Информирует коллектив

Коллективным источником информации является такой, который использует журналист в ходе как формального, так и ненормального общения: собрания, совещания, конференции, заседания «круглых столов» и «клубов деловых встреч» в редакции, заседания товарищеских судов, клубов по интересам, пресс-конференций, беседы в неформальных условиях с группой людей и т. д. Следует сразу отметить, что отнесение к этой группе тех источников, которые используются журналистом в процессе формального общения, весьма условно. Дело в том, что собрания, официальные совещания и т. п. как источники информации близки к документальным. Поведение журналиста при обращении к таким коллективным источникам, как правило, более пассивно по сравнению со сбором сведений в условиях неформального общения.

Наиболее же важная особенность коллективного источника состоит в том, что он представляет собой не просто арифметическую сумму источников-индивидуумов, так как поведение человека в группе существенно отличается от поведения вне ее. Как отмечает психолог П. П. Маслов, в коллективе «происходит то, что в химии носит название аддитивных свойств. Свойства отдельных предметов одни, а соединенных в массу — другие». В информационной деятельности человека данная особенность проявляется в том, что информация, сообщаемая в этих условиях, скорректирована присутствием других людей.

Ценность коллективного источника информации обусловлена самой природой нашего общества, для которого характерны демократизм в решении важных проблем, осуществление на практике принципа критики и самокритики. Мнение коллектива становится нравственным ориентиром, по которому его члены сверяют свои поступки: «Выражая справедливые требования общества, коллектива к личности, оно играет огромную роль в развитии у людей высокого чувства долга, коммунистического отношения к труду и социалистической собственности». Кроме того, ценность этого источника состоит в его объективности и широте информации, характеризующей человека с точки зрения его отношения к интересам определенной социальной группы — коллектива.

Обращение к такому источнику для журналиста — надежный способ проверить и расширить свои представления о проблеме, людях. «Как бы ни был умен журналист, — отмечала очеркистка «Известий» Н. Александрова, — без умения вобрать в себя мысли, мнения десятков — людей ничего серьезного написать он не сможет. Он умен умом людей, это, если хотите, своеобразный коллективный разум». Важна роль коллективного источника и в предварительной ориентации журналиста, помогающей ему «выйти» на интересного человека, важную тему.

Необходимо подчеркнуть значение в работе журналиста партийной информации. Ее объективность, глубина, широкий диапазон сведений, характеризующих производственную и общественную жизнь коллективов, дают журналисту возможность быстро получить представление о действительном состоянии дел. И эти возможности становятся все более широкими в связи с тем, что сегодня информационное обеспечение самой партийной работ активно совершенствуется. «В последнее время обобщение и анализ информации «снизу» становятся предметом деятельности специальных подразделений, возникающие в системе руководства идеологической работой. Общее признание получили группы анализа идеологической информации, возникшие первоначально в Белоруссии, информационно-справочные службы при идеологических комиссиях парткомов ряда заводов».

Следует отметить и особую роль такого источника информации в раскрытии качеств личности характеризуемого человека, как разговор с ним в присутствии его товарищей, членов коллектива. Коллектив как среда, в которой проявляются истинные черты человеческого характера, как заметила Т. Шумилина, не только «останавливает от желания прихвастнуть, солгать», но и является надежным помощником журналиста при сборе сведений о людях скромных и самокритичных.

Обращение к коллективному источнику как к вспомогательному средству целесообразно в том случае, когда журналисту в неформальном общении с людьми необходимо создать атмосферу непринужденности, раскованности. Этот прием используют многие опытные журналисты: «Шесть или семь Витькиных соавторов, — рассказывает журналист М. Александров,— засыпали меня разными сведениями. Разговор лился свободно. То серьезный, то с шуточками и озорством. Виктора было не узнать, куда девалось односложное «ага»». Некоторые журналисты стремятся создать непринужденную обстановку и для того, чтобы в особо важных случаях с документальной точностью коллективно восстановить минувшие события.

Вот характерный пример обращения к коллективному источнику: «Протокол собрания студенческой группы. Присутствовали 19 человек. Отсутствовали по уважительной причине 6 человек. Слушали: вопрос об исключении студентки (имя, фамилия). Выступили... Записей выступлений нет. Я, — пишет корреспондент «Литературной газеты» А. Борин, — попросил ребят снова сейчас собраться и вспомнить, о чем тогда шла речь. Они собрались. Вспомнили...».

Плодотворно обращение к коллективному источнику и в тех ситуациях, когда журналисту необходимо критически оценить уже собранные сведения, и особенно те факты, которые характеризуют межличностные отношения героев будущего материала. Вот как, например, по мнению исследователя журналистики Г. Лазутиной может быть использован этот источник журналистом: «Предлагая одну за другой свои гипотезы, он как бы освобождал своих собеседников от роли «передатчиков интимной информации» и возводил их в роль контролеров, моральный долг которых — определить степень истинности той информации, какой уже располагает он, журналист, и заботившихся теперь о том, чтобы картина в га- зете было правдивой и объективной».

К коллективным источникам информации относится и такой, который условно можно определить, как анонимный (и, как правило, устный). Причем он нередко не имеет точного адреса только для читателя (источник «молва»), а журналисту известен. Иногда ссылка на такой источник показывает, что журналист использует информацию, достоверность которой трудно проверить, но сам он для полноты картины (или представления различных мнений) считает необходимым сообщить эти сведения читателю.

Однако, как выяснилось в беседах с журналистами, некоторые из них с помощью таких ссылок переводят в «ранг» коллективного источника индивидуальный. Нередко журналист, услышав мнение одного человека и не желая на него ссылаться, умышленно, а порой подсознательно выдает его за мнение коллективное. Иначе ссылка на этот источник как на индивидуальный (например, «как нам сообщил...») требует более точного адреса или объяснения причины сохранения в тайне источника информации.

Следует отметить, что частота обращения журналистов к коллективному источнику информации еще не соответствует его информативной ценности. Причинами этого являются дефицит времени (хотя из этого источника при определенном уровне профессионализма журналист может получить за то же время сведений не меньше, чем в ходе нескольких индивидуальных бесед), иногда трудности в организации встречи с группой людей. У молодых газетчиков это проявляется прежде всего в неподготовленности к сбору сведений в условиях группового неформального общения.

Нравственный микроклимат сбора сведений из коллективного источника (особенно в условиях неофициального общения) в значительной степени определяется тем, что беседа журналиста с группой людей почти всегда есть последовательная беседа с каждым перед лицом всех. В этом случае человек воспринимает свои ответы как исповедь перед конкретным, реальным коллективом: своими товарищами, соседями и т. д. «Поведение человека в коллективе, — отмечает В. Б. Ольшанский, — определяется главным образом осознанными установками по отношению и к коллективу в целом, и к каждому его участнику».

Однако, как бы внешне непринужденно ни проходила беседа, журналист должен иметь в виду, что полностью нейтрализовать негативные стороны отношения к его профессии, видимо, невозможно. Это отношение дает себя знать иногда и после беседы с журналистом. Нередко суть сомнений участников коллективной встречи с журналистом сводится к опасению: а не сказали ли они чего-нибудь лишнего, не сообщили ли сведений, которые могут быть использованы им в ущерб. Такое отношение усиливается нередко за счет того, что оно носит массовый характер и требует более универсальных (рассчитанных на каждого из участников разговора) средств для его «снятия».

Один из беседовавших с автором корреспондентов центральной газеты считает, что ошибкой некоторых молодых журналистов является стремление «с ходу», разом нейтрализовать негативное отношение к себе собеседников. Журналисты порой пытаются достичь этого за счет поведения, внешнего вида, которые противоречили бы асоциальному стереотипу — принятым в этой среде стандартным представлениям о журналисте. Но поведение, резко контрастирующее с этим стереотипом, может еще больше насторожить собеседника. «Без стереотипизации людям пришлось бы детально интерпретировать каждый новый факт, каждую ситуацию, как если бы они не имели никакого жизненного опыта». Поэтому, видимо, более целесообразным следует считать такое поведение журналиста, которое нейтрализует эту установку не сразу. В беседе с автором некоторые практики высказывали мысль о том, что в отношении информирующих лиц к журналисту существует как бы два уровня. Первый образует отношение к внешней стороне поведения (внешний облик, манера держаться), второй формируется на основе вопросов журналиста: их серьезности, тонкости, проявленного в них знания жизни и т. д.

Если налаживание контакта с собеседниками, достижение их охотного сотрудничества журналист поведет только путем активного преодоления «первого уровня» этого отношения, то он может лишь осложнить свою работу по сбору сведений. Поэтому эффективнее оказывается воздействие на собеседников путем нейтрализации «второго уровня» отношения к журналисту, т. е. через вопросы, размышления, замечания по ходу беседы.

Их оценка, интерес к содержанию разговора, уважение к знаниям, нравственным ориентирам, проявленным журналистом в беседе, приводят собеседников к мысли, что первое |их впечатление характеризует лишь внешнюю сторону облика журналиста, существенно корректируют «первый уровень» отношения к нему. Важным условием успешного и этичного ведения коллективной беседы являются стремление и способность журналиста обеспечить равноправное участие в ней всех собеседников, особенно если число их невелико. Соблюдение этой этической нормы важно потому, что оно обеспечивает действительно коллективный характер мнений, дает возможность всесторонне оценить событие, человека.

Однако реализации этого требования нередко мешает напряженность межличностных отношений собеседников журналиста. Ее может создать давление формального (или неформального) лидера этой группы, присутствие человека, к которому остальные участники беседы не испытывают доверия, и т. д. Поэтому весьма важно психологически точно оценить причины этой напряженности, «расстановку сил» в беседе, особенно если она носит полемический характер.

Конечно, это не значит, что журналист не вправе в нужных местах обострять разговор, давать принципиальную оценку мнений, с которыми он не согласен. Но нравственные нормы обязывают его помнить о том, что в отличие от разговора с одним человеком коллективная беседа может вызвать более серьезные последствия для ее участников: откровенные мнения, в которых журналист заинтересован, высказываются публично и в некоторых ситуациях могут быть использованы против того, кто их высказал.

При обращении к коллективному источнику с целью подготовки критического материала (а иногда и положительного, например, очерка о хорошем человеке, к которому какая-то группа лиц на предприятии, в учреждении относится негативно) журналист может столкнуться с фактом сговора информирующих лиц, что не исключено в тех случаях, когда «происходит деградация коллективистских связей и развиваются связи, характеризующие тип корпорации». Иногда к этому прибегает формальный (или неформальный) лидер группы, с тем чтобы сделать свое мнение более весомым, а чаще всего с целью «прикрыться» коллективным мнением. В ходе беседы это может проявиться в слишком близком совпадении мнений, однотипной их аргументации, в употреблении лексики, характерной для одного конкретного человека, но используемой при оценке определенного факта другими, в заданности мнений, в стремлении остальных участников беседы развить основные тезисы, высказанные лидером данной группы. Такую заданность мнений журналист может выявить с помощью конкретизирующих и контрольных вопросов.

Выявить первоисточник сведений в беседе с группой лиц иногда важно и в тех случаях, когда журналист видит, что его собеседники оперируют, так сказать, ходячим мнением или передают неверные слухи. О безуспешных поисках истоков одной из таких легенд, в которой речь шла о матери погибшего солдата, рассказал журналист «Комсомольской правды» Ю. Иващенко: «Мы долго искали где же это случилась. Не нашли, хотя очень многие говорили, что слышали где-то очень похожую историю и даже добавляли новые, часто противоречащие детали». В этой легенде отразились представления людей о подвиге. Однако не всегда такие выдуманные истории посвящаются положительному и безымянному герою. И тогда обращение к «общему мнению» становится неэтичным как в отношении тех, кого журналист пытается оценить с помощью такого источника, так и в отношении читателя, которому предлагается подобная информация. Естественно, что ссылка на такой источник не снимает ответственности с журналиста. «Говорить-то могут многие, — замечает Е. Круковец, — а пишет один. Журналист. И именно он один, а не многие говорившие, отвечает за каждое слово, вышедшее из-под его пера».

В связи с тем что особенностью обращения к коллективному источнику является сбор информации в условиях ее публичной огласки, журналисту необходимо учитывать, что сведения могут быть весьма далеки от истины в. связи с присутствием других людей, соображениями престижного характера, давлением формального или неформального лидера, а также в связи с различными «болезнями коллектива», когда «возникает разобщенность интересов, обнаруживается противоположность мировоззренческих позиций или систем нравственных ценностей. Короче, если нарушается морально-политическое единство коллектива». Поэтому при последующем использовании сведений, полученных из этого источника, особенно важно соотнести их с почерпнутыми из других источников.

К документальным источникам относятся письма, дневники, фотографии, магнитофонные записи, официальные документы: заявления, докладные и объяснительные записки, приказы, сводки, таблицы, графики, наглядная агитация, материалы печати, телевидения, радио, статистические данные, данные социологических исследований, протоколы, ведомости, справки, архивные документы, договоры, характеристики, личные дела, следственные материалы; материалы, характеризующие творческую деятельность личности: рукописи, книги, тексты речей, картины, научные публикации, личные творческие планы, отчеты о результатах исследований, авторские свидетельства, поощрительные дипломы и грамоты, рецензии, отзывы экспертов и т. д.

В самом общем смысле документом являются «любые зафиксированные знания, которые могут быть использованы для справок, изучения и доказательства». Это определение французского документоведа С. Брие дополняет советский ученый Г. Г. Воробьев, считающий, что документ — это «отдельное зафиксированное сообщение, целостность которого выражается общим смыслом и логикой изложения». Особое значение документов в творческой деятельности журналиста определяется прежде всего тем, что обращение к ним — один из способов его общения с людьми. «Нельзя забывать, — пишет П. М. Якобсон, — и о другой, может быть, более важной форме — именно об общении, которое носит косвенный характер. При этом человек сталкивается не непосредственно с другим человеком, а с тем духовным продуктом, который этот человек создал...»

Возрастание роли документальных источников в современной журналистике вызвано ее стремлением к большей доказательности, компетентности, объективности. «Документализм, — по мнению В. В. Ученовой, — как необходимое ядро публицистического творчества, воплощает собой и специфику отражательно-познавательных сторон данной деятельности и одно из главных средств эмоционального завоевания читателя, слушателя или зрителя». В деятельности журналиста необходимость документальных подтверждений с особой очевидностью возникает при подготовке материалов, посвященных рассмотрению конфликтных ситуаций или спорных проблем, в публикациях о людях недавнего прошлого, в материалах, с героями которых невозможно встретиться в момент сбора сведений.

Огромное значение документальный источникам в своей научной, публицистической деятельности придавал В. И. Ленин. В справочнике «Рабочая книга социолога» приведены такие факты: «...в ленинских произведениях упоминается 16 тыс. книг, брошюр, журналов и газет, из которых 4 тыс. — на иностранных языках. Только в работе «Развитие капитализма в России», целиком построенной на изучении документов подворной переписи населения, В. И. Ленин цитирует более 400 источников. Подготовительные материалы в работе «Империализм как высшая стадия капитализма» содержат выписки из 146-ти иностранных, 2-х русских книг, а также ссылки на 232 зарубежные статьи, помещенные в 49-и периодических изданиях».

В числе главных достоинств документального источника журналисты видят такие, как достоверность и доказательность. Важность этих качеств документа подчеркивал В. И. Ленин в письме неустановленному адресату: «Неужели Вы не добились хоть протоколирования гнуснейшего хвастовства Дейча? Ведь это нечто из рук вон!! Такого нахальства нельзя было даже ждать. Надо было пришпилить его к протоколу, опубликовать перечень «их» групп или хоть съезду передать этот протокол, чтобы показать россиянам бездонное нахальство этих господ».

Такие качества документа нередко определяются самим его характером, отношением автора-составителя к фиксируемым сведениям. Довольно верно эти черты документа отмечены английским ученым У. Брэггом: «Письменное сообщение имеет еще одну особенность, которую я даже затрудняюсь точно определить: пишущий как бы дает показания под присягой и должен подтверждать достоверность каждого слова».

Документальные источники, используемые журналистом, по характеру содержащихся в них сведений можно условно разделить на 2 группы: документы официальные и личные. К первой группе относится зафиксированная информация о деятельности учреждений и организаций. Важнейшими ее признаками являются наличие реквизитов (наименование учреждения, указание его ведомственной принадлежности, адрес, эмблема, перечисление составителей документа, подпись официального лица и т. п.), регистрационный номер, сведения о тираже, нередко трафаретная форма и т. д. Кроме того, на официальный характер документа нередко указывает типографский текст, так как право выпуска такой продукции имеют лишь официальные учреждения и организации.

Обращение к документальному источнику, носящему официальный характер, нередко связано для журналиста с необходимостью преодолевать различные барьеры, среди которых наиболее существенными являются режимный и терминологический. Преодоление первого из них связано с решением вопроса о доступе к документальному источнику информации и согласованием в официальном порядке объема и условий использования полученных из него сведений. Преодоление терминологического барьера вызвано прежде всего необходимостью перевода информации документального источника на общедоступный язык.

Богатым источником информации являются личные документы. Однако их главное достоинство – наличие значительного объема характеризующей человека оригинальной информации о нем являетсмя и главным препятствием при сборе сведений. Как справедливо заметил Б. А. Грушин, «значительная, как и наиболее ценная в смысле объективности, часть личных документов крайне труднодоступна для исследования: частные письма и дневники не предназначаются для посторонних глаз».

Богатство и оригинальность сведений, содержащихся в этих источниках, высоко ценил В. И. Ленин. Отзываясь о письмах читателей «Бедноты», он говорил: «Ведь это же подлинные человеческие документы! Ведь этого я не услышу ни в одном докладе!»

Для характеристики некоторых личных документов важна их направленность. Например, дневниковые записи, как правило, ведутся только для себя и представляют собой своеобразный монолог; письма же чаще всего содержат информацию, направленную вовне и предполагают существование адресата, с которым ведется диалог. Адрес таких источников определяет не только их содержание, но и тон, степень откровенности авторов.

Документальные источники можно классифицировать также и по некоторым признакам технического характера: по способу фиксирования информации, по каналу восприятия (визуальные и фотодокументы) и т. д. И каждое из оснований этой классификации предполагает дополнительную характеристику документов. Так, важной особенностью фонодокументов является то, что даже спустя длительное время они дают возможность восстановить эмоциональную атмосферу беседы, сохраняют тонкие нюансы поведения информирующих лиц.

Частота обращения к документальному источнику информации еще не соответствует его информативной ценности. Это нередко объясняется отсутствием опыта, навыков работы с этим источником, а иногда и трудностями доступа к нему. По сравнению со своими коллегами из центральной прессы журналисты областных и районных газет прибегают к этим источникам значительно реже. Это частично объясняется разницей в масштабах выводов, необходимостью искать для проблемных выступлений в центральной прессе более весомые документальные подтверждения, а также более совершенным техническим оснащением журналистов центральных газет.

Следует подчеркнуть, что работа с источниками информации дает наибольший эффект только в том случае, когда журналист постоянно накапливает и систематизирует содержащиеся в них сведения и в полной мере учитывает особенности и их богатые возможности для получения глубокой, достоверной и широко характеризующей проблему, личность человека информации. Так же систематично, как и накопление документальных материалов, опытные журналисты ведут их анализ, без которого эти сведения превращаются в бесполезную груду фактов.

Этот процесс текущей оценки и классификации поступающих в редакцию писем и других документов своеобразно показан Г. Кантом в романе о журналисте Давиде Гроте: «С каждой почтой Давид получал необходимые ему сведения: этот материал был хорош, а тот никуда не годился, этот материал был полезным, а тот вредным, этот был нужен, а тот мог быть нужен, этот можно не давать, а тот не надо давать, вот это в жизни уже меняется, а то вот-вот изменится, это надо изменить, а то уже изменили, вот что мы думаем, вот что полагаем, вот чего хотим, чего же вы хотите, как вам понравилось это, нам это не понравилось, вот что нам бы понравилось, а вот чего нам не хватает, только этого нам не хватает, этого мы не хотим, это мы хотим сейчас же, на это мы надеемся, этого мы требуем, вот что делаем мы, так давайте делайте и вы свое дело!»

Безусловно, без живых наблюдений, обращения журналиста к другим источникам информации документы не дадут полного, яркого представления о событии. В. В. Ученова замечает по этому поводу: «Никакой реестр готовых документальных свидетельств не способен заменить собственного знакомства журналиста с описываемой им ситуацией, собственного опроса включенных в нее людей, добросовестного, заинтересованного, честного журналистского изучения реальности во всех ее связях, протянутых между «клеточками» документальных отображений».

Необходимость нравственной регламентации работы с различными видами документов вызывается все более частым обращением журналистов к этим источникам информации, серьезностью последствий, к которым может привести их неэтичное использование. Журналисту более, чем кому-либо, противопоказан холодный прагматизм при обращения к письму. Ведь оно, как пишет Т. Тэсс, «всегда и слепок человеческой личности: между строчек таится душа человека, ее живое дыхание. Письмо вбирает в себя не только частицы жизни того, кто его пишет, но и время, в которое он живет, дает представление о его среде, о его духовных запросах и интересах».

В связи с тем, что в «основу агитации должно быть положено полное осведомление с документальной стороной дела», в деятельности журналиста значительное место занимает работа по поводу документа. Чаще всего им является письмо в редакцию, публикация в другом издании спорного материала и т. п.

Проверка достоверности этих документов нередко требует встреч с авторами писем и другими людьми, поиска дополнительных документальных подтверждений. Такой поиск предполагает в числе профессиональных качеств журналиста «источниковедческую интуицию, помогающую угадать, где именно следует искать нужный документ». Это требует от журналиста тактичности, высокой нравственной культуры. Например, при проверке письма, чтобы не ставить под удар его автора, журналист не всегда и не всем может называть истинную цель своих бесед с людьми и обращения к документам. Иногда ситуация еще более осложняется из-за крайне субъективной оценки автором документа описываемых фактов, и журналисту порой нелегко дается выбор нравственно - оправданного решения.

Немало нравственных испытаний предлагает журналисту и разбор писем злопыхателей, стремящихся использовать влияние газеты в корыстных целях. Журналист «Правды» В. Прохоров в фельетоне «Любимое бревно», так характеризует подобных «изобличителей»: «Зорко фиксируют они малейшие промахи окружающих, тотчас берут на карандаш, громят с трибун. Кротовая слепота нападает на этих правдолюбов лишь когда дело касается их личных грехов».

Столкновение со злом лицом к лицу, необходимость в ходе самой проверки фактов доказывать людям, что они вступают безответственно и нечестно, требуют от журналиста принципиальности, нередко мужества и в то же время сдержанности, объективности в оценке ситуации. Для того чтобы доказать такому злопыхателю лживость приведенных им фактов, чтобы заставить его признать, что он клевещет на честных людей, журналисту «Правды» Д. Новоплянскому, например, пришлось изучить десятки документов, побеседовать с людьми из многих городов, выявить истинные мотивы жалобы в редакцию.

Но какими бы ни были эти мотивы, нравственный долг журналиста обязывает его до конца разобраться в приведенных автором письма фактах. Поэтому нормой является незамедлительная реакция на такое письмо: если по нему нельзя сразу принять мер, редакция в короткий срок должна известить автора о положении дела. Эту высокую ответственность журналист должен чувствовать при работе с любыми письмами. «Важно, — подчеркивает в интервью «Литературной газете» Председатель Президиума Верховного Совета Армянской ССР Б. Е. Саркисов, — чтобы рассмотрение жалоб осуществлялось предельно внимательно, предельно компетентно, предельно объективно. Это в не меньшей, если не в большей степени относится к жалобам необоснованным, несправедливым. Если просьба незаконна, то в таких случая особенно опасна отписка. В таких случаях с особой тщательностью и даже, если хотите, педантичностью нужно обосновать отказ. Мы считаем положительным решением вопроса не только случаи, когда удовлетворена просьба заявителя, но и когда с убедительными аргументами указывают на незаконность требований. Как правило, обоснованный однозначный отказ не порождает повторных жалоб».

Решая судьбу письма, журналисту необходимо реально представлять и последствия, связанные с тем, что оно, исходя уже из редакции, приобретает иное звучание. Поэтому механически, без глубокой оценки, переадресованное письмо может стать поддержкой совсем не тем, кто этого достоин. Обращая внимание на возможность подобных последствий формальной работы с письмами, главный редактор журнала «Журналист» В. Жидков замечает: «...мы... подчас помогаем только тем, что пересылаем малообоснованную жалобу в местную организацию с обычной редакционной просьбой «рассмотреть», «принять меры», нимало не заботясь о том, что, может быть, тем самым подталкиваем кого-то к несправедливому решению: предоставить какие-то блага нашему жалобщику за счет другого, не менее, а, может, и более нуждающегося в них человека, но просто скромного, не позволяющего себе обращаться, скажем, в завком профсоюза через редакцию центральной газеты».

Ошибка в оценке письма, мотивов обращения его автора в редакцию может отразиться на судьбе человека, искавшего поддержки, а для самого журналиста стать причиной нелегких нравственных переживаний. «Время проходит, — пишет А. Ваксберг, — а я все еще не могу забыть ее, эту историю. Даже, скорее, наоборот думаю о ней все чаще и чаще. Один вопрос меня мучает, и теперь уж никто не даст на него ответа: если б тогда я вмешался, был бы у истории этой иной конец? Или ничего бы не изменилось? Смог бы я помочь? Да и должен ли был помогать?.. Если б я знал, что история будет иметь продолжение, письмо хранилось бы и по сей день».

Журналист должен помнить, что результаты его работы с этими «человеческими документами» в значительной мере определяют отношение автора-читателя к газете. А. И. -Верховская выявила при опросе авторов писем в редакцию, что «из тех, кто остался недоволен действиями или ответом «Комсомольской правды», почти половина, а точнее 45% не выделяют «Комсомольскую правду» как газету, больше всего отражающую их интересы, и не называют никаких ее достоинств».

Поскольку соблюдение норм работы с письмами зависит не только от журналиста, важной гарантией реализации этих норм является закон. Так, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 12 апреля 1968 г. «О порядке рассмотрения предложений, заявлений и жалоб граждан» предусматривает, как уже отмечалось, дисциплинарную и уголовную ответственность за бюрократическое отношение к заявлениям и жалобам, а также за злоупотребления при рассмотрении этих документов. Необходимость улучшения работы с письмами еще раз отмечена в постановлении ЦК КПСС «О дальнейшем совершенствовании работы с письмами трудящихся в свете решений ХХV съезда КПСС».

Нередки еще случаи, когда журналисту приходится иметь дело с анонимным документом. Причины тому - малодушие, беспринципность автора, стремление, как говорят, «управлять из-за угла». «Скрытность — прибежище слабых»,— заметил Ф. Бэкон. Но это не значит, что, анонимный документ вообще не следует принимать во внимание. Он говорит, как правило, о ненормальности нравственного климата в коллективе; порой факты, изложенные в анонимном письмен, полностью подтверждаются. Поэтому при рассмотрении письма журналист должен учитывать, что его стержнем «всегда являются те процессы и закономерности социальной жизни, на основе которых и возникла ситуация, понимание и оценка ее автором...»

При разборе анонимных писем иногда возникаю такая этически сложная ситуация: официальные и другие лица могут подсказать журналисту имя возможного автора письма и обосновать это мнение. Не исключено, что целью такой «помощи» может быть стремление поставить под удар человека принципиального, критически оценивающего свой труд и дела коллектива. Поэтому журналист должен крайне осмотрительно реагировать на подобную «помощь» и ничем не проявлять своих подозрений в отношении предлагаемых авторов письма.

Бывает и так, что письмо с подписью и даже не одной при проверке оказывается анонимным. Журналист из Караганды А. Лейман рассказывает в «Правде» о расследовании одного такого «сигнала»: «Под письмом восемь фамилий, выведенных одинаковым почерком… В совхоз выехал, корреспондент. Беседовал с одним автором, другим, третьим... И каждый повторил:

— В -редакцию не писал.

Директор совхоза о письме тоже ничего не знал, но довольно подробно пересказал его содержание.

Обращение при сборе сведений к документальному источнику обязывает журналиста всесторонне оценивать подлинность документа, соответствие изложенных в нем фактов действительности. Иногда еще в руки журналиста попадают заведомо ложные документы, подменяющие подлинные, помеченные другим числом и т. д. И хотя такие действия квалифицируются как должностной подлог (ст. 175 УК РСФСР), с ними журналист еще нередко сталкивается. Попадают в руки журналиста и документы, составленные одним человеком, а бездумно подписанные многими. Как подсказывает опыт журналистов, такое письмо требует особого внимания: ведь оно, замечает журналист Г. Яковлев, «не появляется стихийно, а кем-то обычно организованно. И иногда не без корысти».

Поэтому в тех случаях, когда журналист сомневается подлинности документов, целесообразно изучить порядок их учета и прохождения в данном учреждении, поговорить с людьми, ответственными за оформление документов, а в некоторых важных случаях настоять на их официальной экспертизе. Определяя достоверность документа, социологи и историки, например, уделяют особое внимание разграничению сообщений о фактах и их оценок автором документа. В работе А. И, Верховской приводится мнение американского историка Л. Готтшалька, который считает, что автору письма можно доверять только тогда, когда, например, налицо следующие условия: «незаинтересованность автора в излагаемых фактах; общеизвестность сообщаемого; противоречивость сообщаемого и предполагаемых установок автора, что подтверждает его беспристрастность; изображение автором самого себя в непривлекательном, невыгодном виде, что бывает, когда человек хочет исповедаться и т. д.».

Однако в любом случае, считают многие журналисты, даже при абсолютной ясности запечатленной в документах картины события, журналисту необходимо встретиться с героем. «Я и только я, — заявляет герой одного из материалов И. Зюзюкина, — смогу дать логичное объяснение всему вздору, который тут иногда говорят обо мне». И если этот разговор вызовет хоть какое-то сомнение в достоверности документов, необходимы их перепроверка, дополнительный сбор сведений. А это нередко обнаруживает еще более глубокую противоречивость фактов. Оценивая подобные сложности в работе с письмом, корреспондент «Литературной газеты» К. Кожевникова отмечает: «Жизнь беспощадно корректирует схему, увиденную первоначально в письме. Пишет его человек, он может и ошибаться и намеренно что-то скрывать от редакции».

Критической оценки требуют и документы мемуарного характера, особенно те, в которых авторы описывают свою роль в тех или иных событиях. Искажения появляются в связи с изъянами памяти, а порой из престижных соображений. Характерный пример подобного искажения фактов приведен Ю. Шараповым в «Журналисте»: «В «Гудке», был напечатан очерк об одном чапаевце. Автор вложил в его уста такое описание сражения, которое больше походит на отрывок из киносценария. «Чапаев», нежели на мемуары. Там есть даже такое выражение: «Офицеры шли, как в кино». Подобные документы журналисту целесообразно сопоставлять с другими, в случае необходимости обращаться к историкам, работникам архива, к свидетелям описываемых событий. Соблюдение этой нормы важно не только в интересах читателя, но и самих героев, свидетелей событий.

Иногда журналисту приходится обращаться и к таким документам, которые составляется по его просьбе или просьбе редакции. Здесь его нравственный самоконтроль должен быть особенно строгим. Дело в том, что в стремлении любой ценой добыть подтверждение уже сформулированным выводам журналист имеет возможность оказать давление на авторов составителей документа или найти автора, который из тщеславия готов написать и подписать что угодно. Именно против введения таких «подставных фигур» горячо выступал Г. Радов. Он рассказал о беспринципном поступке журналиста, организовавшего от такого же беспринципного, весьма посредственного студента письмо-рецензию на рассказ А. Яшина, в котором автор с беспокойством говорил о проблемах современной деревни. «И было, разумеется, - пишет Г. Радов, - что-то неловкое в том, что пожилого, знающего писателя-фронтовика будет учить уму-разуму, а именно пониманию жизни, столь незавидный студент.— Но он был под рукой, и журналист легко пошел еще на одну уступку собственной совести».

Важнейшими требованиями при обращении журналиста к документам являются соблюдение установленных правил работы с ними, внимательное отношение к работникам, отвечающим за их сохранность и правильное использование, уважение прав людей, предоставляющих журналисту личные документы.

Этической нормой является и такая работа журналиста с документами, которая бы не мешала нормальной деятельности учреждения. На копирование документов, право выписок из них, вынос их из учреждения должно быть получено специальное разрешение. Журналисту необходимо знать, что такие документы, как копии трудовой книжки, характеристики, докладной записки и т. п., используемые потом в служебных целях, могут быть заверены печатью руководителя учреждения, другие документы — нотариусом, а верность выписки может быть освидетельствована только тогда, когда в документе, из которого делается выписка, содержатся решения нескольких отдельных, не связанных между собой вопросов. Выписка должна воспроизводить полный текст части документа по определенному вопросу».

Естественно, если документы взяты на время, они должны быть возвращены точно в срок. Это элементарное правило, например, было нарушено сотрудницей районной газеты «Заветы Ленина» (Приморский край), которая обещала помочь посетителю в розыске застрявшего в пути контейнера, взяла для этого документы и потом потеряла их. Человек был вынужден жаловаться.

Культуре работы с документами и другими источниками журналистам надо учиться у В. И. Ленина. О его тактичности и обязательности, говорит, например, записка в библиотеку Румянцевского музея: «Если, по правилам, справочные издания не выдаются на дом, то нельзя ли получить на вечер, на ночь, когда библиотека закрыта. Верну к утру».

Соблюдение ряда этических норм необходимо и при работе журналиста с личными документами граждан. Важное из этих требований — ознакомление с документами только с разрешения их автора или владельца. Причем в некоторых случаях разрешение на чтение, например, писем желательно получить не только от их адресата, но и от автора, так как «объективная основа письма... теснейшими узами связана с его субъектами — автором и адресатом». Журналист, как и другие лица, не имеет права нарушать тайны переписки граждан, что является не только нравственной, но и юридической нормой (ст. 56 Конституции СССР; ст. 135 УК РСФСР). С дневниками, письмами и другими личными документами умершего человека журналист может ознакомиться только с согласия его наследников. А получить его иногда невозможно даже в таких ситуациях, как, например, описанная Б. Володиным: «Около пятисот писем ученого до сих пор находятся в руках внучек Павлова... Лишь десятая часть этих писем известна в извлечениях: они цитированы в воспоминаниях жены Павлова; их тексты заставляют предполагать, что в остальных содержатся потрясающие факты и важнейшие психологические черты облика Павлова, но, увы, закон есть закон».

При сборе сведений без согласия автора могут быть привлечены уже опубликованные им личные документы (речи, письма, дневники и т. п.). На основании их журналист может провести даже заочное интервью, как это, например, сделал Б. Бекназар-Юзбашев, использовав речь сенатора Фулбрайта. Подобные формы подачи документов имеются и в других наших изданиях. Например, «Комсомольская правда» диалог «Бакинские комиссары» открыла следующим предисловием: «Вот такими, возможно, стали бы ответы пламенного революционера, составленные сегодня из писем, выступлений и книг Шаумяна, на вопросы нашего современника».

Условия, поставленные информирующими лицами, иногда диктуют и такую форму обращения к документам, как интервью «замедленного действия». Так журналисты назвали, например, беседу с бывшим президентом США Дж. Фордом, который согласился на нее только тогда, когда корреспонденты газеты «Нью-Иорк таймс» дали слово опубликовать интервью после смерти президента. В редакционной практике известны и такие виды использования документальной информации, как «интервью без ответов». Именно под таким заголовком с соответствующим комментарием опубликовала «Литературная газета» вопросы своего корреспондента министру путей сообщения, на которые МПС не нашло возможности вовремя ответить, хотя предварительное согласие на интервью у министра было получено. Это своеобразное «напоминание» помогло редакции в самом скором времени получить исчерпывающие ответы на поставленные в интервью вопросы.

Обращаясь к личным документам, журналист должен учитывать, что копирование некоторых из них (паспорт, депутатское удостоверение, партийный, профсоюзный и военный билеты) не разрешается, так же как запрещено и свидетельствование верности копий этих документов. Широкий выход на газетные страницы документов вызывает и необходимость этической регламентации их использования. Наиболее общее этическое требование, важное во всех случаях при публикации документов, состоит в том, чтобы, как отметил А. В. Луначарский, «передать содержание совершенно адекватно, ничего из него не изувечив, не обронив, не обеднив».

Сведения, почерпнутые журналистом из документальных источников, в нашей печати публикуются, как правило, с разрешения их обладателей и это зачастую отмечается в тексте материала. Однако в практике журналистов встречаются и более сложные ситуации, когда и при наличии разрешения на публикацию личных документов решение об их использовании должно быть тщательно взвешено. Речь идет о том, что, обращаясь к переписке современников, журналист обычно получает разрешение на ее публикацию только у адресата. Автор письма может даже не знать об этом и быть в некоторых случаях против публикации. Такая ситуация, к сожалению, реально не оценивается редакциями некоторых газет, которые, например, печатают подборки современных солдатских писем, получив разрешение только у родителей или знакомых авторов писем. Этической нормой публикации материалов, в основе которых лежит документально зафиксированная информация (интервью, интервью-очерк и т. п.), является обязательное визирование их у информирующих лиц. «Подтверждаю, — приписал В. И. Ленин в конце своего интервью английскому журналисту, — что я это действительно сказал в беседе с Рансомом и разрешаю печатать это».

Большого такта требует и подготовка к публикации личных документов умерших людей. Дело в том, что лица, которые становятся обладателями этих документов, далеко не всегда имеют обоснованное мнение о том, как их использовать. «...Наши современники, — отмечает историк М. Чудакова, — покидают жизнь, не только не успев отдать последних распоряжений, но, как правило, и не поставив себе ясную задачу их обдумывания. Их близким остается еще и мучительное гадание о том, какова была воля умершего относительно его бумаг».

Но согласие автора или обладателя письма на публикацию, естественно, лишь одно из условий, открывающих документу путь на газетную страницу. «Необходимо,— отмечает главный редактор журнала «Журналист» В. Жидков, — в каждом случае разбираться в целесообразности публикации письма. Газета или журнал не могут стать также трибуной для морально нечистоплотного человека, бездельника или кляузника. Чтобы говорить через печать с народом, надо на это иметь моральное право, и коллективы редакций обязаны строго следить за тем, кому они предоставляют слово».

Случаи, когда публикация личных документов возможна без чьего-либо разрешения, редки. Одной из них является такая, когда письма, которые журналист хотел бы использовать в материале, уже получили огласку, например, в ходе открытого судебного заседания. Но и в подобных случаях журналист нередко при использовании писем не называет подлинных имен их авторов. Так же журналист иногда поступает и в тех случаях, когда он сам является адресатом письма, представляющего интерес для читателей, но в письме нет ни запрета, ни согласия автора на публикацию. «...Есть одно деликатное обстоятельство, — пишет В. Солоухин, — письмо все же адресовано лично мне, и для обнародования его требуется либо разрешение автора, либо придется называть его не по имени, а так, как сам он себя, между прочим, называет — любителем поэзии».

Без разрешения обладателей и авторов могут быть использованы некоторые личные документы, если необходимость их публикации продиктована государственными или общественными интересами. На этом основании, как мы уже говорили в первой главе этой книги, закон 514 ГК РСФСР предусматривает публикацию изображения человека (фото, рисунок) без его согласия. Однако использовать это право журналист должен только в том случае, если необходимость в публикации такой информации проявляется со всей очевидностью. Например, публикация по просьбе милиции портрета без вести пропавшего человека. При использовании фото информации нравственная ответственность журналиста состоит также и в том, чтобы показать своих героев правдиво, неискаженно, без фальсификации. Однако некоторые фотожурналисты превращают в самоцель погоню за мнимой оригинальностью снимка. Так, в газете «Советская Татария» была опубликована фотография, «новизна» которой «заключена в том, что семь лучших доярок усажены на верхнюю жердь изгороди, окружающей передовую ферму. Женщинам непривычно эта птичья поза, они поддерживают друг друга, стараются выглядеть непринужденно, некоторым удается улыбнуться...». Разрешение на публикацию некоторых официальных документов могут дать руководители тех учреждений и организаций, в которых журналист знакомился с этими документами.

К этически недозволенным приемам использования документальных источников следует, видимо, отнести такие, которые порочат их авторов и обладателей (если документы получены не для критики), искажают смысл этих источников. Одним из важных этических требований при использовании документов (особенно, если они имеют научную или художественную ценность) является их неприкосновенность. «Считаю нужным отметить, — пишет Ж. Пастернак, — что несмотря на перегруппировку некоторых записей, самые тексты отцовых записей, т. е. оригинальная редакция их, оставались неприкосновенными и не подвергались изменениям — я считаю это просто невозможным...». Однако еще встречаются попытки «улучшить» рукописи известных деятелей науки, культуры. Например, при подготовке к печати павловских писем «исправитель» заменил его слова «бог знает» на «кто знает», видимо боясь, как бы ученого не сочли верующим.

Неэтичным следует считать и сокращение (если это не оговорено в материале) документов при публикации, нарушающий их смысл пересказ. Если документ излагается словами журналиста, указание об этом обязательно должно быть в тексте. В. И. Ленин резко осуждал вольное обращение с документами. «Хотя все эти взгляды целиком умещаются на пяти печатных строчках, воспроизведенных выше полностью, — писал он, — тем не менее Л. Мартов нашел нужным сократить их, да при этом еще передать своими словами. И читатель видит, что сокращенная передача Л. Мартова равняется полному извращению».

Нарушением этических норм использования документов является и объединение нескольких из них в один. Если же фрагменты писем публикуются один за другим, то они должны быть напечатаны так, чтобы читателю было понятно, что это — части разных документов (они могут быть отделены датами, а также линейками, «звездочками», и другими элементами оформления). Некоторые журналисты считают, что знак отточия, как указатель пропуска в цитируемом документе, оказывается неточным в связи с тем, что при чтении материала воспринимается чаще всего как знак эмоциональной окраски. Поэтому при пропуске целесообразнее использовать многоточие в квадратных скобках, т. е. знак пропуска, используемый историками, архивистами.

Правилом следует считать и такую публикацию документальных материалов, которая обеспечивала бы четкое разграничение между документом, его оценками и собственно журналистским текстом. Среди замечаний В. И. Ленина на статью М. С. Ольминского «Задачи дня» есть такое: «...процитировать Дана из протоколов собрания 2.IX.Иначе подумают, что это автор говорит!!»

Цитируя документы, особенно по сложной проблеме, в некоторых случаях необходимо помочь читателю разобраться в х. Например, Лоуренс Д. Куше, автор документальной книги о запутанной проблеме Бермудского треугольника, в предисловии дает читателям такое разъяснение: «Сначала я целиком рассказываю всю легенду о Бермудском треугольнике, чтобы привести побольше фактов и в то же время передать ее аромат. Потом я анализирую отдельные случаи в хронологическом порядке... Этот текст в книге набран курсивом. Далее я привожу ответствующие выдержки из различных материалов, которые мне удалось разыскать в ходе моих исследований. Мои собственные комментарии, предположения, рассуждения и выводы либо заключают только что процитированные источники, либо вставлены в текст изложения. Это сделано для того, чтобы читатель знал происхождение информации, которую получает, и, таким образом, мог самостоятельно прийти к выводу, относится ли данный конкретный случай к разряду таинственных или же поддается вполне логическому объяснению».

При использовании документов этической нормой является также уведомление читателя в том случае, когда в силу различных причин в них могут быть искажения и неточности, которые невозможно было устранить при их подготовке к публикации. В предисловии к брошюре Н. Шахова «Борьба за съезд» В. И. Ленин отмечал: «Документы эти воспроизводятся частью с текста, напечатанного уже в «Искре», частью прямо с рукописей, и читатель не должен забывать, что, в силу самих условий доставки, в эти рукописи не могли не вкрасться иногда ошибки и пропуски».

Нормой использования документов, особенно тех, которые предоставлены журналисту частными лицами, является выражение им благодарности не только в устной форме или в письме, но и в опубликованном материале. Вот один из примеров такого отношения: «Дневник И. Э. Бабеля, — пишет исследователь его творчества Н. Великая,— находится в личном архиве вдовы писателя — Антонины Николаевны Пирожковой. Приношу глубокую благодарность А. Н. Пирожковой за предоставленную мне возможность ознакомиться с дневником и разрешение цитировать его».