Глава VII. Разбрасывание камней. Начало

События октября 1917 г., потрясшие Россию, коренным образом измени­ли отношения Церкви и государства. К власти пришли силы, исповедовавшие атеизм и отрицавшие Церковь и закон Божий. В этих условиях Церковь стреми­лась предотвратить возможные нестроения и притеснения, найти приемлемые формы сосуществования с государством. Она пыталась использовать для этого весь авторитет Поместного Собора, который 2 декабря 1917 г. принял специаль­ное Определение, выражающее соборный взгляд Церкви на ее правовое положе­ние в государстве (см. Приложение XX). В этом Определении говорилось, что «для обеспечения свободы и независимости Православной Церкви в России, при из­менившемся государственном строе, должны быть приняты государством» ос­новные положения, определяющие строй церковно-государственных отношений. Церковь считала важным, в частности, чтобы государство признало,

148

что: «Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей, как вели­чайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское Государство».

Государству предлагалось также признать имеющими юридическую силу постановления и узаконения Православной Церкви, а государственные законы, касающиеся Церкви, издавать только по согласии с ней. В числе основных поло­жений, на которых, по мнению Собора, должны строиться церковно-государст-венные отношения, обращают на себя внимание положения о том, что «глава Российского Государства, министр исповеданий и министр просвещения и това­рищи их должны быть православными» и что «имущество, принадлежащее уста­новлениям Православной Церкви, не подлежит конфискации или отобранию, а самыя установления не могут быть упраздняемы без согласия церковной власти».

Это Определение не было принято властью, чьи политические установки расходились практически со всеми положениями документа. В то же время Опре­деление фактически установило ориентиры для развития церковно-государствен-ных отношений.

Советское правительство, провозгласив отделение Церкви от государства и объявив основным принципом своей вероисповедной политики «свободу сове­сти», формально декларировало свое невмешательство в дела церковные. Факти­чески же им были предприняты разнообразные и жесткие действия по ограничению, утеснению религиозной свободы граждан. Признанная первой Конституцией РСФСР «свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды» (ст. 13) в действительности оставлялась только за атеизмом. Преследования за ве­ру, как и в доконстантиновскую эпоху, стали практикой государственных репрес­сивных органов.

Законодательно-правовая основа государственной политики в отношении Церкви была по существу создана в первые 5—6 лет советского правления. В эти годы многочисленными декретами, циркулярами и инструкциями различных Центральных и местных государственных органов (только с 1918 по 1924 гг. было выпущено более 120 нормативных актов, так или иначе касавшихся Церкви) бы­ла существенно, ограничена свобода внутренней и внешней жизни Церкви. Эти­ми актами советская власть не только регламентировала имущественные отношения Церкви и церковных организаций, не только препятствовала их уча­стию в общественной жизни страны, но и стремилась ограничить возможности самого богослужения, затруднить осуществление религиозных обрядов, воздей­ствовать на духовно-нравственное состояние населения.

Права Церкви в целом, монастырей и духовенства, как и права многих граж- России, были серьезно ущемлены уже 26 октября 1917 г., когда по декрету

149

о земле все землевладельцы лишились прав на землю, которая стала собственнос­тью государства. 11 декабря появился декрет о передаче в Наркомпрос всех церков­ных школ, в результате Церковь лишили всех академий, семинарий, училищ и всего связанного с ними имущества. 18 декабря был упразднен церковный и введен гражданский брак.

Своим первым законодательным актом в вероисповедной области совет­ское правительство казалось бы продолжало соответствующую политику Времен­ного правительства. Декретом Совета народных комиссаров РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» (23 января 1918 г.) (см. При­ложение XXI) провозглашалась свобода вероисповеданий, включая свободу от­правления религиозных обрядов. Об этом говорят следующие положения декрета:

«В пределах республики запрещается издавать какие-либо местные зако­ны или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на осно­вании вероисповедной принадлежности граждан» (ст. 2).

«Каждый гражданин может исповедывать любую религию или не испове-дывать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой, отменяются» (ст. 3).

«Из всех официальных актов всякое указание на религиозную принадлеж­ность или непринадлежность граждан устраняется» (Примечание к ст. 3).

В действительности же отношение советского правительства к религиоз­ным верованиям граждан было далеко от конфессионального безразличия Вре­менного правительства. Недаром в программе РКП(б), принятой на VIII съезде партии (18—23 марта 1918 г.), говорилось: «По отношению к религии РКП не удовлетворяется декретированным уже отделением церкви от государства и школы от церкви, т. е. мероприятиями, которые буржуазная демократия выстав­ляет в своих программах». Уже первые инструкции о порядке проведения в жизнь декрета Об отделении церкви от государства и школы от церкви (см. При­ложение XXII) показали атеистическую, богоборческую направленность вероис­поведной политики нового правительства, его стремление максимально Офаничить религиозную свободу в стране, затруднить деятельность церковных и религиозных организаций и объединений, ограничить права верующих и в пер­вую очередь священнослужителей. Статья 65 первой Конституции РСФСР гла­сила: «Не избирают и не могут быть избираемы в Советы... г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов». С огромными трудностями при этом столкнулись все конфессии, но положение, в котором оказалась Русская Православная Церковь, было, пожалуй, наиболее тяжелым. Традиционно при­выкшая за столетия к поддержке со стороны государства и находившаяся в по­следние почти два столетия под опекой и контролем государственной власти,

150

Православная Церковь столкнулась теперь с жесткими преследованиями и огра­ничениями. Так, например, при царской власти полиции вменялось в обязанность поддержание порядка во время совершения богослужений, религи­озных церемоний, защита священнослужителей, то теперь действия властей но­сят противоположный характер:

«Религиозные шествия, а также совершение каких бы то ни было религи­озных обрядов на улицах и площадях допускается лишь с письменного разреше­ния власти, которое устроители каждый раз должны получать заблаговременно и во всяком случае не позднее, чем за 2 дня до публичного совершения религиоз­ной церемонии. В выдаче разрешений Совет Раб. и Крест. Депутатов руководст­вуется ст. 5 декрета "Об отделении церкви от государства и школы от церкви"»215.

В Уголовный кодекс РСФСР (см. Приложение XXIII) вводится следующая статья:

«Публичные нарушения или стеснения религиозными обрядами или куль­товыми церемониями свободы движения других граждан, вопреки закону или обязательному постановлению местной власти, караются принудительными ра­ботами или штрафом до 300 руб. золотом»216.

Вероисповедная политика новой власти была направлена фактически на разрушение духовного строя нации, ранее очищавшего и освещавшего, по суще­ству, каждый акт жизни человека. Отвергая христианское нравственное начало в жизни общества, государственная власть фактически стремилась низвести своих граждан до низменных правил поведения — до утилитарно понимаемой общест­венной пользы, а затем и до инстинкта.

Декретом 1918 г. было положено начало советского этапа усилий по дехри-стианизации России. Им началось разрушение многовекового уклада внешней жизни церковных общин, а по существу, и всего строя жизни русского общества. Положениями декрета 1918 г. прямо или косвенно наносились удары по семье, школе, по отношению к общественным обязанностям, по основным духовным ценностям в жизни человека.

Меры по дехристианизации семьи. В декрете 1918 г. нет положений, прямо воздействующих на семейную жизнь в России. Однако самые серьезные негатив­ные последствия для семейного уклада русского общества имела следующая его статья:

«Акты гражданского состояния ведутся исключительно гражданской вла­стью: отделами записи брака и рождений» (ст. 8).

Данная статья означало, что советское правительство берет под свой «учет и контроль» все демографические процессы в стране. Причем действия всех орга-н°в власти по установлению такого контроля, как явствует из инструкций и цир­куляров, выпущенных «в развитие» и «истолкование» этого положения декрета, производиться «немедленно» и без каких-либо исключений.

151

«Метрические книги всех вероисповеданий за все годы, почему-либо не изъятые до настоящего времени из духовных консисторий, духовных управле­ний, городских управ (еврейские метрические книги) и прочих губернских хра­нилищ метрик, немедленно передаются в губернские (областные) Отделы записей актов гражданского состояния.

Метрические книги за все годы из городских и сельских храмов всех веро­исповеданий подлежат немедленному изъятию Советами Раб. и Крест. Депутатов.

В соответствии с воспрещением делать в паспортах и прочих официаль­ных удостоверяющих личность документах, какие-либо отметки, указывающие на принадлежность граждан к тому или иному вероисповеданию, воспрещается кому бы то ни было отмечать в паспортах о совершении каких-либо религиоз­ных обрядов (крещения, конфирмации, обрезания, брака, погребения и т. д.), а также о разводе, учиненном служителями культов или учреждениями всех веро­исповеданий»217.

«В целях более правильного и точного учета всех актов гражданского со­стояния, НКВД предлагает: срочно организовать фактическую проверку органа­ми ЗАГС книг рождений и смертей за 1920—1923 гг. на предмет определения уклоняющихся от регистрации и привлечения их к ответственности по 37 ст. Ко­декса Законов об актах гражданского состояния»218.

Заслуживает внимания следующий циркуляр НКВД:

«Пересмотреть качественный персонал работников, особенно зав. Губ. и Уезд. ЗАГСами, и ни в коем случае не допускать к работе в органах ЗАГС служи­телей религиозных культов»219.

Взяв под свой контроль акты гражданского состояния, государственная власть своими действиями стала буквально подталкивать развитие семейных от­ношений в сторону от тех нравственных норм, которые сложились в русской се­мье благодаря христианству и на протяжении веков оберегались Церковью. Особенно наглядно это проявилось в вопросах брака и развода.

До 1917 г. в России для лиц православного вероисповедания, т. е. для по­давляющего большинства населения страны, существовал церковный брак, кото­рый совершался в форме венчания. «Брак есть Таинство, в котором при свободном перед священником и Церковью обещании женихом и невестою вза­имной их супружеской верности благославляется их супружеский союз, во образ духовного союза Христа с Церковью, и испрашивается им благодать чистого еди­нодушия для благословенного рождения и христианского воспитания детей» (Православный катехизис). Таким образом, на первом плане в браке была духов­но-нравственная сторона. Материальные, имущественные аспекты прилагались. Подобный взгляд в целом разделяло и государство. После октября 1917 г. позиция государства принципиально меняется. Теперь оно стремится подчеркнуть сугубо материальный взгляд на брак.

152

«Кодекс гражданского состояния знает брак как институт, из которого вы­текают определенные права супругов в отношении друг друга: право на общую фамилию, право одного супруга на пользование имуществом после смерти друго­го (ст. 9 инструкции об отмене наследования), право совместного пользования материальными средствами, — вот исчерпывающий перечень прав супругов»220.

При этом церковный брак советская власть не признает и мирится с ним лишь по тактическим соображениям.

«Только гражданский брак, зарегистрированный в Отделе записи актов гражданского состояния, порождает права и обязанности супругов. Брак, совер­шенный по религиозным обрядам и при содействии духовных лиц, не порождает никаких прав и обязанностей для лиц в него вступающих, если он не зарегистри­рован установленным порядком»221.

«С отделением церкви от государства и введением в пределах Совреспуб-лики гражданского брака и гражданского развода так называемый церковный брак является лишь известной религиозной церемонией частного характера. По­этому предъявление служителям культа обвинения в отказе от венчания граждан, расторгнувших церковный брак в порядке гражданском, и применение репрес­сий при их отказе венчать неправильно. Такое требование не соответствует само­му принципу отделения церкви от государства, вместе с тем является как бы косвенным признанием со стороны соввластей так наз. церковного брака»222.

«Отдел Управления НКВД разъясняет, что ввиду отделения церкви от го­сударства все документы, выдаваемые служителями религиозных культов, счита­ются документами частного характера, не имеющими никакой законной силы, с которыми государственная власть не считается»223.

Церковь осознавала (и осознает), что именно в таинстве брака ее интере­сы, пожалуй, наиболее тесно соприкасаются с интересами государства вследст­вие его непосредственного и важного влияния на жизнь семейную и обществен­ную. Заслуживает внимания в связи с этим следующее высказывание святителя Филарета, митрополита Московского: «Семейство древнее государства. Чело­век, супруг, супруга, отец, сын, мать, дочь и свойственные этим наименованиям обязанности и добродетели существовали прежде, чем семейство разрослось в народ и образовалось государство. Посему жизнь семейная по отношению к жизни государственной есть некоторым образом корень дерева. Чтобы дерево зеленело, цвело и приносило плод, надобно, чтобы корень был крепок и прино­сил дереву чистый сок. Так, чтобы жизнь государства сильно и правильно разви­лась, процветала образованностью, приносила плод общественного благоден­ствия — для сего надобно, чтобы жизнь семейная была крепка благословенной любовью супружеской, священной властью родительской, детской почтительно­стью и послушанием и чтобы вследствие того из чистых стихий жизни семейной естественно возникали столь же чистые начала жизни государственной, чтобы

153

с почтением к родителю родилось и росло благоговение к Царю, чтобы любовь детей к матери была приготовлением любви к отечеству, чтобы простодушное послушание домашнее приготовляло и руководило к самоотвержению и само­забвению в повиновении законам и священной власти самодержца»224.

Такое понимание значения брака определяло требования, предъявлявшие­ся, с одной стороны, к его совершению, а с другой — к сохранению. Узы брачно­го союза считались святыми и нерасторжимыми. Разными мерами препятствова­ла Церковь развитию легкомысленного отношения к браку. В частности, она запрещала четвертый брак225, максимально ограничивала возможность развода. Советская власть этот запрет отменила. Одновременно она существенно облегчи­ла процедуру развода, убрала почти все препятствия к расторжению брака по же­ланию хотя бы одного из супругов226.

«В разъяснении ст. 68 ЗАГС предлагается регистрировать неограниченное количество браков каждого гражданина — четвертый, пятый и т. д.»227.

«Допуская регистрировать неограниченное число браков, циркуляр НКВД от 13/11—1920 г. имеет ввиду не многоженство, а напротив устранение прежнего церковного правила о невозможности более трех последовательных браков. В соответствии с этим ныне возможно вступать в пятый или шестой и т. д. брак, если предшествующие браки расторгнуты законным порядком или супру­ги умерли»228.

Церковь не могла не отреагировать на подобные действия властей. В Оп­ределении Священного Собора Православной Русской Церкви по поводу декретов о расторжении брака и о гражданском браке (19 февр. 1918 г.) говорится, что «в этих декретах, изданных без сношения с Православной Церковной властью и с пол­ным пренебрежением к требованиям христианской веры, открыто попирается святость брака, который по общему правилу является нерасторжимым, согласно учению Спасителя нашего. В заботах о спасении чад Православной Церкви Свя­щенный Собор призывает их не вступать на широкий путь греха, ведущий к по­гибели, и строго хранить церковные законы, памятуя, что те, которые нарушают церковные постановления, навлекают на себя гнев Божий и церковное осужде­ние. Декреты, направленные на ниспровержение церковных законов, не могут быть приняты Церковью»229. Поместный Собор определил следующие правила в отношении брака и развода:

«1. Брак, освещенный Церковью, не может быть расторгнут гражданской властью. Такое расторжение Церковь не признает действительным. Совершаю­щие расторжение церковного брака простым заявлением у светской власти по­винны в поругании Таинства брака.

2. Православные христиане, состоящие в браке, освещенном Церковью и не расторгнутом церковной властью, если вступают в новый гражданский брак на ос­новании только гражданского развода, повинны в многоженстве и прелюбодеянии.

154

Такие брачные сожительства никогда не получат церковного признания и освеще­ния и составляют тяжкий грех, за который по правилам церковным налагается епитимия и отлучение от Святых Тайн. (87 прав. VI Всел. Соб.; 77 прав. Св. Васи­лия Великого).

3. Запись брачующихся в гражданских учреждениях не может заменить церковного браковенчания, как святаго Таинства, освящающаго и укрепляюща-го супружеский союз мужа и жены благодатною силою. Поэтому брачные сожи­тия на основании одной только записи в гражданские книги, или так называемые гражданские браки, непременно должны быть освящаемы церковным венчани­ем. Церковное же венчание возможно лишь в том случае, если к совершению бра­ка нет канонических препятствий»230.

В первые годы своего пребывания у власти советское правительство демонстрировало также определенную двусмысленность по отношению к многоженству:

«По вопросу о наказуемости двоеженства и двумужества Отдел Судебного Контроля высказал следующие принципиальные соображения:

Сохраняя основное положение о единобрачии, как определенное бытовое явление, глубоко укоренившееся в жизни цивилизованных народов мира, наше законодательство не может, однако, считать преступным двоебрачие или даже многобрачие, если таковое фактически имеет место. Тем более нельзя поставить разрешение этого вопроса в зависимости от религии граждан, признавая в Совет­ском государстве привилегию ненаказуемости за двоеженство и многоженство за магометанами, религия коих разрешает им это. Вопрос этот исключительно куль­турный, психологический, принимает, однако, характер правовой, поскольку го­сударство, сохраняя бытовые традиции, признает единобрачие, требуя развода супругов перед вступлением кого-либо из них в новый брак и всячески облегчая для этого возможность... Но это формальное признание единобрачия не означа­ет, что двоебрачие или многобрачие составляет преступление... Таким образом, государство лишь отказывает в регистрации таких браков, не наказывая за двое­брачие или многобрачие, а подвергая наказанию лишь за нарушение правил, за обман, при помощи которого состоялась неправильная запись о браке при налич­ности нерасторгнутого другого брака»231.

Государственная политика активного вмешательства в церковную жизнь, попытки отменить или нарушить церковные каноны проявились, в частности, в бедующих нормативных положениях, регулирующих деятельность органов ЗАГСа:

«Не служит препятствием для вступления в брак монашество и состояние в иерейском или диаконовском сане» (ст. 72).

155

«Не воспрещается вступление в брак лицам, давшим обет безбрачия, даже если эти лица являются представителями духовенства белого (католического) или черного» (ст. 73).

Этими положениями нарушались, в частности, следующие правила Церк­ви: 26 Апост.; IV Всел., 16; VI Всел., 6 и др. Стремление государственной власти распространить на священнослужителей правила, регулирующие брачные отно­шения «граждан Совреспублики», проявляется и в следующем документе:

«...Состояние в так называемом священнослужении не является препятст­вием ко вступлению в первый и последующие браки»232.

Ответом на подобные шаги государственной власти, а также на поступив­шие вопросы, служит Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о второбрачии священнослужителей (19 июля 1918 г.), которое говорит, что «запрещение овдовевшим и бракоразведенным священнослужителям вступать во второй брак, как основанное на апостольских наставлениях (1 Тим. III, 2,12; Тит. I, 6), церковных канонах (3 прав. Трул. Соб. и др.), идеале христианского брака и высоком понятии об обязанностях священнослужителя, должно быть соблюдае­мо неизменно»233.

Советская власть не оставила в стороне и такую сторону семейных отно­шений, как наречение имени новорожденного, стараясь и здесь разрушить христианские традиции. В связи с этим возникает вопрос — что же такое имя человека? Для того, чтобы показать православную точку зрения на него, при­ведем высказывание архиепископа Никона (Рождественского): «Имя есть пер­вая собственность, собственность, которую человек получает здесь на земле и которую уносит с собою в загробный мир. Творец всемогущий, сотворив свет, нарек его днем, тьму — ночью, все звезды называет Он именами их... Имя есть символ власти над тем, кому оно дается. На всем пространстве Ветхого Завета, от первозданного Адама и Евы до праведных родителей Предтечи Господня, право давать имена принадлежало родителям. На имя смотрели как на нечто священное, с уважением. Имя не есть №, под которым разумеется тот или дру­гой экземпляр, та или иная особь... Этот взгляд на значение имени можно ус­матривать еще в Ветхом Завете; в Новом Завете у христиан, особенно в Право­славной Церкви, оно получило еще большее значение. Вошло в священный обычай при крещении давать младенцам и взрослым имена святых, Богом про­славленных. Угодник Божий, имя коего я ношу, есть мой небесный восприем­ник или от купели крещения, или от Св. Евангелия при моем монашеском по­стрижении. Это — мой благодатный покровитель, мой заступник и молитвенник перед Богом, мой наставник в моем земном странствовании, мой второй ангел-хранитель. Вот почему для нас, православных христиан, особен­но дороги те имена, которые мы носим. Это — священные символы нашего

156

духовного родства с небесной Церковью, нашего постоянного с нею обще­ния»234. Советская же власть стремилась разрушить эти связи.

Приведем ее соответствующие решения.

В разъяснении 22 ст. Кодекса предлагается «при назначении имен регистри­руемым новорожденным давать полную свободу выбора имени, причем родители или лица их заменяющие имеют право назначать своему ребенку любое имя, хотя бы имя и выходило из привычного круга имен освященного бытом»235.

«При занесении события рождения в Отделе записи браков и рождений можно по желанию родителей давать детям любые имена, вне зависимости от присвоения их т. н. святым какого бы то ни было культа»236.

Отделение школы от Церкви. Декретом Об отделении церкви от государст­ва и школы от церкви уничтожалась сложившаяся на протяжении веков система взаимоотношений Церкви и школы, ориентированная на воспитание православ­ного человека. До 1917 г. эта система предполагала преподавания закона Божия в учебных заведениях, духовно-нравственное воспитание учащихся, активное уча­стие священнослужителей в деятельности народных школ, гимназий и т. д. Зна­чительный вклад в образование русского человека вносили церковно-приходские школы, в которых детей обучали чтению, церковному пению и арифметике. Важ­ность участия Церкви в воспитании и образовании русского человека прекрасно выражена в словах святителя Филарета Московского (Дроздова):

«Свет одного научного образования без света Христовой истины — все рав­но, что свет луны без солнца, свет холодный и безжизненный, свет чуждый и за­имствованный; он будет только скользить по поверхности души, как скользит свет луны по скале, не проникая внутрь ея, — никогда не в состоянии будет согреть, оживить и возбудить сердце наше к трудам и подвигам, скорбям и лишениям.

Напрасно душа, коснеющая в отчуждении от Бога, источника жизни и на­чала добра, напрасно мечтает, что она развивается, возвышается, растет и идет вперед: а в ней развивается только дух самолюбия, она возвышается только гор­достью, растет только в зле, идет вперед, но путем суеты, ведущим в погибель.

Бесполезны все наши познания, когда мы при них Иисуса Христа не знаем»237.

Свое высокое назначение человек может выполнить, только положив в ос­нову своей жизни Евангелие.

И вот теперь Церковь отстраняется от воспитания подрастающего поко­ления. Государственная власть действует при этом исходя из принципа, что «не Религия заставляет быть добрым гражданином и нравственным человеком тру­дящегося, а его борьба за устройство общественной жизни, на основании пра-вильно понятых им классовых интересов и правильно понятых законов приро­ды»238 «Бесспорно, — также утверждает власть, — что преподавание детям Закона Ь влечет за собой затмение их детских умов, и таким образом, советская

157

власть, на обязанности коей лежит воспитание и образование детей, вправе и должна оградить их от наполнения детских голов религиозными предрассудка­ми, к чему стремится духовенство путем преподавания Закона Божия»239.

В декрете 1918 г. подчеркивалось: «Школа отделяется от церкви. Препода­вание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а так­же частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы-, не допускается. Граждане могут обучать и обучаться религии частным образом» (Ст. 9).

В дальнейшем эта статья «уточнялась» следующим образом:

«Преподавание вероучения лицам, не достигшим 18-летнего возраста, не допускается. Для лиц старше 18 лет могут быть устраиваемы специальные бого­словские курсы с целью подготовки священнослужителей, но при условии огра­ничения программы таких курсов специальными богословскими предметами. Для лиц старше 18 лет допускаются также отдельные лекции, беседы и чтения по вопросам вероучения, поскольку таковые не имеют характера систематического школьного преподавания»240.

«Преподавание малолетним и несовершеннолетним религиозных веро­учений в государственных или частных учебных заведениях карается принуди­тельными работами на срок до одного года»241.

«Исходя из постановлений X Съезда Советов, признавшего невозможным разрешение частных групповых занятий с детьми вне школы, принимающих ха­рактер частной школы, НКП и НКВД настоящим предлагают принять к руковод­ству следующее: запретить занятия с детьми вне школы путем организации групповых занятий с группами детей — количеством более 3 человек»242.

«Преподавание вероучения лицам, не достигшим 18-летнего возраста, разрешается на дому либо родителям, либо по поручению последних, посторон­ним лицам при условии, чтобы преподавание это не отливалось в сторону груп­повых занятий, каковыми должны быть признаваемы всякие занятия с числом свыше трех детей, безразлично, принадлежат ли они к одной семье или к не­скольким»243.

Особое внимание государственная власть обращала на то, чтобы не допу­стить священнослужителей к преподаванию любых предметов, а не только зако­на Божия. Так, в развитие 9 статьи декрета 1918 г. Наркомпрос постановил:

«1) воспретить лицам, принадлежащим к духовенству всех его родов, всех вероисповеданий, занимать какие бы то ни было должности во всех школах;

2) лица, принадлежавшие ранее к составу духовенства, по оставлении са­на, могут занимать таковые должности лишь с особого каждый раз разрешения Наркомпроса;

3) виновные в нарушении сего воспрещения подлежат суду Ревтрибунала»244-158

Что же касается порядка открытия и организации богословских курсов, формально разрешенных декретом ВЦИК, то здесь интерес представляет следу­ющий документ:

«В виду выдвинутого настоящим моментом вопроса об открытии бого­словских курсов, V отдел (НКЮ по делам культов, упраздненный 25.VIII.1924 с передачей его функций в особый Секретариат при Председателе ВЦИК по де­лам культов) признает необходимым для предупреждения возможных при этом злоупотреблений учреждение богословских курсов допускать в больших городах и только с разрешения Губисполкома по соглашению с Наркомпросом и Отде­лом культов Наркомюста. На курсы могут приниматься только лица, достигшие 18-летнего возраста. Так как ВЦУ, епархиальные церковные управления, группы верующих, а также религиозные общества лишены прав юридического лица, то открытие богословских курсов может быть предоставлено только отдельным, ни в чем неопороченным гражданам, либо товариществам их, причем лица эти при заявлении об открытии курсов должны представить программу, план преподава­ния и условия для поступления на учреждаемые курсы, и список преподавате­лей»245.

Признав преподавание закона Божия, а следовательно, и воспитание че­ловека в духе христианской нравственности, «абсолютно недопустимым», госу­дарственная власть посчитала недопустимой и любую христианскую просвети­тельную деятельность, а также благотворительность: «Благотворительные, просветительные и им подобные общества, которые ограничивают круг своих сочленов исключительно лицами одного вероисповедания и, хотя бы под видом благотворительных, просветительных и иных целей, преследуют цели оказания помощи и поддержки какому бы то ни было культу (в виде содержания служи­телей культа, каких-либо учреждений и т. п.), а равно те из них, которые хотя и не скрывают своих религиозных целей под видом благотворительности или просвещения и т. п., но расходуют денежные средства на религиозные цели, подлежат закрытию, причем имущество их передается Советам Рабочих и Кре­стьянских Депутатов в соответствующие комиссариаты и отделы»246.

Изъятие церковного имущества. Декретом 1918 г. Церкви воспрещалось заниматься привычным для нее доброделанием. Этим же декретом ее лишили и всего принадлежащего ей имущества — материальной основы ее внешней Деятельности.

Церковное имущество с давних времен привлекало внимание государст-Венной власти. Вопрос о ее секуляризации возникал в Византии, поднимался он и на Руси. Испытывая сильную нужду в средствах для ведения войн, царь Иоанн Васильевич не раз предлагал вопрос о церковном имуществе на соборное обсуж­дение (Соборы 1573, 1581 гг.). В Уложении царя Алексея Михайловича проводи­ть мысль, что государство в случае сильной нужды может обращать в свою

159

собственность принадлежащие церковным властям и учреждениям поземельные имения. Практические шаги в деле секуляризации были осуществлены Петром I и Екатериной II.

Однако имущество Церкви имеет принципиально иное значение, нежели имущество, принадлежащее какому-либо частному лицу, корпорации или даже государству. Приведем в связи с этим высказывание патриарха Никона, активно выступавшего в защиту церковной собственности: «Имущества даются Христу, Богоматери и Святым, а не патриарху и митрополиту, как свидетельствует Устав Св. Владимира. Ибо собственность Церкви, монастырей и монахов и их дела — все посвящено Богу, и оно не должно употребляться в иное место, как на бедных, странников, пленных и других подобных и для нужд монастырей и церквей. Я не могу сказать, был ли до этого дня какой-либо светский князь, который взял что-либо из этих доходов, но если и был такой, то он осужден Богом как святота­тец»247. А вот как вопрос секуляризации рассматривался византийским императо­ром Маврикием. «Если кто ради овладения ли или по взятке причинит обиду Церкви или захватит вещи, отданные Богу и его Церкви и что находится под ми­трополитами, архиепископами, епископами и монастырями, будут ли то доходы или имущества, то пусть он не видит милости Св. Троицы в день судный, но от­падет от христианского имени, как отпал Иуда от 12 Апостолов и да будет проклят всеми святыми»248.

Грозное предупреждение. Тем не менее советская власть пошла на изъятие всех церковных имуществ. Соответствующие статьи декрета 1918 г. гласят:

«Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют» (ст. 12).

«Все имущества существующих в России церковных и религиозных об­ществ объявляются народным достоянием. Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям ме­стной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соот­ветствующих религиозных обществ» (ст. 13).

О том, как эти положения декрета 1918г. должны были исполняться, гово­рят следующие инструкции и циркуляры:

«Не предназначенные специально для богослужебных целей имущества церковных и религиозных обществ, а также бывших вероисповедных ведомств, как-то: дома, земли, угодья, фабрики, свечные и другие заводы, рыбные про­мыслы, подворья, гостиницы, капиталы и все вообще доходные имущества, в чем бы они не заключались, не взятые до настоящего времени в ведение совет­ских установлений, незамедлительно отбираются от означенных обществ и быв­ших ведомств...

Местные Советы Раб. и Крест. Депутатов предъявляют требования к пред­ставителям бывших вероисповедных ведомств и отделениям Народного Банка,

160

сберегательным кассам и лицам, в чьем фактическом обладании находится подле­жащее национализации имущество, о сообщении ими под страхом уголовной от­ветственности в двухнедельный срок сведения о всех принадлежащих местным вероисповедным организациям либо бывшим ведомствам имуществ...

Капиталы бывших вероисповедных и церковных или религиозных об­ществ, находящиеся у частных лиц и организаций, подлежат истребованию у них в двухнедельный срок. Держатели вышеуказанных капиталов, неисполнившие требования о передаче в срок находящихся у них означенных капиталов, подле­жат уголовной и гражданской ответственности как за растрату...

Все действия по отобранию церковных или религиозных имуществ долж­ны быть закончены: не позднее, чем в 2-х месячный срок со дня опубликования настоящей Инструкции, и сведения о ее исполнении должны быть представлены Народному Комиссариату Просвещения и в V Отдел Народного Комиссариата Юстиции»249.

«Имущества, которые ко времени издания Декрета "Об отделении церкви от государства и школы от церкви" находились в ведении ведомства православ­ного исповедания и других вероисповедных учреждений и обществ, согласно Де­крету, переходят в непосредственное заведывание местных Советов Раб. и Крест. Депутатов на основаниях, изложенных в нижеследующих статьях. Местный Со­вет Раб. и Крест. Депутатов обязывает представителей бывших ведомств и лиц со­ответствующего вероисповедания, в чьем фактическом обладании находятся храмы и прочее богослужебное имущество, представить в трех экземплярах ин­вентарную опись имущества, специально предназначенного для богослужебных и обрядовых целей. По этой описи Совет Раб. и Крест. Депутатов принимает иму­щество от представителей соответствующего религиозного культа и вместе с опи­сью передает его в бесплатное пользование всем тем местным жителям соответствующей религии, которые желают взять в пользование имущество; вто­рой экземпляр описи с распиской в нем получателей Совет Раб. и Крест. Депута­тов хранит у себя, а третий пересылает в Народный Комиссариат Просвещения.

Необходимое число местных жителей, получающих в пользование бого­служебное имущество, определяется местным Советом Раб. и Крест. Депутатов, но не может быть менее 20 человек...

Принявшие имущество в пользование обязуются: 1) хранить и беречь его, как доверенное им народное достояние, 2) производить ремонт означенного иму­щества и расходы, связанные с обладанием имуществом, как то: по отоплению, страхованию, охранению, оплате долгов, местных сборов и проч., 3) пользовать­ся этим имуществом исключительно для удовлетворения религиозных потребно­стей, 4) возместить при сдаче все убытки за время пользования им, отвечая за це­лость и сохранность вверенного им имущества солидарно (по круговой поруке), 5) иметь у себя инвентарную опись всего богослужебного имущества, в которую

Черковь и государство '61

вносить все вновь поступающие (путем пожертвований, передачи из других храмов и т. д.) предметы религиозного культа, не представляющие частной собст­венности отдельных граждан, 6) допускать беспрепятственно во вне богослужеб­ное время уполномоченных Советом Раб. и Крест. Депутатов лиц к периодичес­кой проверке и осмотру имущества и 7) в случае обнаружения Советом Раб. и Крест. Депутатов злоупотреблений и растрат, немедленно сдать имущество Сове­ту Раб. и Крест. Депутатов по первому требованию. Все эти условия вносятся в со­глашение, заключаемое группой вышеуказанных граждан с местным Советом Раб. и Крест. Депутатов»250.

«...Закрытию и использованию в других целях здания, специально пред­назначенные для религиозных обрядовых целей, подлежат только в тех случаях: 1) если не окажется граждан, желающих взять эти здания в пользование на усло­виях, изложенных в Инструкции Наркомюста или 2) если в силу нужды в соответ­ствующем помещении для общеполезных целей местный совдеп, отвечая запросу трудящихся масс (лучше всего на пленарном заседании) постановляет соответст­вующее решение»251.

«Ввиду наличия колоссальных ценностей, находящихся в церквах и мона­стырях, как историко-художественного, так и чисто материального значения, все указанное имущество должно быть распределено на три части:

1) имущества, имеющие историко-художественное значение, подлежат исключительно ведению Главмузея НКП, согласно инструкции к Декрету об от­делении церкви от государства (утварь, старинная мебель, картины и т. п.);

2) имущества материальной ценности, подлежащие выделению в Гохран;

3) имущество обиходного характера, где оно еще сохранилось. Вследствие наблюдающейся за последнее время ликвидации церковного имущества органа­ми местной власти путем неорганизованной продажи или передачи группам ве­рующих, никакие изъятия или использования не могут быть производимы без разрешения на то Главмузея или его органов на местах.

Наблюдение за проведением в жизнь означенного распоряжения возлага­ется на местные органы управления Советов»252.

Церковь пыталась отстаивать неприкосновенность своих святынь — до­стояния Божия. На одном из своих последних заседаний (12 сент. 1918 г.) Поместный Собор принял определение О охране церковных святынь от кощунст­венного захвата и поругания. Этим определением вновь провозглашалось, что «святые храмы и часовни со всеми священными предметами, в них находящими­ся, суть достояние Божие, состоящее в исключительном обладании Святой Бо-жией Церкви в лице всех православно-верующих чад ея, возглавляемых Богоучрежденною иерархиею. Всякое отторжение сего достояния от Церкви есть кощунственный захват и насилие»253.

162

лх

Определение напоминало, что «на каждом православном христианине, по самому званию его, лежит долг всеми доступными для него и не противными духу учения Христова средствами защищать церковные святыни от кощунствен­ного захвата и поругания». Одновременно оно предупреждало: «Никто из право-равных христиан под страхом церковного отлучения да не дерзнет участвовать в йзъятии святых храмов, часовен и священных предметов, в них находящихся, из действительного обладания святой Церкви».

Видя богоборческие устремления новой власти и предвидя ее дальнейшие шаги, Поместный Собор этим определением разрешал общине, лишившейся храма и его святынь, совершать с разрешения епархиального архиерея «Божест­венные службы, не исключая и литургии, в частном доме или ином приличеству­ющем помещении». Священные сосуды могли быть при этом без всяких украшений, а облачения из простой ткани. В конце определения говорилось: «...Да будет ведомо всем, что Церковь Православная дорожит своими святынями по их внутреннему значению, а не ради материальной ценности, и что насилия и гонения бессильны отнять у нея главное сокровище — святую веру, залог ея веч­ного торжества, ибо "сия есть победа, победившая мир, вера наша" (1 Ин. V, 4)»254.

Не довольствуясь прямым изъятием церковного имущества, государствен­ная власть стремилась максимально затруднить и использование церковными об­щинами имущества, переданного им на установленных этой же властью условиях. Одним из шагов в этом направлении стало следующее решение Народ­ного комиссариата юстиции:

«НКЮ предлагает:

1. Во всех случаях возникновения дел о хищениях церковных ценностей принимать меры к привлечению, во время производства предварительного след­ствия, к уголовной ответственности, независимо от фактических совершителей преступного деяния, всех лиц, которые по своему юридическому или фактичес­кому положению являлись хранителями церковных ценностей. Если нет доста­точных данных к обвинению означенных лиц в соучастии в хищении, они Должны привлекаться к ответственности за небрежность или неосторожность в хранении этих ценностей.

2. Одновременно с этим, во время производства предварительного след­ствия, к хранителям церковных ценностей от имени соответствующего исполко-ма, который передал церковные ценности в пользование верующих, должен Предъявляться в народном суде (на особой сессии) гражданский иск в размере стоимости похищенных ценностей, причем поддержание этого иска на суде должно возлагаться на особое лицо, командируемое губотюстом (губернским от­елом юстиции. — Авт.)»2".

Изымая имущество Церкви, новая государственная власть создавала но-BbIe и новые препятствия для регистрации религиозных общин, оговаривала

163

многочисленными условиями возможность использования тех немногих хра. мов, церковных сосудов, икон256 и других «богослужебных предметов», передо ваемых группам верующих во «временное пользование» (см. Приложения XXfV и XXV).

Примером грубого вмешательства государственной власти во внутреннюю жизнь Церкви, вторжения в область ее канонического права, стало принятие нор. мативных актов, регламентировавших назначение священнослужителей.

«Граждане, составляющие данное религиозное общество, могут по мере встретившейся надобности, назначать служителей культа»257.

«Вследствие предоставления конституцией (ст. 13) и декретом "Об отделе­нии церкви от государства и школы от церкви" гражданам права придерживаться любых религиозных верований, ни одна религиозная организация не имеет пра­ва вмешиваться, как власть имущая, в деятельность какой-либо другой организа­ции против ее воли (назначать ей неугодных служителей культа, отбирать от нее предоставленные в ее пользование местным исполкомом здания и т. д.), ибо от­дача в ее пользование храма или молельни местным исполкомом происходит не в пользу какой-либо церковной иерархии, а лично гражданам, которые подпишут договор с исполкомом. Вообще местная власть должна оградить спокойное и сво­бодное отправление религиозных потребностей граждан в той лояльной форме, какая им угодна, и привлекать к ответственности лиц, нарушающих законы РСФСР.

По договору о бесплатном пользовании зданиями культа группа верующих отвечает за сохранность и целость вверенного ей народного достояния и несет от­ветственность за порядок и произносимые в храме проповеди.

Вследствие этого от добровольного согласия самих верующих или религи­озных обществ зависит подчинение распоряжениям центральных или епархиаль­ных органов, делаемым ими в порядке внутренней церковной дисциплины, поскольку таковые распоряжения касаются хозяйственного управления культо­вым имуществом или отправления обязанностей церковно-должностных лиц (служителей культа, сторожа и т. д.), коим группою или религиозным обществом вверены предметы культа и отправление богослужения (проповеди) на основании особого договора о найме»258.

Принимая подобные решения государственная власть фактически подтал­кивала, провоцировала церковные общины к нарушению правил Православной Церкви таких, в частности, как Апост., 31; II Всел., 6.

Советская власть не ограничилась перечисленными выше мерами по ос­ложнению церковной жизни в России. Были изданы нормативные акты, регламен­тировавшие содержание проповедей, затруднявшие совершение церковных праздников, осложнявшие проведение крестных ходов и молебнов. Был запретен и колокольный звон259, якобы для того чтобы защитить права граждан, не желавши"

164

слушать этот звон (позднее в качестве аргумента выдвигался тезис, что колоколь­ный звон мешает слушать радиопередачи).

С марта 1919 г. началась кампания по «ликвидации мощей»260, в ходе кото­рой поруганию подверглись русские святыни. Распоряжением НКВД (август 1920 г.) устным органам предписывалось перейти к «полной ликвидации культа мощей» с передачей их в государственные музеи.

Все практические шаги, предпринимавшиеся государством в отношении Церкви, свидетельствовали о стремлении советской власти настойчиво прово­дить политику разрушения церковных структур и мировоззренческих устано­вок. Но формально эти шаги сдерживались положениями Конституции 1918 г., провозглашавшей «свободу религиозной и антирелигиозной пропаганды». По­ложение изменилось с принятием Конституции 1924 г., которая гарантировала уже свободу только антирелигиозной пропаганды. Религиозная пропаганда за­прещалась. Права верующих ограничивались «отправлением религиозного культа» в специально предназначенных для этого помещениях. Запрещались всякие религиозные процессии (в том числе и похоронные) или церковные службы вне церковных стен без специального письменного разрешения мест­ных властей в каждом отдельном случае. Власти пытались ослабить влияние Церкви созданием «революционных обрядов». В 1925 г. был официально учреж­ден союз воинствующих безбожников, поддерживавшийся партией и финанси­ровавшийся государством.

Одновременно шло планомерное физическое уничтожение духовенства и монашества. Только в 1918—1920 гг. было убито по меньшей мере 28 епископов, тысячи священнослужителей и монашествующих посажены в тюрьмы, многие замучены. Эти действия властей явились практической реализацией богоборчес­кой политики партии, ясно сформулированной В. И. Лениным в его известном «строго секретном» письме В. М. Молотову: «Мы должны именно теперь дать са­мое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и пода­вить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий... Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому [поводу расстрелять, тем лучше»261.

Намерения новой государственной власти в отношении Церкви обнару­жились уже в первые месяцы после октябрьских событий. Принимаемые норма­тивные акты и практические действия свидетельствовали о том, что над Русской Православной Церковью нависла угроза гонений. И уже 19.01 (01.02) 1918 г. зву­чит голос Церкви, предупреждающий о том, что «гонение жесточайшее воздвиг­нуто и на Святую Церковь Христову». Эти слова прозвучали в послании Патриарха Тихона, которым предавались анафеме виновные в кровавых распра­вах, в беспощадной жестокости, в попрании всяких прав и законности262. Через

165

неделю подобная оценка действий государственной власти прозвучала и в поста­новлении Поместного Собора, который так охарактеризовал декрет 23 января 1918 г.:

«1. Изданный Советом Народных Комиссаров декрет об отделении Церк­ви от государства представляет собой, под видом закона о свободе совести, злост­ное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против нее гонения.

2. Всякое участие в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православ­ной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви (в по-следование 73 правилу Св. Апостол и 13 правилу VII Вселенского Собора)»263.

Два с половиной месяца спустя Поместный Собор принял определение О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь (5(18) апреля 1918 г.), в котором уже говорилось о новомучениках российских. Этим определением всем исповедникам преподавалось благословение от Свя­щенного Собора, устанавливалось «возношение в храмах за Богослужением осо­бых прошений о гонимых ныне за Православную Веру и Церковь и о скончавших жизнь исповедниках и мучениках»264.

С жестокостью власть сочетала меры, направленные на раскол православ­ных и прежде всего духовенства. Всевозможными методами она стремилась вы­звать нестроения в Церкви.

«Церковь разваливается, этому надо помочь, но никоим образом не воз­рождать ее в обновленной форме. Поэтому церковную политику развала должна вести ВЧК, а не кто-либо другой... Наша ставка на коммунизм, а не на религию. Ликвидировать может только ВЧК»265.

«Сейчас мы, разумеется, полностью и целиком заинтересованы в том, чтобы поддержать сменовеховскую церковную группу против монархической, ни на йоту, разумеется, не отступая от нашего государственного принципа об отделении церкви от государства, а, тем более, от нашего философски-материалистического отношения к религии... Отделение церкви от государства, нами раз и навсегда проведенное, вовсе не означает безразличия государства к тому, что творится в церкви как в материально-общественной организации, а не как в общине верующих... Во всяком случае необходимо:

...3) не скрывая нашего материалистического отношения к религии, не выдвигать его, однако, в ближайшее время, то есть в оценке нынешней борьбы, на первый план, дабы не толкать обе стороны к сближению, а, наоборот, дать возможность борьбе развернуться в самой яркой и решительной форме;

4) критику сменовеховского духовенства и примыкающих к нему мирян вести не с материалистически-атеистической точки зрения, а с условной церковно-демократической точки зрения: вы слишком запуганы князьями, вы не

166

делаете всех выводов из засилия монархистов церкви, вы не оцениваете всей вины официальной церкви перед народом и революцией, и пр. и пр....

6) Главполитпросвету всемерно готовиться к тому, чтобы все вопросы не только церкви, но и религии, поставить ребром, в самой популярной, общедоступной форме в листовках и устных речах в самом близком будущем, когда внутренняя борьба церкви привлечет к этому вопросу внимане широчайших народных масс и разрыхлит почву для семян атеизма и материализма»2".

«Нужно "расколоть" попов или углубить и заострить существующий рас­кол»267.

«Пять месяцев назад в основу нашей работы по борьбе с духовенством бы­ла поставлена задача: "борьба с тихоновским реакционным духовенством" и, ко­нечно, в первую очередь с высшими иерархами, как-то: митрополитами, архиепископами, епископами и т. д.

Для осуществления этой задачи была образована группа, так называемая "Живая церковь", состоящая преимущественно из белых попов, что дало нам возможность поссорить попов с епископами, примерно как солдат с генералами, ибо между белым и черным духовенством существовала вражда еще задолго до этого времени, так как последнее имело большое преимущество в церкви и ог­раждало себя канонами от конкуренции белых попов на высшие иерархические посты. Это обстоятельство нами было учтено и с этого было приступлено к осу­ществлению означенной задачи.

Наряду с множеством статей, возваний, речей и пр., в коих клеймилась ти­хоновская и монашеско-архиерейская политика и сам Тихон, попы, взяв в свои руки верховную церковную власть, приступили к реальному осуществлению этой задачи, т. е. удаления от управления епархиями тихоновских архиереев и замены их лояльными по отношению к Соввласти. В первую очередь заменялись архи­ереи особо реакционного плана.

Окончательно разгромить тихоновский и полутихоновский епископат и лишить его управления церковью возможно было бы только в том случае, если бы вопреки канонам посвящать женатых попов в епископы и выбирать из них епи­скопов с новыми взглядами, то в этом случае, несомненно, был бы епископат, яв­но настроенный против Тихона и его политики.

По выполнении этой задачи, т. е. когда будет сломлена и дискредитирова­на тихоновщина, которая до сего времени имеет еще первенствующее значение, отсюда логический вывод, что наступает период паралича единства Церкви, что несомненно должно произойти на Соборе, т. е. раскол на несколько церковных "Ttynn, которые будут стремиться осуществить и проводить в жизнь каждая свою Реформу»268.

167

«Принятыми мерами удалось приостановить разгоревшуюся междоусоб­ную борьбу обновленческих групп с целью создания хотя бы временно их обще­го фронта против "тихоновщины", начавшей было заметно усиливаться в последнее время. Результатом явилось усиление репрессий со стороны ВЦУ по адресу "тихоновцев"...

В принципе... ВЦУ и в недалеком будущем будет проведен в жизнь пере­ход к новому стилю с соответствующей передвижкой всех церковных праздников. Смысл означенных мер прежде всего сводится к дальнейшему углублению раско­ла в церкви...

Работа по расколу церкви требует средств, которые должны быть отпуще­ны в распоряжение комиссии»269.

«Поручить т. Тучкову принять меры к усилению правого течения, идущего против Тихона, и постараться выделить его в самостоятельную противо-тихонов-скую иерархию»270.

«Поручить т. Тучкову в течение 1925 года через церковные управления, глав­ным образом через Тихона, добиться проведения нового стиля, так чтобы к 1 янва­ря 1926 года таковой был окончательно введен на все церковные праздники, в том числе и Пасху; при проведении необходимо иметь ввиду, чтобы новый стиль был в первую очередь введен в городах и вообще в промышленных районах, с каковой це­лью поручить ОГПУ провести работу среди церковников, тактично применяя к упорно неподчинившимся попам соответствующие меры воздействия»271.

Небезынтересно отметить, что государственная и партийная власть на­стойчиво, на протяжении ряда лет добивалась перехода церковного богослуже­ния на новый стиль. Об этом говорят документы за 1922—1925 годы. Богоборческая власть была крайне заинтересована в таком переходе, обещая в случае его проведения даже определенные льготы.

Испытывая постоянное давление богоборческой власти, Церковь тем не менее снова и снова подтверждала, что она вне политики. Она обличала беззако­ние и жестокость, предупреждала о неизбежных наказаниях преступников, при­зывала к братолюбию, но при этом была вне политики. Об этом говорят, в частности, Указ (Предписание) святейшего патриарха Тихона духовенству о не­вмешательстве в политику (19 января 1918 г.) и Послание патриарха пастырям и всем чадам Православной Церкви, по поводу происходящей в стране междуусобнои брани (февраль 1918 г.), в котором святейший патриарх призвал стороны к пре­кращению взаимных распрей и кровопролитий272. Горячее стремление прекра­тить насилие, остановить братоубийственную войну, не дать пролиться новой крови видно во многих обращениях и посланиях святейшего патриарха к верным чадам Церкви. Отчетливо выражено оно и в его послании от 25 сентября (8 октя­бря) 1919 г., в котором патриарх призывал православный клир и мирян не вме­шиваться в политическую борьбу. Это послание напоминало служителям

168

г

Церкви, что они «по своему сану должны стоять выше и вне всяких политичес-^х интересов, должны памятовать канонические правила Святой Церкви, кои-м Она возбраняет Своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежать к каким-либо партиям, а тем более делать богослужебные обряды и священнодействия орудием политических демонстраций... Памятуйте ^е, отцы и братие, — призывал святейший патриарх, — и канонические правила и завет св. Апостола: "блюдите себя от творящих распри и раздоры" (1 Петр II,

13)»273-

Внеполитичность Церкви со всей определенностью была подчеркнута и в

знаменитой Памятной записке соловецких епископов (27 мая/ 19 июня 1925 г.). В ней говорится, что «Церковь не касается политической организации власти, ибо лояльна в отношении правительств всех стран, в границах которых имеет своих членов»274. Именно о такой лояльности и говорилось в возвании святейшего пат­риарха Тихона (18 июня 1923 г.), в котором он сказал, что «Российская Право­славная Церковь аполитична и не желает быть ни "белой" ни "красной". Она должна быть и будет Единою, Соборною Апостольскою Церковью, и всякие по­пытки, с чьей бы стороны они не исходили, ввергнуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены»275.

-

'

И поведут вас к правителям и ца­рям за Меня, для свидетельства пред ними и язычниками.

Мф. X, 18

Итак всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным.

Мф. X, 32

На сем камне я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. Мф. XVI, 18

Блаженны вы, когда будут поно­сить вас и гнать и всячески непра­ведно злословить за Меня.

Мф.У, 11