Генри Лонгфелло Песнь о Гайавате

Пересказала В. С. Кулагина-Ярцева

Во вступлении автор вспоминает музыканта Навадагу, когда-то в старинные времена певшего песнь о Гайавате: «О его рожденье дивном, / О его великой жизни: / Как постился и молился, / Как трудился Гайавата, / Чтоб народ его был счастлив, / Чтоб он шел к добру и правде».

Верховное божество индейцев, Гитчи Манито — Владыка Жизни, — «сотворивший все народы», начертавший пальцем русла рек по долинам, слепил из глины трубку и закурил её. Увидев поднимавшийся к небу дым Трубки Мира, собрались вожди всех племен: «Шли Чоктосы и Команчи, / Шли Шошоны и Омоги, / Шли Гуроны и Мэндэны, / Делавэры и Могоки, / Черноногие и Поны, / Оджибвеи и Дакоты».

Гитчи Манито призывает враждующие племена примириться и жить, «как братья», и предрекает появление пророка, который укажет им путь к спасению. Повинуясь Владыке Жизни, индейцы погружаются в воды реки, смывают боевые краски, закуривают трубки и пускаются в обратный путь.

Победив огромного медведя Мише-Мокву, Мэджекивис становится Властелином Западного Ветра, другие же ветра отдает детям: Восточный — Вебону, Южный — Шавондази, Северный — злому Кабибонокке.

«В незапамятные годы, / В незапамятное время» прямо с месяца упала на цветущую долину прекрасная Нокомис, дочь ночных светил. Там, в долине, Нокомис родила дочь и назвала её Веноной. Когда дочь выросла, Нокомис не раз предостерегала её от чар Мэджекивиса, но Венона не послушалась матери. «И родился сын печали, / Нежной страсти и печали, / Дивной тайны — Гайавата».

Коварный Мэджекивис вскоре оставил Венону, и та умерла от горя. Гайавату вырастила и воспитала бабка. Став взрослым, Гайавата надевает волшебные мокасины, берет волшебные рукавицы, отправляется на поиски отца, горя желанием отомстить ему за гибель матери. Гайавата начинает бой с Мэджекивисом и вынуждает его отступать. После трехдневного сражения отец просит Гайавату прекратить бой. Мэджекивис бессмертен, его нельзя одолеть. Он призывает сына вернуться к своему народу, расчистить реки, сделать землю плодоносной, умертвить чудовищ и обещает сделать его после смерти владыкой Северо-Западного ветра.

В лесной глуши Гайавата постится семь ночей и дней. Он обращается к Гитчи Манито с молитвами о благе и счастье всех племен и народов, и как бы в ответ у его вигвама появляется юноша Мондамин, с золотистыми кудрями и в зелено-желтых одеждах. Три дня Гайавата борется с посланником Владыки Жизни. На третий день он побеждает Мондамина, хоронит его и затем не перестает навещать его могилу. Над могилой один за другим вырастают зеленые стебли, это иное воплощение Мондамина — кукуруза, пища, посланная людям Гитчи Манито.

Гайавата строит пирогу из березовой коры, скрепляя её корнями тэмрака — лиственницы, делая раму из ветвей кедра, разукрашивает иглами ежа, окрашивает соком ягод. Затем вместе со своим другом силачом Квазиндом Гайавата поплыл по реке Таквамино и очистил её от коряг и мелей. В заливе Гитчи-Гюми Гайавата трижды забрасывает удочку, чтобы поймать Великого Осетра — Мише-Наму. Мише-Нама проглатывает пирогу вместе с Гайаватой, и тот, находясь в чреве рыбы, изо всех сил стискивает сердце огромного царя рыб, пока тот не погибает. Затем Гайавата побеждает злого волшебника Меджисогвона — Жемчужное Перо, которого охраняют страшные змеи.

Гайавата находит себе жену, прекрасную Миннегагу из племени дакотов. На свадебном пиру в честь жениха и невесты танцует красавец и насмешник По-Пок-Кивис, музыкант Чайбайабос поет нежную песню, а старый Ягу рассказывает удивительную легенду о волшебнике Оссэо, сошедшем с Вечерней Звезды.

Чтобы уберечь посевы от порчи, Гайавата велит Миннегаге во мраке ночи обойти поля обнаженной, и она послушно, «без смущенья и без страха» повинуется. Гаиавата же ловит Царя-Ворона, Кагаги, осмелившегося привести стаю птиц на посевы, и для острастки привязывает его на кровле своего вигвама.

Гайавата придумывает письмена, «чтоб грядущим поколеньям / Было можно различать их».

Страшась благородных стремлений Гайаваты, злые духи заключают против него союз и топят в водах Гитаи-Гюми его ближайшего друга музыканта Чайбайабоса. Гайавата от горя заболевает, и его исцеляют с помощью заклинаний и магических плясок.

Дерзкий красавец По-Пок-Кивис учит мужчин своего племени играть в кости и безжалостно их обыгрывает. Затем, раззадорившись и зная к тому же, что Гайавата отсутствует, По-Пок-Кивис разоряет его вигвам. Вернувшись домой, Гайавата пускается в погоню за По-Пок-Кивисом. а тот, убегая, оказывается на бобровом плотине и просит бобров превратить его в одного из них, только больше и выше всех остальных. Бобры соглашаются и даже избирают его своим вождем. Тут на плотине появляется Гаиавата. Вода прорывает плотину, и бобры поспешно скрываются. По-Пок-Кивис же не может последовать за ними из-за своих размеров. Но Гайавате удается лишь поймать его, но не убить. Дух По-Пок-Кивиса ускользает и вновь принимает облик человека. Убегая от Гайаваты, По-Пок-Кивис превращается в казарку, только больше и сильнее, чем все остальные. Это и губит его — он не справляется с ветром и падает на землю, но снова бежит, и Гайавате удается справиться со своим врагом, только призвав на помощь молнию и гром.

Гайавата лишается еще одного своего друга — силача Квазинда, которого погубили пигмеи, попавшие ему в темя «голубой еловой шишкой», в то время как он плыл в пироге по реке.

Наступает суровая зима, и в вигваме Гайаваты появляются призраки — две женщины. Они мрачно сидят в углу вигвама, не говоря ни слова, лишь хватают лучшие куски пиши. Так проходит много дней, и вот однажды Гайавата просыпается среди ночи от их вздохов и плача. Женщины рассказывают, что они — души мертвых и явились с островов Загробной Жизни, чтобы наставить живущих: не нужно мучить умерших бесплодной скорбью и призывами вернуться назад, не нужно класть в могилы ни мехов, ни украшений, ни глиняных чаш — только немного пищи и огня в дорогу. Четыре дня, пока душа добирается до страны Загробной Жизни, надо жечь костры, освещая ей путь. Затем призраки прощаются с Гайаватой и исчезают.

В селеньях индейцев начинается голод. Гайавата отправляется на охоту, но безуспешно, а Миннегага слабеет день ото дня и умирает. Гайавата, исполненный скорби, хоронит жену и четыре ночи жжет погребальный костер. Прощаясь с Миннегагой, Гайавата обещает скоро встретиться с ней «в царстве светлого Понима, / Бесконечной, вечной жизни».

В селенье возвращается из далекого похода Ягу и рассказывает, что видел Большое Море и крылатую пирогу «больше целой рощи сосен». В этой лодке Ягу видел сто воинов, лица которых были выкрашены белой краской, а подбородки покрыты волосами. Индейцы смеются, считая рассказ Ягу очередной небылицей. Не смеется только Гайавата. Он сообщает, что ему было видение — крылатый челн и бородатые бледнолицые чужеземцы. Их следует встретить с лаской и приветом — так велел Гитчи Манито.

Гайавата рассказывает, что Владыка Жизни открыл ему будущее: он видел «густые рати» народов, переселяющихся на Запад. «Разны были их наречья, / Но одно в них билось сердце, / И кипела неустанно / Их веселая работа: / Топоры в лесах звенели, / Города в лугах дымились, / На реках и на озерах / Плыли с молнией и громом / Окрыленные пироги».

Но открывшееся Гайавате будущее не всегда лучезарно: он видит и индейские племена, гибнущие в борьбе друг с другом.

Гайавата, а за ним и остальные индейцы, приветливо встречают приплывших на лодке бледнолицых и приобщаются к истинам, которые провозглашает наставник бледнолицых, «их пророк в одежде черной», — к началам христианской религии, рассказам «о Святой Марии-Деве, / О её предвечном Сыне».

Гости Гайаваты засыпают в его вигваме, истомленные жарою, а сам он, простившись с Нокомис и со своим народом и завещая внимать мудрым наставлениям присланных из царства света гостей, уплывает в своей пироге на Закат, в Страну Понима, «к Островам Блаженных — в царство / Бесконечной, вечной жизни!»

аковы причины, почему во Франции так медленно вступал в жизнь романтизм? Были причины политические и причины чисто литературного, художественного порядка. При Наполеоне романтики во Франции находились в полнейшем неблагоприятствии. Вот что любопытно. Ведь сам Наполеон потом сделался героем романтиков. А он — Наполеон — к романтизму, ему известному, относился крайне отрицательно. Чрезвычайно недолюбливал какие бы то ни было проявления романтизма. Наполеон по вкусам был строгим классицистом. При нем на парижских сценах ставились Корнель, Расин, Вольтер и те современные авторы, которые шли этими же путями. Наполеон приходил в негодование от малейших новшеств в литературе. Например, когда у него родился наследник, которого он так ждал, будущий Наполеон II, поэты запалили его всякого рода стихами. И некоторые осмелились, К великому гневу императора, преподнести к рождению короля Римского сонеты. А сонет был формой неканонической: классицизм не любил сонета, сонет стали заново вводить романтики. Наполеон-большой эти сонеты по случаю рождения Наполеона-маленького воспринял прямо-таки как личное оскорбление. И так как Наполеон очень решительно вмешивался во все стороны французской жизни, то и в литературе романтизм никакой поддержки не получил. Это при всем том, что у Наполеона был отличный литературный вкус, как мы знаем из его писаний, особенно с острова Святой Елены. Он очень хорошо понимал художественную литературу, он был один из немногих правителей, обла-давших хорошим литературным вкусом, — и при всем том никакого проявления романтизма он не переносил, романтизм при нем мог вести только глухое существование. Но в наполеоновскую эпоху все же закладывался французский ро-мантизм. У него появились два больших автора: Шатобриан (1768—1848 — даты жизни Шатобриана) и мадам де Сталь (1766—1817). Это люди первой волны французского романтизма. Я, пожалуй, начну с мадам де Сталь. Мадам де Сталь. Шведская фамилия. Ее муж был шведский посланник. Так что вот такая по написанию даже — m-me de Staёl — для французского языка странная фамилия. Мадам де Сталь — дочь очень знаменитого человека, Некке-ра, того министра Людовика XVI, который пытался, безуспешно правда, предотвратить назревавшую во Франции революцию всякого рода реформами. Он угадывал, что дело идет к революции, и пытался предпринять реформы, которые бы задержали ее. Это министр финансов Людовика XVI. Человек, вообще игравший большую роль во французской политике. И мадам де Сталь — она выросла в салоне своих родителей, уже с малых лет слушая политические и философские разговоры. Она видела в салоне своих родителей всех знаменитых людей Европы, которые бывали в Париже и которые обязательно наносили визиты Неккеру. Она и по духу была дочь своего отца и позднее исповедовала политические убеждения, близкие к Неккеру. Я сразу зайду вперед и скажу, что мадам де Сталь — выдающийся политический мыслитель. Это редкий пример женщины, сыгравшей большую роль в истории политической мысли. Она инициатор очень многих политических идей, в сущности, она является в духовном отношении матерью французского либерализма. Доктрина либерализма сложилась под воздействием мадам де Сталь, которая восприняла эти идеи еще в салоне своего отца. Недаром она потом написала очень прочувствованное сочинение, посвященное памяти отца.

Французский романтизм

М. Е. Елизарова и др., "История зарубежной литературы XIX века" М., «Просвещение», 1972 г. Публикуется с некоторыми сокращениями OCR Detskiysad.Ru  Во Франции, как и в Англии, романтизм не был единым направлением: в самом начале XIX века выступили реакционные романтики, объявившие поход против революции и просветителей; несколько позже, перед Июльской революцией, в литературную борьбу вступили представители прогрессивного романтизма, нанесшие в эти годы сокрушительный удар реакционному искусству эпохи Реставрации. Исторические события во Франции этих лет были очень бурными и напряженными. Только что закончилась первая французская буржуазная революция. Новый общественно-политический строй в основном уже сложился, но яростное сопротивление вра-гов революции далеко еще не было сломлено. Борьба передовых и консервативных сил французского общества нашла яркое отражение в литературной жизни страны. В первые же годы XIX века во Франции начинает свою деятельность ряд публицистов, философов, писателей, задача которых сводилась к ниспровержению идей революции и Просвещения. Эти философы и писатели последовательно отрицали все идеи просветителей. Они считали разум источником всяческого зла, предлагали восстановить в правах веру, религию, церковь, отвергали идеи веротерпимости и свободы совести, за которые боролись просветители, требовали восстановления единой католической церкви с ее главой — папой. Наконец, они отвергли принцип народовластия, призывая к возвращению феодальной монархии. Бональд и Жозеф де Местр. С такими идеями выступил теоретик и публицист Бональд (1753—1840). В работе «Теория политической и религиозной власти» Бональд утверждает положения о том, что философы XVIII века принесли большой вред: они возбудили умы, вызвали недовольство существующим порядком. Разум — источник зла: он научил человека сомневаться. Нужно уничтожить всякие следы влияния философии XVIII века, восстановить в правах веру, которая не знает сомнений. Бональд призывает к отмене свободы слова, свободы совести; он требует восстановления монархии, потому что единовластие, утверждает Бональд, вытекает из природы человека, как тяжесть — из природы тел. Этот принцип единовластия должен быть проведен всюду: и в государстве, и в церкви, и в семье. Еще далее Бональда пошел другой реакционный теоретик и публицист этого же периода Жозеф де Местр (1754—1821), известный своей работой «О папе». Как видно из заглавия, вопрос здесь ставится о главе католической церкви. Передовые деятели революции и эпохи Просвещения боролись с католической церковью. Реакция ищет в ней опоры, стремится возродить все ее принципы, в частности власть папы как главы католичества. Жозеф де Местр высказывается за восстановление смертной казни, рассуждая следующим образом: смертная казнь необходима, так как она есть наказание человека за грехи. Могущество власти зиждется на палаче: «Отнимите у мира эту непостижимую силу, и в тот же самый момент порядок уступит место хаосу, троны рухнут, и общество исчезнет», — пишет де Местр. Шатобриан (1768—1848). К философам и реакционным публицистам французского романтизма примкнул целый ряд писателей. Одним из наиболее типичных представителей реакционного романтизма во Франции является Ф. Р. Шатобриан. Перед французской революцией Шатобриан, отпрыск родовитой дворянской семьи, приехал ко двору Людовика XVI. Возмущенный распущенностью нравов, царившей там, Шатобриан высказывает мысль о необходимости принять меры, которые улучшили бы существующее положение вещей. Но начавшиеся революционные события 1789 года очень быстро отбрасывают его далеко на правый фланг. Революция его ужасает, и он сразу же становится ее врагом, эмигрирует из Франции и присоединяется к армии принца Конде, которая боролась против революции. Но армия эта была разгромлена, и в конце 90-х годов Шатобриан попадает в Лондон, где он пишет свою первую работу «Опыт о революциях». В ней отразился его пессимизм, вся его растерянность перед совершающимися событиями. «Опыт о революциях» ставит вопрос о том, что такое революция, нужна ли она. На этот вопрос автор отвечает отрицательно; он утверждает, что революция ничего не изменяет в мире и не улучшает положения человека. Вся история человечества есть история бедствий, считает Шатобриан, а революция приводит только к тому, что одни деспоты сменяются другими, еще более худшими. Идеи Руссо, может быть, и хороши сами по себе, но неосуществимы, а если осуществимы, то лишь в самом далеком будущем. Человеку остается только одно: своеволие, анархическая свобода личности. Попав в Америку, Шатобриан изучает быт американских дикарей и пытается написать о них произведение, названное им «Начезы» (название племени американских дикарей), но из «Начезов» не получилось ничего стройного и законченного; это были отдельные записи, отрывки, описание путешествий, очень сумбурные, длинные (более двух тысяч страниц) и бессистемные; они не вышли в свет. Позднее Шатобриан обработал отдельные части этого произведения, создав «Дух христианства» (1802) — большую работу в пяти частях. Цель ее, как показывает само название, раскрыть сущность христианства, восстановить религию, поколебленную революцией. Приведенные в этой работе доказательства существования бога И вреда атеизма весьма наивны,, неубедительны. Счастливый человек, по мысли автора, не .ззхочет, чтобы жизнь его кончилась на земле, ибо он будет желать, чтобы его счастье продолжалось и после смерти. Следовательно, атеизм ему чужд. Красивая женщина захочет, чтобы ее красота была вечной. Значит, и она не будет сторонницей атеизма, утверждающего, что все кончается здесь, на земле. Такого рода рассуждения составляют содержание первой, богословской части «Духа христианства». Остальные четыре части посвящены реабилитации христианства с позиций эстетических. Шатобриан старается доказать, что христианство есть источник поэзии, источник вдохновления поэтов и художников; оно давало и дает материал для искусства. Величайшие художники мира, например эпохи Возрождения, брали сюжеты и образы из евангелия и библии. Подобные положения и являются у Шатобриана аргументом в защиту христианства. «Дух христианства» стал необычайно популярным произведением, знаменем, около которого объединялись все, кто призывал назад, кто нуждался в теоретическом обосновании борьбы с идеями революции. В «Дух христианства» Шатобриан включил два художественных отрывка, две повести, из которых одна является продолжением другой: «Атала» и «Ренэ». В них действие развертывается в Америке, среди американских дикарей. Героями, которые объединяют эти две повести, являются старик дикарь Шактас и молодой француз Ренэ. Старый слепой Шактас рассказывает Ренэ о своей молодости. Он, побывав в Европе, снова вернулся на родину, где попал в плен; ему грозила казнь; спасла его белая девушка Атала, с которой они вместе бежали в леса. Атала и Шактас полюбили друг друга, но их счастье продолжалось недолго; Атала кончила жизнь самоубийством: ее мать дала когда-то за нее обет безбрачия, Атала не захотела нарушить его и предпочла умереть. Во второй повести в качестве рассказчика выступает Ренэ; он передает Шактасу трагическую историю любви к нему его сестры, единственно близкого ему человека. Сестра, полюбив брата недозволенной любовью, уходит в монастырь. Ренэ покидает Европу. Как все романтические герои, он предпочитает жить среди нецивилизованных, диких племен, потому что в цивилизованных странах он видит только испорченность, страдания, эгоизм. В лице Ренэ выступает типичный герой реакционного романтизма с его пессимизмом и «мировой скорбью». Жизнь ему кажется бессмысленной. Драма Ренэ не только в событиях его личной жизни; она глубже и шире. Это драма человека, принадлежащего старому миру, для которого революция закрыла всякие перспективы. Призыв Шатобриана уйти как можно дальше от мира и презирать его суету в сущности был очень лицемерным и фальшивым. В действительности герой Шатобриана вовсе не порывает с миром, как старается это показать автор. Под мотивами «мировой скорби» скрывалась у него ненависть к революции, желание вернуть прошлое. Герой Шатобриана — это человек, считающий, что ему предназначено в жизни особое место, что все его страдания и чувства имеют какой-то особый, высший смысл. Отсюда крайняя напыщенность, высокопарность стиля произведений Шатобриана. Язык его необычайно усложненный, манерный, искусственный. Творчество Шатобриана нашло резкую критику у Маркса. Вот что писал он в одном из писем Энгельсу (30 ноября 1873 года): «...я читал книгу Сент-Бева о Шатобриане, писателе, который всегда мне был противен. Если этот человек сделался так знаменит во Франции, то только потому, что он во всех отношениях являет собою самое классическое воплощение французского тщеславия, притом тщеславия не в легком, фривольном одеянии XVIII века, а переодетого в романтические одежды и важничающего новоиспеченными выражениями; фальшивая глубина, византийское преувеличение, кокетничание чувством, пестрая игра красок, чрезмерная образность, театральность, напыщенность — одним словом — лживая мешанина, какой никогда еще не бывало ни по форме, ни по содержанию». Альфред де Виньи (1797—1863). Третьим представителем французского реакционного романтизма является Альфред де Виньи. Альфред де Виньи оставил ряд поэм, главным образом на библейские сюжеты: «Моисей», «Самсон», «Элоа», исторический роман «Сен-Map», записки «Дневник поэта», мемуары из военной жизни под названием «Рабство и величие военной жизни», драму «Чаттертон». Альфред де Виньи, аристократ по происхождению, в родной семье, проникнутой аристократическими предрассудками, очень рано воспринял ненависть к революции. Мотив полной отчужденности и гордого одиночества становится главным в его поэзии, проникнутой настроениями скорби, пессимизма, отчаяния; в ней всюду проводится мысль о том, что страдания — это вечный удел человека, что от них избавиться нельзя. В «Дневнике» он записывает такие изречения: «Лишь два несомненных начала я знаю в этом хаосе судьбы — страдание и смерть»; или: «Без примеси бывает только зло; добро всегда смешано со злом. Высшее благо дает зло, высшее зло не дает блага». В другом месте он пишет: «Зачем нужен еще ад? Не достаточно ли того, что у нас есть в жизни?» Незаурядный поэтический талант помог Виньи создать ряд ярких и сильных образов, хотя они и пронизаны духом глубокой безысходности. Его герои переживают трагедию одиночек, обреченных на страдание, ибо страдание — неизбежный удел «избранных натур». Так своеобразно истолкован образ библейского пророка Моисея в поэме «Моисей». Бог наделил его особой мудростью, но именно эта мудрость делает Моисея несчастным. Он одинок среди людей, потому что он выше их. В 1827 году Виньи пишет свой исторический роман «Сен-Map». Сен-Map — аристократ, который принимает участие в заговоре против Ришелье, министра Людовика XIII. Исторически этот заговор вызывался следующими причинами: Ришелье был одним из тех политических деятелей, которые, проводя в жизнь принцип абсолютизма, особенно энергично вели борьбу против феодальной знати, стремясь ограничить ее права. Эта антифеодальная политика абсолютистского правительства вызвала ряд аристократических заговоров. Одно из таких восстаний и изображено Виньи в его романе. Причины, побудившие Сен-Мара выступить против Ришелье, чисто личные. Граф Сен-Map влюблен в одну знатную принцессу, любви которой он недостоин, потому что она выше его по происхождению. Для того чтобы заслужить эту любовь, он должен отличиться и прославиться. Он и решает это сделать в качестве заговорщика. Но когда Сен-Map узнает, что его возлюбленная выходит замуж за польского короля, у него не остается никакого стимула для дальнейшей борьбы, — он выдает себя Ришелье. Все сведено, таким образом, к личным переживаниям героя. Сен-Map вступает в заговор и предает себя из личных соображений. Роман заканчивается казнью героя. Он гордо умирает. Мотив гордой смерти — один из доминирующих мотивов творчества Виньи. Те же мотивы «мировой скорби» и глубокого эгоцентризма развивает Виньи и в более поздний период своего творчества (30—40-е годы). Он убежден, что страдания — вечный удел человека, от них нельзя избавиться. Но особенно несчастен в жизни поэт, которому суждено говорить и петь свои песни, оставаясь всегда непонятым. «Как грустно говорить тем, которые не умеют слышать, писать для тех, кто не умеет читать!» — восклицает Виньи. Отсюда он делает такой вывод: «Воздержись, только молчание истинно величественно. Молчание есть истинная поэзия для меня». Рассказ «Стелло» (1832), а также драма «Чаттертон» (1833) посвящены вопросу о трагической судьбе поэта. Чаттертон — английский поэт XVIII века, умерший в нищете. Создавая драму о жизни Чаттертона, Виньи делает широкие обобщения о неизбежном одиночестве и обреченности поэта вообще. Чаттертон уходит из мира, кончая самоубийством, как разочарованный романтический герой, который, любя справедливость и красоту, встречает кругом себя лишь неправду и безобразие. И хотя Виньи не заботится о точном соответствии своей драмы фактам биографии английского поэта, перед читателем раскрывается страшная судьба затравленного талантливого поэта, погибшего из-за всеобщего равнодушия. Драма «Чаттертон» была воспринята как пропаганда самоубийства, подобно гетевскому Вертеру. Книга мемуаров Виньи «Рабство и величие военной жизни» (1835) говорит о полном разочаровании поэта во французской армии, лишившейся после революции своего былого аристократического духа. Теперь солдат, особенно солдат наполеоновской армии, — раб и в то же время палач. Все лучшие человеческие чувства солдата находятся в вечном и непримиримом противоречии с тем, чего от него требуют его поработители, та жестокая машина, служащая для убийства, которая называется армией. Одним из последних произведений Виньи была поэма «Смерть волка», снова развивающая излюбленный мотив его поэзии. Он прославляет в ней волка, гордо умирающего в засаде без единого стона или жалобы. «Когда приходит смерть,— говорит поэт,— нам трудно перенять величие зверей — умение молчать...» Альфред де Мюссе (1810—1857). Среди французских романтиков видное место принадлежит Альфреду де Мюссе. Мюссе в первый период своего творчества примыкает к реакционному романтизму. В его лирике звучат те же мотивы роковой неизбежности страдания. Человек напрасно стремится избавиться от страдания. Оно вечно следует за ним, как тень («Декабрьская ночь»). В поэме «Ролла» (1833) мотивы пессимизма у Мюссе достигают апогея. Ролла — разочарованный юноша, отрицающий всякую ценность жизни. Он ищет забвения в разврате и кончает самоубийством в комнате проститутки, оставив записку, из которой ясно, что причины, побудившие его покончить с собой, — полное духовное банкротство и разочарование в жизни. Но, пытаясь объяснить происхождение этих настроений, Ролла приходит к выводу, что виновниками их являются просветители, в частности Вольтер. Великий рационалист убил своим сарказмом и скептицизмом в человеке все святое, всякую веру и надежду, оставив ему одни сомнения. Поэма «Ролла» превращается в проклятие по адресу Вольтера и просветителей. Ролла пишет перед смертью: Пускай теперь свободны мысль с умом, И предрассудков нет, и мало лицемерья, Но под дыханием холодного неверья Свет добродетели тускнеет; предков кровь Уже не ценится их развращенным внуком, И вожделением зовут уже любовь, А все прекрасное — пустым, бесплодным звуком. Надо отметить, однако, что у Мюссе, поэта очень противоречивого, в дальнейшем появляются иные мотивы и образы. Он пытается по-новому осмыслить и критически переоценить своего романтического героя и причины его глубоких разочарований. В лучшем своем произведении, романе «Исповедь сына века» (1836), Мюссе, в отличие от Виньи и других романтиков, отказывается от субъективной точки зрения на исторический ход вещей и пытается более объективно в нем разобраться. Он хочет дать историческое объяснение пессимизму, разочарованию, безверию, которые характеризовали молодого человека той эпохи. Этот вопрос он ставит во второй главе своего романа. Франция, говорит Мюссе, недавно пережила большой исторический перелом. Во время революции люди умирали на баррикадах, сражались на войне, героическая молодежь жертвовала собой — у людей было чем жить. Кончилась революция. Наступили будни, как говорит поэт — «сумерки истории». Молодежь теряет свой героический идеал эпохи революции. Ей нечем больше жить; вчерашний день ушел, завтрашний еще не наступил. Именно здесь, утверждает Мюссе, и нужно искать причину страданий молодежи. В своем романе он рассказывает историю юноши Октава, переживающего разочарование в любви. Измена любовницы лишает его веры не только в любовь, но и вообще в жизнь. Его друг Деженэ, цинично проповедующий разврат, оргии и кутежи как средство забвения, увлекает его за собой. Но Октава спасает большое горе — смерть отца. Октав порывает с компанией золотой молодежи, где он прожигал жизнь, и уезжает к себе на родину, встречается там с другой девушкой, любовь к которой возрождает его. В отличие от героев целого ряда романтических произведений, которые или кончали самоубийством, или впадали в полное отчаяние, Октав преодолевает свой эгоизм и свою скорбь, убеждается, что смысл жизни не в удовлетворении эгоистических страстей. Октав устраивает счастье своей возлюбленной с другим человеком, которого она полюбила, а сам уезжает. Он счастлив от сознания, что из трех человек страдает только он один. Мотив жертвенности не случайно появляется в творчестве Мюссе середины 30-х годов. В этом своеобразно проявляется решительный протест автора против циничной буржуазной морали, остроумно охарактеризованной им в следующих словах: «Есть, пить и спать — значит жить. Что касается связей, которые существуют между людьми, то дружба состоит в том, чтобы занимать деньги, родство служит для наследства, любовь — это упражнение тела. Единственное интеллектуальное наслаждение — это тщеславие». Ценность романа Мюссе в попытке выступить с критикой современной ему буржуазной эпохи, ее своекорыстия и стяжательства, эгоистического стремления лишь к устроению собственного благополучия, так полно проявившихся после Июльской революции 1830 года. Жермена де Сталь (1766—1817). Выступление прогрессивных романтиков во Франции относится к середине 20-х годов — к периоду, предшествовавшему июльским событиям 1830 года. Но предшественницей прогрессивного романтизма в 10-х годах XIX века можно считать Жермену Сталь. Мадам де Сталь своеобразно отразила в своем творчестве сложность и противоречия переходного периода начала XIX века. Ее учителями были просветители, она высоко ценила Монтескье и Руссо, считая, однако, республиканские взгляды последнего безумием. Развивая основные положения учения Монтескье, Жермена де Сталь защищала идею разума как основу всей жизни; вслед за Монтескье утверждала, что «разум состоит в познании сходства между различными предметами и различия между предметами подобными». Разум, по мнению Сталь, помогает постигать и объяснять исторические закономерности. С этой точки зрения пытается она осмыслить и французскую революцию. Она была первой в ряду французских романтиков, кто признал огромное историческое значение революционных событий конца XVIII века в истории человеческого прогресса. Этому вопросу она посвящает свой трактат «Размышления о французской революции». «Революция во Франции,— писала Сталь,— одна из великих эпох социального порядка. Те, кто рассматривает ее как случайное событие, неспособны заглянуть ни в прошлое, ни в будущее». В философских и политических взглядах Сталь было много противоречий. Она отвергала республиканские идеи Руссо, верная монархическим, легитимистским традициям. С этих именно позиций ополчилась она против политических выскочек и захватчиков престола, каким считала императора Наполеона. Но в ее борьбе с Наполеоном было много исторической прозорливости; она справедливо разоблачала его тиранию и захватническую политику. Во время правления Наполеона она была в изгнании (этому периоду она посвятила свою работу «Десять лет в изгнании»), в 1812 году посетила Россию. Позднее, в 1825 году, Пушкин в «Московском телеграфе», защищая Сталь от нападок реакционной критики, писал, что ее «удостоил Наполеон гонения, монархи доверенности, Байрон своей дружбы, Европа своего уважения». Литературные взгляды де Сталь изложены ею в работе «О литературе, рассмотренной в связи с социальными учреждениями» (1800). Эта работа многими своими положениями предвосхищала теоретические выступления прогрессивных романтиков 20-х годов, в частности предисловие к «Кромвелю» Гюго. Задача этой работы, как ее формулирует автор, — рассмотрение «связей, которые существуют между политическим состоянием страны и доминирующим духом литературы». «Самый редкий гений, — утверждает Сталь, — всегда находится в связи с просвещением его современников, и следовало бы рассчитать приблизительно, насколько мысль человека может превзойти сознание его времени». Два романа Сталь «Дельфина» (1802) и «Коринна» (1807) пользовались огромной популярностью у современников, не менее, чем «Новая Элоиза» Руссо, а позднее — романы Ж. Санд. Роман в письмах «Дельфина», утверждающий идею свободы человеческого чувства, был написан под большим влиянием романа Руссо. Ту же идею развивает Сталь и в «Коринне». Героиня его, итальянская артистка-импровизаторша, — богато одаренная, свободолюбивая натура. Любовь Коринны к английскому лорду Нельвилю кончается трагически. Условием ее брака с лордом должен быть полный отказ от свободы и призвания артистки. Но Коринна не может пожертвовать тем, что для нее дороже всего; она умирает. Руссоистский образ получает в романах Сталь романтическую трактовку; в центре ее произведений стоит человек яркой индивидуальности, не укладывающейся в рамки семейных и общественно-бытовых традиций и условностей. В трактовке этого образа, являясь защитницей прав женщины на признание ее личности, г-жа де Сталь — прямая предшественница Жорж Санд. Движение прогрессивных романтиков. Во второй половине 20-х годов во Франции подготовляется Июльская революция. Политика Карла X Бурбона, становившаяся все более реакционной, вызывала недовольство не только в широких народных массах, но даже и в кругах либеральной буржуазии. Все передовое решительно поднимается на борьбу с реакцией. Эта борьба находит отклик и на идеологическом фронте. Именно к этому времени относятся первые выступления передовых романтиков Франции, теснейшим образом связанные с политической борьбой в стране. Оплотом реакции в области искусства в эти годы являлся, с одной стороны, реакционный романтизм, а с другой — искусство классицизма, которое в эпоху Реставрации, несомненно, укрепилось. Опорой классицизма по-прежнему была Французская академия. Прогрессивные романтики и выступили прежде всего против классицизма, против рутины и реакции, которые господствовали в литературе, в живописи, в драме, против обязательных, давно устаревших норм в искусстве, которые пытались сохранить неприкосновенными классицисты. В 20-х годах во Франции возникло множество кружков, где молодые романтики с увлечением выступали в защиту новой литературы, читали свои произведения, написанные в стиле, свободном от устаревших традиций и общеобязательных канонов. В этих выступлениях было порой немало крайностей, излишних претензий и злоупотреблений «новизной» во что бы то ни стало, было немало искусственности и высокопарности. Однако развернувшаяся на литературном фронте борьба имела большой и теоретический, и политический смысл, далеко выходя за пределы узко литературной борьбы. Требуя свободы искусства, смело бросая вызов классицизму, романтики тем самым боролись с феодально-католической реакцией Реставрации. В этих боях прогрессивные романтики вырабатывали свою эстетику; они требовали приближения искусства к жизни, правдивости изображения. И хотя понятие «правдивости» было у них очень субъективным, тем не менее они решительно отвергли те стеснения, которые устанавливал классицизм для художника. Классицисты утверждали, что далеко не все имеющееся в жизни и природе может быть предметом искусства, что в самой жизни есть предметы, достойные изображения, и есть то, что недостойно его; художник обязан производить строгий отбор. Романтики отвергали это положение. Борьба прогрессивных романтиков связана с журналом «Globe» («Глобус»). Он стал в эти годы боевым центром, около которого собиралось все передовое в искусстве. Первый номер «Globe» вышел в 1824 году; в программной статье этого номера было выдвинуто правильное положение о том, что в искусстве можно изображать все, что есть в жизни. Вот что гласила эта статья: «Искусство должно быть свободным, свободным без всяких ограничений. Все, составляющее часть вселенной, начиная от предмета самого возвышенного до самого низкого, от Сикстинской мадонны до фламандских пьяниц, — все это достойно фигурировать в наших произведениях, ибо сама природа сочла их достойными фигурировать среди своих созданий». Молодые романтики, полные боевого задора, понимали, что их борьба носит серьезный характер. Примкнувший на первых порах к романтикам Стендаль очень хорошо сказал в одной из своих работ, что дело писателя требует такой же смелости, как служба солдата. «В искусстве,— говорит другой представитель романтизма, Дешан,— так же как и в политике, горе тому, кто остается позади». Передовые романтики решительно отрицали ограниченность и схематизм классицистического искусства, рутину его правил. Борясь с классицизмом, они требовали полной свободы и раскрепощения человеческого чувства. Выступая против ограниченности классицизма, романтики выдвинули требование эмо-циональности искусства; его предметом должны быть прежде всего человеческие страсти. И, наконец, важно отметить еще одно нововведение романтиков — требование национальности искусства. Классики отрицали национальность искусства; они допускали полное безразличие к национальным темам и образам; их идеалом были древние Греция и Рим. Романтики выдвинули важное требование: брать сюжеты из национальной жизни, из истории своего народа. Прогрессивные романтики проявили себя не только в области литературы. Не меньшее значение имела их борьба в живописи, где они выдвинули также целый ряд крупных имен. В начале 20-х годов на парижских выставках (салоны) появился целый ряд новых картин. Внимание публики еще в 1819 году привлекла картина Жерико «Плот Медузы». Сторонники классицизма старались всячески опорочить эту картину, созданную в новой романтической манере. Но романтики взяли ее под защиту. С этого и начинается ожесточенная борьба в области живописи между романтиками и сторонниками старого искусства. В эти же годы выступает другой крупный художник французского романтизма — Делакруа, известный своими картинами «Резня в Хиосе», «Тассо в темнице», а позднее (во время Июльской революции) картиной «Революция 30-го года». Крупнейшие представители французского передового романтизма в литературе — Виктор Гюго и Жорж Санд — заслужили мировое признание. Их замечательные образы большого демократического пафоса и высокого художественного мастерства утверждали человека из народа.

Айвенго

Автор пересказа С. А. Солодовник

Прошло почти сто тридцать лет с тех пор, как в битве при Гастингсе (1066) норманнский герцог Вильгельм Завоеватель одержал победу над англосаксонскими войсками и завладел Англией. Английский народ переживает тяжелые времена. Король Ричард Львиное Сердце не вернулся из последнего крестового похода, взятый в плен коварным герцогом Австрийским. Место его заключения неизвестно. Между тем брат короля, принц Джон, вербует себе сторонников, намереваясь в случае смерти Ричарда отстранить от власти законного наследника и захватить престол. Ловкий интриган, принц Джон сеет смуту по всей стране, разжигая давнюю вражду между саксами и норманнами.

Гордый тан Седрик Ротервудский не оставляет надежду сбросить норманнское иго и возродить былое могущество саксов, поставив во главе освободительного движения потомка королевского рода Ательстана Конингсбургского. Однако туповатый и непредприимчивый сэр Ательстан у многих вызывает недоверие. Чтобы придать больше веса его фигуре, Седрик мечтает женить Ательстана на своей воспитаннице, леди Ровене, последней представительнице рода короля Альфреда. Когда на пути этих планов встала привязанность леди Ровены к сыну Седрика, Уилфреду Айвенго, непреклонный тан, недаром прозванный за свою преданность делу Саксом, изгнал сына из родительского дома и лишил наследства.

И вот теперь Айвенго в одежде пилигрима тайком возвращается из крестового похода домой. Недалеко от отцовского поместья его догоняет отряд командора ордена храмовников Бриана де Буагильбера, который направляется на рыцарский турнир в Ашби де ля Зуш. Застигнутый в дороге непогодой, он решает просить у Седрика ночлега. Гостеприимный дом благородного тана открыт для всех, даже для еврея Исаака из Йорка, который присоединяется к гостям уже во время трапезы. Буагильбер, также побывавший в Палестине, хвастается за столом своими подвигами во имя гроба Господня. Пилигрим защищает честь Ричарда и его храбрых воинов и от имени Айвенго, уже однажды победившего храмовника на поединке, принимает вызов надменного командора на бой. Когда гости расходятся по своим комнатам, пилигрим советует Исааку незаметно покинуть дом Седрика — он слышал, как Буагильбер отдавал слугам приказ схватить еврея, лишь только он подальше отъедет от усадьбы. Проницательный Исаак, разглядевший под странническим одеянием юноши шпоры, в благодарность дает ему записку к родственнику-купцу, в которой просит одолжить пилигриму доспехи и боевого коня.

Турнир при Ашби, собравший весь цвет английского рыцарства, да ещё в присутствии самого принца Джона, привлек всеобщее внимание. Рыцари-устроители, в числе которых и высокомерный Бриан де Буагильбер, с уверенностью одерживают одну победу за другой. Но когда, казалось, никто больше не осмелится выступить против зачинщиков и исход турнира решен, на арене появляется новый боец с девизом «Лишенный Наследства» на щите, который бесстрашно вызывает на смертный бой самого храмовника. Несколько раз сходятся противники, и копья их разлетаются обломками по самые рукоятки. Все симпатии зрителей на стороне отважного незнакомца — и ему сопутствует удача: Буагильбер падает с лошади, и поединок признают законченным. Тогда рыцарь Лишенный Наследства дерется по очереди со всеми зачинщиками и решительно берет над ними верх. Как победитель он должен выбрать королеву любви и красоты, и, грациозно склонив копье, незнакомец кладет венец к ногам прекрасной Ровены.

На другой день проводится общий турнир: партия рыцаря Лишенного Наследства борется против партии Бриана де Буагильбера. Храмовника поддерживают почти все зачинщики. Они теснят юного незнакомца, и, если бы не помощь таинственного Черного Рыцаря, ему вряд ли удалось бы во второй раз стать героем дня. Королева любви и красоты должна возложить на голову победителю почетный венец. Но когда маршалы снимают с незнакомца шлем, она видит перед собой бледного как смерть Айвенго, который падает у её ног, истекая кровью от ран.

Тем временем принц Джон получает с гонцом записку: «Будьте осторожны — дьявол спущен с цепи». Это значит, что его брат Ричард получил свободу. Принц в панике, в панике и его сторонники. Чтобы заручиться их верностью, Джон сулит им награды и почести. Норманнскому рыцарю Морису де Браси, например, он предлагает в жены леди Ровену — невеста богата, красива и знатна. Де Браси в восторге и решает напасть на отряд Седрика по дороге из Ашби домой и похитить прекрасную Ровену.

Гордый победой сына, но по-прежнему не желающий простить его, Седрик Сакс с тяжелым сердцем отправляется в обратный путь. Весть о том, что раненого Айвенго унесли носилкикакой-то богатой дамы, лишь разжигает в нем чувство негодования. По дороге к кавалькаде Седрика и Ательстана Конингсбургского присоединяется Исаак из Йорка с дочерью Ревеккой. Они тоже были на турнире и теперь просят взять их под защиту — не столько ради себя, сколько ради больного друга, которого они сопровождают. Но стоит путникам углубиться в лес, как на них набрасывается многочисленный отряд разбойников и всех их берут в плен.

Седрика и его спутников везут в укрепленный замок Фрон де Бефа. Предводителями «разбойников» оказываются Буагильбер и де Браси, о чем Седрик догадывается, завидев зубчатые стены замка. «Если Седрик Сакс не в силах спасти Англию, он готов умереть за нее», — бросает он вызов своим захватчикам.

Де Браси между тем является к леди Ровене и, во всем признавшись ей, пытается завоевать её расположение. Однако гордая красавица непреклонна и, лишь узнав о том, что Уилфред Айвенго тоже в замке (а именно он находился в носилках Исаака), молит рыцаря спасти его от гибели.

Но как ни тяжело леди Ровене, Ревекке угрожает куда большая опасность. Плененный умом и красотой дочери Сиона, к ней воспылал страстью Бриан де Буагильбер, и теперь он уговаривает девушку бежать с ним. Ревекка готова предпочесть смерть позору, но её полная негодования бесстрашная отповедь лишь рождает в храмовнике уверенность, что он встретил женщину своей судьбы, родственную ему душу.

Между тем вокруг замка стягиваются отряды вольных йоменов, приведенные спасшимися от плена слугами Седрика. Осадой руководит уже однажды приходивший Айвенго на помощь Черный Рыцарь. Под ударами его огромной секиры трещат и распадаются ворота замка, а камни и бревна, летящие на его голову со стен, досаждают ему не больше дождевых капель. Пробравшаяся в суматохе битвы в комнату Айвенго Ревекка рассказывает прикованному к постели юноше, что происходит вокруг. Коря себя за нежные чувства к иноверцу, она не в силах покинуть его в столь опасный момент. А освободители отвоевывают у осажденных пядь за пядью. Черный Рыцарь смертельно ранит Фрон де Бефа, берет в плен де Браси. И что странно — гордый норманн после нескольких сказанных ему слов беспрекословно смиряется со своей участью. Вдруг замок охватывает пламя. Черный Рыцарь едва успевает вытащить на вольный воздух Айвенго. Буагильбер хватает отчаянно сопротивляющуюся Ревекку и, посадив её на лошадь одного из невольников, пытается вырваться из западни. ‘Однако в погоню за ним бросается Ательстан, решивший, что храмовник похитил леди Ровену. Острый меч храмовника со всей силой обрушивается на голову злополучного сакса, и тот замертво падает на землю.

Покинув полуразрушенный замок и поблагодарив вольных стрелков за помощь, Седрик, сопровождаемый носилками с телом Ательстана Конингсбургского, отправляется в его поместье, где ему будут оказаны последние почести. Расстается со своими верными помощниками и Черный Рыцарь — его странствия ещё не закончены. Предводитель стрелков Люксли дарит ему на прощание охотничий рог и просит трубить в него в случае опасности. Отпущенный на волю де Браси во весь опор скачет к принцу Джону, чтобы сообщить ему страшную весть — Ричард в Англии. Трусливый и подлый принц посылает своего главного приспешника Вольдемара Фиц-Урса захватить, а ещё лучше убить Ричарда.

Буагильбер укрывается с Ревеккой в обители рыцарей Храма Темплстоу. Приехавший в обитель с проверкой гроссмейстер Бомануар находит множество недостатков, в первую очередь его возмущает распущенность храмовников. Когда же он узнает, что в стенах прецептории укрывается пленная еврейка, состоящая, по всей вероятности, в любовной связи с одним из братьев ордена, то решает устроить над девушкой судилище и обвинить её в колдовстве — ибо чем, как не колдовством, объясняется её власть над командором? Суровый аскет Бомануар считает, что казнь еврейки послужит очистительной жертвой за любовные грехи рыцарей Храма. В блестящей речи, снискавшей сочувствие даже её противников, Ревекка отвергает все обвинения Бомануара и требует назначения поединка: пусть тот, кто вызовется защитить её, мечом докажет её правоту.

Тем временем Черный Рыцарь, пробирающийся лесами к одному ему лишь ведомой цели, наталкивается на засаду. Фиц-Урс осуществил свои гнусные замыслы, и король английский мог пасть от предательской руки, если бы не явившиеся на звук рога вольные стрелки под предводительством Локсли. Рыцарь раскрывает наконец свое инкогнито: он — Ричард Плантагенет, законный король Англии. Не остается в долгу и Локсли: он — Робин Гуд из Шервудского леса. Тут компанию догоняет Уилфред Айвенго, едущий из Сен-Ботольфскогоаббатства, где он выздоравливал от ран, в замок Конингсбург. Вынужденный ждать, пока его сторонники соберут достаточно сил, Ричард отправляется с ним. В замке он уговаривает Седрика простить непокорного сына и отдать ему в жены леди Ровену. К его просьбе присоединяется и воскресший, вернее, никогда не умиравший, а всего-навсего оглушенный сэр Ательстан. Бурные события последних дней отбили у него последние честолюбивые мечты. Однако в разгар беседы Айвенго вдруг исчезает — его срочно вызвал какой-то еврей, сообщают слуги. В обители Темплстоу все готово к поединку. Нет лишь рыцаря, согласного биться с Буагильбером за честь Ревекки. Если заступник не явится до захода солнца, Ревекка будет предана сожжению. И вот на поле появляется всадник, его лошадь чуть не падает от усталости, и сам он едва держится в седле. Это Уилфред Айвенго, и Ревекка трепещет от волнения за него. Противники сходятся — и Уилфред падает, не выдержав меткого удара храмовника. Однако от мимолетного прикосновения копья Айвенго падает и Буагильбер — и больше уже не встает. Свершился Божий суд! Гроссмейстер объявляет Ревекку свободной и неповинной.

Заняв подобающее ему место на престоле, Ричард прощает своего беспутного брата. Седрик наконец дает согласие на свадьбу леди Ровены с сыном, а Ревекка с отцом навсегда покидают Англию. «Айвенго долго и счастливо жил с Ровеной. Они любили друг друга ещё более оттого, что испытали столько препятствий к своему соединению. Но было бы рискованным слишком подробно допытываться, не приходило ли ему на ум воспоминание о красоте и великодушии Ревекки гораздо чаще, чем то могло понравиться прекрасной наследнице Альфреда».

ода, простого труженика; они смело выступали на его защиту, порой прямо призывали к революционному выступлению против тирании и деспотизма. Гюго и Жорж Санд принадлежит наиболее активная роль в формировании теоретических положении

Книга Песен Гейне

Настоящего поэта можно сравнить с натянутой струной на скрипке бытия. Прикосновенье - и запоет, заплачет душа поэта. А людям остаются стихи…

Генрих Гейне стоял возле истоков романтизма, был его основателем вместе с Байроном, Мицкевичем, Пушкиным, Шевченко. У каждого из этих поэтов была своя книга, которая принесла мировую славу. Для Гейне это был сборник поэзий “Книга песен”. В сборник вошли стихи, созданные на протяжении 1816-1827 лет. Преобладающее их большинство написано в духе народных песен, о чем и свидетельствует название.

“Книга песен” состоит из пяти частей: “Страдание юности”, “Лирическое интермеццо”, “Снова на родине”, “Из путешествия на Гари” и “Северное море”. Большая часть стихов посвящена любви. Семнадцатилетним юношей Гейне влюбляется в дочурку своего богатого дяди Амалию. Но гордая девушка не обращала внимания на юного кузена, не видела в нем и поэта. Юноша страдает, пишет стихи, сердце его безумно бьется, и на свет появляется шедевр мировой лирики, который потом вошел в “Лирический интермеццо”:

Самотній кедр на стромині

В північній стоїть стороні,

І кригою й снігом укритий,

Дрімає і мріє вві сні.

І бачить він сон про пальму,

Що десь у південній землі

Сумує в німій самотині

На спаленій сонцем землі.

(пер. Л. Первомайського)

Именно этот стих можно рассмотреть как образец романтической поэзии. Через образы природы автор передает свои чувства. Никогда не встретиться кедру и пальме, никогда не быть поэту со своей любимой. Когда я впервые услышал этот стих, мне припомнилась русская песня, которую очень любит и часто поет моя бабушка:

Но нельзя рябине к дубу перебраться,

Знать, судьба такая - век одной качаться…

А через семь лет Генрих влюбляется в младшую сестру Амалии - Терезу. Но и эта девушка не ответила поэту взаимностью. И снова - несчастная любовь, душевные страдания и - новые стихи, которые позднее войдут в цикл “Снова на родине”. Вообще, несчастная любовь - не новость для поэтов, но произведения Гейне отличаются тем, что в них прослеживается не только душевная боль, но и социальный протест - никогда бы богатый дядя Соломон не согласился на брак своей дочурки с бедным племянником. Поэт страдает от непризнания себя как личности. Он значительно лучше чувствуется среди простых, искренних людей, чем среди “золотой молодежи”. Гейне, как и все поэты, страдает от своей одинокости, но его лирический герой не молчаливый и не покорный. Гейновский герой не хочет мириться с действительностью, его не привлекает встреча с любимой на небесах, он хочет простого человеческого счастья на земле. Особенностью сборника “Книга песен” можно считать и пейзажные зарисовки, где природа выступает как живое существо: вместе с героем она грустит и радуется.

Чому троянди, немов неживі,

Кохана, скажи мені?

Чому, скажи, в зеленій, траві

Фіалки такі мовчазні?

Стихам Гейне присуща глубокая задушевность, искренность, прозрачность и простота. Но романтическая откровенность не всегда находит понимание, нередко она вызывает смех. Лирический герой самого романтичного сборника “Книги песен” иногда сам не понимает, “где есть на исходе небо и начинается ирония”

Знову, наче в лабіринті,

Думи сплутані снуються,

І з закоханого дурня

У кущах птахи сміються.

Ось такий він, ліричний герой збірки “Книга пісень”.

й прогрессивного романтизма и в борьбе с реакционными направлениями в искусстве XIX века. 

Беранже, Пьер Жан (1780 — 1857) Пьер-Жан де Беранже родился 19 августа 1780 года в Париже. За годы жизни он успел прославиться как поэт, наиболее часто пишущий сатирические произведения. Также множество его стихов было положено на музыку.  Беранже родился в буржуазной семье. В детские годы ему пришлось наблюдать за многими революционными событиями, в том числе и разрушение Бастилии. Основное обучение Беранже происходило в школе в Перонне, где главными принципами считались принципы Ж. Ж. Руссо.  Свои первые произведения Беранже написал в 1796 году, в его стихотворениях отчетливо видна нотка классицизма. Несмотря на успех стихотворений, Беранже решает освоить демократичный песенный жанр, который, по его мнению, гораздо проще. Первые образцы песен стало возможным увидеть в 1802 году. В 1815 году Беранже выпустил поэтический сборник, в котором были опубликованы песни, о чем четко говорит название: «Песни нравственные и другие».  С каждым новым произведением Беранже увеличивал политическую направленность, теперь в его песнях можно было встретить резкую критику аристократии, Людовика XVIII, иезуитов. Целый ряд песен посвящен утопическому социализму. Миф о Наполеоне также создавался с помощью этого автора.  Известные произведения Беранже: «Маркиз де Караба», «Навуходоносор», «Святые отцы», «Священный союз народов». В России стихотворения и песни Беранже приобрели известность после того, как появились переводы В. С. Курочкина, М. Л. Михайлова. Это произошло примерно в XIX веке. После этого многие российские деятели переводили произведения Беранже на русский язык. На сегодняшний день Беранже практически забыт во Франции, однако продолжает публиковаться в России.  ТВОРЧЕСТВО БЕРАНЖЕ В 1830-1857 ГОДАХ.

Третий период литературной деятельности Беранже охватывает 1830 – 1857 годы. В дни Июльской революции поэт был очень активен. Он оказался в штабе восстания, принимал участие в решении вопроса о будущей форме правления. Его влияние было всеми признано, eго даже приглашали войти в правительство. Но Беранже не торжествовал. Сразу же после «трех славных дней» он постарался отдалиться от министров-либералов и тем более подчеркнуть, что не имеет ничего общего с домом Орлеанов, хотя в ходе дебатов о правлении поддерживал кандидатуру Луи-Филиппа Орлеанского. В отличие от многих современников поэт не питал иллюзий относительно нового правительства, предвосхитил, а позднее разделил со своими соотечественниками разочарование в итогах Июльской революции 1830-ого года, хотя и прославил героизм ее участников. В 1831 – 1832 годах появляется несколько песен-памфлетов Беранже против французской и европейской реакции («Реставрация песни» «Совет бельгийцам», «Отказ», «Моим друзьям, которые стали министрами» и др.). Их острая злободневность и боевой дух напоминают о песнях кануна революции, но еще резче прозвучало в них противопоставление правящей верхушки и народа. Муки трудящегося народа – постоянный критерий, которым поэт меряет собственную судьбу («Колибри», «Отказ»). Обострился интерес поэта к социальным вопросам. Он сам это отмечает в предисловии к сборнику 1833 года. Причем совершенно определенно социальная критика в новых песнях Беранже связана с его интересом к социалистическим учениям. У поэта завязались широкие связи с сенсимонистами, фурьеристами, а также с Пьером Леру, Ф. Ламенне, Луи Бланом и со многими другими литераторами и общественными деятелями, в той или иной мере причастными к различным утопическим течениям 1830 – 40-х годов. В этом ярко проявилось замеченное Добролюбовым характерное свойство Беранже как защитника передовых идей времени, который поступает не с «последовательностью и строгостью теоретика», а следуя «инстинкту благородной натуры». Влияние утопического социализма на Беранже имело двойственный характер. С одной стороны, знакомство с идеями утопистов расширяло диапазон социальной критики и открывало поэту новые исторические перспективы, с другой – рождало иллюзии о мирном разрешении общественных конфликтов и настраивало на абсолютизацию эволюционного пути. Эти противоречивые тенденции теперь постоянно возникают в творчестве Беранже, в частности, в сборнике 1833 года. Надо отметить, что Беранже не выступал в роли иллюстратора идей утопистов. Поэт избегал назидательности, позволяя себе отдаваться свободному полету фантазии, предаваясь размышлениям, уводящим от основной мысли. Общему настрою поэзии Беранже больше соответствовала защита утопистами угнетенных масс. Влиянием утопической мысли можно объяснить резкость обличения действительности в таких песнях начала 30-х годов, как «Старик бродяга» и «Жак». Страдания бедняков предстают и как факты личной судьбы, и как типичное проявление общественной несправедливости. Особенно впечатляюща в этом смысле песня «Жак». Со свойственным ему искусством Беранже сумел в нескольких строфах уместить рассказ о невыносимо тяжкой доле крестьянина. Его ведет крестьянка, которая, услышав, что идет сборщик налогов, будит спящего мужа, чтобы он защитил семью от угрозы полной нищеты. В отчаянии она перечисляет свои беды и невзгоды: налоги, жалкий надел земли, нищая лачуга, проценты ростовщику, голодные дети. Несчастная женщина еще не, что обращается к умершему: Бедная! Спит он, – сон его кроток... Смерть для того, кто нуждой удручен,  Первый спокойный и радостный сон.  Кто пожалеет и мать и сироток?  Подать сбирают с утра.  Жак, подымайся, – пора! (Перевод В. С. Курочкина) Таков финал песни, рефреном которой являются две последние строчки, нервные, резко рубленные, словно воспроизводящие стук молотка судебного исполнителя. Песня «Жак» производила огромное впечатление. Ее пели в мастерских, и, по свидетельству современников, народная аудитория явно воспринимала и усиливала в песне то начало, которое символизировало имя Жак – традиционное обозначение бунтаря, участника великого крестьянского восстания XIV века. Так, обращаясь к конкретным фактам социальной несправедливости, поэт забывает о привлекавшей его филантропической проповеди утопистов, проникается негодованием, питающим вывод о необходимости борьбы. Реальность является важным корректирующим фактором даже в размышлениях Беранже о путях и перспективах истории, отмеченных влиянием утопической мысли. Так, в песне «Четыре эпохи», разделяя в целом оптимистические прогнозы сенсимонистов, в заключительной строфе поэт напоминает, что «заря едва лишь занимается», а «меч еще сверкает во мраке». Здесь содержится намек на восстания начала 30-х годов и жестокие расправы с ними. Путь к светлому будущему на деле требовал жертв. Еще яснее сказано об этом в песне «Июльские могилы» (1832). Композиционно песня «Июльские могилы» делится на три части. Первая посвящена Июльской революции. Великолепно укладываясь в медленный десятисложник – традиционный размер французского героического эпоса – звучит рассказ о событиях конца июля 1830 года: угрозы Карла X в адрес «уравнителей», требование народа вернуть стране трехцветное знамя республики, восстание. В первых же строфах появляется возмущенная заносчивостью Карла X толпа. Она устремляется к королевской резиденции, в движении обретая общее дыхание, единый порыв, одну мысль и страсть. Эту часть скрепляет и событие и соответствующая ему смена чувств: гнев, переходящий в готовность бороться за свободу, осознание своей мощи, радость победы. Это редкий даже и у больших поэтов лиризм общего переживания, рожденный совместным с народом деянием. Здесь он неотделим от образа народа, одновременно и осязаемо достоверного и сказочно гиперболизированного, похожего на огромного витязя. Вторая часть как бы дописывает образ революционного народа. Здесь сказочный богатырь вновь приобретает облик множества. Герои революции, «которым Франция обязана воздвигнуть храм», это – ремесленники, солдаты, студенты, не позаботившиеся даже о том, чтобы оставить потомству свои имена. Поэт напоминает, что творцами великих дел являются обычные простые люди. Именно им он отдает свою любовь и по ним траурно рыдает рефрен, обрамляющий гимн, повторяясь после каждого шестого катрена: Июльским жертвам, блузникам столицы, Побольше роз, о дети, и лилей! И у народа есть свои гробницы– Славней, чем все могилы королей! (Перевод Вс. Рождественского) Вторая часть – надгробное слово, призыв воздать долг павшим. Поэт утверждает, что лучшим памятником им должно стать будущее, новая эра равенства, заря которой занимается. Слава царству мира, братства, свободы и равенства является лейтмотивом третьей и заключительной части гимна, где зависимость от сенсимонистской концепции истории очевиднее всего. Эта часть открывается символическим эпизодом: трехцветное знамя Июльской революции осеняет остров Святой Елены и восставший из гроба Наполеон ломает свой меч, чтобы, сбросив обломки в океан, воспарить вслед за знаменем к небесам. «Тот меч грозой был прежних поколений; /Он эту мощь Свободе завещал», – поясняет поэт. Этот символ можно считать художественной иллюстрацией сенсимонистской концепции о противоположности «духа ассоциаций и духа антагонизма». Заключительные катрены славят рождение нового мира, где «царицей будет Франция», откуда свобода разнесется по всей Европе. Однако новую эру поэт связывает с революционным подвигом июльских инсургентов. Сенсимонисты были принципиально далеки от такого истолкования революции. Для них она была в лучшем случае устаревшим оружием эволюции. Песни с социалистической тенденцией по жанровым признакам выделяются на общем фоне творчества поэта как новаторские. В песнях «Четыре эпохи» и «Предсказания Нострадамуса» сюжетообразующим началом является идея исторического развития. Научить исторически мыслить – задача весьма современная для 30-х годов XIX века, когда только-только стали закрепляться позиции французской исторической школы. Произведения были написаны в свободной манере, хотя ведущая роль идеи совершенно очевидна. Беранже, безусловно, способствовал развитию песни-утопии и песни-размышления – жанров, которые получают развитие в революционной поэзии последующих десятилетий. Новизна идейно-творческих задач трансформировала также тип песни, сложившийся у Беранже раньше. Поэт считал большой своей удачей песню – «маленькую драму или картину». Такое жанровое определение можно отнести к песне «Жак». Однако эта песня-трагедия, песня – эпизод деревенской жизни является, прежде всего, обличением и обличением продуманным. Поэт разоблачает социальное зло, указывает на него с неумолимой последовательностью. Лиризм песни реализуется не в прямых авторских комментариях, а именно в этой целеустремленности критической мысли, рожденной горячим сочувствием к беднякам и стремлением пробудить в них готовность к отпору. С 1833 по 1847 год Беранже ничего не публикует, хотя и создает новые песни. Собранные в хронологическом порядке они вышли в посмертном издании 1858-ого года. Оставлен, таким образом, своеобразный песенный комментарий творческой жизни Беранже этих лет, позволяющий судить об идейных и политических исканиях поэта в пору реакции конца 30-х годов и в переломную эпоху 40-х годов. Трудным был для Беранже конец 1830-х годов. Он погружается в философско-религиозные искания, ищет в христианстве подтверждение своей мечты о равенстве. Эти поиски, безусловно, стимулировались влиянием утопических учений, провозглашавших различные варианты новой религии. Однако поэт очень настороженно относился к самим этим концепциям. Он предпочитал простую веру в то, будто бы бог стоит на страже добра, справедливости, человечности. В песнях этого времени исчезает задор, жизнерадостность. Иным стал образ: он словно расплывается, утрачивая былые пластичность и динамизм. «Поэт бродит наудачу между попытками создать что-то и нагроможденными развалинами», – писал тогда же Беранже. Во второй половине 30-х годов создан наполеоновский цикл, впоследствии давший повод для обвинения песенника в бонапартизме. Наполеон предстает там как символ военной славы отчизны, как герой народных легенд. Такие легенды действительно существовали, Беранже ссылался на них в некоторых примечаниях и следовал им, правда, оговаривая в одной из завершающих песен цикла – «Мать Наполеона», что плачет о цепях героя, хотя, будучи республиканцем, заклеймил деспотизм императора. Автор «Короля Ивето» не был певцом императорского режима, ни тем более сторонником династии Бонапартов: в 30-е годы героизация Наполеона была созвучна настроениям многих французов, их реакции на политику короля банкиров – Луи-Филиппа.  Временами в стихах Беранже конца 30-х годов возникает воспоминание о тех временах, когда песни его воодушевляли французов на борьбу («Роза и Гром»). И хотя в это время он склонялся к мысли об эволюционном пути, хотя утверждал, что «во Франции теперь ничто не утвердится кровопролитием», его не оставило равнодушным республиканское восстание 1839 года. Чрезвычайно проницательна его оценка причины поражений восстания: «Ему скорее не хватало сил, чем организованности. Это можно, по-видимому, назвать выступлением авангарда». Поэт не верил в тактику, тайных заговоров, но восхищался отвагой революционеров.  Как уже отмечалось ранее, в последний период своего творчества поэт практически не публиковался. Лишь в 1847 году Беранже издает небольшой сборник, куда входит десять песен, проникнутых духом оппозиционности. В песне «Потоп» поэт возвещает о неизбежном падении монархии в Европе, несмотря на жалкие попытки, тиранов спасти власть, ценой жестокости, насилия или вероломства. Их сметет океан народного гнева, воля прозревших «вольноотпущенников голода». Тираноборческое, революционное настроение поэта подтверждено уже самим фактом публикации подобной песни, пусть даже, как заявил он в одном из писем, «Потоп» был написан в 1835-ом году. Если это так, то в 1847 году была, скорее всего, сделана правка: слишком победно, уверенно звучит призыв к штурму трона, грозен, могуч рев океана-народа. В сборнике 1847 года отразились антибуржуазные настроения Беранже. Это особенно ярко проявилось в замечательной песне «Улитки», где буквально в первых же строках противопоставлены имущий и обездоленный, а затем дана убийственно сатирическая характеристика собственника. «Улитки» – своеобразная песня-басня; поэт рисует одновременно улитку и человека, чтобы через каждый штрих, деталь материально, зримо показать неприглядную духовную сущность изображаемого социального типа. По - басенному свободны и лаконично-содержательны здесь переходы от правдоподобного к чудесному, а от него к сатире. Улитка – собственник, жиреющий за счет труда других. Это – ее главное социальное качество. Далее следуют уточнения: на улитку похож домовладелец, лавочник, но ее можно уподобить и более важному господину, некоему «буржуа, украшенному орденами», а то и законодателю, члену палаты депутатов или их избирателю, следовательно тоже богатому человеку, так как при Луи-Филиппе действовал высокий имущественный избирательный ценз. Дополнением к этой опубликованной в 1847 году антибуржуазной сатире являются найденные после смерти поэта в его бумагах песни «Черви» и «Бонди», где тоже с помощью басенных олицетворений разоблачается погоня за наживой. «Черви» – финансовые воротилы, подтачивающие живое дерево Франции, «Бонди» – зловонное болото, где жадно роются искатели золота, руководимые самим королем. В сборнике 1847 года, как никогда раньше, много внимания уделяется искусству. Почти в каждой песне затрагивается его судьба, а четыре из десяти – «Сверчок», «Вильгему», «Голуби биржи», «Моя веселость» – полностью посвящены этой теме. Поэт показывает, что в мире, которым распоряжаются люди-улитки, искусство теряет свое высокое значение: яростная погоня за деньгами пятнает красоту и поэзию («Голуби биржи»), громкая известность означает потерю независимости («Сверчок»), официальное признание может привести в стан академиков-пустословов («Эхо»), разобщенность людей усугу***ется благодаря литераторам, поющим смерть, отвращающим читателя от жизни («Вильгему», «Моя веселость»). Поэт уверен, что художник может и должен ободрять, объединять людей, внушать им ненависть ко злу и любовь к добру. Удивительно естественно сливаются гуманизм поэта и его поэтическая программа. Но о себе как о поэте Беранже упорно говорит в прошлом. «Моя лампа затухает», – слова из песни «Моя веселость» – не внезапное открытие. Уже много раз в письмах и в стихах 30 - 40-х годов Беранже писал об исчерпанности своего таланта, о кризисе своей песни. Вот, например, песня середины 30-х годов, предназначенная открыть сборник посмертных стихотворений. Она называется «Конец стиха». В ней признание: «Правила и мастерство одновременно ускользают от меня, рифма не дается, и даже лесное эхо отвечает мне в прозе». Но автор не отчаивается, ибо внутренний голос говорит ему о преемственности его искусства. Здесь сказано о том, что поэт будет постоянно повторять в течение последних десятилетий своей жизни: его лиру песенника должен принять народ, которому отныне надлежит сказать свое слово. Появление и развитие поэтических дарований в рабочей среде, особенно бурное в 40-х годах, внушало ему такую надежду. Поэт уже в песне 40-х годов «Фея рифм» объявил, что поэзия перемешалась со свистом пилы, стуком челнока, жужжанием рубанка. Песни Беранже, особенно вошедшие в сборники 1833 и 1847 годов, имели очень большое значение для формирования революционно-демократической поэзии. Песенники-пролетарии обязаны Беранже не только искусством рефрена, раскованностью стиха, разнообразием интонаций, передающих разговорную речь столь же свободно, как и пророчества грядущей судьбы человечества. Дело не только в форме. Беранже открыл им огромные художественные возможности жанра. И они опирались на эти возможности, даже ставя себе в качестве первоочередных пропагандистские, публицистические задачи. Трансформация жанра народного водевиля в его творчестве является одним из поучительнейших уроков. Большую роль сыграл Беранже как поэт, обратившийся к песне-утопии, к песне-размышлению, к песне-басне, что отвечало идейной тенденции, которую сам он почитал первейшей, сформулировав ее как завещание, в предназначенном для посмертной публикации сборнике песен: «Поэт должен приобщиться к будущему, чтобы указывать цель новым поколениям». Эти жанры, действительно, получили распространение в революционно-демократической поэзии. Песни Пьера Дюпона, Шарля Жилля, Гюстава Леруа, Эжена Потье и многих других – подтверждение авторитета и плодотворности опыта Беракже. Опыт Беранже был важен не только для французской, но и для всей европейской литературы. Гёте считал его гениальным поэтом, «для своего времени самым оригинальным и самым подлинным». Диккенс отмечал, что Беранже был «самым популярным поэтом в трудовой просвещенной среде». Высоко ценили его итальянские борцы за свободу и сам Гарибальди. В России Беранже был популярен, начиная с его первых песен. Особое признание он имел в революционно-демократических кругах. Для Белинского, Чернышевского, Добролюбова он был примером поэта народного. Переводы из Беранже, сделанные В. Курочкиным и М. Михайловым, стали значительным фактом русской поэзии 1860 - 70-х годов.

  Хроники времён карла 9

  1572-й г. Во Франции — в разгаре религиозные войны между католиками и гугенотами. Идет жестокая борьба за власть, в которой сталкиваются интересы трех основных партий — протестантов или гугенотов (ее после смерти принца Конде возглавляет доблестный адмирал Гаспар де Колиньи), королевской партии, слабейшей из трех, и партии ультрароялистов герцогов Гизов. Король Карл IX, следуя принципу Людовика XI «разделяй и властвуй», старательно разжигает вражду между крайними партиями. В нее поневоле втянута большая часть нации. Страсти накалены, стычки на религиозной почве постоянно случаются на улицах, в тавернах, частных домах, при дворе.      Молодой человек из небогатой дворянской семьи — его зовут Бернар де Мержи — едет в Париж, чтобы служить при адмирале Колиньи. Он надеется также, что его представят ко двору. В Париже живет его брат Жорж. Бернар, как и его отец, — убежденный протестант, а Жоржа семья считает отступником, поскольку он перешел в католичество. По пути Бернар из-за своего легкомыслия лишается коня и всех денег. Но первым, кого он встречает, оказывается его брат Жорж, которого он когда-то горячо любил и которого даже после его отступничества не может считать врагом. Жорж и его друзья приглашают Бернара отобедать. В этот момент мимо проезжает верхом на муле незнакомка в маске. Жорж сообщает брату, что это графиня Диана де Тюржи, одна из самых красивых дам при дворе. Ее синие глаза, прекрасные черные волосы и белоснежная кожа поражают воображение юного провинциала. Жорж приводит Бернара домой и рассказывает ему, что причиной его отступничества было недостойное поведение принца Конде, который жестоко унизил его. Вообще же он не верит ни во что, и Библию заменяет ему Рабле. Просто католичество для него более удобно, поскольку, соблюдая внешние обряды, можно не вкладывать в религию душу. У адмирала Колиньи Бернара принимают благосклонно благодаря рекомендательному письму отца, а также проявленной им самим храбрости — он не задумываясь распечатывает принесенное адмиралу послание, которое окружающие считают отравленным, поскольку оно исходит от Гизов, известных своим коварством и ненавистью к Колиньи.      Бернар становится корнетом адмирала. Братья отправляются на королевскую охоту, где Жорж намерен представить Бернара ко двору. Сбор назначен в Мадридском замке. В центре внимания придворных — прекрасная Диана де Тюржи. Проходя мимо Бернара, она роняет перчатку. Грубо оттолкнув Бернара, её поднимает наглый поклонник Дианы Коменж. Бернару объясняют, что он должен вызвать обидчика на дуэль, что он и делает. Во время охоты Диана остается наедине с Бернаром и дает ему чудодейственную ладанку. На дуэли ладанка спасает Бернару жизнь — смертоносная рапира скользит по ней и лишь слегка задевает юношу. Он убивает Коменжа ударом толедского кинжала. Раненого Бернара помещают в уединенном доме, где о нем заботится целительница, знающая толк в белой магии. Однажды ночью выздоравливающий Бернар случайно видит сцену колдовства — Диана и знахарка заклинают тайные силы исцелить Бернара и приворожить его к Диане. Однако юноша уже и без того страстно влюблен. Ему грозит суровое наказание за убийство на дуэли. Жорж пытается добиться для Бернара помилования, но адмирал Колиньи, к которому он обращается с просьбой о заступничестве перед королем, резко и унизительно отказывает ему. Жорж взбешен, но не дает воли своим чувствам. Бернар помилован королем по просьбе королевы, точнее — Дианы де Тюржи.      После дуэли Бернара замечают при дворе. Ему оказывают знаки внимания и слегка подшучивают над его провинциальной наивностью. Диана дает Бернару ключ и назначает свидание. Король приглашает Жоржа на аудиенцию. Он показывает Жоржу аркебузу и как бы невзначай предлагает ему отомстить адмиралу Колиньи за оскорбление, убив его выстрелом в спину. Жорж решительно отказывается. Король приказывает ему через некоторое время привести в Париж легкоконный отряд, которым он командует. Вернувшись домой, Жорж предупреждает адмирала об опасности анонимной запиской, но Колиньи оставляет её без внимания. 22 августа он ранен выстрелом из аркебузы Морвелем, которого прозвали за это «убийцей на службе короля». В Париже сгущаются тучи, но влюбленный Бернар ничего не замечает вокруг. Каждую ночь Бернар и Диана встречаются в уединенном доме. Диана не оставляет надежды обратить возлюбленного в свою веру, но ей это не удается. После выстрела в Колиньи между молодыми дворянами — протестантами и католиками возникают стычки. Озверевшая толпа горожан набрасывается на Бернара, и он лишь чудом спасается от смерти.      Вечером 24 августа по приказу короля Жорж приводит в Париж свой отряд. Близится одна из самых страшных страниц в истории Франции — Варфоломеевская ночь. Все готово к акции, о которой известно лишь узкому кругу посвященных: стянуты верные королю войска, вооружены ополченцы, отмечены белыми крестами дома гугенотов. Морвель привозит Жоржу приказ вместе со своим отрядом и ополченцами истребить ночью протестантов — врагов короля. Жорж с негодованием отказывается, срывает знаки отличия и покидает солдат, которых смущает поступок командира, но пересиливает желание пограбить дома гугенотов.      Бернар отправляется на свидание к Диане. По пути он встречает друга-католика, который настойчиво советует ему спешно покинуть город. Диана умоляет Бернара переменить веру, иначе он погибнет, как его единомышленники. В городе уже полыхают пожары и слышен рев исступленной толпы. Бернар непреклонен. Он готов умереть, но не может изменить себе. В конце концов Диана с отчаянием говорит, что таким она любит его еще больше. Появляется Жорж. Он приносит в дом Дианы ребенка, которого протянула ему умирающая мать. Диана обещает позаботиться о нем.      Резня продолжается ночь, день и еще несколько дней, из Парижа она переходит в провинцию. Убийцы упиваются кровью инакомыслящих, а протестанты, многие из которых проявляли чудеса храбрости на войне, безропотно погибают, не оказывая сопротивления. Сам Карл IX «стреляет по дичи» из любимой длинной аркебузы. Жоржа сажают в тюрьму за неповиновение королю. Бернар пережидает несколько дней в доме Дианы, а затем отправляется в крепость Ла-Рошель, самый стойкий оплот гугенотов на юге Франции. Вместе с решительными жителями города и такими же, как он, беглецами он собирается дорого продать свою жизнь в случае осады крепости. Король пытается склонить мятежный город к миру и посылает туда друга адмирала Колиньи храброго вояку протестанта Лану. Он возглавляет оборону города, чтобы вызвать доверие ларошельцев, и оказывается между двумя огнями. Бернар становится его адъютантом и не жалеет себя в рискованных вылазках против католиков, осадивших город. Одна из вылазок оказывается для него роковой. С группой солдат он устраивает засаду на отряд католиков. Когда он приказывает солдатам стрелять, двумя пулями сражен предводитель отряда. Бернар узнает в нем Жоржа. Жорж умирает в Ла-Рошели. Протестантский священник и католический монах оспаривают право последнего причастия, но Жорж от него отказывается. Перед смертью он произносит горькие слова: «Я не первый француз, которого убил брат… Полагаю, что и не последний». И затем, чтобы утешить Бернара: «Госпожа де Тюржи просила передать, что она любит тебя по-прежнему». Бернар безутешен. Через некоторое время Лану покидает Ла-Рошель, королевское войско снимает осаду, подписывают мир, и вскоре умирает Карл IX. Автор предлагает читателям самим решить, каковы были дальнейшие судьбы Бернара и прекрасной Дианы де Тюржи.