О речи животных
« Можно ли считать, что «даром речи» наряду с человеком обладают и животные? Нет нельзя... Правда, у животных мы можем наблюдать некоторые случаи использования звуков для сообщения: это, например, звуковые сигналы, которыми мать созывает птенцов (утки, тетерки) или которыми самец-вожак предупреждает выводок или стадо об опасности (куропатки, горные бараны); животные могут также звуками выражать свои эмоции (гнев, страх, удовольствие). Однако все это – лишь биологические, рефлекторные явления, основанные частью на инстинктах (безусловные рефлексы), частью на опыте (условные рефлексы). Ни «слов», ни выражения «мыслей» здесь нет». К сожалению, А.А. Реформатский здесь не оригинален, этой точки зрения придерживается большинство лингвистов.
Увы, с этой позицией не все согласны, ибо, когда обращаемся к речевому акту человека на его родном языке, мы видим как раз картину условно-рефлекторной деятельности. Это особенно разительно при сравнении с речью новичка, обучающегося иностранному языку: там продумывается произнесение каждого слова – и речь получается медленной, неточной и по большей части неверной. Только когда чужой язык «войдет в печенки», то есть только тогда, когда процесс артикулирования в пределах целой фразы станет стойким навыком, можно говорить об овладении речью. И как раз здесь нет «ни слов, ни выражения мыслей» – потому-то так трудно припомнить свою речь, если разговор шел на общие темы. Ведь стандартное «речеговорение» – это просто одна из характеристик воспитанного человека, вовсе не связанная с передачей им собеседнику каких-то мыслей. И часто смысл речи решают как раз не слова, а интонация, так что в этом отношении слова хотя и присутствуют, но не передают общее намерение говорящего. В этом случае, следовательно, принципиальной разницы между речью человека и животного, на наш взгляд, нет. Чем больше освоена речь, тем, как это ни парадоксально, меньше в ней мыслей и меньше членения единого речевого потока на отдельные слова. Так что животные в этом смысле похожи как раз на овладевшего речью человека.
Что же касается освоения речи, то и тут животные очень похожи на человека. «Некоторые характеристики песни у зябликов, – пишет зоопсихолог Реми Шовен, – должны заучиваться на ранней стадии развития, когда сами птенцы еще не способны издать ни единого звука. По-видимому, с сентября они усваивают, что песня должна состоять из трех фраз и что они могут позволить себе украсить финал; сами же «фиоритуры» образуются только в результате соревнования между многими певцами. Врожденной является лишь самая общая основа песни – ее длительность, тенденция к усилению в начале и к ослаблению звука в конце, а также склонность кончать песню более высокой нотой». Иными словами, птицы обучаются пению, подобно людям. Рефлексы тут соединяются с подражанием, с желанием усовершенствовать высказывание.
Наконец, можно сказать и о весьма совершенном воспроизведении человеческой речи птицами. «Наиболее удивительных результатов достигают в этом отношении попугаи, хотя подражать голосу человека могут и другие птицы. Лешли описал в 1913 г. амазонского попугая, который знал 150 слов и мог иногда с первого же раза, без предварительных попыток, очень правильно произнести новое слово. Но, может быть, самой одаренной в этом отношении оказалась священная майна (Gracula religiosa). Торп пишет, что по данным спектрографического анализа, фонетическая точность произношения гласных звуков у нее совершенно замечательна, хотя голосовой аппарат майны не имеет ничего общего с голосовым аппаратом позвоночных. Основной вопрос заключается в следующем? Ограничивается ли здесь дело простым подражанием, или птицы могут использовать эти голосовые сигналы в соответствии с обстоятельствами? Луканус (1935) описал попугая, который явно был способен на это, например, говорил «до свидания» именно тогда, когда гости уходили. Оказалось, что он был способен переносить смысл слов из частной ситуации в более общую. Если это действительно так, то в данном случае мы имеем дело с зачатками настоящей речи». Еще более сложной оказывается кинестетическая речь приматов. Как видим, никакой непроходимой пропасти между речью животных и человека нет, и лингвисты просто не в курсе того, что известно зоопсихологам.
Почему язык не относится к явлениям природы. Так А.А. Реформатский назвал первый параграф введения, пояснив далее, что тем самым выступает против позиции лингвистов XIX в., например, Шлейхера. Разделяя в целом эту позицию, мы полагаем, однако, что существуют природные предпосылки языка, и говорить о том, что, например, звуки животных лишены смысла, нельзя. Домашняя кошка своим мяуканием не только передает свои эмоции, но и просит ее покормить, открыть дверь или впустить в дом. Сказать о том, что тут нет смысла, значить сказать неправду.
В речи людей каждое слово означает предмет, понятие или действие. Но кроме конкретных обозначений, при произнесении каждого слова человек вкладывает в него свои эмоции и настроение. Если слово произносится тоненьким голосом, нам понятно, что его произнес ребенок, а если басом - то взрослый мужчина.
И хотя, в отличие от слов человеческой речи, звуки животных не передают конкретных понятий, они совсем не бессмысленны, потому что так же, как и речь людей, содержат информацию о настроении и намерениях животного, а также о том, кто он - детеныш, самка, самец, большой или маленький и даже является ли он хозяином территории или нет. Это становится ясно из того, низкие или высокие крики у этого животного, громкие или тихие, с какой частотой они повторяются, а также по множеству других признаков.
Кроме того, у большинства животных имеются богатые репертуары звуков: к примеру, они могут выбирать между рычанием, лаем, воем, скулением, писком, хныканьем, уханьем, а иногда и располагать совсем уж экзотическими звуками вроде эхолокационных щелчков.