А.П. Щапов (1831 — 1876)

Афанасий Прокопьевич Щапов известен как первый рус­ский историк, который положил в основу объяснения истори­ческого процесса нашей страны революционно-просветитель­ские идеи. Он настойчиво ставил вопрос о месте и значении трудового народа в истории России. «Главный фактор в исто­рии есть сам народ, дух народный, творящий историю... сущ­ность и содержание истории — есть жизнь народная», — в этом Щапов был глубоко убежден. Оригинальный историк церкви и раскола, знаток народного быта — все это тоже А.П. Щапов. Предметом его исследования была жизнь простого народа: быт, нравы, миросозерцание, заслуги перед историей, отношение к другим классам общества, борьба за улучшение своего поло­жения.

В творчестве Щапова биографы и исследователи выделяли разные черты. Так, Н.Я. Аристов и другой биограф Щапова — ГА. Лучинский видели в Щапове ученика славянофилов. Од­нако близкий к славянофилам М.О. Коялович не усматривал славянофильства в воззрениях Щапова, а писал о «крайнос­тях» этого «писателя, вышедшего из духовной среды и заду­мавшего все объяснить в русской истории посредством есте­ствознания, в котором он, однако, не был специалистом». Г.В. Плеханов отметил сильное влияние идей Щапова на ум­ственное развитие отечественной «нарождающейся демокра­тии» и считал его одним из родоначальников народничества. Он подчеркивал, что если труды Щапова и не легли в основу, то, по крайней мере, были «весьма значительным вкладом в историю народничества». И ту и другую точку зрения не при­няла советский автор М.Е. Киреева.

М.Н. Покровский квалифицировал идеологию Щапова как «крестьянскую», а самого историка отнес к «типично кре­стьянским историкам», подчеркивая при этом, что до Щапо­ва «ничего подобного во всей русской исторической литера­туре вы не встретите». Покровский в мировоззренческих основаниях концепции Щапова подчеркивал «не наш, не марксистский, не пролетарский, не рабочий, а чисто мужиц­кий материализм». В 1927 г. А.Л. Сидоров написал большую статью о Щапове для историографического сборника «Рус­ская историческая литература в классовом освещении», уде­лив особое внимание исторической концепции, философе-

ким и политическим взглядам историка. Как и Плеханов, Сидоров считал историческую теорию Щапова народничес­кой, но, следуя Покровскому, Сидоров объяснял «крестьян­скую теорию» Щапова наличием в стране торгового капитала и слабым развитием капитала промышленного. Н.Л. Рубин­штейн видел в Щапове наследника «шестидесятников-про­светителей». С его точки зрения, именно к ним теоретичес­кие позиции историка были ближе всего.

А. П. Щапов родился 5 октября 1831 г. в се-Путь в науку лении Анга Иркутской губернии. По отцов­ской линии его род был из духовного сосло­вия. Священником в одной из губерний Европейской России был его прадед, сосланный потом в Сибирь. Отец служил дьяч­ком (по другой версии пономарем) в местной ангинской церк­ви. Мать же была неграмотной бурятской крестьянкой.

Отец научил Щапова читать и писать, после чего отдал в Иркутское духовное училище. Путь Щапова в науку не был оригинален. Он чем-то напоминает путь, позднее пройденный В.О. Ключевским. Как и у Ключевского, определение систе­мы приоритетов — «всецелая, кровная симпатия и преданность к горемыке-пролетарию», любовь к «русскому мужичку» — у Щапова зарождается в «глубинке», в родной для историка народной среде. Им обоим, казалось, было уготовано сослов­ное предназначение... Однако в процессе духовного образова­ния рождалось истинное призвание.

Щапов сначала учился в Иркутском духовном училище, затем в Иркутской семинарии, а с 1852 г. в Казанской духов­ной академии. Историк Казанской духовной академии П. Зна­менский, а также воспитанники академии оставили описания мрачной, унылой, давящей обстановки последних лет цар­ствования Николая I: «Время нашего студенчества было до такой степени смирно и скучно, что студенты последующих курсов с трудом могут составить себе об этом понятие. Суро­вый режим академии, наказания за проступки (курение и ко­роткое платье), отсутствие корпоративных связей между сту­дентами...».

Оживление начинается в годы Крымской войны. Наряду с преподавателями, которые считали «Историю цивилизации» Ф. Гизо «ужасной книгой» и утверждали, что «светская наука и литература — это обширнейшая пустота», были и препода­ватели другого плана, привносившие либеральную светскую струю в образование будущих служителей культа.

Проблема раско- в академии 11 Ытов учился ш ташод что от-ла и формирова- _Кр_{Ь1Т0М Б} 1854 _Гг тщ-нво раскол ьничсги imот-ние концепции ^г _ ^г , ^г,

делении. Он жил гюоеооленип и занимал­ся науками. В 1854 г. для магистерской диссертации Щапов взял тему: «О причинах происхождения и распространения раскола, известного под именем старообрядче­ства во второй половине XVII и в первой половине XVIII века». В переработанном виде диссертация была опубликована в Ка­зани в 1858 г. и называлась «Русский раскол старообрядчества, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской цер­кви и гражданственности в XVII веке и в первой половине XVIII века: опыт исторического исследования о причинах происхож­дения и распространения русского раскола».

Суть обеих формулировок говорила о несомненном внима­нии автора к проблемам внутренней истории России, его стрем­лении рассмотреть раскол — крупнейшее явление русской жизни — не только как церковное явление, но и как выраже­ние социальных противоречий эпохи. Тем самым Щапов по­казал, что для понимания хода русского исторического про­цесса во всем его многообразии историк должен выйти за рамки узкоцерковной тематики. Такой подход выделял Щапова. Он сознательно отказался от роли историка «богоотступничества». Не стал проповедовать истинности идей христианской рели­гии и обличать «неверных», богом и церковью проклятых от­ступников. Причины раскола историк объяснял не столько приверженностью к букве и обряду или нравственным паде­нием русского общества и духовенства, сколько социально-экономическими причинами, составлявшими основания го­сударственного и общественного порядка.

А.Н. Цамутали высказал предположение о влиянии, оказан­ном на Щапова П.И. Мельниковым (А. Печерским), а имен­но содержательной стороной его «Отчета о современном со­стоянии раскола в Нижегородской губернии», который поступил в академию как раз в период написания диссертации Щаповым. Критика Мельникова (Печерского) сфокусирова­лась на косности чиновников и невежестве духовенства. «В еще большей мере, — пишет Цамутали, — по-видимому, сказалось воздействие на Щапова западнических идей Т.Н. Грановского и революционных призывов А. И. Герцена».

Авторитетные влияния нисколько не уменьшают заслуги Щапова. Для историографии тех лет нарисованная им картина лихоимства сборщиков податей и притеснений государственных

чиновников; тяжелого положения закрепощенного крестьянства, которое искало спасения в лесах н раскольничьих скитах, — вы­глядела непривычно. ()т работ других историков церкви и раско­ла Щапова заметно oi л и вал и глубокое к истинное народолюбис-II ;miкачестыiобретало концептуальный харастер.

Щапов подошел к рассмотрению расколи как формы соци­ального протеста народных масс против «податей и данейммо-|'нх». против всего соииалыш-нолнтнческо!о строя России. В расколе он увидел знамя народных гражданских бунтов. Участие народа изменило характер раскола. Из явления цер­ковной жизни, каким он был вначале, затем, но мшчшю Ща­пова» «перешел в сферу гражданской, народной жизни» и кро­ме «духовно-демократического и мистико-фантастического» принял еще и «чисто гражданский характер», т. е. превратил­ся в противоправительственное демократическое движение.

Уже в диссертации проявился коренной История и совре- принцип, которому ученый следовал неиз­менность менно — единство науки и жизни. С одной стороны, вопросы живой действительности врывались в схоластические и богословские труды, а с дру­гой — история отвечала на вопросы современности. Тем более что в общественных отношениях позднейших времен сохра­няются обычаи и институты, которые существовали искони, несмотря на воздействие новых влияний и преобразований. Ща­пов, которого отличало тонкое чутье современности, стремился выявить и проанализировать ее корневую систему, т. е. найти объяснение сегодняшним явлениям в историческом прошлом русского народа. Такой подход встречал поддержку редакции журнала «Современник»'. «Г. Щапов не останавливается на одних предварительных изучениях и старается ввести чита­теля в самую среду этой исторической жизни народа в извест­ную эпоху, объяснить ту связь, которая соединяет его старину с настоящим, и от давнего исторического вопроса привести к вопросу современному и практическому). В этом мы видим существенное и высокое достоинство трудов г. Щапова, как бы ни были иногда неверны или преувеличены в некоторых частностях».

Основу дисссртационного труда Щапова составляли мате­риалы ил собрания рукописен XI—XVIII вв. библиотеки Со­ловецкого монастыря. В 1854 г, ет эвакуировали в Казанскую духовную академию в связи с опасностью английского флота в условиях начавшейся воины. Через 12 лет жития святых из

сокровищницы библиотеки там же в Казани будет осваивать В.О. Ключевский.

Труд Щапова был положительно оценен СМ. Соловьевым и К.Н. Бестужевым-Рюминым и одновременно вызвал крити­ку слева и справа. Рецензия М.А. Антоновича, подготовлен­ная для «Современника», была одобрена Н. А. Добролюбовым. В академии же долго оставался открытым вопрос о том, чтобы оставить Щапова в академии в качестве профессора.

К сожалению, тексты лекций, прочитанные Преподавание _{им в} академии в 1856 — 1860 гг., не сохрани­лись. Мы можем о них судить по нескольким названиям, опубликованным в академической печати, а так­же утюмя 11 ут ы х Api [ гтовым, и е in i 1 кютч сту I Ца но на о с иле р -жаипи лекции 185!) г. Биографы историка сходятся во мит-шш об оригинальности курса: «Лекции его были не деланные, а самобытные, в которых он проводил свой личный взгляд и убеждения...» Сначала Щапов [|)н'подавал церковную исто­рию, но уже в 1857 г. ему поручили курс гражданский исто­рии. По наблюдению Цамутали тогда Щапов еще hp имел соб­ственной зрелой концепции: «В чем-то он сближался с идеями западников, в чем-то со взглядами славянофилов. В какой-то мере на его построениях оставался след догматов, свой­ственных взглядам, господствовавшим в сфере церковных ис­ториков того времени».

Профессор Нежинского историко-филологического инсти­тута Н.Я. Аристов, написавший биографию Щапова, лично знал историка и считал, что ЛУЧШИЙ творческий период его жизни был связал с Казанской духовной академией (1852— 1860 гг.), Его переход и Казанский университет и последовав­шее затем знаменитое выступление историка после панихиды 16 апреля 1861 г. в Казани по погибшим 10 апреля 1861 г. в селе Бездна Пензенской губернии (там было подавлено вос­стание крестьян, выступивших в поддержку крестьянина Антона Петрова, утверждавшего, что помещики скрыли от на­рода царский манифест); а также свойства личности: обще­ственный темперамент Щапова и его политическая позиция (провозглашение ценностей демократической конституции), -все это, несомненно, воздействовало и усиливало публицис­тическую струю в творчестве ученого. Воспринималась дан­ная тенденция по-разному. Аристов, например, считал, что от­данный Щаповым приоритет публицистике означал его гибель для науки.

В августе 1861 г. Щапова на год пригласили читать лекции по русской истории на историческом факультете Казанского университета вместо переведенного в Москву Нила Алексан­дровича Попова. Выбор преемником Щапова Попов обосно­вывал его научными заслугами. Его переходу в университет способствовали ректор университета А.П. Бутлеров и попечи­тель Казанского учебного округа кн. П.П. Вяземский. В уни­верситете Щапов оставался в духовном звании и в должности бакалавра русской истории.

Преподавательская деятельность Щапова была недолгой, но яркой. Его лекции имели успех: «Пока Щапов занимал у нас кафедру русской истории, он царил в университете, каж­дое его появление на кафедре было своего рода триумфом, дол­гое время в тот час, когда читал г. Щапов, все остальные про-фндтчфи npcr.ji.iiiui.'iii сипи лекции; клиника и анатомический ггатр пусто ■т.. городская публика... стремилась послушать < нишей и тосты* на гцено— Одно время... только и речи было, что о Щапове, а о студентах... говорить нечего: ходили, ошале­лые от восторга». В чем была причина его успеха? Что оказа­лось интересным слушателям?

Прежде всего то, что основу курса составила не история го­сударства и государей, а история народа, образования сельской и городской общин, развития сельского и городского самоуп­равления, рассмотрение возникновения и развития сопротив­ления государственным стремлениям к подчинению и закрепо­щению свободно развивающихся народных организаций. Все это звучало злободневно.

Актуализация исторических проблем имела самые непос­редственные последствия для Щапова. О содержании его речи 16 апреля 1861 г. после панихиды о погибших в селе Бездна Александр II узнал из текста донесения Казанского генерал-губернатора Козлянинова. Император тотчас написал резолю­цию: «Щапова необходимо арестовать». Он был доставлен в Петербург. Возвратиться в Казань историку не довелось.

_й „ Некоторые ангоры оценивали петербургский период период в жшии Шдтша, ввиду увлеченности ученого журналистикой, как время траты сил в ущерб науке. С этим едва ли можно согласиться. Три петер­бургских года Щапова (1861—1864) отмечены демократичес­кой составляющей концепции, интересом к ученому научных и общественных кругов, активным участием в общественной жизни страны. Новые люди, новые идеи влияли и иницииро-

вали серьезную внутреннюю духовную работу и эволюцию. Именно тогда в Щапове назревает перелом, завершенное кон­цептуальное оформление которого происходит в Сибири.

А внешне события выглядят следующим образом. После выхода из-под ареста Щапов познакомился с издателями не­скольких передовых журналов, где опубликовал статьи: «Ве­ликорусские области в Смутное время», «Земство и раскол», «Земский собор 1648 — 1649 гг.» (в «Отечественных запис­ках»), «Бегуны» (во «Времени»). Особенно близким было со­трудничество Щапова с Г.З. Елисеевым (тот вел «Внутреннее обозрение» в «Современнике») и В. С. Курочкиным (редактором сатирического журнала «Искра»). Щапов бывал у Н.И. Косто­марова, В.И. Семевского, А.Н. Пыпина.

Публицистика позволяла Щапову популяризировать свои знания. Вместе с Елисеевым он создал артель литераторов и участвовал в организации газеты «Мирской толк», для кото­рой написал очерки «К тысячелетию России», «О русских раскольниках», «О русском управлении XVIII в.». Газету не удалось открыть. Но он предполагал в последующих работах уже для других изданий исследовать нерв, найденный им в истории России — историю народа, называя народ — «самой почвой нашего саморазвития».

П осле диссертационного дебюта Щапова на научном поприще, в его мировоззрении и исторических трудах усиливаются демократические, а затем и революционные настроения. Он был особенно восприим­чив к критике своей диссертации со стороны редакции «Со­временника». Симпатии Щапова к радикальному направле­нию общественной мысли России были неизменны. Он с большим уважением относился в Радищеву, Рылееву, видел в них великих граждан России; к идеям Герцена проявлял интерес со студенческих лет.

В 1862 г. вышла отдельным изданием работа Щапова «Зем­ство и раскол». Поводом к ее опубликованию стала книга Г. Еси-пова «Раскольничьи дела XVIII столетия и история Выговской пустыни». Щапов не мог согласиться с его трактовкой расколь­ничьего движения, в котором подчеркивалась только одна сто­рона — религиозное заблуждение людей, приверженных старым обрядным формам. Однако причина была глубже. Во второй ча­сти работы Щапова, имевшей подзаголовок «Бегуны», автор учел критику «Современника». Он развил мысль о расколе как явлении, вызванном несогласием и борьбой народа с существу-

luitiHM обтс^ичшо-пощггическим порядкам. Щалов остановил­ся nil характеристике положения крестьянства, городских сосло­вий п купечестпа вдонетуюнскутогмюху и в XVIII в.

Проана.ш шр<шав tt плитку самодержавия, он показал, как тяжелое положение разных слоев населении, лишение ну: свободного развития и «самоугтршкч на» порождало великое оппозиционное движение «земства* против «государства*'. Когда же парод лишили былого самоуправления, закрепости­ли и наложили на нети невыносимые государственные налоги и подати, тогда, по мнению Щапова, и начались бунты и вос­стания народные,а вместе вами явился раскол, Историк пи­сал: «Никто тогда не думал, что это будет могучая, страшная общинная оппозиция податнпго.тмсгва. массы народной про­тив всего государственного строя - перковпот и граждан­ское. Никто тогда не думал, что этот раскол возник для объ-едниепнн, для обобщения всех бывших дотоле и будущих разрозненных мести ообластных народных движении в одно общее оппозиционное согласие недовольного земства, для обобщения всех неудовлетворенных, челобитных воплей, же­ланий, стремлений, педс.шолъстм, щгошатий, нротеетацнн и веровании массы народной в одну тшш опционную обшинно-согласную церковпо- Й граждане ко-народную доктрин у с под­разделением только на разные частые гол mi п согласия*.

Соносгаинн раскол с массовыми народными ныступления-мм, Щапов показал, что под религиозной оболочкой cicpf.iнал­оя политически!! протест. По cm мнению, раскол пыл самым близким к пароду, наиболее жизнестойким п массовым протес тным движением. Однако стремление Щапова доказать правоту концепции имело следствием идеализацию нрошдо-го, до государствен иго еттюя, недооценку им религиозной VI догматический стороны раскола.

■-Русская история в самой основе своей есть Исторические по щк'пмущеч: гну история областных масс на­корми гяжелоги ¹

положения наро- Р°Д?> история постоянного территориально-да н пути ого го yrrpoi'ic гва. разнообразной этнограф!гчег-6ор»6ы _kfl|'j ор|апизацин, взаимодействия, борьбы.

соединен ия и разнообразного политического положения областей до централизации и после централиза­ции», - в атом Щаловбыл убежден.

Народ для Щапова - лто прежде всего П|н)наводител1. мате­риальных благ и устронте.тц. земли русской- Почти во всех стать­ях, посвященных движению славянских пародов, статьях об об-

разовании и функционировании народного управления, а также о формировании народного миросозерцания, историк исходил из того факта, что простому народу, главным образом крестьянину, принадлежит инициатива и труд по освоению новых земель. И крестьянство (в основном), а затем казачество и другие кате­гории трудового люда являлись на протяжении всей истории стра­ны основателями и зачинателями освоения новых земель. «А те­перь? Может быть, когда кончилось колонизационное движение русского народа, труд простого человека не имеет уже такого боль­шого значения?» — «Нет, — отвечает Щапов. — До сих пор про­стой рабочий народ остается основной производительной силой, по-прежнему его руками добываются несметные богатства, хотя сам он не имеет средств даже для пропитания».

Щапов выделял две формы общественной жизни русского народа: земско-областную (сложилась в процессе колониза­ции) и государственно-союзную (утвердилась в ходе объеди­нения земель вокруг Москвы, а новую силу получила в пери­од империи). Современная Щапову действительность как раз и являлась, по его мнению, новейшим этапом государственно-союзной формы правления. Предложенная периодизация орга­нично вытекала из представлений Щапова о единстве истории и современности и его видения основной обязанности истори­ка, которая заключалась в том, чтобы изучать корни явлений существующей действительности. В народе, в его современной организации, говорил Щапов, необходимо искать того свобод­ного развития, которое так необходимо для народа теперь.

Он отдавал предпочтение земско-областной форме обще­ственной жизни народа, поскольку при ней «князь не дает за­кона, воля народа — закон», те. существует «народоправление» в форме веч, содействующее развитию земского «народосове-тия» и обеспечивающее преобладающее влияние народа на тен­денции общественной жизни. И в то же время Петр I являлся двигателем реальных знаний. Он содействовал освобождению русского народа от византийского теогностического влияния преодолению отчужденности от знаний классического мира и тем самым ускорил его развитие.

Преувеличивая демократизм сельских общин, миров и сходов, областных советов и городских собраний, Шапов считал необхо­димым учитывать в современной жизни если не сами формы орга­низации народного управления, то хотя бы их принципы.

Публицистическая деятельность Щапова и его возросшая известность в литературных кругах стали причиной высылки

Щапова из Петербурга в 1864 г. с учреждением за ним секрет­ного над:ю]та и воспрещения последующею въезда в столицы. Первоначальное место ссылки в родное село Лига было заме­нено, благодаря ходатайству сочувствовавших Щапову лиц, па Иркутск. M.Q. Конлоиич писало Щапове, как об исто рнкс. закончившем «свои дни в Сибири, откуда оп и происходил родом». Он так и не получил разрешения уехать и в конце жиз­ни под влиянием сыкно друга Г, Л. Лопатина даже склонялся к побт^г за границу вместе С ним. Но этому помешали его бо­лезнь и смерть жены. Заболев чахоткой, В феврале 1876 п Ща­пов умер. Правительство запретило печатать сообщения о его смерти, отказало и просьбе назвать одну т шкод его именем, не разрешили даже поставить портрета в ней.