I 1722-1723 годов и возвращения прикаспийских провинций Персии в 1735 году, Россия на некоторое время отказалась от участия в кавказской политике, и лишь Екатерина II вновь возобновила политику в регионе. Поняв, что утверждение России на Северном Кавказе как стратегическая задача государственной важности – дело не одного года и не одной военной кампании, она начала планомерное военно-политическое освоение этого региона. При ней строятся укрепленные кордонные линии: Азово-Моздокская (с крепостями Ставрополь, Георгиевск, Константиногорск, Моздок), Черноморская и Кубанская. [7 с. 43]. В состав Российской империи включаются Кабарда и Осетия, что обеспечило Петербургу контроль над главной дорогой, соединявшей Северный Кавказ с Грузией. В 1784 году закладывается крепость Владикавказ – важнейший стратегический пункт у входа в Дарьяльское ущелье, через которое проходила указанная дорога. Одновременно идет военно-хозяйственная колонизация Северного Кавказа, преимущественно силами казаков.

Екатерина II разными методами и путями пыталась утвердить влияние России в регионе. В обществах организованных и сплоченных, хорошо поддающихся единоличному управлению, российские администраторы подкупали вождей, за которыми послушно шли его «подданные». В обществах менее сплоченных старались разными путями привлечь на свою сторону местную знать, чтобы сделать ее проводником русского влияния. Меньший эффект приносили методы религиозно-идеологического воздействия. Попытки обращения горцев в христианство не имели особого успеха. [8 с. 16]. Зачастую действия горцев по отношению к России принимали явную окраску враждебности, но ввиду их разобщенности и отсутствия единого вождя, Петербург, справлялся с этой проблемой без особых усилий. Так было до появления имама Шамиля.

В целом же утверждать об устойчивых внешнеполитических предпочтениях народов Северного Кавказа, применительно к XVIII веку, было бы преувеличением. Как заметил французский историк Р.Ш. Левек, они, по причине своей слабости, часто переходили под власть то одной, то другой великой державы. (Там же). Как видим северокавказские народы исходили их своих собственных целей и вели собственную «игру».

На состоянии северокавказских дел сказывалось развитие событий в Закавказье и наоборот. В царствование Екатерины II получили чувствительный импульс русско-грузинские отношения. Каждая сторона имела конкретные планы: Россия хотела получить в Закавказье прочный плацдарм для дальнейшего расширения своего присутствия в регионе и, возможно, для оказания потенциального давления на Иран и Турцию; Грузии же нужен был могущественный союзник, который освободил бы ее от вассальной зависимости от Ирана, избавил бы от нападения лезгин и помог бы осуществить ее «имперские» замыслы в Закавказье. [7 с. 53]. В принципе придерживаясь курса на сближение с Россией, Ираклий II не ограничивал свою дипломатическую активность только «северным» направлением. Через своих послов он старался сохранить мир со Стамбулом и Исфаганом, поскольку сама Россия соблюдала осторожность по отношению к ним.

Русско-турецкая война 1768-1774 годов изменила ситуацию. Понимая, что для России «кавказская проблема» была второстепенной по сравнению с «крымской» и «причерноморской», Ираклий II намеревался глубже втянуть Россию в грузинские дела и с ее помощью расширить свои владения и укрепиться политически внутри страны. Во время этой войны, русские войска впервые появились в Грузии и помогли картло-кахетинскому царю Ираклию II и имеретинскому царю Соломону одержать победу над турками. Данные успехи побудили Ираклия обратиться в Петербург с просьбой о покровительстве на условиях, больше выгодных для Грузии, чем для России: 1) предоставление Ираклию военной помощи для отвоевания у турок Ахалцихского пашалыка и других грузинских земель для воссоздания «Великой Грузии»; 2) независимость грузинской церкви; 3) предоставление займа на содержание армии; 4) политическая независимость государства. В обмен на это предлагалось половина доходов от рудников, дань деньгами и шелком, передача заложников. Данные условия не устраивали Петербург, к тому же они явно затрудняли бы заключение выгодного мира с Турцией.

Тем не менее, благодаря России в Кучук-Кайнарджийском договоре 1774 года Западная Грузия освобождалась от уплаты султану дани людьми и различными ценностями. Турция обязалась не вмешиваться во внутренние дела Имеретии. Несмотря на победу Соломона I над Ахалцихским пашой, Ахалцихская область осталась в составе Турции, чему русские дипломаты не стали возражать, поскольку такой ценой достигался более важный результат – независимость Крыма. Из данного факта мы видим – насколько государственные интересы были важнее для Российской империи, чем интересы Грузинских царств. В 60-70-х годах XVIII века Восточная Грузия по-прежнему являлась не субъектом, а объектом международных отношений и ее судьбу решали великие державы.

Русско-турецкая война 1768-1774 годов окончательно изменила расстановку сил в регионе в пользу России, предопределив поэтапное присоединение отдельных территорий Северного Кавказа к России: сначала Ингушетии и Восточной Осетии (1770), затем Большой Кабарды (1774), Чечни, шамхальства Тарковского и Северной Кумыкии (1781-1796) и, наконец, в целом приморского Дагестана в 1813 году. В ходе войны и по ее итогам было заключено два договора, имевшие непосредственное отношение к Северному Кавказу: 1) русско-крымский договор 1 ноября 1772 года, подписанный отделившимся от Турции крымским ханом Сахиб-Гиреем II, признающий Кабарду в подданстве России; 2) Русско-турецкий Кучук-Кайнарджийский договор 10 июля 1774 года, положивший, по справедливому замечанию Н.А. Смирнова «основание новому устройству Крыма и Северного Кавказа» [14 с. 104] и формально подтвердивший возвращение Кабарды под сюзеренитет Российской империи.

Кучук-Кайнарджийский договор развязал России руки на Центральном Кавказе и Предкавказье. С 1777 года началось энергичное строительство и заселение Азово-Моздокской линии (от устья Азова – Черкесск, Ставрополь, Георгиевск, Екатериноград, Моздок и более мелкие укрепления между ними). И, как уже говорилось выше, в 1784 году был заложен Владикавказ, главный форпост у входа в Дарьяльское ущелье. Так начиналось строительство Военно-Грузинской дороги, соединявшей Владикавказ и Тифлис.

В 1786 году учреждается Кавказское наместничество с центром в Екатеринограде. В мае 1785 года граф Павел Потемкин был назначен первым наместником на Кавказе. Он возглавил обе армии: Кавказскую и Кубанскую, которые до него возглавляли генералы – Якоби и Суворов. Потемкин начал обустройство и укрепление казачьей линии. Однако реально его власть распространялась лишь на Астраханскую и Ставропольскую губернии и сходила на нет за линией. Потемкин превратил Кизляр, Моздок и некоторые другие станицы в города. Он первым выстроил дворец наместника в Екатеринограде, где, окруженный блестящим двором, занимался разработкой и осуществлением мер, которые гарантировали ему почетное место среди «завоевателей» Кавказа. Именно ему Россия обязана основанием гражданских видов деятельности казачества на линии и в ставропольских степях. Именно он привез на Кавказ немецких колонистов, чтобы они подняли на новый уровень виноделие и пчеловодство и создали систему сельскохозяйственного производства. Он пригласил на Кавказ мигрантов из внутренних частей России – это были государственные крестьяне. Чтобы улучшить состояние торговли, Потемкин приветствовал появление на новой территории армян, которые составляли большинство среди мелких торговцев на Кавказе. [7 с. 52].

Таким образом, мы видим, как Россия обустраивала свою южную границу, превращая ее в базу для военного и демографического наступления дальше на юг. На очереди были территории, расположенные между Азово-Моздокской линией и Кубанью, заселенные ногайцами, которые находились в зависимости от крымского хана.

В 1783 году внутренние распри в Крыму дали России повод для вмешательства, в результате чего она присоединила и Крымское ханство, и зависимую от него правобережную (ногайскую) Кубань (Константинопольская конвенция 1783 года) [8 с. 20]. Сфера влияния Порты на Северном Кавказе резко сузилась. Теперь османы сосредоточили свое внимание на черкесах (левоборежной Кубани), с которыми у нее были давние связи.

Также важно отметить тот факт, что тяготение к Российской империи, в данный период, как к могущественной державе, было не универсальным и устойчивым явлением. Политические настроения по отношению к русским иногда быстро и резко менялось в ту или иную сторону под воздействием не только поведения России, но и других факторов. Примером переменчивости этих настроений в каком-то смысле является движение горцев Северо-Восточного и Северо-Западного Кавказа под руководством шейха Мансура (1785-1791 гг.) Как пишет историк В.В. Дегоев «…Шейх Мансур выражал не антиколониальный протест (как считается в российской и западной историографии), ибо Россия еще не успела стать на Кавказе колониальной державой в точном смысле этого слова (если она вообще когда-либо была таковой). Вокруг Шейха Мансура объединились силы, олицетворявшие неприятие чуждого им социально-политического порядка, чуждой религии и культуры» [8 с. 21].

Во время русско-турецкой войны 1787-1791 годов шейх Мансур действовал на Северо-Западном Кавказе в союзе с турками, однако ни ему, ни его союзникам не удалось создать массовый подъем горцев против России, чтобы превратить этот регион в театр крупномасштабных военных действий. 22 июня 1791 года генерал И.В. Гудович штурмом взял мощную крепость Анапу, где и был пленен шейх Мансур. Тем не менее, не смотря на поражение, движение шейха Мансура подготовило почву для зарождения будущего мюридизма.

По условиям Ясского мира 1791 года Россия согласилась вернуть Анапу и по-прежнему считать закубанские народы зависимыми от Порты, а Османской империи пришлось признать присоединение Крыма к России и территории между Бугом и Днестром.

В целом, в Закавказье с 1774 по 1791 годы происходила сложная позиционная борьба между соперниками, сопровождавшаяся союзами и контрсоюзами, взаимными обидами и недоверием и т.п.

В этой борьбе помимо главных игроков (Россия, Иран, Турция), участвовали еще и второстепенные игроки: Ираклий II, Соломон I (Имеретинский), Фатали-хан (Дербентский и Кубинский), Ибрагим-хан (Карабахский и Шушинский), и более мелкие владетели Азербайджана и Западной Грузии.

До и после официального присоединения Крыма в декабре 1783 года, Россия вела довольно осторожную политику в Закавказье. Это было следствием того, что крымский вопрос занимал приоритетное место в восточной политике Петербурга. Однако, следует отметить, что и самоустранение от закавказских проблем не входило в планы России. Петербург вел в Грузии и Азербайджане довольно тонкую игру, нацеленную на сохранение равновесия сил. Русская политика «балансирования» обуславливалась не столько идеологической приверженностью к внешнеполитической доктрине, сколько сугубо прагматическими мотивами. [8 с. 24]. Дело в том, что в Петербурге не вызывала энтузиазма идея Ираклия II о «Великой Грузии». России нужна была сильная Грузия, чтобы можно было на нее опереться, как на дееспособного союзника, но не настолько сильная, чтобы стать препятствием в осуществлении русских планов в Закавказье.

Видимо, понимая это, Ираклий II старался отстаивать собственные интересы путем лавирования между Россией, Турцией и Ираном. Однако все его попытки установить односторонние союзы с Ираном и Турцией не увенчались успехом. Опасность исходила от османов, иранцев, лезгин. Внутриполитическая обстановка тоже не была спокойной для Ираклия. Обстоятельства вынуждали Ираклия II совершить крутой поворот от утратившей эффективность политики лавирования между агрессивными соседями к четкой ориентации на Россию, хотя она и не внушала ему доверия. Союз с великой державой многое давал, но и дорого стоил.

В конце 1782 года Ираклий обратился к Екатерине II с просьбой принять его под покровительство России. Он предлагал признать его право на владение Ереванским и Гянджинским ханством, помочь в приобретении Ахалцихского и Карского пашалыков и возвращении земель, завоеванных лезгинами. Со своей стороны он обещал России поддержку в случае войны с Ираном и Турцией. При этом Грузия сохраняла политический суверенитет.

Почему Екатерина II согласилась на союз с Грузией на столь невыгодных (первоначально) условиях? Если дореволюционные и советские авторы объясняли этот факт как акт доброй воли в защите братского православного народа, то историк Дегоев пишет: «К решению помочь Ираклию императрицу подвигли не столько христианско-гуманистические мотивы (хотя и они имели место), сколько опять-таки соображения высокой политики. Россия была заинтересована в Грузии (и в Восточной, и в Западной) как в плацдарме для расширения русского влияния в Закавказье с перспективой его полного подчинения империи. Важным доводом в пользу союза с Ираклием служило то обстоятельство, что в период присоединения Крыма возникла угроза объявления Турцией войны с целью реванша. В ожидании ее Россия намеревалась открыть «второй фронт» против османов в Закавказье, для чего не помешала бы поддержка со стороны Ираклия. [8 с. 28].

Таким образом, 23 июля 1783 года был подписан Георгиевский трактат о протекторате Российской империи над Восточной Грузией. Условия договора расходились от первоначально предложенных Ираклием. В соответствии с трактатом Россия гарантировала целостность «настоящих владений» грузинского царя и отправляла в Картли два батальона с четырьмя пушками. Петербург гарантировал защиту Грузии перед лицом Ирана и Турции, но при этом Ираклий II лишался самостоятельности во внешней политике, и частично во внутренней. Будущие грузинские цари ограничивались в вопросах внутренней политики и при вступлении на престол обязывались просить «инвеституру» российских императоров. По сути, Грузия лишалась суверенных прав.

Делая вывод по данному соглашению, можно сказать, что, исходя из той конкретной исторической ситуации, договор был объективно необходим как для Грузии, так и для России. Имея политическую и, прежде всего, духовную связь каждая сторона при этом преследовала вполне конкретные личные цели, стремясь получить наибольшую выгоду из этого союза. В итоге Россия получила плацдарм для действий в Закавказье, Ираклий II получил надежного сюзерена для борьбы с соседями и надеялся силами русской армии воссоздать «великую Грузию».

Таким образом, к концу XVIII века в международной борьбе за господство в Закавказье произошел качественный перелом в пользу России. Случилось это по стечению ряда причин, среди которых выделить главную затруднительно. Активными силами в регионе являлись не только Россия, Иран и Турция, но и те, кто был заключен между ними – восточно- и западно-грузинские царства, Карабахское и Дербентско-Кубинское ханства, крупные союзы горских обществ Дагестана. Все без исключения участники этой «большой игры» на сравнительно малом пространстве преследовали свои собственные интересы, стремясь использовать сложившуюся для себя ситуацию с максимальной пользой. Россия, Турция и Иран использовали разную тактику: от военного решения проблем до дипломатического компромисса. Причем каждый из трех соперников старался, с одной стороны – не допустить объединения против него двух остальных, с другой – привлечь на свою сторону как можно больше закавказских правителей. Последние, понимая это, охотно пользовались этим аргументом как угрозой примкнуть к той или иной силе.

Российская империя при Екатерине II показала, что она умеет вести мудрую, хитрую и последовательную политику залогом которой стало присоединение Грузии в 1801 году. При этом сама Восточная Грузия второй половины XVIII века предстает перед нами вовсе не как жертва экспансионистской политики России и других великих держав, она была лишь одним из участников «большой игры» преследуя личные цели: в частности воссоздание «Великой Грузии» с помощью русской армии и других союзников.