VI. Отказ от дефиниции.

Тем временем возник и получил отклик более общий взгляд, будто бы среди имен, которыми мы пользуемся, имеются такие, которые не поддаются дефиниции, поскольку они свободно и неопределенно используются, а обозначенные ими предметы, не имеют общих черт. Как говорил Л.Витгенштейн, который высказал эту мысль и поддержал ее своим авторитетом, они обладают единственно "родовым подобием". Понятия этого вида назвали "открытыми". Вскорости к ним были причислены и основные понятия эстетики: понятие прекрасного, эстетической ценности, а также искусства. Глашатаем признания понятия искусства "открытым" становится американский эстет М.Вейц. Он писал (The Role of Theory in Aesthetics, 1957): "Привести необходимые и достаточные условия искусства невозможно, а потому его теория логически невозможна, а не только трудна фактически". Искусство - это творчество, "художники всегда могут создать вещи, которых не было и поэтому условия искусства не могут быть исчерпывающе перечислены". Поэтому "основное утверждение, что искусство может быть выражено в реальной или какой-нибудь иной истинной дефиниции является ложным утверждением".

Если аргументация Вейца верна, то она метит не только в искусство, но также в другие сферы – науку и технику, поскольку в их развитии также присутствует творчество. Если выдвинутые им трудности делают невозможным определение "искусства", то также и определение "машины". А поскольку возникают новые виды растений и животных, постольку понятия "растения" и "животного" также должны были быть открытыми. И действительно, Вейц признается, что замкнутые понятия существуют единственно в логике и математике. Следовательно, если дефиниция искусства гибнет, то в стихийной катастрофе, уносящей преобладающее число дефиниций.

Вейц считает, что дефиниция искусства в действительности нам не нужна, ибо и без нее мы может договорится об искусстве. И это правда, если речь идет об обычных разговорах, тогда как для более точных исследований отсутствие дефиниции, определенно, не полезно. Этот взгляд побуждает к настойчивости, к поиску дефиниции другими путями, если уж существовавшие до настоящего времени подвели.

Двумя годами позже (1958) с тезисом, что "традиционная эстетика основывается на ошибке" выступил также В.Е.Кенник (Does Traditional Aesthetics Rest on a Mistake?): ошибка эстетики как раз в том, что она пыталась определить искусство. Как он писал, можно дать дефиницию "ножа", ибо нож имеет определенную функцию, а искусство такой функции не имеет. Нет "общих правил, стандартов, критериев, канонов или законов, которые были бы применимы ко всем произведениям искусства". "Нет свойства, которое было бы общим свойством всех произведений искусства". Нехорошо "Шекспира и Эсхила мерить одной меркой". Все это верно, но из этого отнюдь не следует невозможность дефиниции.

Разнообразие того, что мы называем искусством – это факт. В разные времена, в разных странах, течениях, стилях произведения искусства не только обладают разной формой, но выполняют различные функции, являются выражением различных интенций и по разному воздействуют. Как пишет английский философ С.Хэмпшир (Logic and Appretiation, 1967), не правда, будто бы все произведения искусства во все времена удовлетворяли одни и те же потребности и заинтересованности, присущие всем людям. И все же следствием этого разнообразия не является отказ от дефиниции, но поиск иной дефиниции.

Можно пользоваться виттгенштейновским сравнением понятия с родом, но пожалуй в другой версии, в которой сравнение будет более точным. А именно: в состав каждого рода входит много родов, одни со стороны отца, другие – матери. В старые времена тот, кто хотел вступить в рыцарский орден, был обязан указать (как говорила формула) "роды в состав его рода входящие". Вот подобное обязательство, как кажется, лежит на том, кто хочет дать определение такому понятию, каким является понятие искусства. В состав такого понятия входит определенное число родов; дефиниция требует назвать все те роды, которые входят в состав одного. В нашем случае – множество родов, входящих в состав искусства.

Из сделанных выше выводов следуют три общих заключения: одно для понятия искусства в прошлом, второе для настоящего понятия, третье – для будущего. Что до европейского прошлого, то оно содержит в действительности только историю имени "искусство", а не понятия, ибо сохранялось только название, а понятие изменялось; правда, постепенно, но полностью: в более ранних столетиях одному и тому же имени "искусство" соответствовало иное понятие, чем в более поздних столетиях. Что до настоящего, то оно сформировало под именем искусства такие понятия, которые напрасно пытаются его очертить. А что остается для будущего? Можно, конечно, определять искусство кому как заблагорассудиться. Можно сказать: "Искусство является конструированием чистых форм", как сделал С.И.Виткевич. Или: "Искусство является отражением действительности", так делали и делают многие. Либо: "Искусство является экспрессией", так его очертил Кроче. Все это определения особого вида: они не выражают понятие, которым пользуется большинство, но устанавливают иное, которое намерен принять данный автор. Это "регулирующие" дефиниции и, по крайней мере частично, "разрешающие". Под одним и тем же именем искусства создаются новые его понятия, с иным содержанием и иной областью. Такая процедура может оказаться полезной, если используемое в сегодняшним обществе понятие искусства не удастся распутать; но покамест можно, лучше искать других путей. Таким путем, как кажется, может быть учет тех многих родов, которые входят в род искусства.