Деревня и город

Юридически и психологически та или иная «сослов­ная» принадлежность подданных Тауантинсуйю — либо к числу общинников, живущих на земле предков, либо к другим группам населения, непосредственно подчинен­ным государству, — имела, очевидно, большое значение. Это ясно уже из того, что для описания подобных от­дельных категорий работников существовали разные термины. Другой вопрос, насколько различались реаль­ное положение, уровень благосостояния всех этих людей Источники показывают, что объективная социально-имущественная стратификация инкского общества не по­лностью совпадала с официально признанной шкалой социальных делений.

Прежде всего работников государственного сектора лишь с непозволительной натяжкой можно противопо­ставить общинникам как несвободных — свободным. Дж. Роу, один из крупнейших специалистов по культуре Тауантинсуйю, заметил, что в обществе типа инкского в принципе никто не был свободен в выборе ни места жительства, ни рода занятий, ни времени, отводимого тем или иным видам деятельности, ни в большинстве случаев даже в выборе супруга.³² Все это регулирова­лось, с одной стороны, обычаем, а с другой — решения­ми, выносимыми на самом «верху». Однако, как и на древнем Востоке, отсутствие настоящей свободы подра­зумевало также и отсутствие настоящего рабства, при котором человек мог бы быть низведен до положения «говорящего орудия». Любая личность не столько испол­няла конкретно чью-то персональную волю, сколько растворялась в коллективе (общине, крупном домохозяй­стве, родственной группе), подчиняясь прежде всего то­му, кто выступал в качестве главы этого коллектива. Даже сам Сапа Инка, будучи неограниченным власте­лином империи, среди своих родственников «орехонов» оставался скорее вождем, чем автократом. Об этом сви­детельствует, например, отсутствие существенных внеш­них отличий в костюме Сапа Инки по сравнению с одеждой орехонов. Не получила распространения ни в древнем Перу, ни вообще в индейском искусстве Амери­ки традиция изображать фигуру правителя нарочито ги­гантской, как это делалось, например, в Древнем Егип­те.

По мере развития командно-бюрократических мето­дов управления государством положение человека в пе­руанском обществе начинало все больше зависеть не только от формального статуса (общинники, янакона, курака), но и от близости места, где он жил, к столице или большому городу, от доступа к тем адми­нистративным каналам, по которым циркулировали информация и материальные ценности. Поэтому яна­кона, в общем-то ущемленный в правах по сравнению с общинником, порой достигал такого положения на со­циальной лестнице, о котором и не мечтал уважаемый в своем селении глава десяти домохозяйств.

Степень «бюрократизации» Тауантинсуйю не стоит преувеличивать. Структурообразующей основой общества оставались родственные связи, соподчиненность «родоплеменных» групп и их вождей. Тем не менее с образованием инкского государства социально-имуще­ственное положение индивида стало зависеть от более разнообразных факторов, не говоря о том, что верховная власть своим произвольным решением могла теперь воз­высить любого человека, в котором она нуждалась или к которому благоволила. К подобному заключению при­водят не только известные нам факты о головокружи­тельных карьерах отдельных простолюдинов, но и мас­совый археологический материал.

О реальном благосостоянии едва ли не более всего свидетельствуют размеры и облик жилища. Дома из те­саного камня в стиле Куско были, как уже говорилось, признаком принадлежности к высшей аристократии. Су­дя по раскопкам в центральных районах Перу, обычный жилой дом в инкском городе представлял собой огоро­женную глухой стеной усадьбу (каанча}, внутри кото­рой находилось от трех до восьми прямоугольных стро­ений, обращенных входами на центральный дворик.³³ Строения были сравнительно крупными (от 9 до 14 м длиной и 4—6 м в ширину). Под крышей находился чердак, в редких случаях имелся и второй этаж. Подо­бную усадьбу занимала семья из трех поколений род­ственников, реже — супруги с маленькими детьми. Сход­ные по размерам и основательности, хотя и более хао­тично распланированные, семейные домохозяйства исследованы американскими археологами в бедных (на­селенных ремесленниками) кварталах Чан-Чана, столи­цы царства Чимор.

Не только облик отдельных домохозяйств, но и об­щая планировка инкских городов свидетельствует об оп­ределенном материальном достатке и благоустройстве. По крайней мере некоторые центры, среди них сам Ку­ско, Ольянтайтамбо и другие, имели довольно правиль­ную прямоугольную поквартальную планировку. В сов­ременном городке Калька в долине Урубамбы сохрани­лось пятнадцать кварталов,, дома в которых стоят на инкских фундаментах (при инках число кварталов, ви­димо, доходило до двадцати четырех).³⁴ Для сравнения отметим, что на Ближнем Востоке рассеченные правиль­ной сеткой улиц города появляются в сущности лишь в эллинистическую эпоху.

Окраины инкских городов выглядели, однако, иначе, чем основной массив застройки. Здесь в полном беспо­рядке размещались круглые в плане жилища, средним диаметром немногим более шести метров. В отличие от каанча с их достаточно капитальными каменными сте­нами, круглые дома возводились преимущественно из непрочных материалов, может быть, даже из дерна, и лишь их цоколь делался каменным. Несмотря на разли­чия в размерах и конструкции круглые жилища и каан­ча содержат одни и те же наборы глиняной посуды, что отражает сходство домашних занятий их обитателей.

Можно с большой уверенностью предполагать, что все трудовое население инкских провинциальных цен­тров и даже более мелких городков работало либо на государство, либо по личному заказу знатных персон. Об этом свидетельствует уже сама история этих поселений, внезапно возникших и столь же быстро опустевших по­сле конкисты. Для бегства населения в 30-х годах XVI века имелось, конечно, много причин. Указывается, на­пример, на уязвимость городов в период междоусобной борьбы конкистадоров, когда военные действия развер­тывались главным образом вдоль крупных, проложенных инками магистралей. Главным представляется все же полная зависимость городского населения от вышестоя­щих властей — работодателей и снабженцев. В каанча, таким образом, должны были жить в большинстве своем ремесленники-камайок, может быть, отчасти янакона; положение именно этих социальных групп характеризу­ют приведенные выше данные археологии. Многие лич­ные слуги могли, кроме того, обитать непосредственно в кварталах знати — в царских дворцах по крайней мере соответствующие помещения предусматривались. Кому же принадлежали круглые дома на окраинах? Американ­ские археологи полагают, что они служили лишь для временного проживания. Наиболее вероятно, что здесь обитали мобилизованные крестьяне-общинники — либо те, кто строил провинциальные столицы, либо прибывав­шие на определенный срок в качестве неквалифициро­ванной рабочей силы.

О жилище сельского населения Тауантинсуйю нет столь же подробных сведений, как о домах горожан. Для того чтобы уверенно датировать разбросанные по горам и долинам памятники и выделить среди них рядовые строения, относящиеся к периоду, непосредственно пред­шествующему инкскому завоеванию, ко времени инков и к ранним годам испанского господства, необходимо раскапывать чуть ли не каждый дом, а это вряд ли когда-нибудь станет возможным. Однако исследование сохранившихся развалин в центральных и южных рай­онах горного Перу в любом случае свидетельствует об отсутствии там капитальных усадеб типа каанча. Похо­же, что крестьяне жили в довольно примитивных, пре­имущественно однокомнатных постройках, весьма похо­жих на круглые жилища инкских городских окраин.³⁵ Поселения в горах Боливии и Перу, уверенно датируе­мые прединкской эпохой, определенно состоят именно из подобного рода построек.

Таким образом, в доиспанских Андах перед нами развертывается картина, характерная для многих как древних, так и более поздних обществ. Независимо от формально-сословных различий, городское население в среднем было богаче сельского. Не будет преувеличени­ем сказать, что город паразитировал за счет деревни и в какой-то мере также мелких ремесленных поселков, ибо выкачивая из них рабочую силу и продукты, почти ничего не давал им взамен.

Впечатляющие данные были выявлены при изучении хозяйственно-профессиональной специализации обитате­лей поселений уанка.³⁶ Здесь в инкское время по сравнению с прединкским сократился радиус территории, об­служиваемой ремесленными мастерскими. Так, до инков 6.7% керамики и 21.2% кремневых изделий производи­лось далее чем в 10 км от места использования, при инках же соответственно 5.4% и 14.0%. Население доинкских городков занималось сельским хозяйством, а жители новых инкских центров — нет. В провинциаль­ной столице Хатун Хаухе ремесленная специализация достигла высокого уровня, но продукция местных ма­стерских не предназначалась для сельской округи, а ли­бо шла на удовлетворение нужд городской элиты (парад­ная керамика в инкском стиле, бронза), либо отправля­лась в Куско (серебро). Судя по исследованиям в долине Урубамбы, столичные мастерские снабжали стандартной посудой построенные инками городки, находившиеся на расстоянии 50 км от Куско. Однако к занимавшимся сельским хозяйством обитателям деревень эта керамика почти не попадала.³⁷

В условиях древнего Перу рост государственного се­ктора за счет общинного вел к усилению эксплуатации, но те группы населения, которые утрачивали «свободу», не были здесь, видимо, главной жертвой. Если говорить о камайок и части янакона, то их благосостояние скорее возрастало. В то же время чем больше людей изымалось из сферы жизнеобеспечения (производство продуктов питания, простой одежды и т. п.), тем большая нагрузка падала на оставшихся. То же самое произошло и в пер­вые десятилетия испанского правления, когда индейцы старались любыми путями уйти в города, превратиться в янакона и тем самым избавиться от миты и налогов. Это поставило экономику испанского вице-королевства на грань краха и заставило колониальную администра­цию срочно принимать меры, чтобы остановить обезлюдение деревни и распад общин.³⁸

Угрожала ли подобная опасность инкскому обществу, стал ли город значимым явлением в жизни Тауантин­суйю? Еще недавно многие исследователи ответили бы на подобный вопрос отрицательно, ибо само наличие в древнем Перу «настоящих» городов ставилось под сом­нение. Материалы археологии заставляют отказаться от подобного взгляда. Крупных центров типа Уануко Пам­па с населением порядка 10—15 тысяч человек в Тау­антинсуйю действительно не набралось бы, по-видимо­му, и полных двух десятков, но значительная масса не занятых сельскохозяйственным трудом людей была соб­рана по городкам с числом жителей от полутора до трех с половиной тысяч. Общее число горожан можно оце­нить в пределах от 300—400 до 600—700 тыс., что со­ставляло примерно 4—8% всего населения. Это не мень­ше, чем в средневековой Европе, хотя ниже, чем, ска­жем, в древней Месопотамии. Поскольку, однако, многие горожане Двуречья, подобно жителям столицы астеков, трудились на полях (у инков же, наоборот, жителей сельской местности периодически отправляли работать в город), уровень урбанизации инкского Перу отнюдь нельзя назвать незначительным.