6.4. Свойства и принципы функционирования знаков и знаковых систем

Свойства знаков и знаковых систем, задающие семиотические основания коммуникативного взаимодействия, могут быть сведены в некоторый набор характеристик, которые некоторые авторы называют принципами семиотики. С нашей точки зрения, более точной будет все же постановка вопроса о свойствах и принципах функционирования знаков и знаковых систем. В отечественной научной литературе наиболее полно вопрос о свойствах и характеристиках знаков и принципах функционирования знаковых систем рассмотрен в работах Ю.Степанова и В.Кашкина.³³ Возьмем за основу концептуальные разработки этого ученого, добавив к ним необходимые, на наш взгляд уточнения и дополнения.

Важнейшие свойства и принципы функционирования знаков и знаковых систем могут быть сведены к следующим:

• свойство принципиальной арбитрарности знака;

• свойство полифункциональности знака;

• принцип системно-исторической обусловленности знака;

• свойство асимметричной дуальной динамики знака;

• принцип бинарной оппозиции элементарных знаковых систем;

• принцип многоуровневости и ограниченности семиотических систем;

• принцип релятивности семиотического отношения и многоуровневости семиозиса.

Рассмотрим последовательно каждый элемент названного перечня свойств и принципов и дадим их содержательную характеристику.

Свойство принципиальной арбитрарности знака характеризует его генезис и сущность связи между планами его содержания и выражения.

В истории науки о коммуникации и шире, в истории философской мысли существуют два подхода к решению этого вопроса. Один из них полагает, что задающая знак связь между звучанием и значением имеет естественное, глубинное сущностное происхождение, связанное с природой отношений между миром людей и миром вещей. Этот подход исходит из того, что существуют исходные естественные языковые пра-формы, единые и универсальные планы выражения, которые просто в силу природы человека как существа, использующего знаки, самой природой поставлены в соответствие своим планам содержания. И, соответственно в своей знаковой деятельности человек подобен естествоиспытателю – при формировании знака, при обозначении нового объекта его задача – не сформулировать новое произвольное имя, а отыскать то подлинное имя, которое природа предписала этому объекту. Эта концепция сущности знака имеет свои корни в мифологии некоторых народов. Там имеет место предание о существовании некоторой Истинной Речи, в которой каждый объект называется своим Истинным Именем. Это истинное исходное имя есть величайший секрет, поскольку тот, кто знает это Имя, способен, пользуясь им, повелевать именуемым объектом или субъектом. Отзвуки мифов такого рода можно встретить и в книгах современных писателей, работающих в жанре fantasy.³⁴

Второй подход, напротив полагает установление связи между планом содержания и планом выражения знака произвольным процессом, являющимся функцией ситуации обозначения и субъекта, который это обозначение выбирает. Превращение данного обозначения в объективный в терминологии Пирса знак, закрепленный за конкретным объектом в рамках данной системы социальных отношений, наступает тогда, когда соответствие между планом содержания и предложенным планом выражения приобретает конвенциональный характер.

Эти два подхода в основании своем были сформулированы еще античными философами. Две теории семиозиса, выдвинутые в ту пору, до сих пор и в современных учебниках называются по-гречески: φύσει и θέσει (что значит по природе и по установлению). Согласно первой, как уже говорилось, знаки/слова связаны с обозначаемыми предметами (звучание со значением) по природной необходимости, согласно почти естественной детерминистической закономерности (φύσει). Согласно же второй знаки не имеют естественной, не зависящей в исходном своем состоянии от сознания человека связи с предметами, а их значение приписывается их звучанию по исходной договоренности, согласно конвенции, по установлению (θέσει).

Дискуссия между сторонниками первого и второго подходов продолжалась в лингвистике, семиотике, антропологии и теории коммуникации почти до середины ХХ века. Современная теория коммуникации опирается на второй подход – теорию θέσει. Знак здесь полагается принципиально не имеющим неразрывной связи с некоторой трансцендентальной сущностью, априорно увязывающей план содержания и план выражения. Он полагается не раз и навсегда мотивированным чем-либо внешним по отношению к процессу коммуникации, а принципиально арбитрарным, т.е. возникающим в процессе формирования знака как конкретного социального семиотического отношения между обозначающим субъектом и обозначаемым объектом. При формировании знака для нового (еще не названного) объекта субъект свободен в выборе плана выражения. И знак в этом плане произволен. В подтверждении обоснованности теории арбитрарности знака приведем пример того, как один и тот же объект с одним и тем же планом содержания в разных языках приобрел разные планы выражения. Возьмем ягоду землянику. В немецком языке план ее выражения сходен с планом выражения в русском – erdbeer (земляная ягода - вот оно, казалось бы, подтверждение теории φύσει!). Но в английском это strawberry (ягода растущая в соломе). И получается, что для выбора плана выражения в русском и немецком языках сработала одна конвенция, а в английском – другая.

Знак, таким образом принципиально арбитрарен – он возникает как результат произвольного означивания, при этом данный процесс в разных языках может быть связан с разными базовыми характеристиками плана содержания знака.

В то же время, произвольность знака, его немотивированность не является абсолютной. Таковой она является только до момента выработки и социального согласования конвенции о соответствии между значением и звучанием, смыслом и формой. Далее эта конвенции мотивирует дальнейшее использование знака.

Несмотря на то, что современные семиотика и теория коммуникации опираются на концепцию принципиальной немотивированности знака, со счетов нельзя сбрасывать объяснительные и познавательные возможности концепции φύσει. Последняя способна хорошо описывать знаковую деятельность субъектов мифологизированного, в том числе первобытного сознания. Эти субъекты на обыденном уровне реализуют свою знаковую деятельность на основе наивного понимания теории φύσει. Как показывают данные культурных антропологов и этнографов, первобытное сознание не только не разделяет план содержания и план выражения какого-либо знака, например тотема или маски, но даже увязывает воедино знак и предмет, им обозначаемый. Для него связь плана выражения и плана содержания знака задана трансцендентально и операции подстановки знака вместо объекта не меняет существа отношения непосредственно с объектом. Раз эта связь существует и имеет объективный глубинный характер, действие над символом эквивалентно действию над объектом, и, оперируя с символом, можно изменить часть реальности, которую он представляет. Например, проколов иглой куклу врага, которая сделана из его волос и частей одежды, можно нанести ему непоправимый ущерб. На этом представлении основаны многие тотемистические культы. Верования в разного рода заговоры, ворожбу, колдовство, приметы свойственное обыденному наивному сознанию современного человека имеет те же самые основания. Что такое примета, в которую верит человек? Это некоторая внешняя форма, которая обозначает неразрывно связанное с ней скрытое содержание, т.е. по существу знак. Почему человек поворачивает назад, увидев перебежавшую дорогу черную кошку? Потому, что верит в экзистенциальную связь между ней и грядущим несчастьем.

Однако, как бы хорошо концепция φύσει не объясняла особенности мифологического сознания и наивную веру в приметы отдельных людей, это объяснение имеет скорее отношение к предметной области социальной антропологии. Если же говорить о понимании знака в теории коммуникации, то здесь работает теория θέσει, полагающая знак немотивированным конвенциональным образованием.

Свойство арбитрарности знака и вытекющий из него принцип немотивированности знака является первым фундаментальным принципом семиотики, лингвистики и теории коммуникации.

Второе свойство знака – полифункциональность. Оно заключается в том, что каждый знак способен в коммуникативных процессах одновременно выполнять не одну, а несколько функций. Выше мы уже рассмотрели основные функции, которые выполняются знаком. Это репрезентативная, экспрессивная и прагматическая функции.

Принцип системно-исторической обусловленности знака характеризует основные закономерности его функционирования и трансформации. Сущность данного принципа заключается в том, любой знак приобретает свою качественную определенность, т.е. становится тем, чем он есть – единством звучания и значения, соединением плана содержания и плана выражения, опираясь одновременно на две линии детерминации – системную и историческую.

С одной стороны, знак является элементом определенной знаковой системы, определенного языка. Поэтому как на этапе своего появления, так и в ходе эволюции важнейшие характеристики знака обусловлены особенностями строения и развития этой знаковой системы. Язык как полузакрытая (или условно закрытая) знаковая система функционирует по собственным законам и никогда прямо не заимствует элементы и формы других языковых систем. Даже когда элемент чуждой знаковой системы попадает в иной язык, он начинает существовать там по законам этого нового для себя языка. Принимающий язык как бы осуществляет "перевод" знака своими средствами, своеобразную его "подгонку" под собственные семантические, синтаксические и прагматические правила. Мы берем из английского языка слово jeans, и вот уже появляются "магазины джинсовой одежды". Берем название автомобиля Jeep, и появляются не только соответствующее название "джип", но производные существительное "джипер" (тот, кто ездит за рулем джипа) и глагол "джиповать" (ездить на джипе по пересеченной местности). Также не могут быть заимствованы без изменения базовых системных закономерностей элементы системы знаков языков культуры. Скажем в языке российской культуры гендерных отношений подача мужчиной незнакомой женщине пальто (план выражения культурного знака) – не более чем знак вежливости и воспитанности (план содержания). В языке американской гендерной культуры тот же самый поступок (план выражения) будет воспринят как знак сексизма или даже сексуального домогательства (план выражения).

В языковой системе, как и в любой системе, действует принцип системной конгруэнтности. Это значит, что субъекты, пользующиеся этой системой способны интерпретировать знаки, принадлежащие другой системе, языковой, культурной или иной, только с помощью своей знаковой системы, своего языка, своей культуры. Нельзя быть грамотным или неграмотным, культурным или некультурным вообще, можно вести себя правильно или неправильно только с точки зрения определенного культурного кода, языка, семиотической системы, то есть, системы конвенций.

С другой стороны, возникновение и развитие знака обусловлено исторически. Знаковая система, язык, в пределах которых формируется и изменяется знак, не является чем-то косным, застывшим. Ее динамика есть функция динамики социума, коммуникативным средством которого она выступает. Общество меняется – и меняется язык. Знак, который представлял одно единство плана содержания и плана выражения в одних исторических условиях, в других будет представлять иное единство. Возьмем новые слова, в изобилии появившиеся в русском языке в ХХ. Скажем, сопоставим планы содержания слова "ударник" в 1915 и 1935 годах. В первом случае это некоторая деталь какого-то механизма, ударяющая по другой детали. Спустя 20 лет – это еще и человек, отлично работающий на социалистических стройках и перевыполняющий план. А для современной молодежи ударник – это музыкант, играющий на ударных инструментах. Эти примеры можно продолжать и применительно к новейшей истории. Возьмем планы содержания слов, перешедших в 90-е годы ХХ века в обыденную речь из лагерно-уголовной лексики – "наехать", "замочить", "кинуть", "опустить" и т.п.

Свойство асимметричной дуальной динамики знака неразрывно связано с рассмотренным выше принципом его системно-исторической обусловленности. Данное свойство связано с тем, что у знака есть собственная внутренняя динамика, определяемая исторической, культурной и иной динамикой каждого из его компонентов – плана содержания и плана выражения. Эти компоненты изменяются по своим автономным историческим траекториям. Само понятие асимметричного дуализма ввел русский лингвист С.О.Карцевский (1884-1955). Он связал его с тем, что, как при формировании, так и при использовании знака в коммуникативных процессах означаемое и означающее связываются только на ограниченный временной отрезок. Длительность этого интервала – это длительность использования знака именно в этом контексте именно с этим соотношением означаемого и означающего именно этими субъектами. До данного момента, равно как и после него, план содержания и план выражения могут иметь свою историю развития.

Таким образом, детерминированность динамики знака носит дуалистический характер. Изменение знака есть функция двух независимых процессов – исторического развития плана его содержания и исторического развития плана выражения. Данный дуализм носит асимметричный характер в силу того, что в каждый конкретный момент времени любая из составляющих может быть ведущей в трансформации знака во всей полноте его коммуникативных функций.

Свойство асимметричного дуализма объясняет многие процессы динамики знаков. Скажем, в диахронии может меняться план выражения, но сохраняться план содержания. В.Кашкин, например, говорит о трансформации с течением времени и развитием знаковой системы английского языка фонетического облика слова hlafweord, которое в древнеаглийском языке имело тот же план содержания, что и слово лорд в современном английском³⁵. Данный пример иллюстрирует изменение знака, детерминированное динамикой плана его выражения. Приведенный выше пример использования в русском языке ХХ века слова "ударник" показывает, как при неизменном плане выражения знак меняется за счет исторически и культурно обусловленной динамики плана содержания.

Возможна и ситуация, когда в ходе исторического развития меняются одновременно и план содержания и план выражения знака.

Кроме того, из свойства асимметричной дуальной динамики вытекает возможность существования для одного и того же плана выражения в синхроническом измерении нескольких планов выражения. Например, слово ключ в современном русском языке выступает одновременно в значениях инструмента для открывания замков, источника воды в природе, средства для решения проблем и музыкального знака регистра.

Принцип бинарной оппозиции элементарных знаковых систем отражает необходимость функционирования знаков, обеспечивающих человеческое взаимодействие, как некоторых диалектически организованных парных образований. В них одновременно представлены знаки с противоположными планами содержания. Знак не возникает и не функционирует в одиночку. Он, разумеется, является элементом целостной знаковой системы (языка), которой пользуется данное общество/сообщество. Но, кроме того, он еще и одна половина некоторой элементарной системы, где помимо него присутствует и другая половина – знак с противоположным значением. "Добро" и "зло", "свет" и "тьма", "правда" и ложь" и т.п. – эти знаки не существуют, не имеют смысла друг без друга. Данные и подобные им элементарные знаковые системы образуют основания для тех бинарных оппозиций, которые, как пишут классики структурной антропологии, организуют человеческое взаимодействие.³⁶ Любой функционирующий знак обязательно подразумевает наличие в данной знаковой системе по меньшей мере еще одного знака, образующего с ним бинарную оппозицию планов содержания.

Рассматривая данный принцип В.П.Конецкая пишет: "Отношения противопоставления формируют структуру как вербальной, так и невербальной коммуникативной систем. Например, такие слова, как "день — ночь", "близкий — далекий", противопоставляются на основе контраста; такие слова, как "дворец — хижина", "собака — кошка", "кошка — мышка", противопоставляются на основе ассоциаций, которые не являются контрастивными, но часто используются в высказываниях. В составе высказываний эти системные оппозиции могут выполнять информационную функцию — "день сменяется ночью" или оценочную — "жили они как кошка с собакой". В невербальных системах оппозиция знаков типа "да" — "нет' имеет ограниченный характер. Противопоставляются преимущественно указательные жесты ("здесь — там", "вверху — внизу") и жесты, обозначающие размеры ("большой — малый", "широкий — узкий")"³⁷.

В соответствии с принципом многоуровневости и ограниченности семиотических систем, возможно существование систем знаков менее и более высоких уровней, причем то, что в системах низшего порядка пользователи считают реальностью, в более высоких системах способно выступать в качестве знака. Данный принцип говорит о том, что любая семиотическая система имеет свои границы и функционирующий здесь субъект воспроизводит соотношения между "миром вещей" и "миром знаков" со всем задающими эти соотношения условиями и условностями только в пределах этих границ. Выходя за них на одну ступень выше, он как пишет Ю.С. Степанов³⁸ становится способен видеть на один семиотический уровень больше. Рассмотрим действие этого принципа на примерах права и религии. И в том и другом случае представлены по меньшей степени два семиотических уровня. На первом, низшем функционируют обычные люди, придерживающиеся или не придерживающиеся религиозных канонов, исполняющие или нарушающие законы. Для этих людей заданы границы семиотической системы, в которой религиозный канон или закон государства являются объективными условиями. Любой поступок на основании этих условий может быть означен как "богоугодное деяние" или "грех", "как законное действие" или как "преступление". Эти знаки в пределах своего семиотического уровня регулируют жизнедеятельность общества. Но есть и более высокая семиотическая система, где функционируют высшие церковные иерархи и законодатели. Здесь то, что для низшего уровня есть элемент объективного мира, уже выступает как предмет означивания. На этом уровне можно канонизировать святого, признать какое-либо действие греховным или праведным, принять или отменить закон. И в результате для низшей семиотической системы изменятся объективные условия.

Принцип релятивности семиотического отношения и многоуровневости семиозиса отражает тот факт, что семиотическое отношение, задающее форму и содержание знака, не является раз и навсегда заданным и неизменным. Новые семиотические системы могут образовываться не только на основании элементов предметного мира, но на базе уже существующих знаковых систем. Если для обозначения какого-либо феномена предметного мира можно выбирать из нескольких знаков, то результат выбора имеет собственное семиотическое значение. По существу этот результат представляет собой образование нового знака на базе существующих знаков. Журналист, например, может назвать вооруженных людей, захвативших заложников террористами или бандитами. А может повстанцами или партизанами. Факт выбора вторичного знака приобретает ценностное содержание и образует знак, реализующий экспрессивную и прагматическую функции. Таким образом, релятивна не только связь означаемого и означающего в знаке, или связь знака с предметом. Относительной также является и окончательность создания самого знака. Именно на основании этого принципа в семиотике объясняется появление стилистики. Стилистика, в рамках этой концепции состоит из знаков знаков, знаков второго уровня знаковости: