28

ЗАКОНДАТЕЛЬСТВО РУСИ ДО МОСКОВСКОГО ПРАВА. ГОСУДАРСТВЕННОЕ И АДМИНИСТРАТИВНОЕ УПРАЛЕНИЕ РУССКИХ ЗЕМЕЛЬ ДО МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА.

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО (источники права)

Источниками права признаются обычай и закон. Первый период истории русского права есть время господства обычного права; законодательная деятельность власти, хотя начинается с древнейших времен и потом постепенно расширяется, но далеко еще не может конкурировать со сферой действия обычаев.

1. Обычное право

а) История застает восточных славян во время полного господства у них обычного права; древнейшие термины, означающие право вообще, относятся к обычному праву: «правда», «норов», «обычай», «преданье», «пошлина» (то, что «пошло» — общепринято издавна). Такое же значение имеют и термины «покон», и «закон», хотя впоследствии ими стали обозначать закон в собственном смысле. Летописец говорит о древних славянах, что они «имеяхуть обычаи своя, и законы отец своих и преданья, кождо свой норов», употребляя эти термины как равнозначные. «Якоже се и при нас, — продолжает летописец, — ныне половци закон держат отец своих—кровь проливати... ядуще мертвечину» и т. д. (т. е. изображаются обычаи половцев). Между тем тому же летописцу известно было различие между собственно законом и обычаем: «комуждо языку — овем исписан закон есть, другим же обычаи».

б) Происхождение обычного права. Вышеприведенные термины указывают и на происхождение обычного права, и на его свойства.

Признавая автономию (действия частного лица) за первоисточник права вообще, полагают возможным установить следующий процесс образования обычного права: более энергичное лицо поступает как ему угодно; другие следуют ему из пассивной подражательности; через установившуюся практику образуется привычка поступать так, а не иначе, а затем повальный обычай, из которого, наконец, складывается общее убеждение о необходимости всем действовать именно так, а не иначе. Но таким образом в основе права был бы положен произвол, т. е. отрицание права. Приведенная схема опровергается тем, что обычаи разных народов, разделенных простран­твом и временем (не имевших никакой возможности подражать один другому), сходны, а часто и тождественны.

Первоисточник права есть природа человека (физическая и моральная), подчиненная таким же законам, как и природа органическая и неорганическая. Право на первой ступени является чувством (инстинктом); такова месть, защита детей родителями и обратно; таково первоначальное право владения (вообще такой характер право сохраняет в семейных и родовых союзах). Все поступают одинаково не в силу подражания одному, а одновременно и повсюду, в силу действия одинакового чувства. На второй ступени право проникается сознанием (в союзах общинных и государственных), превращаясь из явлений природы в действия воли; то, что есть (факт), превращается в то, что должно быть (право); но законы сознания и воля у людей так же одинаковы, как и законы физической Природы, сознанием освящаются те же самые нормы, которые были установлены природой; таким образом, личная творческая деятельность в праве совершенно сливается с общественной. Привычка лишь укрепляет действие единообразных норм, а не создает их. Разнообразие обычаев по племенам и нациям объясняется разными ступенями культуры и условиями экономической общественной жизни.

в) Обычное право выражается прежде всего в юридических действиях (фактах): однообразное повторение одних и тех же действий есть вернейший указатель для распознания обычного права, но требующий значительной осторожности, особенно по отношению к праву государственному: летописи и другие однородные источники сообщают с одинаковой объективностью как факты, вытекающие из права, так и нарушающие его; отсюда научные споры о правах старших городов относительно младших и т. д.; но та же самая объективность русских летописей (спокойствие и беспристрастие) облегчает возможность правильных выводов из фактов начал правомерных. Важнейшей формой выражения обычного права служат акты юридических сделок, и судебные акты, служившие преимущественно для распознавания права гражданского и уголовного. В них действующие лица стараются совершить действие согласно с правом, но не всегда достигают этой цепи. От первого периода нашей истории дошло весьма немного сделок (жалованная грам. кн. Мстислава 1130 г.; купчая Антония Римлянина 1147 г., вкладная гр. Варлаама 1192 ец рядная Тешаты 1226-1299 гг., духовная князя Владимира Волын-ского 1287 г. и духовная Климента XIII в. Сюда, впрочем, могут быть отнесены некоторые древнейшие акты новгородские и псковские XIV в. по своему содержанию). Обычное право выражается также в символах (условных фактах, созданных именно для выражения правомерности явления): «посаженье князя на стол» означает законность приобретения власти. Наконец, оно может быть выражено в словесных формулах — юридических пословицах, из которых некоторые позднее стали формой закона, а многие уцелели до наших дней со времен древнейших, например, «Молодой на битву, а старый — на думу»; «Молодой князь, молода и дума»; «На одном вече, да не одни речи» (требование единогласия); «Холоп — не смерд, а мужик — не зверь»; «Муж крепок по жене, а жена крепка по мужу» (см. Рус. Пр. Кар., 120); «Братчнна судит, как судья» (см. Пек. суда, гр., ст. 113); «Легко воровать, как семеро норовят» — намек на седмеричное чис­ло послухов (см. Рус. Пр. Кар., 15); «Железа и змея боится» (намек на ордалии); «В поле — две воли, кому Бог поможет» (о судебном пое­динке); «Вор ворует — мир горюет»; «Кинешма да Решма кутят да мутят, а Сойдогда убытки платит» (о круговой поруке при уплате вир и продаж); «Чей хлеб кушаешь, того и слушаешь» (ограничение правоспособности договором личного найма); «На чью долю потянет поле, то скажет Юрьев день». Многие и другие пословицы, не отмеченные такой ясной печатью древности, могут быть отнесены к первым временам истории, например, «В отперты двери лезут зве­ри» (см. Рус. Пр. Кар., ст. 38 и 39). Юридические нормы выражаются в них не всегда в положительной, но часто в отрицательной форме («Мир не судья, были бы сватовья»)Лучший сборник русских пословиц (в том числе юридических) составлен В.И. Далем.

г) Свойства обычного права. Согласно с происхождением обычного права, оно, во-первых, обладает двойной обязательностью — внутренней а внешней, т. е. право измеряется не только личной совестью и сознанием права. Во-вторых, для сообщения праву внешней обязательной силы ему придается религиозное значение, т. е. происхождение обязательных норм возводится к самому божеству: русские клялись исполнять договор, постановленный Олегом, «яко Божие здание по закону и по покону языка нашего». В-третьих, обычное право считалось прирожденным дня известного племени или национальности («русская правда»); отсюда каждый в чужой стране стремился сохранить за собой свои отечественные права. В-четвертых, как право, сохраняемое традицией, передачей, оно в высшей степени консервативно, ибо изменение его грозило разрушение» самого права; отсюда — поступать по старине значит «поступать по праву». «Что старее, то правее».—говорит пословица. Но, в-пятых, как право, не выряженное в твердой (письменной) форме, оно способно изменяться вместе с жизнью: уже древние славянские племена «кож-до свой нрав имеяху». В русских землях, при перевесе у них территориального начала над племенным, возможность разнообразия усиливается: «Что город, то норов что деревня, то обычай» (пословица). Этим, между прочим, объясняется переход от обычного права к закону, совершившийся под влиянием и при помощи рецепция чужого права.

2. Влияние и рецепция чужого права

Спокойная племенная (патриархальная) жизнь славян могла долго обходиться тем неизменным запасом юридических норм, которые выработаны обычаями с незапамятных времен. Но с X в. восточные славяне были вовлечены авантюристическими дружинами варягов в столкновение с отдаленными странами — Византией и западноевропейским миром. Это нарушило спокойное состояние обычного права двояким образом: усилило разнообразие в понимании юридических норм и принудило привести в соответствие свои оте­чественные нормы с чужеземными. Отсюда возникли первые приемы законодательства: договоры с иноземцами и рецепция чужих законов.

а) Договоры с греками и немцами.

Весь X в. есть век периодических движений целых масс восточных славян на Византию. С греками было заключено тогда 4 договора: в 907 г. Олегом, в 911 г. им же, в 945 г. Игорем, в 972 г. Святославом.

Первый договор. В 907 г. Олег пошел на греков, собравши множество варяг, славян (ильменских), чуди, кривичей, мери, полян, се­верян, древлян, радимичей, хорватов, дулебов и тиверцев. Дойдя до Константинополя, он заставил греков заплатить единовременный выкуп по числу его воинов и затем, несколько отступив от города, заключил мир с царями Львом и Александром через посредство пяти своих послов. Главные пункты договора заключались в следующих обязательствах греков: 1) платить дань русским на каждый из стар­ших городов, в которых сидели князья — подручники Олега (Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любеч и др.); 2) давать корм тем русским, которые приходят в Византию, а гостям-русским ме­сячное содержание. Греки со своей стороны прибавили условие, чтобы русские, приходящие в Византию, жили в одном предместье Св. Мамы и чтобы входили в город только через одни ворота в сопровождении императорского чиновника. Этот договор сохранился в нашей летописи не в целом виде, а в пересказе, с буквальными, однако, выдержками из документа; отсюда возможно предположение, что это не отдельный договор, а ряд стаей второго договора 911 г., выхваченных и занесенных летописцем ошибочно под 907 г. Но отсюда следовало бы, что Олег вовсе не воспользовался плодами победоносного похода 907 г. — не заключил тогда никакого договора и что дань от греков потребована не под влиянием одержанной победы, а 4 года спустя. Статьи договора 907 г. не противоречат обстоятельствам времени: побежденные греки согласились на все, что требовал Олег для руссов, только прибавили необходимую оговорку, чтобы эти руссы, приходящие в Византию, не разбойничали на улицах и в окрестностях Византии.

Бедное содержание договора 907 г. казалось, однако, на первых порах достаточным (дань и корм были для русских главнее всего); но в следующие годы сами греки должны были внушить им мысль о необходимости более подробных условий, и в 911 т. был заключен второй договор в Византии через послов Олега; он дошел до нас в полном виде, с начальной формулой («копия другой грамоты»), заключительной клятвой и обозначением даты; никаких повреждений в середине содержания грамоты не заметно. Этот договор гораздо богаче первого юридическим содержанием; он касается отношений (уголовных и гражданских) между греками и русскими, находившимися в Византии, международных обязательств русских возвращать имущество греков, потерпевших кораблекрушение, взаимного выку­па и возвращения в отечество рабов и пленников.

В 944г. мир был нарушен русским князем Игорем, который опять пошел на Византию со всеми почти подвластными племенами и союзниками — печенегами; но греки не были захвачены врасплох, и поход был неудачен; тогда в 945 г. был заключен новый, третий договор с греками, в который включены статьи и договоров 907 и 911 гг. с некоторыми изменениями не в пользу русских и с добавлениями о пограничных странах. Ольга жила с греками в мире и сама ездила в Византию, но сын ее Святослав хотел совсем переселиться на Дунай в Болгарию; в войне 971 г. он был побежден греками и заключил договор (четвертый), дошедший до нас также в полном виде, но весь­ма бедный содержанием (ограничивается только клятвой Святосла­ва быть в вечном мире с греками).

Договоры (по своей древности и по своему содержанию) имеют чрезвычайную важность для истории русского права; но Шлецер выразил сомнение в их подлинности. Однако важнейшие основания для такого подозрения (мнимые анахронизмы) уже давно основательно разобраны и опровергнуты Кругом, Погодиным и др. Договоры были написаны на греческом языке и тогда же (в копии, назначенной для русских) были переведены на славянский язык весьма неискусно и неправильно; отсюда — темные места (удачно реставрированные П.А. Лавровским). Право, выраженное в договорах, не есть ни право византийское, ни чисто русское: оно составлено искусственно договаривающимися сторонами для соглашения русского обычного права со столь отличным от него культурным византийским правом. Однако в договорах гораздо больше следов русского права, чем византийского (не потому, что русские взяли перевес над греками, а потому, что культурному человеку легче приспособиться к младенческо­му состоянию, чем наоборот). Так, за убийство постановлена смерть, что для греков означало смертную казнь, а для русских — месть рукою родственников убитого (см. дог. Олега, 4; Иг., 13). Конфискация имущества (разграбление), взамен мести, по договорам допускается, но не распространяется на имущество жены преступника. За кражу полагается имущественное наказание (двойное или тройное возвра­щение цены вещи), и, сверх того, вор должен быть наказан «по закону греческому и по уставу и закону русскому» Постановления договоров обязательны не только для договаривающихся правительств, но и для подданных—как греков, так и русских в Византии и отчасти на территории Русского государства (дог. Олега, ст. 8).

Поэтому договоры, не устанавливая норм для отечественного русского права, имеют, однако, значение и для внутренней истории источников русского права: под влиянием народа высшей культуры русские в первый раз пробуют выразить нормы своего права в объективной (письменной) форме и притом сделать их для себя обязательными по силе внешнего принуждения и клятвы.

Подобное же значение имеют договоры с немцами, хотя и относятся ко времени гораздо более позднему, именно в XII и XIII вв. С немцами заключали договоры западно-русские земли: Новгородская (важнейшие договоры 1195 и 1270 гг.), Смоленская (дог. 1229-1230, 1240гг. и др.), Полоцкая (1264,1265 гг. и др.) и Галнцкая. Договоры заключались с ганзейскими городами, Готландом, Ригой, Немецким орденом • Швецией. В отличие от договоров с греками, в них содержание юридических норм (в некоторых весьма богатое) почти тождественно с русским правом (благодаря культурной близости обеих договаривающихся сторон). Там, где немецкое право противоречит русскому, в договорах берет перевес русское (см. дог. 1229 г., ст. 12, 17 и др.). В договорах определяется в равной степени и положение немцев на территориях русских государств, и положение русских на немецких территориях, а потому они имеют значение внутреннего действующего права.

б) Рецепция византийского права

Контакты е иноземцами не ограничивались косвенным влиянием их на русское право. В конце X в. (988 г.) сношения с Византией привели к принятию христианства, что произвело настоящий переворот во всех сферах правовой жизни: обычное русское право во многом прямо противоречило учению христианской морали и церковного права (многоженство, способы и условия совершения брака, отпущение жены, наложничество и пр.); с христианством явилась церковь как учреждение внешнее, имевшее свои канонические законы, во многом несогласные с обычаями русских; наконец, с церковью явилось множество лиц из Византии (духовных и светских), образованных и влиятельных, привыкших к своему праву и не желавших подчиниться ни лично, ни по имуществу праву русскому. Такой всеобъемлющий переворот мог бы повести к полной замене местного права чужим, но благодаря устойчивости русского обычного права он привел только к необходимому усвоению церковного права и к частичной и свободной рецепция некоторых кодексов византийскогоского светского права. Что действительно такие кодексы были реципированы с самого принятия христианства, это доказывается тем, что светские кодексы включались в состав греческих номоканонов (и русских кормчих), которые в своей сфере были обязательны в полном своем составе. Кормчая (номоканон Иоанна Схоластика) принесена к ним, по всей вероятности, уже в славянском переводе (см.: Павлов. «Славяно-русский номоканон»). Ссылки на номоканон, как на обязательный источник права, делаются в русских законах (в уставной Ярослава и Всеволода; в Новгородской судной грамоте: архиепископу «судити суд свой... по св. отец правилу, по манакануну»). Несомненно, что в Русской Правде есть весьма близкие заимствования из светских памятников кормчей. Возможность заимствования облегчалась тем, что византийские кодексы (особенно иконоборческой эпохи) составлены под явным влиянием славянского элемента в самой Византии. Впрочем, заимствование светского византийского права совершалось с некоторой свободой в выборе кодексов: состав наших кормчих не вполне тождествен с греческими номоканонами; у нас составлялись и обращались сборники («Книга законные» и «Мерила праведные»), во многом отличающиеся от кормчих. Наиболее важные из рецепированных кодексов следующие: I) Эклога Льва Исаевряннна и Константина Копронвма (739-741 гг.), усвоенная в самостоятельной переделке; 2) Прохирон Василия Македонянина (870-878 гг.), называемый в наших кормчих «законами градскими»—памятник, богатый содержанием и близкий по духу к римскому праву; но в «книгах законных» из него реципировались только некоторые, наиболее необходимые и пригодные части. Свободное отношение к византийским кодексам обнаруживается особенно из состава так называемого Судебника царя Константина или Закона судного людям, который дошел до нас в двух редакциях (краткой и пространной) в кормчих и мерилах праведных. Этот памятник приписан Константину каким-либо переписчиком, а в самом деле есть выборка разных статей из эклоги, новелл, закона Моисеева — выборка, сделанная славянскими (болгарскими и русским») юристами для практической цели. Что Закон судный действительно имея практическое значение, доказывается тем, что он в рукописных кормчих иногда излагается вперемежку со статьями Русской Правды. Свободная рецепция проявляется и в переработке содержания византийских источников (приспособлении их к русскому ораву); например, членовредительные и болезненные наказания заменены денежными пенями и продажами; назначено определенное число послухов, смотря по важности дела; закон о подделке монеты (которой на Руси еще не чеканили) заменен другим. Сфера действия реципированного права простирается в некоторых отношениях на все гражданское общество (право семейное и некоторые части уголовного) и во всех отношениях на некоторые классы общества («людей церковных»). Для указания пределов непосредственного действия реципированного права возникли церковные уставы наших князей.