Gustav_Shpet_i_sovremennaya_filosofia_gumanitarnogo_znania_2006

наслаж дение. Э то наслаж дение, по Вы готском у не есть наслаж де­ ние образом, как формой идеи, скорее это наслаждение аффектом при невыявленной идее и см утном образе. Таким образом В ы го т­ ский не отрицает наличие идеи или см ы сла в произведении и скус­ ства, просто акцент ставится им не на мыш лении, а на и х аффек­ тивном переживании. «И деи , по Вы готском , су-щ естую т не ста- тично-идеально в некоем умном платоновском пространстве, а претерпеваю т становление в худож ественны х образах как вопло­ щ енны х аф ф ектах. О ни, таким образом, сами эмоциональны, пред­ ставляя собой ядро всего чувственного процесса.

Ш п ет, как уж е упом иналось, такж е писал об эмоциональности идеи, но видел в ней привходящ ий момент процесса познания, цен­ ность которого леж ит вне его самого. Е го останавливала возмож­ ность использования интеллектуального наслаж дения не как ис­ точника вдохновения, а как сам остоятельного источника познания. В результате он был вынуж ден понимать эстетическое наслаж де­ ние как некий эф ф ект, являю щ ийся лиш ь сопровождаю щим эсте­ тическое восприятие переживанием, связанным с авторским эмо­ циональным отнош ением к идее.

Трудность такого подхода, как представляется, связана с тем , что если эмоция автора не имеет отнош ения к см ы слу произведения, то эвристичность различия истинного и неистинного отнош ения автора к сообщаемому теряет см ы сл. Вообщ е вопрос о символиче­ ской и экспрессивной подмене, суппозиции, имеет см ы сл, если х у ­ дож ник хочет вы разить, передать в произведении именно некото­ рую эмоцию , а не идею , которая была бы ему известна и понятна. И наче, зачем ее ему «искаж ать»?

П ри всех упом януты х отличиях оба исследователя отрицали бес­ сознательны й характер творчества на уровне предм етно-ху-дож ественны х форм, поэтом у невольно упускали по хо ду исследования сам эстетический предмет как запечатленны й или выраженный аф ф ект.

О ни заним ались, в основном, формальными элементами худож е­ ственного произведения, только разными способами. В этом плане понимание Ш петом символа как сознательной суппозиции сущ е­ ственно не отличается от идеи сознательного противопоставления автором формы и содерж ания, вы двинутой Вы го тским .

И в принципе логично, что стремление к предм етности в фило­

софии и психологии искусства неизбежно приводит к беспред­ метному наслаждению образом или идеей, при игнорировании вопроса о его аффективном происхождении.

Но возможен и иной, более оптимистичный вывод. Как раз эта общая граница позиций Г. Шпета и Л. Выготского, свидетель­ ствующая об их взаимодополнительности, открывает возмож­ ность для психобиографического анализа литературы и искус­ ства в целом, хотя в их пределах она еще и не мыслилась. Мы сталкиваемся здесь с ситуацией диалектического снятия представ­ ленных эстетических концепций, с преодолением сохраняющих­ ся в них односторонностей интеллектуализма и психологизма, но с сохранением ряда жизнеспособных феноменологических и топологических направлений анализа12.

11Движением внаправленииподобного «Aufhebung»являетсянасегодня исследовательский проектаналитической антропологиилитературы, осуще­ ствляемый в Институте философии РАН под руководством В. А Подороги. См., напр., сб.: «Авто-био-графия»//Тетрадипоаналитическойантропологии. Кн. 1. М., 2001.

М.Дет

ЛОГИКА ТВОРЧЕСКОГО АКТА

ВФИЛОСОФИИ ГУСТАВАШПЕТА

Ясразу начну с двух цитат, взятых из «Эстетических фрагментов»:

1.«Мастер, артист, художник, поэт —дробят. Их путь — от еди­ ничности к единственности. Долой синтезы, объединения, един­ ства! Да здравствует разделение, дифференциация, разброд!»1

2.«Дифференциация —новое рождение и рост (...) Сперва концентрация жизни, затем разметывание кругов: разлетаются каждый со своим центром, хранящим в себе только воспомина­ ние о некогда общном, едином пра-центре»2.

В этих двух цитатах указывается на модус конституирования любого художественного произведения. Однако в них также им­ плицитно содержится вся философия Густава Шпета. Поэтому они могут нам служить отправной точкой. Тогда возникает вопрос о причинах, способствовавших сближению процесса творчества

сидеей о разъединении и о разрыве. Разве мы, наоборот, не при­ выкли относиться к произведениям искусства с синтетической, холистической точки зрения? Иными словами, возникают сле­ дующие вопросы: Какие связи существуют у Густава Шпета между мыслью о «дифференциации» и логикой творческого акта? Ка­ ким образом идея о существовании определенной логики может согласовываться у него с антиномическим провозглашением разброда, разрыва и разделения?

1Шпет Г. Г. Эстетические фрагменты// ШпетГ. Г. Сочинения. М., 1989.

С.351.

* Там же. С. 360.

Чтобы ответить на подобные вопросы, мы обратимся к раз­ ным произведениям Густава Шпета, опубликованным в период 1914—1927 годов. Действительно, трудно отделить «Эстетические фрагменты >, появившиеся в 1922 году, от предшествовавших или последовавших за ними текстов не только из-за самого их генези­ са, но также по причине их основной идеи, присутствующей у Густава Шпета во всех других произведениях. Стоит только обра­ титься к теоретическим аспектам «Эстетических фрагментов», чтобы сразу испытать необходимость сослаться на произведение 1914 года «Явление и смысл», где посредством специфической интерпретации гуссерлевской феноменологии Г. Шпет представ­ ляет элементы, относящиеся к структуре слова и выражения. Что же касается вопроса о генезисе «Эстетических фрагментов», он позволяет нам подчеркнуть факт, что в связи с содержанием «Яв­ ления и смысла» Густав Шпет очень быстро сблизил свою эстети­ ческую точку зрения со своими размышлениями о языке. Об этом свидетельствует доклад, который Густав Шпет прочитал в 1919 го­ ду на заседании знаменитого Московского Лингвистического кружка (МЛК), и который составил третью часть «Эстетических фрагментов». Наконец, связь текста «Эстетических фрагментов»

стекстом 1927 года «Внутренняя форма слова», посвященным критическому истолкованию философской мысли и лингвисти­ ческого подхода В. фон Гумбольдта, не стоит здесь даже напоми­ нать. Она всем известна. Это произведение, ставшее наряду с «Введением в этническую психологию» (М., 1927) одним из двух последних опубликованных текстов Шпета, повторяет и разви­ вает теоретические элементы «Эстетических фрагментов». Здесь Шпет заново освещает тему, которая подразумевалась уже в 1914 го­ ду: об отношениях, существующих между фантазией и художест­ венным произведением, с одной стороны, и философией языка,

сдругой. Таким образом, для того чтобы представить эстетичес­ кую мысль Густава Шпета, нам будет необходимо сослаться на пред­ ставленные выше произведения.

Впоследней главе «Явления и смысла» Густав Шпет уже вы­ деляет основные элементы структуры слова или выражения, которые окажутся базой его более поздних исследований об ис­ кусстве. Цель, преследуемая Шпетом, ясна. Он хочет предложить новый гносеологический подход, освободившийся от любых предпосылок, присутствующих не только в истолкованиях дан­

ных чувственной, опытной интуиции, с одной стороны, и ин теллектуальной, идеальной интуиции, с другой, но в самих этих данных. С этой целью Шпет, опираясь как на гуссерлевскую фе­ номенологию, так и на критическую установку номиналистов, определяет третий вид интуиции, способный сохранить из двух первых данные исключительно имманентные акту познанию, и поставить эти две первых интуиции в определенную взаимо­ связь. Зависимость этих двух первых интуиций от третьей, бо­ лее объемлющей интуиции, является основой нового подхода к вопросу о чувственном восприятии. Из вещественного мира сохраняется в акте восприятия именно то, что соответствует определенной идее, которая одновременно является целесооб­ разностью воспринимаемого. Иными словами, можно было бы сказать, что посредством такой целевой установки идеальная интуиция выражается и определяется в самом слове или в са­ мом имени, указывающем на определенную материальную вещь, существующую вне ума. У Густава Шпета, который в 1913 году вернулся из Германии, где он учился у Э. Гуссерля, мы находим подход, аналогичный подходу, позже развитому на Западе другим студентом Гуссерля, подвергшимся в свое время, как и Г. Шпет, влиянию схоластической диалектики —я хочу говорить о М. Хай­ деггере. Для Г. Шпета, как и для М. Хайдеггера, вещественный мир принимается во внимание с точки зрения своего конституирования, и подобная проблематика оказывается непременно свя­ занной с различными формами наименования вещи. Таким об­ разом, обращение к естественному языку, к его роли и к услови­ ям его употребления оказывается неизбежным.

Базируясь именно на приоритете интеллигибельной интуи­ ции, Г. Шпет представляет в последней главе «Явления и смыс­ ла» элементы базовой структуры, которая, будучи данной как структура слова, проявит себя так же, как и структура любой тек­ стовой или культурной реальности, то есть реальности, коре­ нящейся в естественной и в то же время когнитивной способ­ ности человека. Оригинальность его подхода выражается лишь в нескольких деталях. Но их прояснение становится основопо­ лагающим моментом для того, чтобы понять и воспринять пос­ ледующее развитие идей Г. Шпета, относительно искусства и художественного творчества во всей их полноте. Продолжая раз­ мышления Гуссерля о ноэтико-ноэматической структуре интен-

ционального акта, Г. Шпет также пытается установить различие, уже сделанное Фреге (Frege), но которое Гуссерль в рамках «Ideen I» не счел достойным сохранения. Термин «смысл» отличается от термина «значение», и оба эти понятия соотносятся с понятием «энтелехия» так же, как опытная интуиция и идеальная интуи­ ция в рамках акта познания отнесены к интеллигибельной инту­ иции. Таким образом, ясно отделяются три элемента структуры слова, которые составят базу для всех последующих размышле­ ний Г. Шпета, будь то в области истории, лингвистики, эстетики или психологии.

Термин «значение» обозначает то, что направлено в сторону нормы, т. е. в сторону того, что уже определено, признано, ут­ верждено. В рамках феноменологической установки этот термин является носителем «идеальной интуиции». В области лингвис­ тики он будет соответствовать лексике языка, лексическим, но тоже и синтаксическим, уже установленным формам. В последнем труде Г. Шпета о Гумбольдте и внутренней форме слова, где упо­ требление структуры слова в области лингвистики будет отли­ чаться исключительной тонкостью, этот термин будет взят и интерпретирован именно в соответствии с понятием significatio, принадлежащим логике XIV века.

Что касается термина «смысл», то, согласно Г. Шпету, он отно­ сится к акту сознания в той степени, в которой он тем или иным способом открыт для данных чувственного восприятия. В труде 1914 года именно понятие «смысл» является носителем ноэти- ко-ноэматической структуры, но для Г. Шпета существо вопроса заключено уже в самом отношении, в котором состоит понятие «смысла» с понятием «значения», в связи с ролью, придаваемой понятию «энтелехия». Это понятие может соответствовать вйдению идеального объекта, определение которого влечет за собой по­ нятие «значения» с тем, чтобы, в определенном смысле, приме­ нить его к данному чувственной интуиции. Таким образом, здесь мы имеем дело с тем, что Г. Шпет определит во «Внутренней фор­ ме слова» как практические и коммуникативные функции языка. В свете этого термин «смысл» свидетельствует о функциональ­ ной зависимости слова от других членов предложения. В нем проявляется некое отношение к объекту, понимаемому на базе того, что говорящий пытается выразить самим выражением, взя­ тым в своем целом. Иными словами: «смысл» позволяет приме­

нить первоначальное и абстрактное содержание «значения» к восприятию определенной вещи. Однако в данном контексте он не является помехой тому, что это первоначальное содержание воспринимается как норма, не ставится под вопрос, но исполь­ зуется с целью обозначения чего-либо другого, что имело бы лишь опосредованную связь с ним —посредством аллюзии или другими способами дистанцирования.

Тем не менее, начиная с «Явления и смысла», закладывается перспектива, выражающаяся, по сути, в вопросе о том, какие можно сделать выводы из использования тропов. Эту тематику Г. Шпет разовьет более детально и полно в текстах, посвящен­ ных лингвистике и эстетике. Постоянно базируясь на том, что Гуссерль определяет как «Нейтрализованная модификация», со­ гласно которой любой субъект может модифицировать цель вы­ сказывания, Г. Шпет выдвигает понятие «квази-энтелехии». Таким образом он вводит то, что позднее позволит ему отличать слово, уже являющееся носителем смысла согласно нормативным при­ знанным значениям, от слова, приобретающего или уже имею­ щего новый смысл. Он уже в «Явлении и смысле» обосновыва­ ет различие между практической и эстетической функциями слова. Он обозначает функционирование этой базовой струк­ туры, которая через человеческую творческую деятельность сможет быть источником глубокой радости, соответствующей удовлетворению, которое может быть испытано любым челове­ ком, когда он действует в согласии с самим собой.

В теоретическом тексте «Явления и смысла», функция кото­ рого заключена в подчеркивании онтологической стороны структуры слова, понятие «квази-энтелехии» занимает лишь незначительное место. Если оно и отсылает к свободной деятель­ ности человека, то скорее негативным образом, чтобы подчер­ кнуть, что происходит, когда даются несоответствующие форму­ лировки. Это не мешает тому, чтобы сделать некоторые намеки на фантазию и чтобы в подобном контексте предвидеть выводы, которые Г. Шпет был готов сделать в области эстетики из воз­ можного употребления структуры слова посредством использо­ вания квази-энтелехии.

«Мы, действительно, стоим перед своеобразным положени­ ем вещей: мы, следовательно, можем увидеть энтелехию там, где ее “нет", энтелехию “не существующую". Это — не энтелехия в

собственном смысле, а “как бы” энтелехия, quasi-энтелехия. В естественной установке мы постоянно имеем дело с quasi-энте­ лехиями, когда “полагаем” явлению, вещи, нечто ей “несвойствен­ ное” собственно, —например, песчинка пляшет, звезда предска­ зывает, секира рассказывает. Этот “сказочный” мир предполагает совершенно особую модификацию сознания, которая, хотя и не теряет своего тетического характера, тем не менее устанавлива­ ет положения sui generis, —когда мы не протестуем против “лож­ ности” их, но не утверждаем их “истинности”, когда в самом тетическом акте мы остаемся вне самого этого разделения»’.

В 1917 году Густав Шпет знакомится с Романом Якобсоном, позднее создавшим Московский Лингвистический кружок (МЛК). Деятельность этого кружка, посвященная изучению линг­ вистики, поэтики, метрики и фольклора, оказывается созвучной философской проблематике Г. Шпета, а также является толчком к развитию его исследований в области лингвистики и поэти­ ки. Одновременно, исследования Шпета вызывают интерес не­ которых членов МЛК, занятых поисками философского фун­ дамента своих подходов в тех же самых областях. Наибольшее внимание Р. Якобсона привлекла книга Г. Шпета «Введение в этническую психологию», он размышляет о ней в одном из пи­ сем к Шпету 1929 года. Но идеи, на которые обратил внимание Якобсон, были сформулированы Шпетом еще в 1917 году в статье «Предмет и задачи этнической психологии»4. Именно в этой ста­ тье Шпет дал определение знаку, через которое уже можно было отличать «значащую функцию» от «выражателъной функции» и которое могло стать в таком контексте базой для последующих исследова­ ний, находящихся на перекрестке лингвистики и эстетики.

Во временной промежуток с 1917 по 1927 год, опираясь на свои собственные исследования в МЛК, в кабинете Этнической пси­ хологии при Московском Университете и, наконец, в ГАХНе, Шпет постоянно углублял исследование вопроса, дорогого его серд­ цу. Это вопрос об отношении, в котором могла находиться линг­ вистика с художественным произведением, с творческим актом

* Шпет Г. Г. Явление и смысл // Шпет Г. Г. Мысль и Слово. Избранные труды/ Отв. ред. и сост. Т. Г. Щедрина. М., 2005. С. 164—165.

4 ШпетГ. Г. Предмет и задачи этнической психологии // Психологичес­ кое обозрение. 1918.1, 3—4. С. 407—408.

ис конституированием культур, посредством квази-онтологичес- кого места, которое он предоставил структуре слова в «Явлении

исмысле».

В1914 году феноменология послужила Г. Шпету в качестве

концептуального аппарата для определения составляющих эле­ ментов структуры слова и в качестве фундаментального основа­ ния для всеобщего их использования на уровне всех областей культуры. Подобным же образом (и в 1922, и в 1927 годах) линг­ вистика должна была позволить ему сделать углубленные иссле­ дования о взаимодействии семантики, с одной стороны, и, с дру­ гой стороны, морфологических и синтаксических форм, с тем чтобы показать, как в этой игре взаимодействий всегда функцио­ нировала одна и та же базовая структура, и как, в этом контексте, могли быть выделены различные функции языка (прагматичес­ кая, коммуникативная, поэтическая).

В «Эстетических фрагментах» Г. Шпет развивает идею о том, что в структуре слова потенциально содержится опыт разрыва и дифференциации по отношению к первоначальному данному. Постоянно ссылаясь на эту структуру, он делает из слова архетип способов отношений, которые человек может иметь с миром, с другими людьми и с самим собой. Показывая, как та же самая струк­ тура может быть использована во всех формах выражений и во всех знаках, т. е. через всякое означающее целое, во всем том, что является носителем смысла, он представляет слова, как управля­ ющие всем «и на земле, и в небесах»*. Он утверждает первич­ ность опыта разъединения и дифференциации, как лежащего в основе всего, что было и будет сотворено. Для него слово есть архетип всех видов искусств. Именно поэтому, как полагал Шпет, творческий акт любого художника, как и поэта, вызывает, в са­ мом опыте творчества, некую форму «самоудовлетворения», со­ ответствующего удовольствию, которое любой человек спосо­ бен ощутить в том случае, если он действует в согласии со своей глубинной природой. Структура слова, поскольку она является проводником (ввиду тех отношений, в которых могут состоять ее элементы — возможности эстетической функции), имеет он­ тологическую природу. Она является указателем отношений, ко­

*Шпет Г. Г. Эстетические фрагменты// ШпетГ. Г. Сочинения. М., 1989.

С.398.

торые человек может иметь с бытием посредством смысла. Од­ нако в «Эстетических фрагментах», как и во «Внутренней форме слова», Г. Шпет различает эстетику в школьном ее понимании и эстетику художественного творчества. Эстетика, в качестве размышления о произведениях Прекрасного, развивается отно­ сительно уже установленных ценностей и способов, будь то в рамках какой-либо эпохи или, в более узком смысле, какой-либо определенной школы. В этом смысле эстетика указывает скорее на область воспроизведения, а не произведения Прекрасного, и если она и отсылает к творческому акту, то он уже является по­ глощенным определенным культурным контекстом. Во «Внутрен­ ней форме слова» Шпет делает четкое различие между простым удовольствием, которое можно испытать, занимаясь внешними формами произведения искусства, что часто приводит, согласно ему, к плохим формам эстетизма, и, с другой стороны, подлинным наслаждением, происходящим от «способности вызывать эсте­ тическое впечатление, организующее совокупность эмоциональ­ ных впечатлений поэтического произведения»6. Г. Шпет пишет еще: «Искусство начинается с того, что подлежащее изображе­ нию подвергается преобразованию согласно этой идее, вклю­ чаемой, вдыхаемой внутрь самого изображаемого. Внутренне заключенная в нем, она с первого момента, с первого толчка от­ решения, сама руководит преображением его в художественно оформленное, ибо она есть та самодовлеющая цель, осуществле­ ние которой по внутренним художественным формам есть само свободное художественное творчество»7.

Эти несколько цитат являются достаточными для того, что­ бы показать глубинную связь, которая, согласно Шпету, существу­ ет в рамках произведения искусства между воплощением внут­ ренней логики и эстетическим наслаждением, вызванным этим произведением искусства. Именно благодаря этой идее, присут­ ствующей в произведении и организующей весь комплекс впе­ чатлений, мы можем поместить себя на неком отдалении, отры­ ве по отношению к вещам, составляющим окружающий мир. Логика особого способа объединения сосуществует с опытом разрыва, и именно при подобном понимании возникает опыт

• ШпетГ. Г. Внутренняя форма слова. Иваново, 1999. С. 159. 7 Там же. С. 158.