Глава IV. Государственное еретичество

Россия конца XVII — начала XVIII века — это Россия, вполне оправивша­яся от потрясений Смутного времени и восстановившая свою государственность. Это Россия, воссоединившаяся с Украиной, вернувшая себе многие исконно рус­ские земли на западе и в значительной мере обуздавшая хищность крымских та­тар. Но это и Россия, живущая трагедией церковного раскола и уже испытавшая первое потрясение от расстройства традиционно тесных связей Церкви и госу­дарства. Это Россия времен царствования Петра I.

Правление Петра I — это правление того, кого называли и продолжа­ют называть «великим преобразователем», того, кто «Россию поднял на ды­бы», того, кто других заставлял трудиться и себя не щадил"6. Его реформы затронули практически все стороны жизни страны: структуру и методы госу­дарственного управления, военную сферу, организацию хозяйства и торгов­ли, образование и науку. Изменения, хотя далеко не всегда и всюду положительные, были огромны. Реформы затронули и церковную жизнь. Бо­лее того, «в системе петровских преобразований церковная реформа не была случайным эпизодом. Скорее напротив. В общей экономии эпохи эта рефор­ма была едва ли не самой последовательной и принципиальной. Это был вла­стный и резкий опыт государственной секуляризации («перенесение к нам с Запада, так сказать, еретичества государственного и бытового», — заметил

77

V

однажды Е. Е. Голубинский)»"7. Произошел поистине революционный пере­ворот: вместо прежнего строя церковно-государственных отношений, пред­полагавшего согласие Церкви и государства как равноправных сотрудников и союзников в деле управления христианского народа к Царству Божию, при­нудительно устанавливался новый строй, при котором государственная власть самоутверждалась в своем самодавлении, утверждала свою суверенную самодостаточность; и во имя этого своего первенства и суверенитета не толь­ко требовала от Церкви повиновения и подчинения, но и стремилась как-то вобрать и включить Церковь внутрь себя. Отчетливо стало проявляться влия­ние принципа цезаропапизма.

Основным содержанием большинства петровских преобразований явля­лось в конечном счете укрепление или, точнее, возвеличивание государства, ин­тересам которого снова, как во времена языческого Рима, должно было быть подчинено все и в человеке, и в народе. Этими преобразованиями совершалось великое и драматическое — Русское царство становилось Российской империей. Но вместе с тем этими же преобразованиями предпринимались попытки изме­нить нравственный идеал русского народа: на место Святой Руси поставить в сердце православного человека Великую Россию"8. Шел процесс не просто уси-' ления монархической власти, а ее абсолютизации"9.

Изменялась сама идеология царской власти, и церковная реформа была неразрывно связана с этими изменениями. Со времен св. Константина Великого монархи православных стран смотрели на себя как на Божиих служителей, свя­зывая это свое служение прежде всего с охранением чистоты веры. От Бога через миропомазание на трон получали они и обязанности, и полномочия. Православ­ные монархи являлись, таким образом, не представителями какой-либо, хотя бы и христианской, народной воли, а выразителями народного религиозно-нравст­венного идеала, и в этом отношении они были самодержцами. Монархическая власть в православных странах была властью верховной, но не безусловной, не абсолютной, ибо основывалась на воле и законе Бога, Которому она служила. Около этой верховной власти стояла Церковь, носительница Божественной воли, и сам монарх был лишь ее членом, но не господином. В то же время царь занимал особое положение в Церкви. «Иерархическое положение царя в Церкви, — пишет М. В. Зызыкин, — является центральным фокусом единения государства с Цер­ковью и показателем церковных идеалов самого государства»120. Чин царский — чин священный, но это не чин Pontifex Maximus древнего Рима.

Реформы Петра I, однако, были как раз связаны с переосмыслением царского чина. В своем труде Правда воли монаршей епископ Феофан Прокопо-вич (главный «идеолог» Петра I в вопросах церковных) по существу стремился подвести под царскую власть основание, характерное для языческого Рима — передачу монарху всей власти народом на основе некоего «общественного

78

договора»121. Идея же царя — священного чина — при этом затушевывалась, хотя формально и не отрицалась. В результате монарх уже не связан обязатель­ными канонами Церкви, как этого требует идея «симфонии». П. В. Верховской, анализируя указанный труд Феофана Прокоповича, выделял в нем три основных тезиса:

«1. Государство обладает верховенством (маестат), а потому всякая иная власть (включая церковную) верховенством не обладает и юридически подчиня­ется государственной власти.

2. Верховная государственная власть повинуется только Богу и никаким человеческим нормам, в том числе и церковным канонам.

3. Судьей того, соответствует ли ее решение воли Божией или нет, являет­ся сама верховная власть»122.

Глубокие изменения происходят в области права. Государство принимает и чачинает строить свою деятельность на основе «естественного права» (jus natu-ale). Теперь у государства своя, независимая от Церкви, задача. Задача не рели-юзная, не небесная — а земная, так называемое «общее благо» граждан. Слова Господа: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. VI, 33) забыты или, точнее, понимаются превратно. В соответствии с тогикой «естественного права» «религия, Церковь, духовенство — это только спе­циальные функции общего дела граждан во имя "общего блага". Все — слуги од--юй, отныне уже не религиозной, а светской задачи. Это секуляризация идеала сударства»123, его обмирщение. Петр I принял новый идеал государства и осу­ществлял его со всей энергией и последовательностью. В этом его сходство с язы­ческими императорами Рима. Но в отличие от них он не начал гонения на христиан и на Церковь, а в духе императоров-иконоборцев постарался присвоить :ебе многие основные функции церковной власти, взять их на себя «яко христи­анский государь».

Историография свидетельствует, что царь Петр, несмотря на свои много­численные дерзкие поступки в отношении лиц духовных, был человек верующий. Тзвестно, что он любил петь на клиросе и читать Апостол. Проникнуты религи­озностью его приказы до и после Полтавской битвы. В память военных побед им эыли построены церкви в Петербурге. По его повелению и его попечительством 5ыла восстановлена Валаамская обитель. На его средства была сооружена рака к ющам преподобного Ефрема Новоторжского. Нескольким церквам были пода­рены богато украшенные Евангелия и кресты. По свидетельству А. К. Нартова, «Петр был истинный богопочитатель и блюститель веры христианской. Подавая многие собою примеры того, говаривал о вольнодумцах и безбожниках так: "кто верует в Бога, тот либо сумасшедший, или с природы безум-ный. Зрячий Твор-ja по твореньям познать должен"»124. «Колико Петр Великий не терпел суеверия,

79

толико, напротив, божественные почитал законы и чтение Св. Писания, Ветхого и Нового Завета любил»125.

В то же время Петр I смотрел на Церковь прежде всего как на средство в де­ле преобразования России, как на вспомогательный инструмент в решении госу­дарственных задач. Подобный взгляд предполагал установление государственного контроля за действиями церковной иерархии, и Петр I объявил себя ее «крайним судией». (Его преемники пошли гораздо дальше, присвоив себе наименование «Главы Церкви» (статья 64 Основных законов (1907 г.).) Речь по существу идет о том, что с Петра I российские монархи начали смотреть на себя во многом, как на Pontifex Maximus древнего Рима. Теоретическое обоснование такого взгляда было во многом составлено тем же епископом Феофаном Прокоповичем, который, подготавливая церковную реформу, написал небольшую книгу под длинным и неуклюжим, но красноречивым названием: Розыск исторический, коих ради вин, и вяковомразуме были и порицались императорыримстии, какязычестии, такихри-стианстии понтифексами или архиереями многобожнаго закона; а в законе христи-анстем христианстии государи могут ли нарещися епископи и архиереи и в каком разуме?В этой книге проводится мысль, что христианские понтифексы «законно и праведно» управляют и иерархией, и церковными делами в силу своей верхов­ной государственной власти. Автор Розыска пытался доказать, что монарх может делать все не только в государстве, но и в Церкви, кроме разве совершения бого­служения. Вот как комментирует Прокопович цель Розыска в своем письме к игу­мену Маркеллу Радышевскому: «В книжеце об императоре-понтифексе ясно показано, что царь всему духовному чину есть судия и повелитель, а они, всякий чин, и сам патриарх, царю суть подвластный и подсудный, как прочий поддан­ный. И тож то духовным властолюбцам, патриаршества возжелавшим, рожен и пыль в глаза»126.

Вряд ли можно точно определить, когда у Петра I созрела идея церковной реформы. Содержание ее говорит о том, что она подготавливалась в Немецкой слободе у Франца Лефорта и во время зарубежных путешествий царя127. Практи­ческие же действия государственной власти, которые могут рассматриваться как фактическая подготовка этой реформы, начались задолго до ее официального объявления. Такими действиями стали шаги, реально направленные на разруше­ние существовавшей канонической церковной иерархии, подрыв ее авторитета, лишение Церкви значительной части той собственности, которая составляла ма­териальную основу ее внешней деятельности. Это были и устранение представи­телей Церкви от участия в делах государственных (включая исключение патриарха из Царской думы), и прекращение права «печалования» патриарха (право патриарха заступаться за опальных и обиженных), и вмешательство царя в дела патриарха (в 1699—1700 гг. все церковные назначения делаются патриар­хом по царскому указанию). Дискредитация церковной власти достигалась

80

кощунственными пародиями на иерархию (Петр I учредил «всешутейший сума-сброднейший и всепьянейший собор князя Иоаникиты, Патриарха Пресбург-ского, Яузского и всего Кукуя» с конклавом из 12 кардиналов, отъявленных пьяниц и обжор).

Заключительный этап подготовки церковной реформы начался, по суще­ству, после смерти патриарха Адриана. Известный церковный историк Н. Д. Таль-берг так описывает происшедшие события: «Вслед за известием о смерти патриарха, государь получил письмо от Алексея Курбатова. Последний был дво­рецким известного западника, боярина Бориса Петровича Шереметева, с ним был за границей, что не осталось бесплодным для него, обладавшего способнос­тями. Им была подана царю мысль о введении гербовой бумаги, чем увеличивал­ся бы доход государства. Петр сделал его «прибыльщиком» — прообраз министра торговли и промышленности.

А. А. Курбатов писал царю: "Больному патриарху трудно было смотреть за всем, от чего происходили беспорядки по духовному управлению. Избранием архимандритов и других освященного чина людей заведовал архидиакон, кото­рый, как известно, сам собою править не может: где же ему избирать? Избрани­ем патриарха думаю повременить. Определение в священный чин можно поручить хорошему архиерею с пятью учеными монахами. Для надзора же за всем и для сбора домовой казны надобно непременно назначить человека на­дежного: там большие беспорядки; необходимо распорядиться монастырскими и архиерейскими имениями, учредить особливый Расправный Приказ для сбора и хранения казны, которая теперь погибает по прихотям владельцев. Школа, бывшая под надзором патриарха и под управлением монаха Палладия, в расст­ройстве; ученики числом 150 человек, очень недовольны, терпят во всем край­ний недостаток и не могут учиться; потолки и печи обвалились. Мог бы я и о другом о многом донести, да очень боюсь врагов. Из архиереев для временного управления, думаю, хорош будет Холмогорский (Афанасий); из мирских для смотрения за казною и сбора ея очень хорош боярин Ив. Алексеевич Мусин-Пушкин, или стольник Дм. Петр. Протасьев".

Предложения Курбатова соответствовали намерениям царя. 16 декабря 1700 г. состоялся именной указ: Патриаршему приказу разряду не быть, а дела по челобитиям мирских людей на духовных и духовных на мирских отослать по при­казам, где кто ведом; дела же о расколе и ересях ведать преосвященному Стефа­ну, митрополиту Рязанскому и Муромскому. Он наименован был: "Екзархом святейшего патриаршаго престола, блюстителем и администратором"128. Указом 24 января 1701 г. повелевалось: «Дом святейшаго Патриарха и домы же архиерей­ские и монастырские дела ведать боярину И. А. Мусин-Пушкину, а с ним у тех дел быть дьяку Ефиму Зотову и сидеть в Патриарше дворе в палатах, где был Патри­арший Разряд, и писать Монастырский Приказ, а в Приказе Большого Дворца

81

монастырских дел не ведать и прежние дела отсылать в тот же Приказ». Таким об­разом было восстановлено государственное учреждение того же наименования, которое существовало в царствование Алексея Михайловича.

Власть местоблюстителя была ограничена с самого начала. Монастырский приказ взял в управление все церковные вотчины. Местоблюстителю были остав­лены только духовные дела, да и то не вполне. Все важные дела, в том числе и на­значение духовных лиц, шли через новый приказ. Мусин-Пушкин объявлял митрополиту Стефану царские повеления.

С каждым указом, определявшим деятельность Монастырского приказа, права его возрастали, власть увеличивалась, предметы ведомства умножались. Во главе Приказа стоял боярин, назначаемый государем, с 1—3 дьяками и значитель­ным числом подьячих, замененных с 1715 г. канцеляристами, подканцеляриста­ми и копиистами129.

Главной задачей Приказа было заведывание сборами с церковных вотчин. Для выполнения этой задачи Монастырский приказ дважды проводил «пере­пись» церковных вотчин и имущества патриаршего и архиерейских домов и мо­настырей — в 1701—1707 гг. и 1710 г. С 1715 г. производилась также «ландратская» перепись. (В 1720 г. камер-коллегия насчитывала в церковных вотчинах от 144,5 до 153,3 тысяч домов.)

Добавим, что в ведение Монастырского приказа были переданы также па­триаршая типография, ему был поручен контроль за изданием духовных книг, на­блюдение за духовными школами. Через Монастырский приказ осуществлялись все мероприятия Петра I по монастырским делам. В 1701 г. Приказ проводит пе­репись монахов, запрещает их переход из одного монастыря в другой. Вместо вы­бывших монахов 'в монастыри посылаются больные и нищие. После 1715 г. Монастырский приказ начинает посылать в монастыри отставных воинов. Изда­ется закон, по которому на монастыри возлагается обязанность содержать увеч­ных и больных воинов. Еще одним направлением в деятельности Монастырского приказа была выдача денег на содержание архиереев и самого местоблюстителя. Отвечал Монастырский приказ и за содержание богаделен.

Приказу вменялось также следить за тем, чтобы дети духовных лиц посту­пали в греческие и латинские школы, не учившиеся в них не посвящались бы в священники и диаконы и не принимались бы в «иные чины, кроме военной службы». По распоряжению Приказа грамотные дети лиц церковного ведомства (священно- и церковнослужителей) набирались в адмиралтейство, «в определе­ние к разным мастерствам».

Монастырскому приказу принадлежала и власть судебная: в гражданских делах — по спорам между подчиненными ему лицами и искам к ним сторонних лиц; в уголовных — по служебным и общим преступлениям лиц его ведомства.

82

Дисциплинарная власть Приказа распространялась на священников, не доставлявших ему ведомостей о родившихся, умерших, не бывших на испове­ди и т. п.

Приказ назначал на местные церковные вотчины и установления стольни­ков, приказчиков, давал поручения и предписания органам местного управления.

Среди других шагов, сыгравших свою роль в деле подготовки церковной реформы, отметим введение в церковные суды государственных фискалов.

Царская власть готовила реформу еще и тем, что она всячески затрудняла деятельность церковной иерархии, препятствовала назначению епископов на вдовствующие кафедры. «Церковное управление в это время (1700—1721 гг. — Авт.) не только не имеет канонического устройства, не сохраняется даже элементарных основ церковного порядка. По нескольку лет пустуют многие кафедры (напри­мер, новгородская с 1716 по 1721 гг., иркутская с 1713 по 1721 гг. и т. д.), в некото­рые годы пустует около четверти всех кафедр, по царскому указу Тобольской митрополией с 1715 по 1720 гг. управляет Филофей Лещинский, бывший тоболь­ский митрополит, принявший в 1711 г. схиму. С учреждением Монастырского приказа Церковь лишается контроля над своими доходами, и финансовый кри­зис поражает все стороны церковной жизни: монастыри, церковное строительст­во, церковное просвещение. "Оскудевшие убо во всем, оскудехом и во учении", — пишет святитель Димитрий Ростовский. Это лишь отдельные моменты тяжелей­шего положения Церкви в данный период. Такое положение было прямым ре­зультатом сознательной политики Петра, имевшей целью подавление церковной независимости и полное подчинение Церкви государству»130.

Разработка церковной реформы была в целом завершена к 1720 г. и основ- //г ным законодательным актом, который был положен в ее основу, стал Духовный регламент, составленный в 1718—1720 гг. епископом Феофаном Прокоповичем и исправленный самим Петром I (см. Приложение XII). Регламентом (полное название этого документа — Регламент или устав духовный коллегии, по которому оная знать долженства своя, и всех духовных чинов, також и мирских лиц, поелику оныя Управлению Духовному подлежат, и при том в отправлении дел своих посту­пать имеет) предусматривалось упразднение патриаршества в России и преоб­разование церковного управления по образцу гражданских коллегий131. Для вьтолнения функций церковной власти, взятых на себя государством, создавал­ся специальный Духовный коллегиум, вскоре, однако, названный Святейшим Си­нодом132. Св. Синод действовал при этом прежде всего как правительственное Учреждение, которое, подобно Сенату, Государственному совету или Кабинету министров, имело на то полномочия от верховной власти. Все распоряжения Синода выходили под штемпелем «По указу Его Императорского Величества» и Утверждались императорской властью — «Быть по сему».

83

Кроме того, распоряжения Синода подлежали визированию со стороны обер-прокурора Св. Синода — назначаемого императорской властью государст­венного чиновника, на которого и была, по существу, возложена высшая испол­нительная власть в Церкви1".

Именно он ведал всеми сношениями с государственной властью. Он делал доклады императору. На совещания, на которых обсуждались церковные дела, го­сударь приглашал в основном только обер-прокурора. Синод часто не мог обра­щаться к государственной власти иначе, как через обер-прокурора, который, таким образом, сделался посредником между императором и Церковью134. По так называемой обер-прокурорской инструкции (13 июн. 1722 г.) «обер-прокурор по­винен сидеть в Синоде и смотреть накрепко, дабы Синод свою должность хра­нил... по Регламенту и Указам отправлял. Также накрепко смотреть, чтоб в Синоде не на столе только дела вершились, но самым действом по указам испол­нялись» (ст. 1).

«Также должен накрепко смотреть, дабы Синод в своем звании праведно и нелицемерно поступал. А ежели что увидит противное сему, тогда в тот же час по­винен полагать Синоду явно, с полным изъяснением, в чем они, или некоторые из них, не так делают, как надлежит, дабы исправились. А ежели не послушают, то должен в тот же час протестовать и иное дело остановить и немедленно донести Нам, если весьма нужное. А о прочих в бытность Нашу в Синоде, или помесячно, или понедельно, как указ иметь будет» (ст. 2).

«Обер-прокурор ничьему суду не подлежит, кроме Нашего» (ст. 9).

«И понеже сей чин, яко око Наше и стряпчий о делах государственных, то­го ради надлежит верно поступать, ибо перво на нем взыскано будет» (ст. 9).

В течение практически всего XVIII века, однако, обер-прокуроры были лицами с ограниченным влиянием. Только в XIX веке этот чиновник стал реаль­ным «оком государя», «министром над Церковью».

Созданием Св. Синода как государственного, а не церковного учреждения была фактически упразднена каноническая свобода церковного управления, со­стоялось во многом разрушение православно-канонического строя.

Духовный регламент поставил церковное управление в строгую подчинен­ность верховной власти. Мысль о супрематии государя в церковных делах нашла свое выражение не только в мотивах закона, но и в самом содержании его: члены Синода в приносимой ими присяге должны были клятвенно «исповедывать край-няго судию духовныя сея коллегии быти самого всероссийского монарха». По своей форме новое управление было согласовано с гражданской администраци­ей. Духовный регламент, в частности, не определял порядок действий Синода, а прямо ссылался на Генеральный регламент.

В числе причин замены патриаршего управления синодальным в Духовном регламенте были указаны следующие:

84

■р— ,

1) истина гораздо лучше может быть разузнана несколькими лицами, не­жели одним;

2) определения и решения власти соборной авторитетнее, чем решения власти единоличной;

3) в случае каких-либо неотложных нужд или болезни и смерти единолич­ного правителя дела могут останавливаться, собор же может вести дела безоста­новочно;

4) решения нескольких лиц гораздо беспристрастнее, чем одного лица;

5) сильным мира труднее влиять на нескольких лиц, чем на одно лицо;

6) простой народ по невежеству может смешивать единоличную церков­ную власть с монаршею и в случае пререканий между этими властями может стать на сторону патриарха, к тому же сосредоточение церковной власти в лице одного иерарха может возбуждать в сем последнем надмение;

7) Синод может судить своих собственных членов (в том числе и первенст­вующего члена), для суда же над единоличным правителем необходимо призы­вать восточных патриархов, что сопряжено с большими затруднениями и издержками;

8) синодское управление составляет как бы некоторую школу духовную: лица, заседающие в Синоде, могут постепенно научиться духовной политике и «приобретать повседневную опытность к лучшему управлению Домом Божиим».

Хотя в Духовном регламенте предпочтение на словах отдавалось соборному правлению перед единоличным, а духовный коллегиум отождествлялся с собор­ным духовным правительством, коллегиальное управление, как его разумели Петр I и Феофан Прокопович, с правлением соборным ничего общего не имело. Дело в том, что в канонических Соборах участвуют все епископы подвластных юрисдикции Собора областей, при этом они участвуют в силу самого своего сана не только по праву, но и по обязанности. Каждый участник Собора призывается свободно высказать свое мнение и произнести свой суд. Начало, одухотворяющее Собор, — любовь и единодушие. Петровский же Духовный коллегиум образован был из небольшого числа людей разного чина и звания: епископов, архимандри­тов, игуменов и белого священства, которые все назначались светской властью. При этом разночинный состав этого учреждения, как прямо было сказано в ста­тье 5 части I Духовного регламента, имел целью затруднить членам коллегии вхо­дить между собой в «коварные умышления и стачки».

Принимая Духовный регламент, государственная власть прямо вторгалась в область канонического права, вмешивалась во внутреннюю жизнь Церкви. Так, обязанности епископов этим актом сводились к разного рода внешним действи­ям, способы выполнения которых подробным образом устанавливались в том же Регламенте. Даже поучения к духовенству и народу, которые вменялось еписко­пам в обязанность говорить при объезде епархий, должны были быть сочинены в

85

Духовном коллегиуме, «понеже не всяк епископ может чистое слово сложить», вернее же для того, чтобы епископы не говорили при этом чего-нибудь лишнего с точки зрения составителей Регламента.

Главнейшими обязанностями епископов, по Регламенту, являлись факти­чески соглядатайство, выслеживание, выспрашивание и доношение Духовному коллегиуму. Так, в статье 4 главы о посещении епископами городов своей епар­хии, предлагалось епископу «тайно у меньших церковников и аще кто иный удоб­ный покажется спрашивать, как живут пресвитеры и диаконы». В статье 8 той же главы говорилось, «иные дела и поступки, как священства, так и приходских лю­дей, могут быть утаиваемыя пред епископом, и о таковых тайно и искусно прове­дывать». В главе 10 предписывалось о правлении и поведении близких к городам монастырей «выспрашивать в градех и селех от священства и мирян».

Апостольские правила и определения Вселенских и Поместных Соборов определили возможность и порядок суда над епископами. Ими установлено, что епископа судит только Собор (Апост. 74). По невозможности же собраться Собо­ру епископа судят двенадцать епископов (Карф. 12). Если судящие разрознятся в мнениях, то епископ митрополии должен призвать на совещание нескольких епископов из ближайшей области (Ант. 14). Таковы канонические определения о суде над епископом. Духовным регламентом вопреки этим определениям постав­лено, что не только простые епископы, но даже и президент самого Синода, сле­довательно, старейший из архиепископов или митрополитов Русской Церкви, «аще бы в чем знатно погрешил, подлежит суду того же коллегиума». «Да весть всяк епископ, каковый он ни есть степенем, простой ли епископ или архиепи­скоп или митрополит, что он духовному коллегиуму, яко верховной власти, под­чинен есть, указов оного слушать, суду подлежать или определением его довольствоваться должен» (статья 13 вышеупомянутой главы).

Одновременно Духовный регламент ограничивал права епископов, сокра­щал область их суда. «Всякому архимандриту, игумену, строителю, приходскому священнику, також диаконам и прочим причетникам, свободно и вольно просить у духовного коллегиума суда на своего епископа, аще кто в чем от него знатно изобличен будет. Також, аще кто судом епископа своего не довольствуется, воль­но ему чинить провокацию, сиесть переносить дело на суд верховного колле­гиума» (статья 14 той же главы).

Будучи по существу своему законодательным актом, Духовный регламент в некоторых своих частях приближается скорее к политическому трактату. Его ав­тор не ограничился ни описанием нового порядка, ни указанием его преиму­ществ, а присоединил ко всему этому язвительные нападки на старинные порядки управления и жизни духовенства.

Посвященный преимущественно церковной иерархии Регламент лишь вскользь говорил о белом духовенстве и не содержал почти никаких постановлений

86

о монашестве. Синод тотчас после своего учреждения выработал «прибавление к регламенту о правилах причта церковного и чина монашеского». Это прибавле­ние было опубликовано после того, как Петр I просмотрел и исправил его. Дан­ным документом определялись условия и порядок вступления в священнический сан, обязанности священника по отношению к прихожанам, духовному началь­ству и светской власти, порядок поступления в монашество, правила монастырс­кой жизни.

Совместно с Регламентом обычно печатались также в виде приложе­ния к нему: а) послание Св. Синода о браках правоверных лиц с иноверными (18 авг. 1721 г.) и б) инструкция обер-прокурору Св. Синода (высоч. утв. 18 июня 1722 г.).

Церковная реформа не встретила поддержки в церковных кругах, но ей не было оказано и серьезного сопротивления135. После заслушивания «проекта Ду­ховной Коллегии» 23—24 февраля 1720 г. данный акт был признан «изрядным» и подписан шестью архиереями: митрополитом Рязанским Стефаном (Яворским), митрополитом Смоленским Сильвестром (Холмским), архиепископом Нижего­родским Питиримом (Потемкиным), епископом Тверским Варлаамом (Коссов-ским), епископом Карельским Аароном (Еропкиным), епископом Псковским Феофаном (Прокоповичем) — и тремя архимандритами: Феодосием (Яновским) Санкт-Петербургского Александро-Невского монастыря, Антонием Московско­го Златоустова монастыря, Ионой Казанского Спасо-Преображенского монас­тыря. Для сбора подписей остальных иерархов был назначен светский агент власти подполковник С. Давыдов. В сопровождении архимандрита Антония он объехал Россию (кроме Тобольска) и, собрав необходимые подписи, вернулся в Петербург 4 января 1721 г. Всего Регламент кроме царя и шести сенаторов под­писали восемьдесят семь духовных лиц (шесть митрополитов, один архиепископ, двенадцать епископов, сорок восемь архимандритов, пятнадцать игуменов, пять иеромонахов).

В январе 1721 г. был опубликован манифест царской власти, в котором го­ворилось о введении в России нового строя церковного управления: «Между многими, по долгу Богом данныя Нам власти, попечениями о исправлении наро­да Нашего и прочих подданных Нам государств, посмотря и на духовный чин и видя в нем много нестроения и великую в делах его скудость, не суетный по сове­сти Нашей возымели Мы страх да не явимся неблагодарны Вышнему, аще толи-кая от Него получив благопоспешества в исправлении как воинского, так и гражданского чина, пренебрежем исправление чина духовнаго. И когда нелице­мерный Он Судия воспросит от Нас ответа о толиком Нам от Него врученном приставлении, да не будем безответны. Того ради образом прежних, как в Ветхом, так и в Новом Завете благочестивых царей, восприяв попечение о исправлении чина духовнаго, не видя лучшаго к тому способа, паче соборнаго правительства

87

(понеже в единой персоне не без страсти бывает; к томуж не наследственная власть, того ради вящше не брегут), уставляем Духовную Коллегию, т. е. духовное соборное правительство, которое, по следующем зде регламенте, имеет всякие духовныя дела управлять.

И повелеваем всем верным подданным Нашим всякого чина, духовным и мирским, иметь сие за важное и сильное правительство и у него крайней дел ду­ховных управы решения и вершения просить и судом его определенным доволь­ствоваться и указов его слушать во всем, под великим за противление и ослушание наказанием против прочих Коллегий».

Была установлена и присяга, которую должны были приносить члены Ду­ховной коллегии: «Исповедую же с клятвою крайняго судию Духовныя сея Кол­легии быти самого Всероссийского Монарха, Государя нашего всемилостивейше­го. Клянусь и еще Всевидящим Богом, что вся сия мною обещанная — не инако толкую в уме моем, яко провещеваю устами моими». Текст этой присяги нагляд­но свидетельствовал, что и Духовный регламент, и вся церковная реформа были актами государственной власти и не имели никакого канонического достоинства. Из этого текста отчетливо видно, что «во главе Церкви (точнее, церковной орга­низации. — Авт.), по законодательству Петра, стоит та же самодержавная власть, что и во главе государства»136. Почти 200 лет эта присяга принималась русской иерархией. Только в феврале 1901 г. Синод, исправляя чин архиерейской присяги при хиротонии, обратил внимание на «устарелость формы присяги преосвящен­ных, вызываемых в Синод для присутствия». По представлению К. П. Победо­носцева император Николай II согласился упразднить не только данный текст, но и саму присягу.

Принятием Духовного регламента и дополнительных к нему документов не завершается реформаторская деятельность Петра I. Вплоть до своей смерти он ве­дет работу по своеобразной «протестантизации» религиозной жизни России. В своих Выписках К. П. Победоносцев отмечает десятки законодательных меропри­ятий Петра I, в которых ярко проявился дух цезаропапизма. Таков, например, указ Петра I от 22 февраля 1722 г. на имя Святейшего Синода: «чтобы в Москве и горо­дах из монастырей и других приходских церквей ни с какими образами к местным жителям в домы отнюдь не ходить. Смотреть, чтобы с образами по Москве, по го­родам и уездам для собирания на церковь и на церковное строение отнюдь не хо­дили. А кто будет ходить тех брать»137. Указом 23 февраля того же года началось го­нение на колокола: «Во всех Всероссийского государства монастырях колоколов не делать из казны монастырской, а ежели есть разбитые, то и тех без повелитель­ного указа из Св. Синодане переделывать и в строение тех колоколов чрез соби­рателей-прошаков денег и прочаго не собирать, и нигде не просить»138. Запреща­лось приглашать священников в дом для служения вечерни или заутрени: «сей безчинный обычай, — сказано в указе, — весьма оставить, а на преслушников

88

налагать штрафы». Архимандриты под присягой обязывались не держать в монас­тырях затворников. Указ от 28 января 1723 г. запрещал постригать новых монахов. В 1725 г. было запрещено ходить священникам со святой водой по домам (кроме Рождества). Указами запрещалось строительство часовен, служение молебнов «пред святыми иконами вне церквей стоящими», устроение монастырей, касались эти запреты и других сторон церковной жизни.

Реформой Петра I значительно сократилась область ведения церковного суда- Гражданскому суду стали подлежать такие дела, как насильственное восхи­щение к браку, посягательство детей на вступление в брак без воли родителей, кровосмешение, дела о незаконных детях, а также определение наказаний за уго­ловные преступления против веры и Церкви (богохульство, еретичество, волшеб­ство и святотатство и другие).

В ходе реформы церковные вотчины были подчинены контролю государ­ства. Архиереи и монастыри были сначала совсем устранены от заведования вот­чинами, а потом сделались только их управителями. Лишь небольшая, установ­ленная государством часть доходов от этих вотчин шла на церковные нужды, а остальное забиралось в казну. Все льготы, связанные с владением землей, данные ранее церковным учреждениям, отменялись. Многие вотчины были отписаны государственным ведомствам. Были приняты меры к ограничению численности приходского духовенства.

На духовенство распространялись все новые налоги и повинности. Вводя их, Петр I стремился, в частности, привлечь возможно большее число лиц к по­датному тяглу и к отбыванию воинской повинности. В 1722 г. издается указ о шта­тах белого духовенства. Одновременно принимаются меры к прикреплению духовенства к церквам и уничтожению категории перехожих попов. С первых го­дов XVIII в. начались наборы детей духовенства в солдаты. Была введена подуш­ная подать. Первоначально в подушный оклад указом были зачислены все Церковники (правительство так мало считало их духовными людьми, что еще в 1705 г. распространило на них действие указа о бритье бороды). Затем этот указ был изменен, и с 1722 г. от подушного оклада освобождались кроме священнослу­жителей еще и дети тех священнослужителей, которые находились на службе — были в штате. Кроме общих податей на духовенство налагались особые, взамен военной службы. Так, с 1707 г. был установлен сбор со священнослужителей дра-гунских лошадей на войско. С1711 г. церковники обязывались нести адмиралтей­скую повинность, среди них производились наборы плотников, прекратившиеся ■Лишь в 1724 г. Духовенство было обязано нести также полицейскую повинность в ВиДе отбывания караулов по улицам, явки на пожары. Увеличилось и архиерей­ское тягло, лежавшее на белом духовенстве, — от них требовалось выплачивать ^ньги на содержание богаделен, сборы на жалование военному духовенству, Небный сбор для духовных школ.

89

Петровское правительство фактически смотрело на духовенство как на го­сударственных чиновников. Им вменялось в обязанность наблюдение за рас­кольниками, бродячими монахами и попами, за разгласителями суеверий. От духовенства требовалось даже осуществлять контроль за переписью населения.

Но что особенно было тяжело для духовенства, так это то, что указом го­сударя повелевалось, чтобы духовник открывал уголовному следователю грехи, сказанные на исповеди. Этим повелением духовенству показывалось, что отныне государственная власть становится между ним и народом, что она берет на себя исключительное право руководить народной мыслью и старается разрушить ту связь духовных отношений, то взаимное доверие, которое всегда было на Руси между паствой и пастырями.

Особое внимание Петр I уделил монашеству, так как именно в монашест­ве наиболее ярко проявлялся старый аскетический идеал, светивший Москов­скому государству, и теперь, по мнению государственных властей, подлежавший изменению и даже искоренению. «Свет инокам Ангелы, свет мирянам иноки» — это был тот глубокий нравственный принцип, на котором во многом основыва­лась жизнь русского народа в допетровское время. Петр I, напротив, стремился доказать, что монашеское звание не может почитаться идеалом и что «истинное богоугодное дело заключается в том, чтобы всякий человек строго исполнял обя­занности своего чина». Указом 31 января 1724 г., озаглавленным Объявление ког­да и какой ради вины начался чин монашеский и какой был образ жития монахов древних и какой нынешних исправить, хотя по некоему древним подобию подлежит, государство Петра навязывало Церкви свою точку зрения и пыталось проводить ее в жизнь через церковные же учреждения. Этим указом детально регламенти­ровалась монастырская жизнь. Монахи фактически закреплялись за монастыря­ми. Им разрешалось только один раз переменить монастырь и только четыре раза в год выходить за его ворота и лишь с ведома начальства. Характерен запрет монахам заниматься книжным и письменным делом, в келлиях не разрешалось держать перьев, чернил и бумаги. Петр I, по существу, отвергал главное дело мо­нахов, молитву: «А что говорят молятся, то и все молятся. Какая прибыль обще­ству от этого?» Он же хотел извлечь из монастырей практическую пользу — сделать монахов «полезными членами общества», и полезными именно своей материальной службой, которая в его глазах не могла быть заменена службой ду­ховной. Занятый сам преобразованием материальных сил народа, Петр I смотрел на подданных исключительно с государственно-утилитарной точки зрения, тре­бовал, чтобы никто от такой службы не уклонялся, и поэтому монашеское отре­чение от мира ему казалось тунеядством. Такая сугубо материалистическая точка зрения простиралась и на духовенство. В результате монастыри переставали быть центрами молитвы, подвига христианского, а превращались в богадельни, лазареты139, теряли свое значение. В отношении к монашеству и монастырям,

90

г /

пожалуй, с наибольшей отчетливостью проявилось особое понимание Петром I смысла христианской веры, в которой он вместе с протестантами видел прежде всего (если не исключительно) нравственную, учительскую сторону.

Такой внешний, во многом поверхностный взгляд Петра I, по существу, определил и внутреннее содержание церковной реформы, и внешние формы ее реализации. Эта реформа не была направлена против основ Православия. Все преобразования, проводившиеся государственной властью, касались церковных канонов и не затрагивали догматического учения. Более того, исповедание пра­вославной веры было поставлено верховной властью в качестве непременного ус­ловия обладания российским престолом, а император объявлялся верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры и «блюстителем пра­воверия и всякого в Церкви святой благочиния».

Действия государственной власти по «ограждению» Православия и за­щите благочестия уже в конце десятых годов XVIII века характеризуются реши­тельностью и последовательностью. Особенно показателен в этом отношении указ Петра I о введении смертной казни за совращение православных в иную веру, а также жестокие наказания, предусмотренные за богохульство и святотат­ство. Органам государственной власти вменялось следить за регулярностью по­сещения гражданами храмов, их присутствием на исповеди. Широко известен высочайший указ 17 февраля 1718 г., обязывавший всех подданных ходить в вос­кресные дни к вечерне, заутрене и особенно литургии.

Нормы, предусматривавшие государственную защиту веры и благочестия, содержались во многих законодательных актах, не связанных непосредственно с жизнью Церкви, с регулированием отдельных сторон ее деятельности. В этом от­ношении показателен такой государственный документ, как Артикул воинский (1715 г.), нормы которого применялись в военных и гражданских судах как в пет­ровские, так и последующие времена140. Первыми в Артикуле рассматриваются преступления против веры (см. Приложение XIII). Содержание I и II глав доку­мента не охватывает всех известных в то время видов этих преступлений и явля­ется как бы дополнением соответствующих разделов статей Соборного уложения 1649 г. Артикулы-статьи с 1 по 17 устанавливают ответственность за идолопо­клонство, чернокнижие (колдовство), богохульство, нарушение порядка отправ­ления церковной службы в войсках. Наказание определяется гражданское, но в некоторых артикулах в качестве дополнительного наказания предусматривается и Церковное покаяние. Артикулы 14 и 15 подтверждают существовавшее ранее по­ложение о подсудности священников духовному суду, однако форма наказания Устанавливается Артикулом.

В главах I и II закреплен целый ряд интересных юридических институтов, толкование к артикулу 2 содержит редкую для законодательства того времени

91

общую норму о подстрекательстве, требуя равного наказания и для исполнителя, и для подстрекателя.

Артикул 2. «Кто чародея подкупит, или к тому склонит, чтоб он кому дру­гому вред учинил, оный равно так, как чародей, сам наказан будет.

Толкование. Что один чрез другого чинит, почитается так, яко бы он сам то учинил».

Артикул воинский рассматривает также преступления против нравственно­сти, общественного порядка и спокойствия: содержание притонов, драки, брань, преступления против жизни, телесной неприкосновенности, чести, клевета, по­ловые преступления (содомский грех, насилие, блуд).

Своей реформой Петр I не только дал принципиально новое направление развитию церковно-государственных отношений, но и попытался дать Церкви новую роль в жизни русского народа. По его реформе Церковь должна была дей­ствовать как одно из государственных учреждений и в этом качестве обращаться к народу не только с увещеваниями, исходя из нравственных убеждений, но и из­давать юридически обязательные акты, неисполнение которых каралось силой государственного закона. Причем такое применяемое Церковью физическое принуждение должно было быть возведено в систему.

В результате реформы Церковь во многом лишилась возможности быть воспитательницей народа, свободно отзывавшейся на все явления его жизни, и народ, вполне естественно, либо уходил от нее в поисках новых учителей, либо впадал в состояние религиозного безразличия.

Характер взаимоотношений Церкви и государства, сложившийся в ре­зультате реформ Петра I, в целом сохранился и при его преемниках. Происходив­шие в этой области изменения были в основном связаны с дальнейшим развитием принципа синодального управления, уточнением функции и структу­ры Св. Синода, его отношений с другими государственными учреждениями, а также с взглядами государственной власти на церковное имущество. Особо стоят здесь вопросы восстановления патриаршества, которые время от времени подни­мались в Русской Церкви и на которые государственная власть, как правило, ос­тро и отрицательно реагировала. Конкретное содержание всех этих изменений во многом определялось личностью монарха.

Царствование Екатерины 7(1725—1727). Некомпетентность императри­цы в делах управления государством обусловила создание Сенатом (по указу Пе­тра I являвшегося «блюстителем трона») Верховного тайного совета, который один получил право принимать и объявлять к исполнению именные указы им­ператрицы, в том числе относящиеся и к делам церковным, т. е. к ведению Си­нода. «Таким образом, — пишет А. В. Карташев, — Синод оказывался зависимым, если не возглавляемым, не непосредственно от миропомазанной, т. е. сакральной власти церковного эпистимонарха, но от посредствующей коллегии,

92

не только не миропомазанной, но и не полностью православной, ибо в В. Т. Со­вет входила и протестантская фигура барона Остермана»"". Одним из наиболее заметных шагов нового совета в области церковно-государственных отношений стало принятие манифеста 1726 г., разделившего Синод на два «апартамента» с конечной целью секуляризации церковных имуществ.

«Понеже высокославные памяти Им. Вел. Государь, имея попечение об исправлении чина духовного уставил Духовную Коллегию (т. е. Духовное Собор­ное Правительство), чтоб по Регламенту всякие духовные дела во Всероссийской Церкви управляли. Но когда в том Духовном Собрании, по докладным пунктам последовали другие дела, а именно: 1) в управлении вотчин; 2) в сборах с них до­ходов; 3) всякие по делам расправы; 4) что того Духовного Собрания первые чле­ны имеют правление своих епархий, — то от того оное Духовное Собрание стало быть отягощено... что тогда же усмотря, Его Вел. высокославные памяти Гос. Им­ператор соизволил воспринять было намерение, чтобы то Духовное Собрание па­ки оставить точию при едином правлении духовных дел, но то Е. И. В. соизволение к исполнению не достигло причиною его кончины. И для того мы, Екатерина Императрица и Самодержица Всероссийская, подражая трудам его... к исполнению благого его намерения повелели ныне разделить синодальное прав­ление на два апартамента».

Первый «апартамент» состоял из шести архиереев. Ему было поручено уп­равлять «всякие духовные дела», отвечать за печатание духовных книг. Второй «апартамент» состоял из шести светских чиновников, назначавшихся без всякого согласования с иерархией. Эти чиновники ведали администрацией, хозяйством и судом бывших патриарших вотчин с отчетом перед Сенатом, а не Синодом.

О понижении роли Синода в структуре государственных учреждений гово­рят и распоряжения императрицы изъять из полного названия Синода слово «Правительствующий» и назначить «оком государевым» вместо обер-прокурора просто прокурора.

Царствование Петра 7/(1727—1730). Малолетний сын убиенного цареви­ча Алексея не имел реальной власти. Правили так называемые «верховники», члены Верховного тайного совета. В эти годы Синод, по существу, сделался ис­полнительным органом В. т. совета. Причем решения В. т. совета по ведомству Синода направлялись сначала в Сенат и только затем отсылались в Духовную коллегию.

Царствование Анны Иоанновны (1730—1740). По завещанию Екатерины I престол после нее должны были наследовать дочери Петра I, сначала Анна Петров-На. затем Елизавета Петровна. Но решением «верховников» престолонаследие воз-вРащалось на старую линию — старшинства в роде. В тот момент это старшинство Принадлежало вдове герцога Курляндского и дочери старшего брата Петра Иоан-На~ Анне Иоанновне. Нарушая завещание Екатерины, верховники добивались

93

ограничения монаршего абсолютизма по подобию Польши. Корона вручалась Анне Иоанновне при условии подписания ею ряда оговорок и ограничений. Од­нако с коронацией Анны Иоанновны эти планы были разрушены. Начались ре­формы под знаком якобы возврата к заветам Петра Великого. Верховный тайный совет упразднялся, но создавался по совету Остермана Кабинет из трех доверен­ных сановников. Сенат, а за ним и Синод ставились в подчиненное Кабинету по­ложение и были обязаны ежемесячно направлять ему рапорты-отчеты. Синод, которому Манифестом 17 марта 1730 г. предписывалось заботиться о соблюдении христианами закона Божия, был фактически лишен многих своих прав; даже наз­начения или снятия архимандритов, игуменов, а порой и клириков производились по приказам Кабинета.

В 1738 г. Коллегия экономии, в которую был преобразован II апартамент, была изъята из ведомства Синода и переподчинена Сенату. В результате Синод лишился практически всех средств и стал тем бюрократическим учреждением, которое содержалось только жалованием из общей государственной казны.

На характер церковно-государственных отношений несомненно повлияло то обстоятельство, что Анна Иоанновна находилась, по существу, под полным влиянием своего фаворита — лютеранина барона Бирона — и то, что преоблада­ющую роль в государственном управлении играла немецкая партия, прибывшая с императрицей из Курляндии и соединившаяся с таким влиятельным сановни­ком из «гнезда Петрова», каким был граф А. И. Остерман. Именно Остерман стал в те годы реальным правителем государства Российского. Стиль правления не­мецкой партии — это борьба с инакомыслием, со всеми, кто находился у нее на подозрении как противник (в том числе возможный) императрицы. А на таком подозрении, во многом усилиями епископа Феофана Прокоповича, оказались многие русские архиереи. Вот как описывает историк XIX века те настоящие го­нения на Православие, которые развернулись в 30-е годы XVIII века. (Толчком же этим гонениям послужила петровская реформа.) «Даже издали, на расстоянии полутора веков страшно представить то ужасное, мрачное и тяжелое время с его допросами и очными ставками, с железами и пытками. Человек не сделал ника­кого преступления, вдруг его схватывают, заковывают в кандалы, везут в СПб, Москву, неизвестно куда, за что. Когда-то год — два назад он разговаривал с ка­ким-то подозрительным человеком. О чем они разговаривали — вот из-за чего все тревоги, ужасы, пытки. Без малейшей натяжки можно сказать про то время, что, ложась спать вечером, нельзя было поручиться за себя, что не будешь к утру в це­пях и с утра до ночи не попадешь в крепость, хотя бы не знал за собой никакой вины»142. Свыше 20 000 сосланных в Сибирь, более 5 000 пропавших бесследно — вот только некоторые итоги этого царствования. Печально прославилось оно и так называемыми архиерейскими процессами, инициатором и фальсификатором

94

большинства из которых был все тот же епископ Феофан Прокопович — главный идеолог петровской церковной реформы.

Методически — жестокие меры Остермана проводились с ссылками на пет­ровские законы и указы. По букве это было так, но по духу, по беспощадному ме­тодическому приложению их к жизни, это был не государственный прагматизм, а планомерное уничтожение русских духовных ценностей, атака на саму православ­ную веру. Закрывались монастыри и отбиралось в казну их имущество. Выявля­лись и «вылавливались» среди духовенства люди «праздные и для государства нужные» (их удел был солдатчина, отдача в крепостные, посылка на тяжелые ра­боты и т. д.). Тяжелые повинности возлагались на священно- и церковнослужите­лей и их семьи. Детей священнослужителей записывали в подушный оклад, брали в рекруты. Добавим, что в результате преследований к 1740 г. 600 церквей остались без причтов, священников, дьяконов и дьячков, которые оказались в тюрьмах.

В это правление усиливаются попытки государственной власти повысить благочестие народа с помощью полицейских мер. Известен указ 1737 г., которым священникам предписывалось давать точные сведения о неисполнивших долг исповеди, а гражданским властям взыскивать с таких людей штрафы.

Вслед за недолгим царствованием двоюродного внука Анны Иоанновны, Иоанна Антоновича (1740—1741)143, на престол восходит Елизавета Петровна (1741—1760). Как спасительницу России от иноплеменного ига приветствовал им­ператрицу архиепископ Амвросий (Юшкевич): «Преславная победительница из­бавила Россию от врагов внутренних и сокровенных. Такие то все были враги на­ши, которые под видом будто верности, отечество наше разоряли и смотри какую дьявол дал им придумать хитрость! Во-первых, на благочестие и веру нашу Право­славную наступили; но таким образом и претекстом, будто они не веру, но непо­требное и весьма вредительное христианству суеверие искореняют. О, коль многое множество под таким притвором людей духовных, а наипаче ученых истребили, монахов порасстригли и перемучили. Спроси же за что? — больше ответа не услы­шишь кроме сего: суевер, ханжа, лицемер, ни к чему не годный. Сие же все дела­ли с такою хитростью и умыслом, чтоб вовсе в России истребить священство Пра­вославное и завести свою нововымышленную безпоповщину»144.

Елизавета Петровна родилась 18 декабря 1709 г., еще до церковного брака Петра I с ее матерью, впоследствии Екатериной I. Рождение до брака подало по­вод считать ее, как и старшую сестру Анну Петровну, «незаконными» и на этом основании отказывать им в праве на русский престол. При кипучей деятельнос­ти, постоянных отлучках из дома, Петр I не нашел времени для воспитания детей. Дочери его росли в своеобразном придворном обществе, не отличавшемся ни просвещенностью, ни сдержанностью, ни воздержанностью, что не могло не ска­заться на их характере. Современники отмечали чрезвычайную1 живость, кокет­ливость, беспечность цесаревны Елизаветы, ее остроумие и насмешливость.

95

Говорили они и о ее «слишком нежном сердце», о ее любвеобильности, страсти к развлечениям. Но одновременно все отмечали и ее религиозность, притом «рели­гиозность чисто народного склада»: соблюдение обрядов и обычаев Православ­ной Церкви было существенным признаком того благочестия, которым она отличалась в течение всей своей жизни.

Став императрицей, Елизавета Петровна сохранила ту любовь к богослу­жению, духовенству, духовным книгам, благолепию церковному, которую она де­монстрировала будучи цесаревной145. Одним из первых актов новой самодержицы российской становится амнистия всем духовным лицам, пострадавшим во время бироновщины. Синоду (а также Сенату) возвращается прежнее административ­ное значение. Он снова становится Правительствующим, при этом ему предо­ставляется право первоначального суда над духовными лицами, обвиняемыми по политическим оговорам. Синоду возвращается и управление церковным имущест­вом, для чего в его составе учреждается Канцелярия синодального экономичес­кого правления. Существенно возрастает значение обер-прокурора, чья долж­ность восстанавливается (в правление Анны Иоанновны она была упразднена). Назначенный на эту должность князь Я. П. Шаховской получает право ежене­дельного личного доклада императрице, которая поручает ему лично принимать от нее все указы и устные распоряжения по синодальному ведомству. Тем самым, однако, возникает весьма двойственная ситуация. С одной стороны, дела сино­дальные непосредственно докладываются верховной власти, а с другой — при этом постоянно подчеркивается идея государственного интереса, его приоритета над интересом церковным. Усилению обер-прокурорской власти способствует и указ императрицы о введении нового строя церковного управления в епархиях — консисторий. В этих учреждениях руководящее значение приобретают секрета­ри, назначаемые обер-прокурором, им контролируемые и ему подотчетные. За­метная тенденция к узурпации обер-прокурором исполнительной власти в Церкви в те годы, однако, сдерживалась личным расположением императрицы к духо­венству.

В царствование Елизаветы Петровны в очередной раз резко обостряется вопрос секуляризации церковного имущества и в первую очередь церковного вотчиновладения. Передав в ведение Синода управление этим имуществом, им­ператрица в то же время стремится к изъятию в государственную собственность имеющихся, по ее мнению, у Церкви «излишков». Внешней причиной этому ста­новится подготовка квойне с Фридрихом II, требующая мобилизации значитель­ных финансовых средств. В 1756 г. при дворе императрицы утверждается специальная конференция (указ 14 марта 1756 г.), которая в числе прочих решает и вопросы секуляризации церковных земель. Подготавливается и в 1757 г. прини­мается именной указ императрицы, который требует, чтобы:

96

1) архиерейские и монастырские имения управлялись не монастырскими службами, а отставными офицерами;

2) деревни были переведены в помещичьи оклады;

3) из дохода ничего не употреблялось в расход сверх штатов и остальное хранилось особо и ни на что без именного указа ее величества не издерживалось, так чтобы, ведая размер остатков, ее величество могла раздавать на строение мо­настырей;

4) взяты были с монастырей деньгами те средства, на которые было по­ложено содержать отставных военных, причем взяты за все годы, за которые по­добные средства не собирались;

5) на собираемые за прошедшие годы деньги были учреждены инвалид­ные дома, а остальное отдано в банк, чтобы процентами и средствами, ежегодно собираемыми с монастырей содержать будущих отставных военных.

Но указ этот не выполняется. Вместо него принимается решение обло­жить постоянной податью в 1 рубль все церковные крестьянские дворы. Причем половина суммы должна была идти в казну, а половина духовному ведомству.

Не решившись на секуляризацию церковного имущества, императрица не решилась и на предложение двух членов Св. Синода архиепископа Амвросия (Юшкевича) и митрополита Арсения (Мацеевича) восстановить патриаршество либо по крайней мере дать Синоду президента и установить, чтобы Синод состо­ял из одних архиереев. Объявив себя продолжательницей дела отца, Елизавета Петровна не могла перечеркнуть одну из основных его реформ.

Н. И. Костомаров так описывает действия императорской власти по от­ношению к монастырям, церквам и духовенству: «Монастыри пользовались осо­бым уважением императрицы. Более всех милость государыни была оказана Троицко-Сергиевскому, возведенному тогда в почетное наименование Лавры. Все его многочисленные подворья освобождались от постоя и полицейских по­винностей, но эта привилегия давалась с оговоркою, что она пожалована не в об­разец другим монастырям. За монастырями признавалась правоспособность исправлять нравственность несовершеннолетних, впадавших в преступление. Уголовного преступника, не достигшего семнадцатилетнего возраста, по наказа­нии батогами или плетьми отдавали на исправление в монастырь на 15 лет (указ 23 августа 1742 г.)... Закон Петра Великого о непострижении в иноческий сан мо­лодых людей лри Елизавете Петровне соблюдался долго, исключая Малороссии, гДе по старине допускалось постригаться каждому лицу, достигшему 17 лет воз-Раста. Но в 1761 году всем без изъятия безбрачным мужчинам, вдовам и девицам Дозволено постригаться по желанию.

Набожность императрицы высказывалась в повелениях читать в церквах, Во время Литургии, молитвы об отвращении постигающих край естественных °еДствий. Так в 1649 году делалось по поводу скотского падежа", а потом, когда в

"еРковь и государство ''

некоторых местах России появились насекомые, истреблявшие цветы и листья в садах и огородах, указано было Святейшему Синоду составить подходящие молитвы об избавлении от такого зла. Самым благочестивым подвигом императ­рицы было печатное издание Библии, которое стоило многолетних трудов уче­ным духовным и поступило в продажу по пяти рублей за экземпляр (указ 27 февраля)»146.

В царствование Елизаветы Петровны в России усиливаются националь­но-патриотические настроения, угнетаемые при Анне Иоанновне. Неприятие западного, католического или протестантского влияния особенно заметно в среде духовенства. Церковная власть стремится освободиться от многих «ново­введений» еп. Феофана Прокоповича. В 1743 г. издается указ (подготовленный Св. Синодом) о предварительной цензуре ввозимой в Россию литературы. Од­новременно снимается запрет с книги митрополита Стефана Яворского Камень веры, направленной в первую очередь против протестантских измышлений еп. Феофана.

Елизавета Петровна вошла в историю как один из самых милосердных мо­нархов. Говорили, что в ночь на 25 ноября 1741 г., когда решался вопрос взойти ли ей на престол или погибнуть, она дала обет никого не казнить. В ее царствование не было совершено ни одной смертной казни.

Царствование Петра ///(1761—1762). Сын дочери Петра I Анны и герцо­га Шлезвиг-Голштинского, воспитанный в лютеранстве, ограниченный от рож­дения, был выбран в качестве наследника императрицей Елизаветой Петровной на основе закона о престолонаследии, принятого Петром I и позволявшего мо­нарху самому назначать себе преемника. Петр III отличался нелюбовью (если не сказать отвращением) к России, ко всему русскому и особенно к Православию, которое он вынужден был принять. (Небезынтересно отметить, что вскоре после своего вступления на престол Петр III послал предложение православному духо­венству ходить в светской одежде и обратил внимание на «излишек икон» в церквах.) Придя к власти, Петр III решительно принимает указы, которые Ели­завета Петровна не решалась принимать и реализовывать, а именно указы, свя­занные с окончательной секуляризацией церковных земель. Им издаются распоряжения об усилении государственного контроля за управлением церков­ными вотчинами, об исполнении «всех проектов» Елизаветинского царствова­ния, об ограничении вотчинных прав духовенства. Печальную известность получил указ 21 марта 1762 г., подписанный Петром III незадолго до своего низ­вержения, — указ о полной секуляризации недвижимых церковных имуществ. Этим же указом Коллегия экономии Синода передавалась в ведение Сената. Од­нако, просуществовав только три месяца, указ Петра III был отменен сразу по восшествии на престол Екатерины II.

70

Царствование Екатерины //(1762—1796), супруги Петра III, урожденной Софии-Фредерики-Августы, принцессы Ангальт-Цербстской. Родилась 21 апре­ля 1729 г. в немецкой семье, исповедовавшей лютеранство. В 1743 г. будущая им­ператрица и ее мать приехали в Санкт-Петербург по приглашению Елизаветы Петровны. 21 августа 1745 г. принявшая Православие Екатерина была обвенчана с великим князем Петром.

Историки отмечают, что, приехав в Россию, Екатерина быстро освоилась с положением и осознала свою задачу: приспособиться к Елизавете Петровне, ее двору, ко всей русской жизни, усвоить русский язык и православную веру147. По­зднее в своих Записках она напишет: «Я хотела быть русской, чтобы русские меня любили»148. Восемнадцать лет пребывания в роли жены наследника престола, но жены нелюбимой, стали для нее годами серьезной внутренней работы. «Никогда без книги и никогда без горя, но всегда без развлечения»149, — так впоследствии вспоминала Екатерина этот период своей жизни. Литература, которую она про­чла, и прочла со вниманием, оказала серьезное влияние на взгляды будущей им­ператрицы, что особенно сказалось в первый период ее правления. А среди прочитанных книг были сочинения Вольтера, философский словарь Бэйля, тру­ды Монтескье, Анналы Тацита, произведения Дидро150 и других французских «просветителей», во многом подготовивших и Великую Французскую револю­цию, и последовавшие за ней мировые потрясения. Историк и публицист князь М. Щербатов в своем трактате О повреждении нравов в России написал о Екатери­не: «Имеет ли она веру к Закону Божию? Но — несть! Упоена безрассмысленным чтением новых писателей. Закон христианский (хотя довольно набожной быть притворяется) ни за что почитает. Коль ни скрывает своих мыслей, но оное мно­гажды в беседах ее открывается... И можно сказать, что в царствование ее и сия нерушимая подпора совести и добродетели разрушена стала»151. В то же время Екатерина демонстрировала внешнее благочестие; это были и хождение пешком на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, и поклонение мощам угодников Божиих, и обязательное говение. Более того, такое благочестие рассматривалось Екатери­ной как долг монарха перед верой его народа.

Взойдя на престол после военного переворота 28 июня 1762 г., Екатерина И в своем манифесте торжественно обещала «просить Бога денно и нощно да по­может нам поднять Скипетр в соблюдении нашего Православного закона, в ук­репление и защищение любезного отечества, в сохранение правосудия...» (6 июля 1762 г.). Но понимание задач «защиты Православного закона» у «философа на троне», как называли ее некоторые историки, было своеобразным.

Первыми деяниями новой императрицы в области церковно-государст-Венных отношений (и в целом в области государственного управления) стали подготовка и осуществление секуляризации церковных имуществ152. Уже 29 ноя­бря 1762 г. высочайшим указом утверждалась особая комиссия с предписанием

99

определить реальные доходы церковных вотчин и сопоставить их с доходами лучших хозяйств светских помещиков. Комиссии было поручено также предло­жить «штаты» монастырей и архиерейских домов, т. е. фактически предложить то жалование, которое они должны были получать из казны после изъятия их иму­щества. По рассмотрению предложений комиссии и почти годичного изучения документов Св. Синода Екатерина II издала императорский манифест (26 фев­раля 1764 г.) о упразднении прежнего поместного землевладения церковных уч­реждений. Согласно манифесту бывшие церковные вотчины передавались в административное и судебное управление Коллегии экономии, находившейся в подчинении Сената. При этом крестьяне этих вотчин получали наименование «экономических крестьян». Тем же манифестом для архиерейских домов (епи­скопских кафедр) и монастырей были установлены штатные оклады, которые оплачивались из государственной казны. На эти цели государство расходовало от 1/4 до 1/8 средств, собираемых в виде годового оброка с крестьян бывших цер­ковных вотчин. Остальные средства шли в доход казны153.

Результатом этого императорского манифеста стало резкое сокращение в России числа монастырей и монашествующих: из 1 072 монастырей в 1762 г. в 1764 г. осталось 452, в том числе из 953 великорусских — 224 штатных и 161 за­штатных монастыря. Число монашествующих уменьшилось за эти годы с 12 444 человек до 5 105.

Императрица Екатерина II, проведя секуляризацию церковных земель, по существу, завершила церковную реформу Петра I. Особенно последовательна бы­ла она в отношении монастырей. Обителям и монашествующим был нанесен тяжелый удар в духе иконоборчества. Только очень немногие монастыри из за­крытых при Екатерине II были впоследствии восстановлены.

Лишая Церковь значительной части ее материальных средств, импера­торская власть в то же время приняла ряд мер, направленных на улучшение по­ложения приходского духовенства. Тем же манифестом 1764 г. были уничтожены хлебные сборы с церквей и так называемые «подможные гривны», платившиеся приходским духовенством на военное дело. Указом 18 апреля 1765 г. упраздня­лись также все тягловые сборы в пользу архиереев с приходского духовенства, за исключением сборов за поставление в священнослужители. Указы 1767 и 1771 гг. запретили так называемым «духовным командам» подвергать телесным наказа­ниям священников и дьяконов по распоряжению духовных ведомств. Монарши­ми указами подтверждалась неприкосновенность церковных домов от постоев и личная свобода родившихся в духовном звании. Несмотря на изъятие земель У архиерейских домов и монастырей, Екатерина II довольно энергично проводила наделение землей приходских храмов. Одновременно императорская власть приняла указы, разрешающие выход из духовного звания154. Была восстановлена

100

сила петровского указа 1724 г., который разрешал вдовым попам и дьяконам, же­лавшим вступить во второй брак, выходить из духовного звания и определяться на работу в качестве учителей архиерейских школ или на службу в духовных со­ветах и управлениях. Указом 1779 г. архиереям было предоставлено право увольнять семинаристов по их прошениям в светское звание для поступления на гражданскую службу.

В строе высшего церковного управления крупных изменений в этот пери­од не было, кроме изъятия из ведения Синода Коллегии экономии, ведавшей ранее церковными вотчинами. С самим Синодом императрица внешне поддер­живала доброжелательные отношения. В начале 1763 г. она издает указ о сноше­ниях Синода с нею: «Указы наши словесные принимать повелеваем: 1) от членов Св. Синода; 2) от ген. прокурора; 3) от обер-прокурора синодского; 4) от дежур­ных ген. адъютантов и 5) от правящего нашим Кабинетом». В то же время сокра­тилась область ведения церковного суда. Решениями государственной власти церковный суд был лишен права (якобы из опасения «фанатизма») рассматри­вать дела о религиозных хулениях, о нарушениях чинности в богослужении, о колдовстве и суевериях.

В царствование Екатерины II государственная власть снова подтверждает свое неприятие идеи симфонии властей. В письме Вольтеру Екатерина II, говоря о симфонии, употребляет термин «нелепое начало двоевластия». В других своих письмах ему она называет себя «главой греческой Церкви в смысле власти», пи­шет, что «церковная власть должна ей подчиняться безусловно».

Вслед за своими предшественниками Екатерина II настойчиво стремилась использовать Церковь и православную веру для решения практических вопросов своего царствования и в первую очередь для воспитания народа «в духе благочес­тия и добронравия». Это стремление императрицы проявляется в содержании многих нормативных актов того времени, даже принятых по вопросам, казалось бы, далеким от церковных. Заслуживает внимания в этой связи Устав благочиния, или полицейский, утвержденный Екатериной II 8 апреля 1782 г. В содержании Ус-пава наглядно проявилось стремление императорской власти использовать в де­ле «воспитания» народа полицейскую силу. Небезынтересно отметить, что в Данном документе видное место занимает «Наказ управе благочиния», в котором приводятся следующие правила деятельности полицейской управы, отвечающей за поддержание общественного порядка и безопасности155:

«Правила добронравия

— Не чини ближнему чего сам терпеть не хочешь.

— Не токмо ближнему не твори лиха, но твори ему добро колико можешь.

— Буде кто ближнему сотворил обиду личную, или в имений или в добром Звании, да удовлетворит по возможности.

101

— В добром помогите друг другу, веди слепаго, дай кровлю неимеющему, напой жаждущего.

— Сжалься над утопающим, протяни руку помощи падающему.

— Блажен кто и скот милует, буде скотина и злодея твоего спотыкнется по­дыми ее.

— С пути сшедшему указывай путь.

Правила обязательств общественных

— Муж да прилепится к своей жене в согласии и любви, уважая, защищая и извиняя ее недостатки, облегчая ея немощи, доставляет ей пропитание и содер­жание по состоянию и возможности хозяина.

— Жена да пребывает в любви, почтении и послушании к своему мужу; и да оказывает ему всякое угождение и привязанность аки хозяйка.

— Родители, суть властелины над своими детьми, природная любовь к де­тям предписывает им долг дать детям пропитание, одежду и воспитание доброе и честное по состоянию.

— Дети долг имеют оказывать родителям чистосердечное почтение, послу­шание, покорность и любовь, и служить им самым делом, словами же и речьми отзываться об них с величайшим почтением, сносить родительския поправления и увещевания терпеливо, без ропота, и да продолжится почтение и по кончине родителей.

Качества определенного к благочинию начальства и правила его должности

— 1. Здравый рассудок. 2. Добрая воля в отправлении порученного. 3. Че­ловеколюбие. 4. Верность к службе императорского величества. 5. Усердие к об­щему добру. 6. Радение о должности. 7. Честность и бескорыстие.

— Правой и равной суд всякому состоянию.

— Дать покровительству невинному и скорбящему.

— Воздержание от взяток; ибо ослепляют глаза и развращают ум и сердце, устам же налагают узду».

Отметим, что перечень основных обязанностей управы благочиния в Ус­таве начинается с обязанностей по охране Православия: «Управа благочиния мир и тишину Православныя Святыя Церкви охраняет» (см. Приложение XIV).

Утилитарный прагматический взгляд Екатерины II на православную веру отчетливо проявился и в ее решениях назначить на должность обер-прокурора Св. Синода таких лиц, как Мелиссино и Чебышев. Первый вошел в историю как человек, предложивший ослабить и сократить посты, уничтожить почитание икон и св. мощей, запретить ношение образов по домам, сократить церковные службы, отменить составленные в позднейшие времена стихиры, каноны, тропа­ри, назначить вместо всенощных бдений краткие моления с поучениями для на­рода, дозволить избрание епископов из священников без пострижения в

102

монашество, изменить облачение духовенства, приблизить его к светской одеж­де, отменить поминовение усопших, дозволить вступать в брак свыше трех раз, запретить причащать младенцев до десятилетнего возраста. А Чебышев известен открытыми заявлении о своем неверии в бытие Божие.

Таким образом, если при Петре I Русской Церкви пришлось тяжко стра­дать от протестантизма, то при Екатерине II — и от неверия.

В целом XVIII век — это век практически непрекращающихся усилий го­сударственной власти по переделыванию мировоззрения русского человека, бы­та русского народа на немецкий, протестантский лад. Это век, когда государственная власть вместо совместного с Церковью делания по «украшению жизни человеческой», по религиозному воспитанию народа встала фактически на путь постепенного его религиозного развращения, его расцерковления.

В результате церковных, а точнее противоцерковных, реформ Петра I и действий его преемников в русском народе, в первую очередь дворянстве, нача­лось охлаждение к православной вере. Умножалось вольнодумство, суемудрие. Русское образованное общество стало стыдиться своей веры, веры отцов. Петр I фактически привил русскому народу, жившему в своей искренней, детской, прос­тодушной религиозности, семена рационального протестантизма — когда разум начинает превалировать над верой, обольщать человека якобы независимостью, прогрессивностью своих начал. Одновременно Русскую Церковь лишили возмож­ности бороться с протестантизмом, воспитывать человека в истинной вере. Дейст­вия государственной власти привели к тому, что запустели на Руси многие «места, освященные подвигами св. иноков. Заросла тропа, по которой направлялись на­родные массы к святым старцам для духовного руководства, к святым могилам — для молитв. Закрылось при церквах и монастырях множество школ, больниц и бо­гаделен. Вместе с закрытием монастырей остановилось и великое дело просвеще­ния инородцев в Сибири и других местах необъятной России»156.

"

Помышляющим, яко православ­ный Государи возводятся на пре­стол не по особливому о них Божию благоволению и при помазании да­рования Св. Духа к прохождению великого сего звания в них не изли­ваются, анафема.

Чин анафематствования в Неделю Православия

Боже, Царя храни! Сильный, дер­жавный,

Царствуй на славу, на славу нам!

Царствуй на страх врагам, Царь православный.

Боже, Царя храни!

Национальный гимн Российской империи