Вадиск, или Римская Троица

… Гуттен: недавно в Риме издали историка Корнелия Тацита с пятью вновь обнаруженными книгами, но когда я дал это издание печатнику и попросил перепечатать, он отказался, сославшись на буллу Льва X, в которой перепечатка Тацита запрещается на 10 лет.

Эрнгольд: Стало быть, Германия десять лет не сможет его прочесть?

Гуттен: Вот то-то и удручает меня больше всего. А затем еще то, что так трудно заставить наших сограждан отказаться от предрассудков и суеверия: ведь иные полагают, что к ним обращена эта булла, советующая воздерживаться от развития способностей и изощрения ума в науках. Печатник был твердо убежден, что станет добычей дьявола, если выполнит мою просьбу и вообще будет оказывать услуги ученым ...

Эрнгольд: … И это печально и многое другое из того, что нам приходится терпеть. Уймутся ли они когда-нибудь со своими паллиями⁴, аннатами, пенсионами и целой пропастью других поборов того же рода?! Боюсь, что Германии их дольше не вынести: ведь бремя наше что ни день – все тягостнее, а грабежам и вымогательствам конца не видно.

Гуттен: Да, римляне не желают знать ни границ, ни меры, но, кажется, у наших соотечественников глаза начинают открываться, и немцы начинают понимать, как их подло одурачивают, как нагло издеваются над свободным, воинственным и самым храбрым в мире народом, какое пренебрежение высказывается даже к величайшим германским государям. И уже многие, насколько я могу судить, не таясь, говорят об этом, ища способа поскорее сбросить это ярмо.

Эрнгольд: Дай-то Христос! Долго ли нам еще служить посмешищем для чужеземцев?!

Гуттен: Недолго, если только разум и чувства меня не обманывают, - ведь повсюду немцы объединяются, чтобы вернут себе свободу. В наши дни чем человек благороднее, чем он сильнее духом, тем нестерпимее ему видеть, как то, что наши предки щедро и благочестиво уделили церкви, достается невесть кому в Риме; как что ни год – то новые поборы, как измышляют всевозможные средства, чтобы вытянуть из Германии остатки ее золота, а поскольку обманами и лестью они уже ничего не могут из нас выдоить, то стараются добиться своего угрозами – вот до чего дошла их наглость! … Можно подумать, что они подчинили нас силой оружия и взимают с нас дань! Но так как в позоре своем мы дошли до края, я твердо верю, что дальше идти уже некуда и мы вырвемся из лап римлян.

… Гуттен: Ты даже не поверишь, с каким негодованием и гневом выслушали некоторые из князей одно замечание кардинала Каэтана, оброненное им в прошлом году в Аугсбурге. Когда ему показали длинную процессию духовных лиц и он увидел, каким почетом окружено у нас это сословие и какой роскошный образ жизни ведут священники, он тут же разразился этакой, с позволения сказать «шуткой»: «Гляди-ка, сколько у нас, римлян, конюших!». Этими словами он обличил нашу глупость: ведь мы, славные германцы, дошли до того, что покорно чистим мулов и лошадей у римских кардиналов и епископов и готовы выполнять самую черную работу…

… Гуттен: … потому следует держаться от Рима подальше, что он губит три вещи, которые должно беречь как зеницу ока: чистую совесть, пыл благочестия и верность клятве… Тремя вещами торгуют в Риме – Христом, духовными должностями и женщинами. Три вещи ценятся в Риме особенно высоко: красота женщин, статные кони и папские грамоты. Три вещи широко распространены в Риме: наслаждение плоти, пышность нарядов и надменность духа. Тремя вещами заняты бездельники в Риме: прогуливаются, развратничают и торгуют.

Гуттен: … Папе принадлежат мантии епископов, выручка от продажи индульгенций и диспенсаций, сборы, которые его легаты делают в Германии – якобы для подготовки войны с турками, и все, что приносит буллы. … каждый следующий паллий дороже предыдущего, и прибыль, которую выкачивают из нас римляне, все растет и растет.

Эрнгольц: А потому я уверен, что лишь одно лекарство способно исцелить этот недуг: единодушие германского народа в тот день, когда, приняв смелое и достойное решение он стряхнет это ярмо и, сбросив бремя не только тяжкое, но и позорное, доставляющее бесчестие всякому, кто его несет, объявит себя свободным.

... Гуттен: … они [папы] губят само учение Христово, на котором основана христианская вера, на котором стоит церковь, в котором корень и залог спасения рода человеческого, своими законами – смертоносным дыханием адских испарений – застят свет.

Гуттен: … Три вещи могут вернуть Рим к его прежнему – самому лучшему – состоянию: решимость германских государей, иссякшее терпение христиан и турецкое войско у ворот города… Три вещи до сих пору мешают Германии мыслить здраво: бездействие государей, невежество в науках и суеверие народа. Тремя вещами подчиняет себе Рим всё: насилием, хитростью, лицемерием. Три вещи изобретены, чтобы выжимать золото из других стран: торговля индульгенциями, несуществующая война с турками и власть папских легатов… О трех вещах нельзя говорить правду: о папе, об индульгенциях и о безбожии... Три рода князей управляют Римом: сводники, куртизаны и ростовщики… Три вещи в избытки в Риме: проститутки, священники и писцы… Три вещи римляне глубочайшим образом презирают: бедность, страх божий и справедливость. Трем вещам в Риме выучат как нигде: пьянствовать, не держать слово и предаваться всяческому непотребству.

[Себастиан Брант. Корабль дураков. Эразм Роттердамский. Похвала глупости. Навозник гонится за орлом. Разговоры запросто. Письма темных людей. Ульрих фон Гуттен. Диалоги. М., 1971. С. 511-568].