1.2.3. Работа губернатора по выяснению освещенных в прессе фактов

Губернатор непременно реагировал на выявленные прессой факты проблемных ситуаций в «подведомственной ему губернии», т.к. каждое свидетельство беспорядка иллюстрировало бездействие властей.

В связи с публикацией, в которой отмечен случай занесения деревни²⁶⁷ снегом до такой степени, что крестьяне не могут выйти из домов, казанский уездный исправник в рапорте от 31 января 1894 г. докладывал губернатору: «Имею честь почтительнейше донести Вашему Превосходительству, что по собранным мной сведениям деревня Константиновка в буран, бывший 27 января, нисколько снегом не была занесена и во все время к проезду через эту деревню и к выходу крестьян из их домов препятствий никаких не встречалось, деревня эта состоит из 130 дворов на протяжении около версты и расположена не в низкой лощине, как сказано в корреспонденции, а на косогоре, и доложить, что мною с сим вместе послано опровержение в редакцию «Волжского Вестника»²⁶⁸.

Некорректная работа журналистов подчас подрывала доверие к ним со стороны тех служб, которым следовало сотрудничать с прессой. Так, по поводу заметки «Покушение на самоубийство»²⁶⁹ в рапорте казанского полицмейстера П.Б. Панфилова²⁷⁰ губернатору значилось: «В этой заметке казанская мещанка Клавдия Трутнева названа проституткой. В той же газете от 1 ноября за № 277 помещено письмо Трутневой к редактору, которым она заявляет, что проституткой никогда не была. Редакция «Волжского Вестника», печатая письмо, присовокупила, что заметка о Трутневой доставлена в редакцию из городового полицейского Управления. Ввиду того, что никто из служащих в городовом полицейском Управлении и у меня в канцелярии репортерами местных газет не состоит, в предупреждении на будущее время каких-либо недоразумений я воспретил как в полицейском управлении, так и в своей канцелярии давать кому бы то ни было и какие-либо сведения помимо меня и не допускать в канцелярию никого из посторонних лиц»²⁷¹.

Полицейские чины вызывали особый интерес журналистов. В частности, казанскому полицмейстеру П.Б. Панфилову неоднократно приходилось писать объяснения губернатору по поводу освещения прессой его служебной деятельности. Так, в обращении от 8 декабря 1890 г. он доводил до сведения губернатора факт возбуждения им против издателей столичных газет «Новое Время»²⁷² и «Русская Жизнь»²⁷³ уголовных дел за личное оскорбление в печати²⁷⁴. В донесении от 7 мая 1894 г. Панфилов давал губернатору объяснения по существу публикации в нижегородской газете «Волгарь»²⁷⁵.

В официальном ответе на запрос казанского губернатора по поводу статьи «Неурядица на путях сообщения»²⁷⁶ значилось: «Факты, сообщаемые в ней [корреспонденции – Е.К.] либо извращены, либо совсем измышлены и противоречат действительному положению дел. Автор этой корреспонденции присяжный поверенный Лаврский питает сильное неудовольствие на пристава и давно уже мстит ему разными способами за то, что в прошлом году пристав привлек его, Лаврского, к законной ответственности за то, что Лаврский устроил самовольно и без таксы, перевоз через р. Волгу в деревню Ново-Родионовую, где он арендует себе землю и постоянно жительствует»²⁷⁷.

Фонд канцелярии губернатора НА РТ содержит «Собрание корреспонденций, не допущенных в печать». Из объяснений цензора по девяти имевшим место в 1896 г. эпизодам можно судить, что в трех случаях журналистами представлена ложь или совершенный вымысел, в шести – чрезмерное преувеличение или придание фактам искаженного смысла²⁷⁸. Так, умерший от тифа молодой человек в статье «Жертва долга» был назван земским врачом, самоотверженно боровшимся за жизнь своих пациентов и умершим, заразившись от них. Однако по сведениям Бирской уездной земской Управы «доктора» с упомянутой в статье фамилией в штате не числилось и похожих случаев «самоотвержения» не зафиксировано²⁷⁹.

В 1899 г. не были допущены к печати две статьи на одну тему, подготовленные для газеты «Казанский Телеграф»²⁸⁰. В статьях содержались обвинения в адрес смотрителя и одного из надзирателей дома трудолюбия. Казанский инспектор объяснил свое решение о недопущении тем, «чтобы подобными разоблачениями не охладить жертвователей на дела благотворительности»²⁸¹. Добытая журналистом разоблачительная информация дала ход служебному расследованию. Губернатор адресовал председателю попечительского совета казанского дома трудолюбия текст статей с формулировкой: «О последующих распоряжениях Ваших по сему предмету меня уведомить»²⁸².

Подобного рода коллизия возникла в связи с изложением журналистами «Казанского Телеграфа» акта благотворительности бывшего Городского Головы Чистополя купца В.Л. Челышева, который якобы с немалой выгодой для себя «одной рукой дал, другой – с лихвой возвратил обратно». Возникшая переписка официальных лиц губернии и уезда выявила факт передачи Челышевым на благотворительные нужды муку на сумму 1000 руб., в чем журналист «Казанского Телеграфа» усмотрел извлечение Челышевым личной выгоды²⁸³.

В «Собрании бумаг по корреспонденциям, не допущенным в печать» за 1899 г. содержится переписка по поводу вышедшей на страницах «Волжского Вестника»²⁸⁴ статьи о голодной смерти крестьянки. В последовавшем за этой публикацией рапорте Чебоксарского уездного исправника казанскому губернатору, в частности, значится: «Вдова Прасковья Степанова умерла не от недостатка в продовольствии, а от болезни вследствие простуды. После смерти Степановой в ее доме остался небольшой запас печеного хлеба и муки»²⁸⁵.

Нередко губернатору приходилось отвечать на информацию о подведомственной ему губернии, прошедшую в столичной прессе. Так, газета «Русские Ведомости» (1879 г., № 68, 17 марта) сообщила «о самоуправстве волостного старшины - о чрезвычайно строгом взыскании недоимок с крестьян Горбатовского Уезда села Избыльца Нижегородской губернии». Журналист мимоходом упомянул и об ужасном происшествии, случившемся в том же селе: захоронении младенца в подполе одного из домов. На один абзац газетного текста министр внутренних дел Л.С. Маков потребовал от губернатора П.И. Кутайсова «доставить подробные сведения о степени справедливости изложенных обстоятельств и уведомить о мерах, какие Вами будут приняты в случае подтверждения приведенных в ней [статье – Е.К.] фактов»²⁸⁶. Служебное письмо министра, датированное 25 марта 1879 г., дало ход переписке нижегородского губернатора с Горбатовским уездным исправником, который, в свою очередь, затребовал письменное объяснение от полицейского урядника 1-го участка. Факты (взыскание недоимок, захоронение младенца) подтвердились, но изложение их в газетной заметке свидетельствовало об искажении существа произошедшего²⁸⁷. В подобных случаях губернатор нередко обращался в Главное Управление по делам печати с ходатайством о воздействии на издателей и журналистов со стороны этого «силового» ведомства (см. 2.1.1).

К маю–октябрю 1908 г. относятся шесть эпизодов, зафиксированных в делах канцелярии казанского губернатора, заслуживших служебное расследование по следам публикаций в столичной прессе. В первом случае канцелярии губернатора предстояло ответить на запрос ГУДП по статьям в газетах «Речь» и «Последние Новости»²⁸⁸. На сообщение в «Русских Ведомостях» о «столкновении крестьян со стражниками в с. Услоне Свияжского уезда», в результате чего «есть раненые», губернатор потребовал «представить надлежащие сведения по этому предмету» и после выяснения обстоятельств дела направил в «Русские Ведомости» текст опровержения²⁸⁹. По поводу статьи «Экспроприация»²⁹⁰ по выяснении обстоятельств губернатор счел необходимым «в интересах справедливости заявить, что никакой экспроприации не было, а была совершена обыкновенная кража»²⁹¹ и направил текст опровержения в «Казанский Телеграф». Подобная работа была проведена и по поводу статей «Продажа дочерей»²⁹², «Любопытный эпизод»²⁹³, «Деревенские союзники»²⁹⁴.

Нижегородская «Поволжская Копейка» в № 39 от 17 августа 1910 г. поместила небольшую корреспонденциюволжская копейка"0000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000 «Село Ивановское Княгининского уезда», в которой значилось: «Милые патриархальные отношения существуют в нашем волостном Управлении. Так, старшина, писарь и его двое помощников в означенном присутственном месте пишут, работают и тут же развлечениям предаются - курочки жарят, водочку попивают и в картишки, грешным делом, перекидываются». Губернатор М.Н. Шрамченко весьма оперативно (обращение от 18 августа) распорядился: «Проверить изложенное в корреспонденции относительно проступков чинов волостного Правления и о последующем представить мне в возможно непродолжительном времени» ²⁹⁵.

Губернатору приходилось опровергать мнения прессы с большей энергией, чем обычному гражданину, т.к. суждения ответственного лица по вопросам жизни целого региона имеют особый вес. Так, в связи с утверждением «Волжского Листка» [далее «ВЛ»] о том, что крестьяне Тетюшского уезда самоуправно рубят лес, являя тем самым крепнущее «аграрное движение», казанский губернатор направил в редакцию свое «Опровержение»: «В № 345 газеты «Волжский Листок» от 30 декабря помещена в областном отделе заметка из Тетюшского уезда «Аграрное движение», в которой корреспондент газеты сообщает об усиливающемся в уезде аграрном движении, причем, указывает, что в настоящее время крестьяне рубят лес в с. Семи-Ключах. Вследствие сего считаю необходимым заявить, что приведенная заметка совершенно несправедлива. В Тетюшском уезде аграрного движения нет и там в этом отношении все спокойно. И.д. Губернатора, полковник Рейнбот»²⁹⁶. В следующем номере «ВЛ» в обращении «От редакции» значилось: «Ввиду того, что редакция часто получает официальные и частные опровержения по поводу фактов, сообщенных в «Областном отделе», мы обращаем внимание гг. корреспондентов на то, что достоверность фактов должна быть строго проверена». Однако в связи с отъездом А.А. Рейнбота на службу в Москву, тот же «ВЛ» сыронизировал: «Только было начал человек водворять порядок [в Казани – Е.К.], только что начал он заполнять тюрьмы крамольниками, как Дубасову понадобилось пригласить его к себе в Москву для совместного служения делу освободительного движения» (№ 361).

Нередко за помощью к губернатору обращались видные деятели местного самоуправления уездов и губерний. Так, казанский Городской Голова С.В. Дьяченко в феврале 1893 г. направил губернатору П.А. Полторацкому частное ходатайство: «Ввиду полного разъяснения вопроса о порядке отчуждения городских имуществ под станции железной дороги в городе Казани я позволяю себе думать, что всякая дальнейшая газетная полемика по сему вопросу поведет лишь к излишнему возбуждению общественного мнения»²⁹⁷.

Своим обращением Городской Голова дал знать губернатору о том, что начальнику губернии предстоит изыскать законные средства для «недопущения к печати» статей по важному для жителей города вопросу. Попутно С.В. Дьяченко отметил: «Смею в заключение обратиться к справедливости Вашего Превосходительства о тех постоянных порицаниях и глумлениях, которым ныне печатно подвергались должностные лица общественного управления, т.к. подобные отзывы печати, всегда основанные на ложных или извращенных фактах, в конец подрывают всякий авторитет у общественных представителей и лишают их возможности действовать строго, законно и энергично на пользу общественного дела»²⁹⁸. В ответ на переадресацию письма Городского Головы казанскому инспектору по делам печати (цензору), А.И. Осипов ответил губернатору: «В качестве цензора я, руководствуясь законом и совестью, никогда не допускал в подведомственной мне печати глумлений над кем бы то ни было, а тем более над общественными деятелями»²⁹⁹. Ознакомившись с письмом цензора, С.В. Дьяченко ответил губернатору «покорнейшей просьбой»: «Усерднейше прошу Ваше Превосходительство на основании 101 статьи нового Городового Положения произвести ревизию городской Управы и всех органов городского общественного управления и об оказавшемся по ревизии, если найдете возможным, объявить путем печати»³⁰⁰.

А.И. Осипов, в свою очередь, направил в ГУДП подробнейшую справку с комментарием более 20 статей, вышедших в казанской прессе по вопросам городского самоуправления³⁰¹. И несмотря на то, что Е. Феоктистов в письме казанскому губернатору отметил «преувеличения», допущенные С.А. Дьяченко в оценке означенных публикаций, П.А. Полторацкий принял сторону Городского Головы и ответил цензору: «Имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство, не изволите ли признать возможным дозволять к печати статьи, касающиеся городских дел, не иначе как по предварительному со мной соглашению»³⁰².

Настоящим распоряжением от 16 августа 1893 г. казанский губернатор П.А. Полторацкий внедрил в практику публикаций о деятельности органов местного самоуправления личную губернаторскую цензуру. Ее цель была очевидной: не допустить необоснованных «глумлений» над общественным управлением, а в случаях наличия оснований для разоблачений проводить расследование, не приводя к «возмущению» населения. Таким образом, в дальнейшем по поводу статей о «городских делах» из казанского Комитета по делам печати в канцелярию казанского губернатора препровождался бланк, на котором значилось: «Имею честь препроводить при сем для сведения Вашего Превосходительства не допущенную мною к напечатанию в местной газете … заметку под заглавием…».

Сохранилось свидетельство подобной просьбы о «заступничестве», адресованной нижегородскому губернатору П.Ф. Унтербергеру председателем губернской земской Управы Хвощинским. Датированным 14 февраля 1898 г. письмом губернатору было доложено, что в его отсутствие в Н. Новгороде прошло очередное губернское земское Собрание. На Собрании были утверждены доклады Управы об итогах основных работ. «Прения отразились и на столбцах местной прессы. Газетой «Волгарь» (№ 43) было допущено совершенно неприличное и нетерпимое осуждение работы Управы, так и всего Собрания. Не говоря уже о несправедливости и пристрастии такого поступка, я должен указать, что вся работа губернской Управы зиждется исключительно на доверии населения губернии, а подобная статья местной газеты, направленная в нескольких тысячах экземпляров в губернию, подрывает всякое доверие к деятельности Управы и лишает Управу возможности выполнять на нее возложенное»³⁰³. И в данной ситуации примечательно стремление руководителя одного из органов местного самоуправления просить губернатора оградить его коллег не от гласности, а от клеветы.

Инспектор по делам печати апеллировал к губернатору и в случаях, когда информационная составляющая журналистских материалов требовала проверки значимых фактов: «Покорнейше прошу почтить меня уведомлением, насколько означенное сообщение верно и может ли быть напечатано в местных газетах»³⁰⁴. В таких случаях губернатор направлял запросы в соответствующие службы. Так, в частности, произошло в связи с уточнением информации о разрушающемся корпусе Алафузовского завода в Казани. В то время как журналистская корреспонденция иллюстрировала патовую ситуацию с разрушением здания, в котором работают люди, полицмейстер совместно с губернским инженером, прибыв на место, засвидетельствовали, что корпус освобожден от работающих и «в настоящее время приступлено к исправлению»³⁰⁵.

Административная власть губернии в лице губернатора нередко являлась посредником в делах, касающихся судеб героев публикаций. До того, как в Нижегородской губернии в 1903 г. была введена должность губернского цензора, вопросы подобного плана адресовались лично губернатору. Так, в сентябре 1897 г. канцелярия губернатора «по поручению г. Управляющего губернией» известила фельдшера Рухлова о том, что посланное им для помещения в газете «Волгарь» «письмо не может быть напечатано, т.к. не имеет вид опровержений, которые предусмотрены ст. 139 Устава о цензуре и печати». Редактор газеты «Волгарь» С.И. Жуков, в свою очередь, сообщил «г-ну вице-губернатору и цензору нижегородских периодических изданий» о том, что письмо Рухлова «по тону своему нарушает условия, изложенные в п. 2 примечаний к ст. 138 Устава цензурного»³⁰⁶.

С 1903 г. претензии по поводу выступлений прессы были направляемы не в канцелярию губернатора, а «г-ну нижегородскому инспектору по делам печати» или прокурору нижегородского окружного суда. Так, инспектор народных училищ Московского учебного округа К. Залипаев в своем обращении к цензору выразил претензии в адрес газеты «Нижегородский Листок» (№ 280, 283, 284) в связи с «явно ложными сообщениями» и «несколькими неопрятно-пристрастными мазками» по его имени лично³⁰⁷.

Имели место случаи, когда губернатор в ответ на адресованное ему прошение о необходимости принятия административных санкций рекомендовал просителю «обратиться в надлежащий суд». Так, по поводу статьи «Городецкие отцы города»³⁰⁸ возникла ситуация, в которой губернатор М.Н. Шрамченко направил личное послание Архипастырю о том, что «Священник Орлов распространяет ложные сведения о чинах полиции, нарушая тем порядок и подрывая престиж власти»³⁰⁹. Земскому начальнику Балахнинского уезда, обратившемуся к губернатору за заступничеством по причине того, что «факты, изложенные в статье, искажены до неузнаваемости» и представлены в «крайне грубом тоне», М.Н. Шрамченко дал совет: «Вам надлежит обратиться в подлежащий суд»³¹⁰.

В истории взаимоотношений нижегородской прессы и власти имели место эпизоды особого внимания губернатора к отдельным сюжетам выступлений прессы, что свидетельствует о некоем привилегированном положении отдельных «героев» публикаций. Так, коллизия этико-правового характера возникла, в частности, в связи с публикацией о закрытии гимназии Ильинской, о чем сообщалось в газете «Волгарь» (1912 г., № 189 от 12 июля). По поводу этой, не соответствующей действительности, растиражированной в количестве нескольких тысяч экземпляров и повлиявшей на частный бизнес учредительницы гимназии, информации М.Н. Ильинская обратилась к губернатору А.Н. Хвостову с просьбой «сделать распоряжение, чтобы редакцией «Волгаря» сделано было соответствующее опровержение»³¹¹. Инспектор по делам печати в Н. Новгороде Н.И. Левитский, которому письмо истицы было переадресовано, задал М.Н. Ильинской ряд вопросов: «Был ли послан Вами текст опровержения в редакцию газеты «Волгарь», если был послан, то когда именно, и был ли он напечатан?»³¹². Ее письмо, датированное 8 августа, содержит весьма примечательный ответ: «Мною 13 августа передано письмо в редакцию газеты «Волгарь»³¹³. В данном случае не столько важна явная ошибка в датах (неточность, описка) М.Н. Ильинской, сколько то обстоятельство, что, написав губернатору письмо «по свежим следам» публикации «Волгаря», она ничего не стала предпринимать самостоятельно и даже не допускала, что без вмешательства губернатора этот вопрос разрешится³¹⁴.

А между тем уже в следующем номере газеты «Волгарь» (№ 190) было помещено сообщение, имеющее признаки опровержения самой редакцией ошибочной информации: «Распоряжением попечителя Московского учебного округа закрыто учебное заведение с курсом реальных училищ г-на Ильинского в Канавино. В сообщении об этом во вчерашнем номере нашей газеты упомянутое учебное заведение названо гимназией Ильинской. Что касается женской гимназии М.Н. Ильинской, то гимназия по-прежнему функционирует и к ней упомянутое распоряжение не относится». Примечательно, что очередное обращение Н.И. Левитского к М.Н. Ильинской содержало несколько «приложений» (объяснение редактора-издателя газеты «Волгарь» С.И. Жукова от 12 августа, вырезку из газеты «Волгарь» за № 190) и вопрос инспектора по делам печати: «Прошу уведомить меня, удовлетворяет Вас данное объяснение или нет?»³¹⁵.

Расследование обстоятельств дела было проведено тщательно и оперативно. Очевидно, что к необходимости обратиться лично к губернатору М.Н. Ильинскую привели не особо сложные обстоятельства дела, а неумение отстаивать свои права, хотя закон о печати содержал предписания для выхода из подобного рода коллизий без административного вмешательства, в судебном порядке.

Иначе завершилось дело, инициированное госпожой Панафутиной, которая судебному разбирательству по частному иску предпочла путь административного реагирования³¹⁶ и обратила внимание нижегородского губернатора на несколько номеров газеты «Нижегородский Листок» (№ 142, 143, 177, 180, 184, 188), на страницах которой в мае-июле 1912 г. вышел целый ряд материалов, посвященных начальнику нижегородского почтово-телеграфного округа Д.С. Панафутину (см. 2.2.3).

К запросам частных лиц, адресованным губернатору, следует отнести также и просьбы о привлечении внимания посредством прессы к сложному положению отдельных граждан³¹⁷. Так, «Собрание бумаг о разрешении печатания заметок о бедственном положении разных лиц» канцелярии казанского губернатора только за 1906 г. содержит 49 дел, все запросы по которым губернатором были удовлетворены³¹⁸.