Gustav_Shpet_i_sovremennaya_filosofia_gumanitarnogo_znania_2006

В. П.Зинченко

ГЕТЕРОГЕНЕЗ МЫСЛИ: ПОДХОДЫ Л. С. ВЫГОТСКОГО И Г. Г. ШПЕТА

(продолжениеразговора)

Последовательность имен ученых, вынесенных в название, не соответствует хронологии. Густав Густавович Шпет (1879— 1937) старше Льва Семеновича Выготского (1896—1934). Они были более чем знакомы: Выготский был студентом Шпета в На­ родном университете Шанявского, работал два года в его семина­ ре. В начале 20-х гг. Выготский начал работать в Психологичес­ ком институте, в котором Шпет был, как позднее писал А. Н. Ле­ онтьев, самым знаменитым профессором. В конце 20-х гг. Шпет и Выготский преподавали на педологическом факультете Второго Московского университета. И тем не менее в трудах Выготского имеется лишь одна ссылка на Шпета, да и та по случайному пово­ ду в его книге «Психология искусства». Между тем книги Шпета «Явление и смысл» (1914), «Эстетические фрагменты» (1922), «Внутренняя форма слова» (1927), «Этническая психология» (1927), в которых обсуждается проблематика мышления и речи, мысли и слова, значения и смысла, внешней и внутренней форм слова, были опубликованы значительно раньше, чем «Мышле­ ние и речь» (1934) Выготского.

Сегодня трудно гадать о причинах игнорирования Выготским и всей его научной школой (А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьев, А. В. За­ порожец и др.) трудов Шпета. Это мог быть страх или осторож­ ность, порожденные стилем поведения и письма Шпета. До­ минантами стиля были свобода, достоинство и независимость мысли и слова Шпета от набиравшей силу марксистско-ленин­ ской идеологии. Большевики эту независимость чувствовали,

несколько раз отстраняли его от научной работы и, в конце кон­ цов, арестовали и расстреляли его (1937). В отличие от Шпета, Выготский принял марксизм и заразился его претензиями рефор­ мировать не только общество, но и науку. Уже в «Психологии искусства», написанной в 1923 г., Выготский серьезно утвержда­ ет, что «и физика, и химия, и минералогия, конечно же, могут быть марксистскими и антимарксистскими...»1. О реформистских интенциях Выготского интересно написал Б. Г. Мещеряков5, ус­ мотревший параллели в биографии и социальных установках Мартина Лютера и Льва Выготского. Впрочем, марксистские убеждения Выготского не спасли его от критики. Работы Выгот­ ского запрещались, разоблачались, объявлялись порочными, даже злодейскими. К счастью, он успел умереть в своей постели (1934).

Причина игнорирования могла состоять и в непонимании мысли и слова Шпета, которые, действительно, опередили свое время. Я буду исходить из того, что многим, по своей сути в боль­ шей степени герменевтическим, чем психологическим, идеям Шпета о мысли и слове не доставало психологического контек­ ста, который был создан исследованиями мышления и речи, ко­ нечно, не только Выготского. Кто знает, если бы Выготский жил дольше, он сам бы связал свои исследования с идеями Шпета. Такая возможность была упущена учениками Выготского, кото­ рые сместили свой интерес с анализа значения и смысла слова в исследовании мышления и речи на анализ деятельности и дей­ ствия. Основания для подобного смещения интереса имелись в исследованиях самого Выготского.

Так или иначе, но я попытаюсь не противопоставлять под­ ходы Выготского и Шпета, а представить их как взаимодополня­ ющие друг друга. Поскольку взгляды Выготского значительно лучше известны, по сравнению со взглядами Шпета, то я из ди­ дактических соображений начну с подхода Выготского и допол­ ню его подходами Шпета и других. Поэтому в названии этой ра­ боты имя Выготского стоит на первом месте.

1 ВыготскийЛ. С. Психология искусства. М., 1987. С. 17.

*МещеряковБ. Г. Л. С. Выготский —Моцарт или Лютер? // Человек. 2000.

№1.

* * *

Проблемы мышления и речи, мысли и слова относятся к разряду вечных. Выготский, обычно не отличавшийся избыточ­ ной скромностью и склонный к достаточно категорическим суж­ дениям, в конце книги «Мышление и речь» пишет: «Мы не име­ ли никакого намерения исчерпать всю сложность структуры и динамики речевого мышления. Мы только хотели дать первона­ чальное представление о грандиозной сложности этой динами­ ческой структуры...»’. Конечно, мышление — это движение мысли, но не следует преуменьшать сложность определения и исследова­ ния мысли. Мысль, независимо от ее истинности или ложности, проявляет себя то в слове, то в образе, то в действии или в по­ ступке, то во всем вместе и еще в чем-то неуловимом, таинствен­ ном. Возможно, это неуловимое и есть самое существенное и интересное в мысли. Важна не столько однозначность и опреде­ ленность ответа на вопросы, что такое мысль и как она возника­ ет, сколько наличие интенции узнать, понять, увидеть нечто, сто­ ящее за мыслью. Возникновение подобной интенции есть признак подлинной мысли, отличающейся от того, что «взбредет в голо­ ву», от мнения. Увидеть за... это есть мышление, а увидеть за мыслью— это есть рефлексия по поводу мысли, ее второй такт (или акт), постскриптум к мысли, как сказал Иосиф Бродский, начало ее обо­ снования, доказательства.

Шпет и Выготский были не первыми и не последними, кто предлагал свои ответы на вопрос, что стоит за мыслью. Р. Де­ карт увидел за мыслью состояние очевидности, в том числе и соб­ ственного существования: cogito ergo sum. У. Джеймс увидел за мыслью сырой поток нашего чувственного опыта. И. М. Сече­ нов увидел за мыслью не только чувственные ряды, но и ряды лич­ ного действия. Психоаналитик В. Бион увидел за мыслью фрустра­ цию, вызванную незнанием. М. К. Мамардашвили увидел за мыслью собственнолично присутствующие переживания. Д. Н. Узнадзе увидел за мыслью установку, представляющую собой центральную модификацию личности. А. Эйнштейн увидел за мыслью зритель­ ные образы и даже мышечные ощущения (видимо, Эйнштейн был

* ВыготскийЛ. С. Мышление и речь // ВыготскийЛ. С. Собрание сочине­ ний: В 6 т. Т. 2. М., 1982. С. 359.

ко всему прочему еще и гением самонаблюдения). Э. Клапаред увидел за мыслью молчание: мышление запрещает речь. Матема­ тик Ж. Адамар, специально интересовавшийся творчеством ве­ ликих физиков XX века, это подтвердил: слово полностью отсут­ ствует в моем уме, когда я действительно думаю. Поэт Р. М. Рильке сказал о таком по-своему:«Мудрецы превратили в слух своиуста».

А. Белый увидел за мыслью движение и ритм, что вообще ха­ рактерно для поэтов. А. Блок говорил о том, как творческая сила ритмов поднимает слово на хребте музыкальной волны и рит­ мическое слово заостряется как стрела, летящая прямо в цель. М. М. Бахтин увидел за мыслью эмоцию и волю, а в мысли —инто­ нацию: «действительно поступающее мышление есть эмоцио­ нально-волевое мышление, интонирующее мышление, и эта интонация существенно проникает во все содержательные мо­ менты мышления»4. Он же видел за мыслью другого человека — собеседника, участника диалога: «Человеческая мысль становит­ ся подлинной мыслью, то есть идеей, только в условиях живого контакта с чужой мыслью, воплощенной в чужом голосе, то есть в чужом, выраженном в слове сознании. (...) Идея — это живое собы· тие, разыгрывающееся в точке диалогической встречи двух или нескольких сознаний. Идея в этом отношении подобна слову, с которым она диалектически едина»5. У Л. С. Выготского подоб­ ная мысль звучала как единство общения и обобщения.

И. Бродский увидел за мыслью мысль: люди думают не на какомто языке, а мыслями. Замечательно об одном из своих героев ска­ зал А. С. Пушкин: «Думой думу развивает». Эти удивительные заявле­ ния поэтов разъяснил О. Мандельштам: «Сейчас, например, из­ лагая свою мысль по возможности в точной, но отнюдь не по­ этической форме, я говорю, в сущности, сознанием, а не словом»6. Заметим: все же говорюсознанием.

По-своему говорит об этом же М. К. Мамардашвили: «Думание всегда больше подуманного». И поэтому можно подумать подуманное. Не забыты душа и слово. Как изображает Платон в «Теэтете»: «Душа сама с собой ведет речь о том, что она рассматривает; раз­

4Бахтин М. М. К философии поступкаIIБахтинМ. М. Работы 1920-х го­ дов. Киев, 1994. С. 36.

5Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского. Киев, 1994. С. 294.

®Мандельштам О. Слово и культура. М., 1987. С. 168.

мышляя, она именно говорит с собою, самое себя спрашивает, утверждает, отрицает». X. Ортега-и-Гассет увидел за мыслью глуби­ ны души: «Зрачки моих глаз с любопытством вглядываются в глу­ бины души, а навстречу им поднимаются энергичные мысли»7.

Л. С. Выготский увидел за мыслью слово, а за речевым мышле­ нием в целом — значение, аффективную и волевую тенденцию. Г. Г. Шпет видел мысль за словом, слово за мыслью и слово в мысли, понимая, конечно, что не всякое слово осмысленно или омысленно.

Уверен, что читатель сам легко умножит подобные приме­ ры. Едва ли эти разные, порой полярные взгляды на то, что нахо­ дится за мыслью, можно принять за ошибки или иллюзии само­ наблюдения, в чем, надеюсь, читатель сможет убедиться в конце статьи. Самое удивительное, что все перечисленные мыслите­ ли, ученые, поэты правы. Выготский поспорил бы только с од­ ной версией: «Сама мысль рождается не из другой мысли, а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватывает наше влечение и сознание, наши потребности, наши интересы

ипобуждения, наши аффекты и эмоции»8. По сути дела, Выгот­ ский, идя со стороны психологии, утверждает положение о бытийности мышления и мысли. Г. Г. Шпет намного раньше го­ ворил об укорененности смысла в бытии и соглашался с Парме­ нидом, что «“одно и то же, —по Пармениду, — мышление и бы­ тие”. Или он говорит еще яснее: “одно и то же мышление и то, на что направляется мысль; и без сущего, в зависимости от которо­ го высказывается мысль, ты не найдешь мышления”. Итак, не толь­ ко предмет бытия для философии есть предмет мысли, но и мысль, на которую направляется философия, есть непременно мысль о предмете и мысли “ни о чем”, следовательно, нет. Здесь у философии как знания — прочное и надежное начало»9. Добавим,

иу психологии тоже. Напомним, что Гегель, а за ним Э. В. Иль­ енков, К. Поппер утверждали тождество мышления и бытия. Об участности мышления в бытии много писал М. М. Бахтин, в ана­ логичном духе размышлял М. К. Мамардашвили.

7 Ортега-и-Гассет X. Размышления о «Дон-Кихоте». СПб., 1997. С. 93.

8 ВыготскийЛ. С Мышление и речь // ВыготскийЛ. С. Собрание сочине­ ний: В 6 т. Т. 2. М., 1982. С. 357.

• Шпет Г. Г. Мудрость или разум? // ШпетГ. Г. Философские этюды. М., 1994. С. 234.

Ситуация с поиском истоков мысли повторяет ситуацию с поиском исходной единицы анализа психики, где также осуще­ ствлялся (и осуществляется) перебор различных вариантов: ощущения, ассоциации, гештальты, реакции, рефлексы, действия, установки, переживания, смысл и т. д. Выход из последней, каза­ лось бы, тупиковой ситуации состоял в том, чтобы понимать под единицей гетерогенное образование, содержащее, по крайней мере потенциально, главные свойства будущего целого10. При­ веденный перечень возможных источников мысли наталкивает на идею гетерогенеза психики и, соответственно, гетерогеннос­ ти ее единиц.

Так или иначе, но рождение мысли, независимо от того, что за ней стоит, остается чудом и тайной. В. Гёте, конечно, лукавил, говоря, что мысли приходят к нему, как божьи дети, и говорят: вот мы здесь. А. Эйнштейн был более откровенен: «Я не уверен, — сказал он Максу Вертгеймеру, — можно ли действительно понять чудо мышления»11. Что не помешало Эйнштейну часами расска­ зывать психологу о тех драматических событиях, которые завер­ шились созданием теории относительности.

Мысль и слово не менее полифоничны, чем сознание. Но к этому заключению нужно еще прийти. И здесь трудно переоце­ нить вклады Г. Г. Шпета, Л. С. Выготского, добавим к ним взгляды

А.А. П<угебни, В. В. Бибихина, М. К. Мамардашвили и др.

** *

Ьри всей полифонии сознания и мысли и при всем множе­ стве Цх возможных источников Шпет и Выготский отдавали пред­ почтение слову, хотя и понимали его по-разному. Начнем с ме­ тафорического описания Выготского: « То, что в мысли содержится симулътанно, в речи содержится сукцессивно. Мысль можно было бы срав­ нить с облаком, которое проливается дождем слов. Поэтому про­ цесс перехода от мысли к речи представляет собой чрезвычайно сложный процесс расчленения мысли и ее воссоздания в слове»13.

10 См.: ЗинченкоВ. П. ИдеиЛ. С. Выготскогоо единицаханализапсихики// Психологический журнал. 1981. № 2.

11 ВертгеймерМ. Продуктивное мышление. М., 1987. С. 262.

14 ВыготскийЛ. С. Мышление и речьИ ВыготскийЛ. С Собрание сочине­ ний: В 6 т. Т. 2. М., 1982. С. 356.

На следующей странице Выготский пишет: «Мотивацию мысли мы должны были бы, если продолжать это образное сравнение, уподобить ветру, приводящему в движение облака»1*. Пролиться может только то, что уже есть. Поэтому мы можем понимать при­ веденную метафору так, что уже имеющаяся мысль выражается в слове. В более ранней работе (1926) Выготский писал, что мыс­ ли реализуются во внутренних движениях, особую группу которых составляют речедвигательные реакции, т. е. внутренняя или не­ мая речь14. Выготскому принадлежат и такие образы: «Внешняя речь есть процесс превращения мысли в слова, ее материализа­ ция и объективация. Внутренняя — обратный по направлению процесс, идущий извне внутрь, процесс испарения речи в мысль»15. Такие испарения, видимо, и образуют облако, которое по­ том проливается дождем слов. Значит, слова в том или ином виде долж­ ны присутствовать в облаке. Может быть, слово не испаряется, а парит подобно «парящему действию» романтиков. Заметим, что даже такие живые метафоры не освобождают нас от поисков вида и формы присутствия слова или дела в мысли. В сочинениях Выготского имеются и другие места, где мысль рассматривается как бы отдельно от слова, с чем диссонируют его не менее кате­ горичные заявления о том, что «мысль не выражается в слове, но совершается в нем»16. Конечно, Выготского, как и любого ав­ тора, можно читать по-разному. А. Р. Лурия, например, не нахо­ дит у него противоречий: «Согласно Выготскому, мысль есть лишь первоначальный еще недостаточный замысел, который отражает общую тенденцию субъекта и который не воплощается, а совершается, формируется в слове. Этим утверждением слову придается совсем новая, ранее не описанная функция, а процесс порожде­ ния мысли как словесного высказывания приобретает более сложный и динамичный, изменчивый характер»17.

“ Тамже. С 357.

14 ВыготскийЛ. С. Педагогическая психология. М., 1991. С. 196.

15 ВыготскийЛ. С Мышление и речьИ ВыготскийЛ. С. Собрание сочине­ ний: В 6 т. Т. 2. М.. 1982. С. 316.

14 Там же. С. 356.

17Лурия А. Р. Послесловие // ВыготскийЛ. С. Собрание сочинений: В 6 т.

Т.2. М.. 1982. С. 474-475.

Но противоречия у Выготского все же есть. Порой они ужи­ ваются не только на одной странице, но и в одной фразе: «Нас интересовало одно — основное и главное: раскрытие отноше­ ния между мыслью и словом как динамического процесса, как пути от мысли к слову, совершения и воплощения мысли в сло­ ве»18. Если мысль не совершилась (свершилась) в слове, то ее нет и не было, а если она не воплотилась, то она была и, как ска­ зал бы О. Мандельштам, в «чертог теней вернулась». Выготский приводит строки другого поэта: мы «в небе скоро устаем» — и тем не менее вновь говорит об испарении речи в мысль, но тут же добавляет, что «сознание не испаряется вовсе и не растворя­ ется в чистом духе», и опять противоречит себе, говоря, что «сло­ во умирает во внутренней речи, рождая мысль. Внутренняя речь есть в значительной мере мышление чистыми значениями»19. Если слово умирает, рождая мысль, то последняя остается бес­ словесной, бесплотной. Если внутренняя речь, пусть не цели­ ком, но в значительной мере есть мышление чистыми значениями, то почему она речь? Таким образом, у Выготского чередуются оба варианта: свершение и воплощение, хотя предметом его инте­ реса и исследования является именно воплощение мысли в сло­ ве — во внутренней и во внешней речи (о чем разговор будет далее).

Такая ситуация в науке о мышлении и языке не нова. В диало­ ге Платона «Кратил» Сократ говорит о слове то как об органе научения и распознавания сущности, то как об иконе истины и советует смотреть на саму истину. То же у блаженного Августина. В диалоге «Об учителе», в его первой половине он утверждает, что мы не в состоянии без знака дать понятие о предмете, а во второй — только кажется, что учат слова. Учит сама истина20. По мнению Шпета, выраженному им задолго до написания Выгот­ ским «Мышления и речи», при абстрактном (от слова) рассмот­ рении мышления получаются качели — от мышления к слову и обратно21. Сам Шпет возражает против существования бесплот­

18ВыготскийЛ. С. Мышление и речь// ВыготскийЛ. С. Собрание сочине­ ний: В 6 т. Т. 2. М., 1982. С, 358.

19Там же. С. 353.

80 См.: Бибихин В. В. В поисках сути словаНСлово и событие. М., 2001. 51 ШпетГ, Г. Внутренняя форма слова. Иваново, 1999. С. 106.

ной мысли, он сомневается в невыразимости мистического созна­ ния, в том, что существует «чудовище —немая мысль без слова». Интересно, что в одной из восточных систем духовной практи­ ки говорится, что на ее высших ступенях остаются лишь хвосты слов. Но это такие хвосты, за которые мысль может быть пойма­ на и вытащена на Божий свет. В конце концов, мысль есть куль­ турный акт, суть которого состоит в означении. Неозначенного культурного акта быть не может. Вопрос в том, как и чем означен культурный акт мысли.

Итак, «качели» в размышлениях Выготского мы наблюдаем. Конечно, не только у него. Шпет категорически не приемлет самой возможности бесплотной мысли. Говоря, что поводом для мысли является чувственно данное, он характеризует его как трамплин, от которого мы вскидываемся к «чистому предмету», но чистому только от чувственного, в противном случае мы должны были бы допустить, что мы и мыслим чувственно. «Другое дело — пред­ мет чистый от словесного субстрата. Нельзя этот вопрос решать по аналогии с первым. Оттолкнувшись от трамплина, мысль дол­ жна не только преодолеть вещественное сопротивление, но им же и пользоваться как поддерживающей ее средою. Если бы она потащила весь свой вещный багаж, высоко она не взлетела бы. Но также ни в абсолютной пустоте, ни в абсолютной бесфор­ менности, т. е. без целесообразного приспособления своей фор­ мы к среде, она удержаться в идеальной сфере не могла бы. Ее образ, форма, облик, идеальная плоть есть слово.

Без-чувственная мысль — нормально; это — мысль, возвысив­ шаяся над бестиальным переживанием. Без-словесная мысль — патология; это —мысль, которая не может родиться, она застряла в воспаленной утробе и там разлагается в гное... Слова — не сви­ вальники мысли, а ее плоть. Мысль рождается в слове и вместе с ним. Даже и этого мало. Мысль зачинается в слове. Оттого-то и нет мертворожденных мыслей, а только — пустые слова; нет по­ трясающих мир мыслей, а только — слова. Ничтожество, вели­ чие, пошлость, красота, глупость, коварство, бедность, истина, бесстыдство, искренность, предательство, любовь, ум — все это предикаты слов, а не мыслей, т. е., разумею, предикаты конкрет­ ные и реальные, а не метафорические. Все качества слова при­ писываются мысли лишь метафорически.

Строго и серьезно, без романтических затей — бессловесное мышле­ ние есть бессмысленное слово. И на земле, и на водах, и на небе всем пра­ вит слово.

Вывод из всего сказанного короткий: чистый предмет, как предмет мыслимый, будучи рассмотрен вне словесной формы своей данности, есть абстракция... Вынутый из слова, он —часть целого и постольку сохраняет конкретность, но своей жизни вне слова он не имеет, и постольку он —отвлеченность»22. Позиция о невозможности бесплотной, полностью неосязаемой мысли выражена вполне ясно и категорично. Столь же ясно утвержда­ ется положение о предметности слова и, соответственно, мыш­ ления и мысли. Шпет ведет речь не о чувственном предмете, а о мыслимом, о его предметном остове, о понятии о предмете, о чистом предмете, который входит в структуру слова. Именно за таким под­ разумеваемым «предметом», а не за чувственностью, не за вещью, он признает форму и формообразующее начало того веществен­ ного содержания, которое называется, именуется в слове, а затем участвует в создании полных, живых, предметных понятий. Весьма существенно, что для Шпета предметность мысли, как и сам пред­ мет, связаны не с реальным предметом, каким он дан, например, восприятию участников коммуникации и мыслительного про­ цесса. Это смыслообраз предмета, который в этом своем каче­ стве образа обладает подлинной предметностью, и он как бы транслирует свою предметность мысли и слову. Предметность мысли, конечно, можно называть квази-предметностью или абстракцией, но следует помнить, что она образована нами на осно­ ве действительно воспринимаемых (или воображаемых) пред­ метов23. Чувственно данное — всего лишь трамплин для мысли. Аналогичные идеи относительно слова и вещи высказывал О. Мандельштам: «Живое слово не обозначает предмета (в смыс­ ле Шпета — вещи. — В. 3.), а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость, вещность, милое тело. И вокруг вещи блуждает свободно, как душа вокруг брошенного, но не забытого тела... Стихотворение живо внутренним обра­

**ШпетГ. Г. Эстетические фрагменты// ШпетГ. Г. Сочинения. М., 1989.

С.397-398.

**См.также: ПортновА. И. ФилософияязыкаГ. Г. ШпетаНШпетГ. Г. Внут­ ренняя форма слова. Иваново, 1999. С. 287—304.