П. Милгром, д. Робертс "Экономика, организация, и менеджмент", том 1, стр. 203-208 Инвестиции и специфические активы

Хотя даже относительно несложные контракты могут порождать разно­образные проблемы, наибольшую экономическую значимость их несовершен­ство приобретает тогда, когда требуются значительные инвестиции, посколь­ку в таких случаях речь идет о больших количествах ресурсов, а выгоды от инвестиций могут накапливаться в течение длительного периода. На языке экономистов инвестициями называется расходование денег или других ре­сурсов, создающее потенциально непрерывный поток будущих благ и услуг. Сам этот потенциальный поток именуется активом. Наиболее знакомой раз­новидностью являются материальные активы, например дома или машины, обеспечивающие потенциальный стабильный поток благ — жилья или про­мышленных товаров, или финансовые активы, например облигации сберега­тельных займов, обеспечивающие поток денежных доходов. Однако многие активы имеют нематериальную природу. Патенты и авторские права — это активы, позволяющие их владельцам требовать выплаты роялти или исклю­чительных прав на переиздание книг или компьютерных программ в тече­ние определенного периода. Инвестиции в образование могут создавать чрез­вычайно важный актив — человеческий капитал, который приводит к уве­личению потока будущих доходов, а также к возникновению потоков других, не менее важных, хотя, возможно, и не столь очевидных, благ.

ТЕРРОРИЗМ, РОДИТЕЛЬСКИЙ АВТОРИТЕТ И НАДЕЖНОСТЬ

Правительства многих стран уже объявили о своем принципиальном отказе от ведения переговоров с террористами, даже в случаях захвата последними за­ложников, жизни которых угрожает опасность. Такая политика имеет своей целью предотвращение терроризма. Если бы потенциальные террористы могли быть уверены в том, что правительства всего мира не станут заключать с ними сделки даже ради спасения жизни граждан своих стран, похищения людей и другие террористические акты стали бы менее выгодным занятием.

При проведении данной политики проблема заключается в том, что необхо­димо обеспечить убедительность соответствующих обещаний. На практике в слу­чаях захвата заложников правительства, независимо от их предыдущих реше­ний, подвергаются интенсивному давлению, побуждающему их вступить в пере­говоры с террористами. Это давление особенно сильно ощущается в тех странах, где правительства выбираются всеобщим голосованием и где существует от­крытость в сфере массовых коммуникаций; боль и отчаяние родных и близких жертв терроризма отражаются на телеэкранах, а правительства этих стран осо­бенно чувствительны к настроениям граждан. Террористы прекрасно понимают значимость этих стимулов, побуждающих правительства к отступлению от про­возглашенной линии, именно поэтому они часто захватывают заложников из числа граждан демократических государств и редко — из числа граждан неде­мократических стран.

Аналогичным — хотя и менее драматичным — образом с проблемами на­дежности своих обещаний регулярно сталкиваются родители, воспитывающие своих детей. Ради блага детей родители предъявляют к ним разнообразные тре­бования: избегать опасных игр, прилежно учиться, экономить деньги. Добива­ясь от детей желательного поведения, родители угрожают им самыми разными наказаниями — от «Будешь играть на дороге, выдеру так, что на всю жизнь запомнишь» до «Не накопишь сама деньги, не получишь нового платья на вы­пускной бал». Разумеется, осуществление этих угроз для родителей по мень­шей мере так же болезненно, как и для самих детей. Возникает соблазн про­стить ребенка и отказаться от наказания — ведь, поскольку проступок уже со­вершен, наказание лишь причиняет боль, но не приносит немедленного положительного результата.

Оба этих примера демонстрируют, каким образом озабоченность будущими последствиями неосуществления обещанной реакции на недопустимое поведе­ние может укрепить решимость и заставить правительство или родителей при­нять на себя издержки, связанные с осуществлением обещания. Озабоченность своей репутацией порой побуждает их приводить в исполнение угрозы даже при наличии весьма сильного соблазна пренебречь ими.

Наиболее проблематичными с точки зрения создаваемых ими стимулов являются инвестиции в специфические активы, т. е. в активы, которые имеют наибольшую стоимость в одной конкретной обстановке или структуре. Если использовать принцип максимизации стоимости, то специфичность активов измеряется процентом стоимости инвестиции, утрачиваемым при использо­вании данного актива вне этой конкретной обстановки или структуры.

Важным частным случаем специфических активов являются коспециализированные активы. Два актива являются коспециализированными, если они наиболее продуктивны при совместном использовании и утрачивают зна­чительную часть своей стоимости при их использовании отдельно друг от друга для производства не связанных друг с другом продуктов или услуг.

В качестве примера рассмотрим электроэнергетику. Большинство элек­тростанций располагается либо вблизи обслуживаемых ими потребителей, либо вблизи источников энергии. Так, электростанции, работающие на угольном топливе, чаще всего располагаются около угольных шахт либо вблизи боль­ших городов. В последнем случае уголь на электростанции чаще всего до­ставляется по железным дорогам. К шахтам подводятся специальные желез­нодорожные ветки для транспортировки добытого угля. Эти железнодорож­ные ветки представляют собой активы, коспециализированные с самими шахтами. Их использование для вывоза угля с шахт имеет значительный экономический эффект. Поскольку уголь представляет собой объемный груз с низкой стоимостью единицы веса, его транспортировка другими видами транс­порта, помимо железнодорожного, вероятно, будет неэкономичной; поэтому шахта без железной дороги имеет гораздо меньшую ценность. В свою оче­редь железнодорожная ветка между станцией магистральной железной до­роги и угольной шахтой вряд ли может быть особо загружена чем-либо, по­мимо перевозок угля. При отсутствии угля эти ветки также не имеют особой стоимости. Общая стоимость шахты и железнодорожной линии при их ис­пользовании отдельно друг от друга в альтернативных целях намного ниже, чем общая стоимость этих двух активов при совместном использовании в целях обеспечения электростанций углем.

В случае расположения электростанции вдали от города, возле угольной шахты, шахта и электростанция являются специализированными актива­ми. Работа электростанции зависит от поставок угля шахтой, и в случае за­крытия шахты стоимость электростанции резко снижается. Шахта же утра­тит — в значительной мере или полностью — свою стоимость в случае за­крытия своего единственного потребителя — электростанции. В данном случае шахта и электростанция являются коспециализированными активами, посколь­ку они имеют гораздо большую стоимость при их совместном использовании для выработки электроэнергии, чем в том случае, когда уголь направляется на другие нужды.

При осуществлении инвестиций в создание коспециализированных ак­тивов возникает проблема, заключающаяся в том, что эффект от этих инве­стиций в значительной мере зависит от поведения владельца другого актива, имеющего собственные эгоистические интересы. В результате появляется воз­можность для различных проявлений оппортунизма (после осуществления инвестиций), создающих угрозу для эффективности инвестиций. Шахтовла­дельцы, например, вложив средства в расширение своей шахты, могут ока­заться в зависимости от поведения электроэнергетической компании, а та может впоследствии заявить, что намерена использовать данную электростан­цию лишь для поддержки своих ГЭС или АЭС. Однако беспокоиться за свои специфические инвестиции придется не только шахтовладельцам. Владельца электростанции может тревожить то, что после постройки электростанции шахтовладельцы могут попробовать повысить цену на уголь. После строитель­ства электростанции возле данной шахты она не будет иметь альтернатив­ных источников снабжения углем и ее владелец может оказаться не в состо­янии противостоять требованиям о повышении цены.

Проблема шантажа. В общем виде возникающая в мире бизнеса пробле­ма, когда каждая сторона — участник контракта опасается, что после осуще­ствления инвестиций ее вынудят к принятию невыгодных для нее условий или что ее инвестиции будут обесценены действиями других сторон, называ­ется проблемой шантажа. Сторона, вынужденная согласиться на ухудшение конечных условий контракта после осуществления ею инвестиций, становит­ся как бы жертвой шантажа.

Ясно, что если бы контракты были полными, проблема шантажа не мог­ла бы возникнуть: в этом случае стороны могли определить весь набор воз­можных ситуаций и согласовать свое поведение в каждой из возможных си­туаций. Далее обычные механизмы осуществления контрактных обязательств предотвратили бы любые проявления оппортунизма. В рассматриваемом нами примере можно было бы ожидать по крайней мере заключения долгосрочно­го контракта между шахтой и электростанцией, что позволило бы заранее определить уровень цены на уголь. Однако на каком уровне следует устано­вить эту цену? Шахтовладельца может тревожить возможное увеличение за­трат на рабочую силу и оборудование. Следует ли включить в контракт усло­вие эскалации, по которому цена угля автоматически изменяется при любом увеличении некоторого индекса издержек добычи? Или необходимо привязать эту цену к цене угля на рынке наличного товара в данном регионе?

Насколько гарантированными должны быть поставки угля? Если шахто­владелец гарантирует бесперебойную поставку угля, он тем самым ослабит свои позиции на переговорах с шахтерами о возобновлении их контрактов.

Если же он этого не сделает, то владелец электростанции может подозревать, что шахтовладелец чересчур доброжелательно отнесется к длительной забастовке шахтеров. Интересы шахты и электростанции не совпадают друг с другом.

Как отнестись к будущим расширениям? Если спрос на электроэнергию возрастет, обязана ли шахта поставлять дополнительное количество угля по той же цене? Если кривые средних и предельных издержек имеют положи­тельный наклон, то добыча дополнительного угля обойдется шахте дороже. Следует ли отложить переговоры об этой цене на более позднее время? К то­му времени шахта станет монопольным поставщиком; в данный момент она является лишь одним из возможных источников снабжения электростанции, чье местоположение еще не определено.

Проблема шантажа, проиллюстрированная на примере электростанции, работающей на угольном топливе, состоит в том, что крупные специфические инвестиции делают владельцев активов уязвимыми для оппортунистического поведения своих партнеров по контрактам. Такой проблемы не существует в стандартной теории рынков, исходящей из того, что контракты являются со­вершенными и всегда существуют альтернативные поставщики. Совершенная контрактация подразумевает, что стороны могут включить в контракт аде­кватные положения, предотвращающие возникновение описанных нами про­блем. Кроме того, если бы все ресурсы предлагались многочисленными по­ставщиками, не возникло бы необходимости в заключении расширенных кон­трактов. Было бы невозможным регулирование цен, поскольку последние определялись бы конкурентным рынком. Не было бы озабоченности по пово­ду перебоев в поставках, поскольку имелись бы альтернативные источники идентичного или почти идентичного ресурса. По поводу сокращения спроса также не следовало бы беспокоиться, поскольку данный актив мог бы быть использован в альтернативных целях. Именно специфичность активов вме­сте с несовершенством контрактных отношений лежит в основе проблемы шантажа. Озабоченность этими проблемами может служить причиной неэф­фективности в тех случаях, когда фирмы отказываются от эффективных ин­вестиций, опасаясь очутиться в уязвимом положении.

Характер контрактов на поставку угля электростанциям проанализиро­ван в серии статей Пола Джоскоу.¹ Проведенные им эмпирические исследо­вания позволили установить, что угольные шахты, поставляющие уголь рас­положенным возле них электростанциям, чаще всего принадлежат тем же фирмам, что и обслуживаемые ими электростанции, а во всех остальных слу­чаях имеют долгосрочные контракты на поставки угля на электростанции. Согласно Джоскоу, эти контракты обычно являются достаточно сложными, включают в себя разнообразные положения об эскалации цен и тщательно отслеживают фактические изменения издержек добычи и поставки угля.

Еще один пример коспециализированных активов можно найти в авто­мобильной промышленности. В 20-е гг. «General Motors» (GM) приобретала корпуса для своих автомобилей у независимой фирмы «Fisher Body». По мере совершенствования технологии и перехода автостроителей от использования деревянных корпусов к металлическим GM начала проектировать новый за­вод для сборки своих автомобилей. Для того чтобы повысить надежность снаб­жения и снизить транспортные расходы, GM попросила «Fisher Body» постро­ить новый завод по производству корпусов автомобилей рядом со своим но­вым автосборочным заводом. В этом случае отпадала бы необходимость в транспортировке корпусов; прямо с завода «Fisher Body» они поступали бы на конвейер завода GM. «Fisher Body» отказалась произвести соответствующие инвестиции — возможно, из опасения, что новый завод, столь приспособлен­ный к запросам GM, окажется уязвимым для требований, которые эта фир­ма может выдвинуть впоследствии. В конечном счете проблема была решена путем вертикальной интеграции: GM приобрела фирму «Fisher Body».²

Проблема шантажа представляет собой один из примеров постконтракт­ного оппортунизма. Он возникает вследствие неполноты и недостаточной точ­ности контрактов, благодаря чему стороны могут пользоваться различными лазейками для того, чтобы добиваться преимущества друг над другом.

Математический пример проблемы шантажа. Прояснить логику про­блемы шантажа нам поможет числовой пример. Предположим, что две фир­мы — Аи В — объединили свои усилия с тем, чтобы воспользоваться благо­приятной возможностью. Каждая фирма должна осуществить инвестиции в активы, которые не имеют никакой ценности вне намечаемого совместного предприятия. Таким образом, данные активы являются полностью коспециализированными.

В целях упрощения примера предположим, что осуществление проекта требует инвестиций обеих сторон. Инвестиционные издержки каждой из сто­рон равны 2, валовой доход на инвестиции равен 8, а чистая выгода соста­вит 4. Чтобы учесть возможность постконтрактного оппортунизма, допустим, что распределение валовой выгоды между двумя фирмами может быть изме­нено при помощи дорогостоящих действий каждой из сторон, относительно которых невозможно заключить осуществимый контракт, регулирующий та­кие действия. Опять-таки в целях упрощения предположим, что возможны два таких действия — «захватывать» и «не захватывать», причем издержки захвата равны 3. Если обе фирмы воздерживаются от захвата, валовой доход распределяется между ними поровну, и каждая сторона получает чистую вы­году 2. Если обе стороны захватывают, то валовая выгода опять-таки делится поровну, но каждая фирма несет дополнительные издержки, связанные с хищ­ническим поведением, равные 3. В результате чистая прибыль каждой фир­мы равна 4 – 2 - 3 = -1. Наконец, если одна фирма — скажем, фирма А — ведет себя хищнически, а другая — нет, то вся выгода достается фирме-хищ­нику. В этом случае ее прибыль составит 8 – 2 - 3 = 3, а прибыль другой фир­мы равна -2. Эти величины прибылей приведены в табл. 5.1, которая по форме напоминает игру «Дилемма заключенных».³

Ясно, что если бы фирмы могли учесть в контракте возможность хищни­ческого поведения, то они выработали бы такие условия контракта, которые никогда не позволили бы им совершить данную операцию. Однако если такая договорен­ность невозможна, то какого результата следует ожидать от такой ситуации?

Таблица 5.1 Возможность захвата создает ситуацию игры "Дилемма заключенных"

Фирма В	Захватывать	Не захватывать
Фирма А
Захватывать	-1; -1	3; -2
Не захватывать	-2; 3	2; 2

Анализ начинается с рас­смотрения решения, которое предстоит принять фирме А при условии, что специфические инвестиции уже осуществлены. Фирма В должна принять свое решение одно­временно с А, поэтому фактический выбор А не может повлиять на выбор В. Предположим далее: А считает, что В не будет захватывать. Какие варианты имеются у А? Если А захватит, то, как показывает приведенный расчет, она получит прибыль, равную 3. Воздержавшись от захвата, она получит толь­ко 2. Таким образом, если А считает, что В не будет вести себя как хищник, то ее собственным эгоистическим интересам лучше всего соответствует ва­риант захвата дохода. Другими словами, наибольшая величина прибыли А в первой графе табл. 5.1 достигается в случае осуществления захвата. Предпо­ложим теперь: А считает, что В будет действовать хищнически. В таком слу­чае ее прибыль составит -1, если она сама захватит, и -2, если она воздержит­ся от этого. И вновь наилучшее для А решение состоит в том, чтобы осуще­ствить захват. Поскольку наилучший для А с точки зрения чистого эгоизма вариант одинаков — независимо от ее ожиданий в отношении действий В, — то, действуя эгоистически, А в любом случае будет захватывать. Аналогич­ный анализ решения фирмы В позволяет установить, что и Б, действуя эгоистически, будет делать то же самое. В результате обе фирмы понесут убыт­ки, равные -1 для каждой.

До сих пор этот анализ совпадал с тем, что имеет место в любой игре «Дилемма заключенных»; однако существует и разница, которая состоит в том, что в данном случае фирмы не обязаны принимать участие в игре. Если фирмы осознают, с какими стимулами они столкнутся после осуществления специфических инвестиций, то они захотят учесть данные факторы при при­нятии решения о целесообразности самих этих инвестиций. В описанном при­мере выясняется, что угроза оппортунизма делает инвестиции совершенно непривлекательными для обеих фирм: если фирмы не смогут гарантировать, что они будут воздерживаться от попыток присвоения дохода сверх положен­ных долей, инвестиции не будут осуществлены.

Этот математический пример настолько безрадостен, что может возник­нуть соблазн поверить в то, что обыкновенная мораль или этика бизнеса могли бы разрешить данную проблему; и действительно, иногда так и бы­вает. В значительной мере проблема обусловлена тем, что в реальной жизни намного сложнее, чем в учебных классах, определить, что именно является «честным» и «справедливым». В силу этого люди склонны подчас считать «честным» и «справедливым» то, что соответствует их собственным интере­сам. Было бы слишком рискованно рассчитывать на то, что люди будут постоянно действовать вопреки своим эгоистическим интересам, если отсут­ствуют какие-либо механизмы, способные заставить их придерживаться такого образа действий.