Вольные размеры нетрадиционного типа

№ 118

Слезная жалоба

Он пришел до нас, червонный наш последний час. Беспокоят очень нас

Немцы! Пятеро убитых

Сытых! Ночью встанут, станут в ряд. Рыскать станут – сущий ад! Рыщут, песенки свистят, Бранью бранною костят

Всех. Вас, нас! Всю-то ночь в саду гостят, Испоганили наш сад,

Садик. Не поможет ваш солдатик. Ваш веселый часовой.

Ой! Ваша милость, повели Немцев вырыть из земли. А покамест пусть солдатик Нас дозором веселит.

Т. Чурилин, 1914

№ 119

Из цикла

«Колокольчики и колокола»

Слышишь: к свадьбе звон святой,

Золотой!

Сколько нежного блаженства в этой песне молодой!

Сквозь спокойный воздух ночи

Словно смотрят чьи-то очи

И блестят.

Из волны певучих звуков на луну они глядят,

Из призывных дивных келий,

Полны сказочных веселий, Нарастая, упадая, брызги светлые летят.

Вновь потухнут, вновь блестят

И роняют светлый взгляд На грядущее, где дремлет безмятежность нежных снов, Возвещаемых согласьем золотых колоколов.

К. Бальмонт, пер. из Э. По, 1895

№ 120

* * *

Средь снегов, дыша тоской и дымом, В каменных лохмотьях, скроенных вчера, Мы, туземцы опрокинутого Рима, Ищем хлеба кус и место у костра. Революция, трудны твои уставы. Схиму новую познали мы: Нищих духом роковую правду И косноязычные псалмы. Что ж ты, сердце, тщишься вызвать к жизни Юные года в миру – Средь огней Парижа голубых и сизых Запах ландыша и пламя смуглых рук. Флорентийских башен камень, теплый в полдень, Розовый, как рощ окрест миндаль? О, помедли, колесница Солнца, Ибо в радости твоей печаль! Но несутся огненные кони... В эти скудные, томительные дни Я благословляю смерть в родимом доме И в руках пришельцев головни. Есть величье в беге звезд и истин. На восток великий караван идет. И один отставший, вспомнив прежних рощ приют тенистый, На минуту медлит, а потом идет вперед.

И. Эренбург, 1921

№ 121 * * *

Кому предам прозренья этой книги? Мой век, среди растущих вод. Земли уж близкой не увидит. Масличной ветви не поймет. Ревнивое встает над миром утро. И эти годы – не разноязычий сеть, Но только труд кровавой повитухи, Пришедшей, чтоб дитя от матери отсечь. Да будет так! От этих дней безлюбых Кидаю я в века певучий мост. Другим концом он обопрется о винты и кубы Очеловеченных машин и звезд. Как полдень золотого века будет светел! Как небо воссияет после злой грозы! И претворятся соки варварской лозы В прозрачное вино тысячелетий. И некий человек в тени книгохранилищ Прочтет мои стихи, как их читали встарь, Услышит едкий запах седины и пыли, Заглянет, может быть, в словарь, – Средь мишуры былой и слов убогих. Средь летописи давних смут Увидит человека, умирающего на пороге, С лицом, повернутым к нему.

И. Эренбург, 1921

Мы сказали, что в традиционном вольном стихев русской поэзии XVIII—XIX вв. употреблялся только ямб. Исключения, конечно, были: например, пушкинская «Вакхическая песня» написана вольным амфибрахием (проверьте!). Но для начала XX в. более характерны эксперименты с вольным хореем: с них и начнем.

Первое, «покойницкое» стихотворение Тихона Чурилина построено по тому же принципу контраста, по которому в XIX в. строились басни. Большинство строк в стихотворении – обычный 4-ст. хорей, но они так искусно перебиваются 7-стопниками (1-я строка) % 3-стопниками (4-я строка), особенно же 1-стопниками (5 строк, укажите их сами) и даже одной строкой, выбивающейся из хорея («Вас, нас!»), что ощущение резкой нервной «вольности» присутствует все время.

Второе стихотворение при всей «вольности» гораздо плавнее. Это оттого, что в нем систематически выдержан ритм III пеона (см. № 95): все строки – четностопные (последовательность стопностей – 4, 2, 8, 4, 4, 2, 8, 4, 4, 8, 4, 4, 8, 8), слух как бы мерит их не стопами, а парами стоп (с постоянным ударением на второй стопе пары) и поэтому легче охватывает и соизмеряет.

Третье стихотворение не контрастно и не плавно, оно аморфно. Строки в нем разнообразнее по длине (сосчитайте в них сами последовательность стопностей) и неоднородны по ритму (к каким ритмическим типам принадлежат 6-стопные строки?). По аналогии с ним построено и четвертое стихотворение, написанное не хореем, а ямбом, но тем не менее звучащее непривычно: в нем есть строки длиннее 6 стоп (найдите их) и среди этих 6-стопных строчек больше бесцезурных, чем цезурованных (укажите их), – ср. № 92.

Эренбург был не единственный, кто пользовался вольными размерами такого рода: у Маяковского таким вольным хореем написаны, например, «Товарищу Нетте...» и «Сергею Есенину», а таким вольным ямбом – большая часть вступления в поэму «Во весь голос». Ср. второе четверостишие стихотворения Маяковского «Прощанье» (№ 9).