Сознательный травматизм

В своем роде, Роки также ищет травматизм, когда он производит звуки, которыми он наполняет свою голову. Таким образом, он вызывает повторение той аварии, и таким же способом он держит ее в стороне и удаляет из своих мыслей.

Иногда, один процесс может заменять другой, только бы он оставался на поведенческом уровне. Одинокий гребец Фредерик Герэн хорошо это освещает, когда он объясняет, к какому заменяющему средству самоуспокоения он прибегнул тогда, когда он не смог использовать в этом смысле весла. Его на самом деле несло по течению без всякой возможности действия: «По истечению четырех дней невозможности встать на якорь, пишет он, чтобы избежать того, что меня занесет в плохом смысле этого слова, я каждый день выходил и кричал что было сил, чтобы высвободить ту энергию, которая была во мне».

Данные слова, как видно, подчеркивают экономический аспект и необходимость найти другой поведенческий путь выхода (и поддержания) напряжения.

Рассказ добровольно потерпевшего крушение Алена Бомбара напоминает симптоматику травматического состояния. Он также описывает свой опыт как возврат из ада, но ад продолжился для него и после его возвращения. Известно, что он долго страдал депрессией, но также и соматической дезорганизацией. Бомбар рассказывает, что в течение пяти лет у него сохранялось физическое расстройство желудка , и особенно, что он навсегда потерял свои способности к засыпанию. Он также поясняет, что познал период отказа от борьбы за жизнь и смирения со смертью перед тем, как обрести последний и решающий приступ выживания. Повсюду в его рассказе царит тоска.

По его мнению, именно опыт добровольного крушения является причиной травматизма, изменившего все. Тот опыт, который травматический невроз закрепил в повторении. Но это объяснение Бомбара исключает все, что предшествовало его авантюре, а именно мотивы, которые могли привести его к тому, чтобы подвергнуть себя такому травматизму.

Я не думаю, что травматическое состояние тех, кто превращается в машину повторяющейся гребли, является лишь последствием опыта одиночного плавания. В определенном числе случаев оно должно

предшествовать этому опыту, чей смысл существования был бы тогда в том, чтобы придать объект - враждебное окружение - предшествовавшему страху диффузной тоски.

Тоска, описанная Бомбаром, это состояние архаичного страха, к которому стараются приблизиться те, кого манит этот вид подвигов, спортсмены выживания и экстремалы. Они хотят побороть и изгнать Hilflosigkeit, «состояние беспомощности» в переводе Ж. Лапланша. Чтобы показать, что дойдя до края, когда уже ничего нельзя сделать, чтобы помочь себе, это все-таки оказывается возможным, несмотря ни на что. Спортсмены экстремалы может быть находятся на пути к тому, чтобы идти по стопам их некогда безвыходных страданий, переходя к очень архаичным расстройствам, дабы попытаться их отвести.

Также процессы самоуспокоения являются необходимостью, навязанной тоской, а не объектным страхом. Оправданием их приведения в действие всегда служит неинтегрируемое перевозбуждение, скрытый травматический невроз, который может, кстати, касаться лишь какого-то сектора психической деятельности.

Существование процессов самоуспокоения является следствием недостаточности конституции психической системы защиты от тоски и провала материнской функции смягчения страха своего ребенка. Они соответствуют неспособности матери помочь своему ребенку переносить ее исчезновение, что ведет к усилию процесса самоуспокоения для того, чтобы поддержать восприятие.

По-моему, процесс самоуспокоения есть нечто вроде эрзаца игры с катушкой, как раз, потому что он не смог установиться и позволить сохранение следов присутствия матери.