Раткое содержание книги Красное и чёрное, автора Стендаль

Сочинения по произведению Красное и чёрное

Краткий пересказ содержания произведения Красное и чёрное

Господин де Реналь, мэр французского городка Верьер в округе Франш-Конте, человек самодовольный и тщеславный, сообщает жене о решении взять в дом гувернера. Особой необходимости в гувернере нет, просто местный богач г-н Вально, этот вульгарный крикун, вечно соперничающий с мэром, слишком гордится новой парой нормандских лошадей. Ну что ж, лошадки у г-на Вально теперь есть, зато гувернера нет. Г-н де Реналь уже договорился с папашей Сорелем, что у него будет служить его младший сын. Старый кюре г-н Шелан рекомендовал ему сына плотника как молодого человека редких способностей, который уже три года изучает богословие и блестяще знает латынь. Его зовут Жюльен Сорель, ему восемнадцать лет; это невысокий, хрупкий на вид юноша, лицо которого несет печать поразительного своеобразия. У него неправильные, но тонкие черты лица, большие черные глаза, сверкающие огнем и мыслью, и темно-каштановая шевелюра. Юные девицы поглядывают на него с интересом. Жюльен никогда не ходил в школу. Латыни и истории его обучил полковой лекарь, участник наполеоновских походов. Умирая, он завещал ему свою любовь к Наполеону, крест Почетного легиона да несколько десятков книг. С детства Жюльен мечтает стать военным. Во времена Наполеона для простолюдина это был самый верный способ сделать карьеру и выйти в люди. Но времена изменились. Жюльен понимает, что единственный путь, который перед ним открыт, — стать священником. Он честолюбив и горд, но готов вытерпеть всё, чтобы пробить себе дорогу.

Госпоже де Реналь не нравится затея мужа. Она обожает своих трех мальчиков, и мысль о том, что между ней и детьми будет стоять кто-то посторонний, приводит её в отчаяние. Она уже рисует в своем воображении отвратительного, грубого, взлохмаченного парня, которому позволено кричать на её детей и даже пороть их.

Каково же её удивление, когда она видит перед собой бледного, испуганного мальчика, который кажется ей необыкновенно красивым и очень несчастным. Однако не проходит и месяца, как все в доме, даже г-н де Реналь, начинают относиться к нему с уважением. Жюльен держится с большим достоинством, а его знание латыни вызывает восхищение — он может прочесть наизусть любую страницу Нового завета.

Горничная г-жи де Реналь Элиза влюбляется в юного гувернера. На исповеди она рассказывает аббату Шелану, что получила наследство и теперь хочет выйти замуж за Жюльена. Кюре искренне рад за своего любимца, но Жюльен решительно отказывается от завидного предложения. Он честолюбив и мечтает о славе, он хочет покорить Париж. Впрочем, он это умело скрывает.

Летом семья переезжает в Вержи — деревню, где находится имение и замок де Реналей. Здесь г-жа де Реналь целые дни проводит с детьми и гувернером. Жюльен кажется ей умнее, добрее, благороднее всех окружающих её мужчин. Она начинает понимать, что любит Жюльена. Но любит ли он её? Ведь она старше его на целых десять лет! Жюльену нравится г-жа де Реналь. Он находит её очаровательной, ему никогда не приходилось видеть таких женщин. Но Жюльен вовсе не влюблен. Он хочет завоевать г-жу де Реналь, чтобы самоутвердиться и чтобы отомстить этому самодовольному г-ну де Реналю, позволяющему себе разговаривать с ним снисходительно и даже грубо.

Когда Жюльен предупреждает г-жу де Реналь, что ночью придет к ней в спальню, она отвечает ему самым искренним негодованием. Ночью, выходя из своей комнаты, он умирает от страха, у него подкашиваются колени, но когда он видит г-жу де Реналь, она кажется ему такой прекрасной, что все тщеславные бредни вылетают у него из головы. Слезы Жюльена, его отчаяние покоряют г-жу де Реналь. Проходит несколько дней, и Жюльен со всем пылом юности влюбляется в нее без памяти. Любовники счастливы, но неожиданно тяжело заболевает младший сын г-жи де Реналь. И несчастной женщине кажется, что своей любовью к Жюльену она убивает сына. Она сознает, какой грех перед Богом совершает, её мучают угрызения совести. Она отталкивает от себя Жюльена, который потрясён глубиной её горя и отчаяния. К счастью, ребенок выздоравливает.

Г-н де Реналь ничего не подозревает, но слуги знают многое. Горничная Элиза, встретив на улице г-на Вально, рассказывает ему, что у её госпожи роман с молодым гувернером. В тот же вечер г-н де Реналь получает анонимное письмо, из которого узнает, что происходит в его доме. Г-же де Реналь удается убедить мужа в своей невиновности, но весь город только и занимается историей её любовных похождений.

Наставник Жюльена аббат Шелан считает, что он должен хотя бы на год уехать из города — к своему другу лесоторговцу Фуке или в семинарию в Безансон. Жюльен уезжает из Верьера, но через три дня возвращается, чтобы проститься с г-жой де Реналь. Он пробирается в её комнату, но их свидание омрачено — им кажется, что они расстаются навеки.

Жюльен приезжает в Безансон и является к ректору семинарии аббату Пирару. Он очень взволнован, к тому же лицо Пирара столь уродливо, что вызывает в нем ужас. Три часа ректор экзаменует Жюльена и настолько поражен его познаниями в латыни и богословии, что принимает его в семинарию на малую стипендию и даже отводит ему отдельную келью. Это великая милость. Но семинаристы дружно ненавидят Жюльена: он слишком талантлив и производит впечатление мыслящего человека — здесь этого не прощают. Жюльен должен выбрать себе духовника, и он выбирает аббата Пирара, даже не подозревая, что этот поступок окажется для него решающим. Аббат искренне привязан к своему ученику, но положение самого Пирара в семинарии очень непрочно. Его враги иезуиты делают все, чтобы заставить его подать в отставку. К счастью, у него есть друг и покровитель при дворе — аристократ из Франш-Конте маркиз де Ла-Моль, поручения которого аббат исправно выполняет. Узнав о гонениях, которым подвергается Пирар, маркиз де Ла-Моль предлагает ему переехать в столицу и обещает один из лучших приходов в окрестностях Парижа. Прощаясь с Жюльеном, аббат предвидит, что того ждут трудные времена. Но Жюльен не в силах думать о себе. Зная, что Пирар нуждается в деньгах, он предлагает ему все свои сбережения. Пирар этого не забудет.

Маркиз де Ла-Моль, политик и вельможа, пользуется большим влиянием при дворе, он принимает аббата Пирара в своем парижском особняке. В разговоре он упоминает, что уже несколько лет ищет толкового человека, который мог бы заняться его перепиской. Аббат предлагает на это место своего ученика — человека весьма низкого происхождения, но энергичного, умного, с высокой душой. Так перед Жюльеном Сорелем открывается неожиданная перспектива — он может попасть в Париж!

Получив приглашение маркиза, Жюльен сначала едет в Верьер, надеясь повидаться с г-жой де Реналь. Он слышал, что в последнее время она впала в самое исступленное благочестие. Несмотря на множество препятствий, ему удается проникнуть в комнату своей возлюбленной. Никогда ещё она не казалась ему такой прекрасной. Однако муж что-то подозревает, и Жюльен вынужден спасаться бегством.

Приехав в Париж, он прежде всего осматривает места, связанные с именем Наполеона, и лишь потом отправляется к аббату Пирару. Аббат представляет Жюльена маркизу, а вечером он уже сидит за общим столом. Напротив него садится светлая блондинка, необыкновенно стройная, с очень красивыми, но холодными глазами. Мадемуазель Матильда де Ла-Моль явно не нравится Жюльену.

Новый секретарь осваивается быстро: через три месяца маркиз считает Жюльена вполне подходящим для себя человеком. Он работает упорно, молчалив, понятлив и постепенно начинает вести все самые сложные дела. Он становится настоящим денди и вполне овладевает искусством жить в Париже. Маркиз де Ла-Моль вручает Жюльену орден. Это успокаивает гордость Жюльена, теперь он держится более раскованно и не так часто чувствует себя оскорбленным. Но с мадемуазель де Ла-Моль он подчеркнуто холоден. Эта девятнадцатилетняя девушка очень умна, ей скучно в обществе её аристократических приятелей — графа Келюса, виконта де Люза и претендующего на её руку маркиза де Круазенуа. Раз в год Матильда носит траур. Жюльену рассказывают, что она делает это в честь предка семьи Бонифаса де Ла-Моль, возлюбленного королевы Маргариты Наваррской, который был обезглавлен 30 апреля 1574 г. на Гревской площади в Париже. Легенда гласит, что королева потребовала у палача голову своего любовника и собственноручно похоронила её в часовне.

Жюльен видит, что Матильду искренне волнует эта романтическая история. Постепенно он перестает уклоняться от разговоров с мадемуазель де Ла-Моль. Беседы с ней настолько интересны, что он даже забывает свою роль возмутившегося плебея. «Вот было бы забавно, — думает он, — если бы она влюбилась в меня».

Матильда уже давно поняла, что любит Жюльена. Эта любовь представляется ей весьма героической — девушка её положения любит сына плотника! С той минуты, как она понимает, что любит Жюльена, она перестает скучать.

Сам Жюльен скорее возбуждает свое воображение, чем увлечен любовью. Но получив от Матильды письмо с объяснением в любви, он не может скрыть своего торжества: его, бедного крестьянина, любит знатная дама, она предпочла его аристократу, маркизу де Круазенуа! Матильда ждет его у себя в час ночи. Жюльену кажется, что это ловушка, что приятели Матильды хотят убить его или выставить на посмешище. Вооружившись пистолетами и кинжалом, он проникает в комнату мадемуазель де Ла-Моль. Матильда покорна и нежна, но на следующий день она приходит в ужас при мысли, что стала любовницей Жюльена. Разговаривая с ним, она едва сдерживает гнев и раздражение. Самолюбие Жюльена оскорблено, и оба они решают, что между ними все кончено. Но Жюльен чувствует, что безумно влюбился в эту своенравную девушку, что он не может жить без нее. Матильда непрестанно занимает его душу и воображение.

Знакомый Жюльена, русский князь Коразов, советует ему вызвать ревность своей возлюбленной и начать ухаживать за какой-нибудь светской красавицей. «Русский план», к удивлению Жюльена, действует безотказно, Матильда ревнует, она вновь влюблена, и только чудовищная гордость мешает ей сделать шаг навстречу. Однажды Жюльен, не думая об опасности, приставляет лестницу к окну Матильды. Увидев его, она падает к нему в объятия.

Вскоре мадемуазель де Ла-Моль сообщает Жюльену, что беременна и хочет выйти за него замуж. Узнав обо всем, маркиз приходит в бешенство. Но Матильда настаивает, и отец, наконец, сдается. Чтобы избежать позора, маркиз решает создать Жюльену блестящее положение в обществе. Он добивается для него патента гусарского поручика на имя Жюльена Сореля де Ла-Верне. Жюльен отправляется в свой полк. Радость его безгранична — он мечтает о военной карьере и своем будущем сыне.

Неожиданно он получает известие из Парижа: Матильда просит его немедленно вернуться. Когда они встречаются, она протягивает ему конверт с письмом госпожи де Реналь. Оказывается, её отец обратился к ней с просьбой сообщить какие-нибудь сведения о бывшем гувернере. Письмо госпожи де Реналь чудовищно. Она пишет о Жюльене как о лицемере и карьеристе, способном на любую подлость, лишь бы выбиться в люди. Ясно, что господин де Ла-Моль никогда не согласится на его брак с Матильдой.

Ни слова ни говоря, Жюльен покидает Матильду, садится в почтовую карету и мчится в Верьер. Там в оружейной лавке он покупает пистолет, входит в Верьерскую церковь, где идет воскресное богослужение, и дважды стреляет в госпожу де Реналь.

Уже в тюрьме он узнает, что госпожа де Реналь не убита, а только ранена. Он счастлив и чувствует, что теперь сможет умереть спокойно. Вслед за Жюльеном в Верьер приезжает Матильда. Она использует все свои связи, раздает деньги и обещания в надежде смягчить приговор.

В день суда вся провинция стекается в Безансон. Жюльен с удивлением обнаруживает, что внушает всем этим людям искреннюю жалость. Он хочет отказаться от последнего слова, но что-то заставляет его подняться. Жюльен не просит у суда никакой милости, потому что понимает, что главное его преступление состоит в том, что он, простолюдин, возмутился против своего жалкого жребия.

Его участь решена — суд выносит Жюльену смертный приговор. В тюрьму к Жюльену приходит госпожа де Реналь. Она рассказывает, что злосчастное письмо сочинил её духовник. Никогда ещё Жюльен не был так счастлив. Он понимает, что госпожа де Реналь — единственная женщина, которую он способен любить.

В день казни он чувствует себя бодрым и мужественным. Матильда де Ла-Моль собственными руками хоронит голову своего возлюбленного. А через три дня после смерти Жюльена умирает госпожа де Реналь.

                                                                                                                                                  Алексей  ИВИН              ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАК "ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ"      Настоящее исследование жизни и творчества классика французского реализма Оноре де Бальзака предпринято впервые после длительного перерыва. В нем дана краткая характеристика общественно-политической ситуации во Франции 1800-1850 годов и краткий очерк жизни Бальзака. Рассмотрен начальный период его творчества. Главное внимание уделено анализу идей и персонажей “Человеческой комедии”, в которую писатель собрал более восьмидесяти своих произведений, написанных в разные годы. По причине небольшого объема за пределами исследования были оставлены драматургия, публицистика и эпистолярное наследие. Творчество Бальзака в необходимых случаях сопоставлено с другими именами современной ему французской, английской, немецкой и русской литературы. Монографию можно рассматривать как учебное пособие для учащихся старших классов общеобразовательных школ и студентов гуманитарных факультетов вузов. Написана  к  200-летию со дня рождения писателя, которое отмечалось в 1999 году.      КРАТКИЙ СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОБСТАНОВКИ ВО ФРАНЦИИ В 1789-1850 ГОДАХ      Появление значительных фигур как в сфере политики, так и в области искусства предопределяется во многом общественной ситуацией в стране. Создатель “Человеческой комедии” - комедии нравов в городе, провинции и селе - не мог появиться раньше, чем эти нравы расцвели и утвердились в буржуазной Франции Х1X века.      В нашем исследовании будут то и дело возникать естественные параллели между творчеством Оноре де Бальзака /1799-1850/ и творчеством виднейших русских реалистов XIX века. Но с точки зрения геополитической состояние России в XIX веке и состояние Франции были отнюдь не равнозначными. Проще говоря, такой, какой Франция была в 1789 году, Россия стала лишь в 1905. Имеется в виду и уровень производительных сил страны, и степень революционного брожения масс, и общая готовность к кардинальным переменам. В этой связи Великая Октябрьская революция представляется пролонгированной во времени и развернутой на более обширном пространстве Великой Французской буржуазной революцией. В известном смысле революция 1789 года, свержение монархии Людовика ХVI, якобинская диктатура, борьба революционной Франции против интервенции Англии, Австрии и Пруссии, а затем и наполеоновские походы - все это явилось для Европы таким же катализатором общественных процессов, каким явилось в сходной ситуации для обширного пространства России революция 1905 года, свержение монархии Николая II, диктатура пролетариата, борьба революционной России против интервентов Антанты, а затем и гражданская война. Сходство революционных задач и революционных методов, а также исторических фигур подчас просто поразительно.      Достаточно напомнить основные вехи истории Франции тех лет - и это утверждение, кажущееся спорным в социально-историческом контексте, примет более приемлемые формы.      Двор короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты не в состоянии удовлетворить требования буржуа и простонародья: приходится расстаться с некоторыми  властными полномочиями. 5 мая 1789 года собираются Генеральные штаты, которые 17 июня депутатами третьего сословия преобразовываются в Национальное собрание. Неограниченная монархия становится конституционной, что в случае России примерно соответствует 1905 году. Штурм Бастилии 14 июля 1789 года существенно не меняет ситуацию. Буржуазия, составив “Декларацию прав человека и гражданина”, то есть Конституцию, пришла к власти, урезав права короля. Но народ требует крови. Стягивание войск и попытки бегства короля Людовика только раззадоривают голодный народ. 10 августа 1792 года он штурмом берет королевский дворец. Ясно, что “постепеновцы” и реформаторы вынуждены спасаться бегством. Якобинцы и жирондисты создают революционный Конвент, который спешит удовлетворить самые насущные требования народа /раздел земли, отмена дворянских и даже буржуазных привилегий, казнь короля/, там более что к Парижу стягиваются силы интервентов и контрреволюционеров. В этой ситуации Комитет общественного спасения во главе с Робеспьером, как впоследствии ВЧК во главе с Дзержинским, разворачивают террор в отношении низвергнутых сословий. Образуются якобинские клубы и его отделения, революционные комитеты и трибуналы, органы местного самоуправления /нечто вроде комбедов/. Отличие “пролетарской” революции 1917 года от “буржуазной” революции /английской, французской и прочих/ советскими историками в известном смысле высосано из пальца. Якобинская диктатура имела все черты диктатуры пролетариата. Оказалось, что у революций гораздо больше сходства в совершенно иных плоскостях, чем классовые.       Итак, революция побеждает. Но ее плодами пользуются реставраторы империй, которые создают себе культ личности из энтузиазма освобожденных масс. К тому времени, к 1799 году, молодой революционный генерал Бонапарт уже совершил свой итальянский поход и, погрузившись на суда, двинул войска в Египет и Сирию: энтузиазму молодой Франции следовало дать выход. Отец Наполеона Бонапарта, по образованию адвокат, судя по всему, дал сыну хорошее представление об опасностях и личных правах. Потеряв весь флот в битве при Абукире, Наполеон вернулся в Париж как раз в тот момент, когда буржуазное правительство зашаталось. И не в последнюю очередь оттого,  что под самым носом республики победоносно действовал полководец Суворов. Наполеон понял, что необходимо свергать термидорианское правительство, которое всего лишь несколько лет назад свергло якобинцев. В ноябре 1799 года /18 брюмера VIII года республики, в год рождения Бальзака/, Наполеон, использовав преданных ему гвардейцев, арестовал правительство и установил военную диктатуру /Консулат/. Последовавшее затем двадцатилетие проходит под знаком завоевательных походов.      Морских успехов у Наполеона и его генералов не было, потому что морями правила Британия, но в результате этих походов был произведен новый раздел всей Европы. В 1804 году было закончено составление «Гражданского кодекса», в котором оговаривались новые земельные и имущественные права. К 1807 году Наполеон разбил Пруссию и Россию, заключив Тильзитский мир, а также Священную Римскую империю. Гете и Гофман отмечают, с каким энтузиазмом принимали наполеоновских солдат в немецких городах. Поход в Испанию спровоцировал там гражданскую войну. Европа, за исключением Турецкой империи и Великобритании, была, в сущности, завоевана, и Наполеон стал готовиться к походу на Россию (вместо Индии, как планировал прежде).       Последующие события - поражение под Москвой и на Березине, поражение под Лейпцигом в 1813 г. и после “Ста дней” - под Ватерлоо в 1815 г. - всем известны. Арестованный император отправился на остров Св. Елены, где и умер в 1821 году. Людовика ХУ111, брата казненного короля, сменил в 1830 году Луи-Филипп Орлеанский, родственник Бурбонов, а его в 1848 - Наполеон 111, племянник императора. Так что борьба на протяжении всех тех лет шла между законными представителями монархии и узурпаторами в лице “корсиканского чудовища” и его родни. Однако за исключением переворота 1815 года, осуществленного с помощью казаков, последующие революции осуществлялись ремесленниками, мелкими буржуа, рабочими, парижской чернью и всякий раз сопровождались обильной кровью, баррикадами, расстрелами и вместе с тем уступками в области закона, расширением прав и свобод.      Понятно, что после таких потрясений от феодальных привилегий, которыми располагало дворянство и духовенство, осталось немного. Ни орлеанисты, ни бонапартисты уже не могли сопротивляться власти богатых буржуа /”бурж”, “бург” - город, предместье/. Бальзак был и остался легитимистом, то есть сторонником власти законного короля, но по происхождению он был буржуа и вынужден был все эти пятьдесят лет, как и вся французская буржуазия, добывать себе жизненные блага с боем. Герои его произведений испытывают к аристократам, с одной стороны, жгучее презрение, а с другой - жгучую зависть. Его персонажи-аристократы, подобно мечтателю Анри де Сен-Симону, могли ходить по миру с протянутой рукой и жить на содержании верного слуги, но все равно они были законодателями, в то время как буржуа, пусть и с набитой деньгами мошной, постоянно не хватало прав. Благодаря тому, что французское общество, в результате революций и войн, было к началу литературной деятельности Бальзака сильно перемешано, ему оставалось только вести свою социальную бухгалтерию разных общественных слоев: “золотой молодежи”, рабочих, ремесленников, великосветских дам, банкиров, торговцев, адвокатов, врачей, моряков, куртизанок, гризеток и лореток, землепашцев, ростовщиков, актрис, литераторов и т.д. Всех, от императора до последнего нищего. Все эти типы и были им запечатлены в высокохудожественных образах на страницах бессмертной “Человеческой комедии” /1834-1850/.                     КРАТКИЙ ОЧЕРК БИОГРАФИИ ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАКА      О жизни и творчестве Оноре де Бальзака написано много прекрасных книг*, как отечественных, так и переводных, наполненных богатым фактическим материалом. Поэтому в нашем биографическом очерке мы ограничимся самыми краткими и общими сведениями, которые в дальнейшем могли бы пригодиться при более подробном анализе произведений “Человеческой комедии”.      Оноре де Бальзак родился 20 мая 1799 года /I прериаля VII года Республики/ в 11 часов утра во французском городе Туре на улице Итальянской армии в доме № 25. Его отец Бернар-Франсуа Бальзак /1746-1829/, сын крестьянина, по должности заведующий поставкой продовольствия 22 дивизии, впоследствии второй помощник мэра, был на 32 года старше своей супруги Анны-Шарлотты Лауры, урожденной Саламбье /1778-1853/, дочери торговца сукном в Париже. Сразу же по рождении мальчик был отдан на воспитание кормилице в селение Сен-Сир-сюр-Луар, где и находился до 1803 года. Годом позже, в 1800, 29 сентября родилась младшая и горячо любимая сестра Бальзака - Лаура, в замужестве Сюрвиль /1800-1871/, а через несколько лет младший брат Анри. В последнем случае молва оспаривала отцовство Бернара-Франсуа, но для матери Анри был любимцем.      В семействе Бальзаков /фамилия производилась от простонародной Balsa / все были или становились со временем немного писателями; отец публиковал брошюры по частным проблемам своего провиантского дела, мать вела обширную переписку с детьми, сестра Лаура в 1856 году опубликовала первую биографию знаменитого брата: так что способности Оноре были в известном смысле предопределены генетически.      В апреле 1803 г. его отдают в пансион Легэ в Туре, где он пробыл до 1807 г. В 1807 г. Бальзака помещают в Вандомский коллеж монахов-ораторианцев, закрытое учебное заведение, где он почти не видел родителей, в коллеже мать посещала его дважды в год, на расходы была выделена мизерная сумма в 3 франка. Сонный, толстый и ленивый мальчик предавался мечтам и плохо учился.      Впоследствии Оноре не мог простить матери этой своей изначальной оставленности, которая и явилась, очевидно, основной причиной нервного подросткового заболевания. 22 апреля 1813 года родители вынуждены были взять заболевшего мальчика из коллежа.      В конце 1814 года семья переезжает в Париж, где Оноре учится сперва в монархическом и католическом пансионе Лепитра, а затем в заведении Ганзе и Берелена. В 1816 году, по согласованию с родителями, он избирает профессию юриста и поступает в Парижскую Школу Права, одновременно подрабатывая в юридических конторах Гильоне де Мервиля и нотариуса Поссе. В 1819 г. он  заканчивает Школу Права в звании “бакалавр права”, и, поскольку уже к тому времени испытывает тягу к литературному творчеству, добивается у родственников права на литературные занятия в течение 2 лет с содержанием от семьи: за это время предполагалось написать драму или роман, которые бы прославили юного автора. Он снимает мансарду в Париже на улице Ледигьер и, посещая библиотеку Арсенала, принимается за работу.      Первое произведение, драма в классицистическом духе под названием “Кромвель”, на семейном совете одобрено не было, однако Бальзак продолжил работу. За это время в содружестве с писателем-дельцом Л’Эгревилем он написал несколько романов в “готической” манере, очень модной в те годы /первый издательский договор датируется 22 января 1822 года/. Эти романы, обеспечивавшие в известной мере литературный заработок, были, однако, подражательны и подписаны псевдонимами: лорд Р’Оон, Орас де Сент-Обен. 9 июня 1821 года Бальзак знакомится с матерью большого семейства Лаурой де Берни /1777-1836/, которая становится его возлюбленной на долгие годы. Серединой 20-х годов отмечено знакомство с художниками Анри Монье /1805-1877/ и Ахиллом Девериа, журналистом и издателем А. Латушем, которые также становятся его друзьями на многие годы. Завязываются связи с редакциями парижских газет - “Коммерс”, “Кормчий”, “Корсар” и др., где печатаются его первые очерки, статьи и романы.      Летом 1825 года Бальзак совместно с Канелем занимается деятельностью по изданию полного собрания сочинений Мольера и Лафонтена, затем покупает типографию на улице Марэ-Сен-Жермен и, наконец, словолитьню. Все эти предприятия, как и производство романов на потребу публике, были призваны, по мысли Бальзака, обогатить его, составить быстро и честно круглую сумму капитала. Однако ничего, кроме долгов, предпринимательство не принесло.      В 1826 году у своей сестры Лауры Сюрвиль Бальзак знакомится с ее подругой Зюльмой Карро /1796-1889/, женой артиллерийского капитана, дружба и оживленная переписка с которой будут многое значить в его судьбе. Эти шаги, творческие и предпринимательские, обеспечили Бальзаку некоторую известность в литературном мире Парижа, привлекли к нему, как к издателю, авторов, жаждущих печататься /в частности, он познакомился с Альфредом де Виньи и Виктором Гюго/.      Ликвидировав дело, Бальзак переезжает на улицу Кассини, дом 1 и, обогащенный опытом, решает вновь заняться романистикой - уже на трезво-практической основе. С целью сбора материалов для романа “Последний шуан, или Бретань в 1800 году” /”Шуаны”/ осенью 1828 года он отправляется к другу отца, генералу Поммерейлю в провинцию Бретань. В следующем году роман был опубликован, подписан уже подлинным именем - Бальзак и оказался первым произведением, принесшим ему широкую известность. Осенью 1829 года были опубликованы первые повести и рассказы под общей рубрикой “Сцены частной жизни”, хотя замысел “Человеческой комедии” с разбивкой на “Этюды” и “Сцены” сформировался несколько позже. Бальзак посещает литературные салоны, в частности салон Софии Гэ и салон Шарля Нодье, хранителя библиотеки Арсенала, присутствует на чтении драмы В. Гюго “Марион Делорм” и на первом представлении его “Эрнани”. Со многими романтиками - Виньи, Мюссе, Барбье, Дюма, Делакруа - он дружен, однако в статьях и обзорах неизменно их вышучивает за неправдоподобие положений и эстетические пристрастия. В 1830 году он сближается с художником Гаварни /1804-1866/, который впоследствии станет одним из иллюстраторов первого издания “Человеческой комедии”.      Уже в том же году “Сцены частной жизни” выходят в двух томах, а летом Бальзак совершает путешествие по французским городам и провинциям в обществе мадам де Берни. К тому времени относится знакомство с Ф. Стендалем. Позже Бальзак счел возможным поддержать этого писателя, разобрав в своей статье “Этюд о Бейле” его роман “Пармская обитель” и указав близорукой парижской публике на этого гениального человека, творчество которого упорно замалчивалось.       В начале 30-х Бальзак принимается за написание “Озорных рассказов”, которые предполагалось издавать 10 под одной обложкой ежегодно. К этому времени относится написание таких произведений, как “Проклятое дитя”, “Красная гостиница”, “Мэтр Корнелиус”, ”Неведомый шедевр”, “Шагреневая кожа”, “Тридцатилетняя женщина”, знакомство с Жорж Санд, с которой Бальзака будут связывать взаимные приятельские уважительные отношения. С  этих  пор  Бальзак  станет часто  гостить  в  имении  Саше, в  родной  Турени, у своего приятеля Маргонна, где будут написаны многие прекрасные страницы.      28 февраля 1832 г. Бальзак получает первое письмо от Незнакомки - польской аристократки Эвелины Ганской, владелицы обширных поместий в Киевской губернии, которая “путем взаимной переписки” и встреч в конце его жизни станет его женой. Пока, однако, она лишь заинтересована дать о себе знать европейски известному писателю, что порождено, скорее всего, тщеславием ясновельможной пани. У Бальзака в те годы появилось уже много читательниц и поклонниц, он получал множество писем, его принимали в аристократических салонах Парижа и провинции. На эти годы приходится увлечение маркизой де Кастри, у которой он гостит в ее имении в Эксе /Савойя/. Эвелине Ганской посвящены романы “Серафита”, “Модеста Миньон”, “Феррагус”, “Сельский врач”. Первое свидание с Ганской, бывшей в ту пору замужем, состоялось 22 сентября в Швейцарии, в городке Невшатель. К этому времени относятся первые русскоязычные переводы Бальзака: роман “Шагреневая кожа” в “Северном архиве” и в “Сыне отечества”.      В 1834 году через Гектора Берлиоза Бальзак знакомится с Генрихом Гейне. Бальзак уже имел в голове хорошо разработанный план “Человеческой комедии” с ее подразделениями на “Этюды”: “Этюды о нравах”, “Философские этюды”, “Аналитические этюды”. Однако сколько бы он ни писал, как бы ни переутомлялся от работы, ему никак не удается избавиться от долгов,  так что, спасаясь от кредиторов, он переезжает в пригород  Батай, где тайно, на чужое имя, снимает квартиру. В 1835 году он совершает поездку в Вену для тайного свидания с Ганской, а в конце года покупает акции парижской газеты “Кроник де Пари” и приглашает на работу в ней Теофиля Готье /1811-1872/. На следующий год за отказ состоять в Национальной гвардии его на несколько дней сажают в тюрьму. Он ведет судебный процесс с издателем “Ревю де Пари”, которому  задолжал  роман  /деньги проедены/. Летом 1836 года его газета ликвидируется, а сам издатель и чуть ли не единственный автор уезжает в Италию. Бальзак испытывает постоянные недомогания в связи с усиленной работой, и его новая знакомая графиня Гвидобони-Висконти, англичанка, организует ему эту поездку по своим наследственным делам. На следующий год была совершена и вторая поездка в Италию, где его хорошо встречали и где он познакомился с Сильвио Пеллико и А. Мандзони.      В 1837 г. Бальзак покупает имение Жарди близ г. Севр, устройство которого ему, однако, так и не удалось завершить /имение было продано, послужив причиной многих шуток друзей-литераторов и их тайного недоброжелательства/. Зимой 1838 г. Бальзак посещает Ж. Санд и ее поместье в Ножане, а весной совершает тяжелое путешествие на остров Сардинию, где ему не терпелось затеять дело по разработке серебряных рудников, заброшенных еще со времен римского владычества. Все эти году Бальзак не перестает работать, однако обогащения или сколько-нибудь устойчивого быта он лишен, живя из милости у богатых друзей. С целью заработать сколько-нибудь денег, он начинает писать для театра, но, несмотря на дружбу с Ф. Леметром и некоторые удачные сцены, лавров  драматурга и сборов ему также не удается добиться; некоторые его пьесы, в частности “Школа супружества”, впервые опубликованы и поставлены лишь в ХХ веке. Из видных русских деятелей искусства Бальзак знакомится с А. И. Тургеневым и С. П. Шевыревым, профессором Московского университета, - по их инициативе.      Будучи широко известным во Франции и за ее пределами, Бальзак дважды выставлял свою кандидатуру во Французскую Академию, однако в первый раз он отозвал заявку в связи с тем, что на то же место претендовал В. Гюго, а позже был забаллотирован /вероятно, как бессменный человек и несостоятельный должник с весьма неустойчивыми доходами/ в пользу герцога де Ноайя. Его общественная деятельность была связана с публицистическими выступлениями в парижской периодике и с Обществом литераторов.     В 1842 г. вышел в свет 16-томник, собравший большинство написанных к тому времени произведений “Человеческой комедии”. Скульптор Давид д‘Анже лепит мраморный бюст писателя. К тому времени от неумеренного потребления кофе у Бальзака обнаруживаются первые признаки болезни сердца, его постоянно мучают головные боли.      18 июля 1843 года  Бальзак уезжает в Россию из порта Дюнкерк на пароходе “Девоншир”. В Петербурге он живет на Большой Миллионной, за ним установлен негласный надзор. Монархические круги не прочь использовать его с тем, чтобы он открыто, в печати, выступил против маркиза де Кюстина, французского писателя, который после посещения России опубликовал талантливый памфлет. В связи со своими матримониальными интересами Бальзак вынужден проявлять лояльность в отношении русского императора. Он чувствует себя совершенно больным. В 1844 году, по возвращении в Париж, у него обнаруживается болезнь печени. В этом году умер старший друг Бальзака - Шарль Нодье. В России, в журнале “Репертуар и Пантеон” публикуется перевод “Евгений Гранде”, выполненный Ф. М. Достоевским.      Весной  и  летом,  немного  оправившись, Бальзак совершает поездку по городам Германии совместно с семейством З. Ганской. 1 мая он удостоен ордена Почетного Легиона. С этого времени свидания с Ганской становятся частыми и продолжительными; по сути, это брак втроем, длившийся вплоть до смерти Венцеслава Ганского. В 1846 году Бальзак покупает дом на улице Фортюне, 12 /ныне улица Бальзака/, который благоустраивает с расчетом будущего супружества. Однако живет там во время международных скитаний сына его матушка. Давний друг Бальзака писатель Ипполит Кастиль публикует капитальную статью о его творчестве - “Господин Оноре де Бальзак”.      1847 годом датируется последняя рукопись Бальзака - “Изнанка современной истории”. Весь этот год писатель путешествует по Рейну с Э. Ганской, а в сентябре через Брюссель - Краков - Бердичев отправляется в ее поместье Верховню, где проживает вплоть до февраля 1848 г. В феврале в Париже, сразу после приезда туда Бальзака, происходит буржуазная революция: народ овладел дворцом Тюильри, Луи-Филипп обратился в бегство. Летом буржуазная революция завершилась рабочим восстанием, которое было подавлено генералом Кавеньяком. Бальзак, будучи больным, почти не принимал участия в этих событиях, хотя баллотировался в депутаты Национального собрания. Век его излюбленных аристократов прошел, свои законы диктовала уже даже не буржуазия, а рабочие, ремесленники и мелкие торговцы. Осенью 1848 года он вновь уезжает в Верховню и там проводит весь следующий год уже в качестве законного жениха. Киевские власти и семья Ганской пытаются его развлечь, однако чувствует себя он весьма плохо: у него обнаруживается гипертрофия сердца, рвота, одышка, слабеет зрение. Весь год он слоняется без дела в огромной усадьбе, ничего не пишет. 14 марта в 7 часов утра в Бердичеве состоялось его венчание с Эвелиной Ганской. В конце апреля - в мае супруги предпринимают совместное путешествие в Париж. Поездка продолжается целый месяц.       Добравшись до своего супружеского “гнездышка” в Париже на улице Фортюне, Бальзак уже не покидает его. 20 июня Теофиль Готье получает от него письмо, написанное рукой Э. Ганской: “Я не могу ни читать, ни писать”. 11 июля у него открылся перитонит, в августе он страдает водянкой, 17 августа началась гангрена ноги. 18 августа в 9 часов вечера умирающего писателя посещает Виктор Гюго. Через два с половиной часа, в 11.30 вечера, Бальзак скончался.      Похороны состоялись 21 августа на кладбище Пер-Лашез. Гроб сопровождали В. Гюго, Г. Курбе, Г. Берлиоз, А. Дюма, Давид д’Анже, А. Монье, Ф. Леметр, Ш. Сент-Бев и другие, был русский поверенный в делах. Прощальную речь произнес Виктор Гюго,  в своем обычном, чуть выспренном стиле: «Господин де Бальзак был одним из первых среди великих, одним из лучших среди избранных /.../ Сам того не зная, хотел он того или нет, согласился бы он с этим или нет, - автор этого огромного и причудливого творения был из могучей породы писателей-революционеров”.      Бальзак явил пример беззаветного служения литературе. Его работоспособность поражала современников и продолжает удивлять нас. Всего в составе “Человеческой комедии” им было задумано 143 произведения, написано 95. Помимо этого основного состава мы имеем несколько ранних романов, большое количество рассказов, пьес, очерков, статей, обширное эпистолярное наследие. Эта беспрерывная работа подорвала его силы, лишила многих простых радостей жизни, но она же принесла ему славу величайшего французского романиста.                              РАННИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ       Пользуясь сравнительным методом и сопоставляя западноевропейские литературы и русскую, беспрестанно удивляешься одному обстоятельству: все западные художники, даже самые гениальные, были соразмерны своей эпохе и достаточно публиковались при жизни, в то время как многие русские и, в особенности, советские писатели “опережали время”, публиковались с трудом и признания при жизни не заслужили. Приходится только удивляться, почему это так, а не иначе, почему только надломленный русский писатель удостаивается,  наконец,  признания, а то и умирает, имея в ящике письменного стола неопубликованные произведения? Тайна сия велика есть и подразумевает разницу в общественном статусе художника западного и российского. Российский, как правило, пророк и с ним обходятся, как должно толпе обходиться с пророком, а западный всего-навсего производитель. И если его произведения хороши, то и сам производитель не остается внакладе.        Диву даешься, сколько романов написал юноша Бальзак, прежде чем на него обратили,  наконец,  внимание, но еще удивительнее, что все его вещи подавались с жару и с пылу, как свежие пирожки булочника, и – что уж совсем невероятно – оплачивались. Они не лежали в столе, дожидаясь смерти автора, а издавались типографским способом, чтобы юноша-писатель, увидев свою «пачкотню» (выражение Бальзака об одном из своих романов), мог переосмыслить свои достоинства.      До «Шуанов», открывавших «Человеческую комедию», Бальзак написал трагедию «Кромвель», романы «Наследник Пирагского замка», «Жан-Луи», «Клотильда Лузиньянская», «Арденнский викарий», «Последняя фея», «Старик», «Ван-Хлор, или бледноликая Джен». В своем развитии он точно проиллюстрировал дарвиновскую теорию естественного отбора, согласно которой человек в своем развитии проходит примерно те же стадии, что и общество, в котором он родился. В самом деле, что такое драма «Кромвель», как не попятное движение, уроки классицизма? А о том, что он был прилежным учеником классицизма, свидетельствует одно из его писем к сестре: «Кребильон меня обнадеживает, Вольтер пугает, Корнель приводит в восторг, а Расин заставляет бросать перо». Из этой последней жалобы следует, что все двадцатые годы прошли под знаком подражательства авторитетам. Начав как классицист, он затем переметнулся в стан «черного романа» и «Удольфских тайн», а с середины десятилетия прочно эпигонствовал Вальтер Скотту, от которого был в неизбывном восторге. Мысль, высказанная опять-таки в письме к сестре Лоре, о том, что он пишет ради денег (и впрямь: за первый роман он получил 800 ливров, за последующие – от полутора до двух тысяч!) – эта мысль не что иное, как попытка юного таланта быть полезным, р а б о т а т ь  в той сфере, какую он избрал. Он очень хорошо сознает, что он не гений, и томится по большему прикосновению к существу жизни. «Я ежедневно благословляю счастливую независимость профессии, которую я избрал себе (…) Если бы я был спокоен относительно своего материального положения, я стал бы работать над серьезными вещами», - пишет он в 1822 году.      В самом деле: его ранняя проза несет на себе печать сразу всех существовавших тогда направлений: классицистического романа Дидро и Вольтера, сентиментализма Ричардсона, Стерна и Руссо, «готического романа ужасов и тайн» мадам Анны Рэдклиф, просвещенческих исследований У.Годвина и «Векфильдского священника» и,  наконец,  романтизма Вальтер Скотта. «Нерадивый ученик» Вандомского коллежа братьев-ораторианцев читал так много и бессистемно, что заболел и вынужден был пожить некоторое время с родителями для успокоения нервов             ПРЕДИСЛОВИЕ К "ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КОМЕДИИ", "ДОМ КОШКИ, ИГРАЮЩЕЙ В МЯЧ", "ВЕНДЕТТА", "ПОБОЧНАЯ СЕМЬЯ", "ПОКИНУТАЯ ЖЕНЩИНА"      Предисловие к “Человеческой комедии” написано Бальзаком много позже, чем следующие за ним ранние произведения, - в 1842 году, тогда как вышеозначенные рассказы относятся к 1830-1832 году, и только “Побочная семья” дописывалась в том же 1842, в год первого издания “Человеческой комедии”, предпринятого издательством “Фюрн”. Считается, что само название возникло как бы в оппозиции к “Божественной комедии” Данте Алигьери.       В предисловии Бальзак указывает, что его “Этюды о нравах” состоят из шести разделов: первый - “Сцены частной жизни”, второй - “Сцены провинциальной жизни”, третий - “Сцены парижской жизни”, четвертый - “Сцены военной жизни”, пятый - “Сцены политической жизни” и, наконец, шестой - “Сцены сельской жизни”.      В замысле “Человеческой комедии” активную роль сыграло учение философов-естествоиспытателей Кювье и Сент-Илера, которые сопоставляли человека и животных в силу их органического единства. Похоже, не обошлось и без влияния скандально известного философа Ламетри, автора трактатов “Человек-машина”, “Человек-растение”, сводившего функции человека к простому биологизму. /Правда, заметим в скобках, делалось это в свое время в пику религии, жупелу всех просветителей/. Как бы там ни было, Бальзак в предисловии пишет следующую замечательную фразу: “Различие между солдатом, рабочим, чиновником, адвокатом, бездельником, ученым, государственным деятелем, торговцем, моряком, поэтом, бедняком, священником так же значительно, хотя и труднее уловимо, как и то, что отличает друг от друга волка, льва, осла, ворона, акулу, тюленя, овцу и т.д.”      В семье к Эвелине Ганской 26 октября 1834 года Бальзак так излагает общий замысел “Человеческой комедии”:      “Фундамент “Человеческой комедии” - “Этюды нравов” - изобразят все социальные явления, так что ни одна жизненная ситуация, ни одна физиономия, ни одни характер, мужской или женский, ни один уклад жизни, ни одна профессия, ни один из слоев общества, ни одна французская провинция, ничто из того, что относится к детству, старости, зрелому возрасту, к политике, правосудию, войне, не будет забыто.      Тогда последует второй ярус - “Философские этюды”, ибо после следствия надо показать причины: в “Этюдах нравов” я изображу чувства и их игру, жизнь и ее движения. В “Философских этюдах” я вскрою причину чувств, основу жизни, каковы пределы, каковы условия, вне которых не могут существовать ни общество, ни человек; и после того как я обозрею общество, чтобы его описать, я займусь его обозрением, чтобы вынести ему приговор.      Позднее, после следствия и причин, придет черед “Аналитическим этюдам" /частью которых является “Физиология брака”/, ибо после следствий и причин должны быть определены начала вещей. Нравы - это спектакль, причины - это кулисы и механизм сцены. Начала - это автор, но по мере того, как произведение достигает вершин мысли, оно, словно спираль, сжимается и уплотняется. Если для этюдов нравов потребуется двадцать четыре тома, для “Философских этюдов” нужно будет всего пятнадцать, а для ”Аналитических этюдов» - лишь девять. Таким образом, человек, общество, человечество будут без повторений описаны, призваны на суд, исследованы в произведении, которое будет подобно “Тысяче и одной ночи” Запада”.      Из этого письма вытекает со всей очевидностью, что Бальзак уже в 1834 году  знал, чего он хочет. Его сверхзадача поражает своей масштабностью даже для той эпохи, в которой жили и творили такие плодовитые французские авторы, как Дюма-отец и Золя.      С годами Бальзак серьезнел и умнел; его путь - от подражания классицистам и романтикам, через бульварные романы и произведения, созданные единственно ради заработка, под которыми подчас  он даже не ставил своего имени, - неизбежно приводил к системе, к циклу, к систематизации достигнутого и планам на будущее. Эти планы достойны гения, каковым, очевидно, Бальзак себя и считал не без основания. Срез человечества дается предпочтительно на материале Франции, но Франция - это человечество в миниатюре, это центр цивилизации, в нем заключено все, что есть интересного в мире, подобно тому, как в скорлупе заключен орех.      На примере жизни и творчества Бальзака можно проследить, что такое художественное творчество вообще. Это, в первую очередь, труд и самоорганизация. Этот Прометей слова как бы последовательно сбрасывал узкие и ветхие одежды ученичества, являясь всякий раз в обнове оригинальности, силы и мощи. Его потенциал был неисчерпаем. Было похоже на то, что жизнь и творчество у него неразделимы, потому что каждое произведение, каждая страница, каждая, пусть на потребу и на съедение кредиторам написанная новелла, последовательно изживали,  творчески преобразовывали день, в который они были созданы. А если представить себе, что работа шла днем и ночью, то можно себе представить, какая требовалась духовная и телесная мощь от автора. Даже Дюма-отец, написавший немыслимое количество романов, имел многочисленных секретарей и помощников, соавторов и подсказчиков, Бальзак же в основном создавал свои вещи сам и прибегал к соавторству лишь в начальный период.      Беда, однако,  в том, что при такой сверхзадаче выход и итог мыслился один - сжечь себя без остатка, подобно Прометею, как определил это Стефан Цвейг; таким образом замысленная и расписанная жизнь могла реализоваться лишь за счет бесконечного самопожертвования, при которой сам автор сознательно отказывается от простых человеческих радостей - семьи, буржуазного достатка, незапланированного общения с природой и симпатичными людьми. Все шло как раз по тому сценарию, при котором жизнь сгорала огромным костром на ветру XIX столетия. Читатель-роялист, читатель-буржуа, читатель-пролетарий, читатель-крестьянин требовали все новых и новых жертв, и у Бальзака хватало топлива, чтобы поддерживать горение высоко и мощно. Не стоит думать, что это был социальный заказ, как сказали бы в России в семидесятых годах ХХ века. Нет, это было и жизнью - жизнью человека, которому “дано с избытком”, как говорится в Св. Писании. Бальзака ориентировала не только французская читающая публика. У  него была и самоцель. Недаром же в его кабинете стояла статуэтка Наполеона /того самого, завоевателя/ с надписью рукой Бальзака: “То, чего он не смог завершить мечом, я осуществлю пером”. Таким образом, сам автор ставил задачу завоевания всего мира. Отличие гения от графомана, вероятно, в том и состоит, что гений справляется с заданием, достигает цели, какой бы грандиозной она не выглядела, он держит ситуацию под контролем, тогда как графоман не в состоянии даже приблизится к уяснению собственных целей. При всей грандиозности цель Бальзака, в сущности, проста и ясна, а после примера Наполеона Бонапарта уже и просто реальна. Вспомним, что и натуральная школа немного позднее в лице “Ругон-Маккаров” Эмиля Золя дала превосходный образец физиологической систематизации, причем автор этого цикла романов еще заземленнее, еще биологичнее, нежели Бальзак.      Надо учесть, что вдохновение не было постоянным спутником писателя. Годом позже, в 1835, когда он ненадолго ездил в Вену, чтобы повидаться с давней своей приятельницей и исповедницей Э. Ганской, он жаловался: “Моя жизнь состоит из одного монотонного труда, который разнообразится опять-таки трудом”.     Если Бюффон так красочно и со знанием дела живописал природу, почему бы не сделать того же самого в отношении общества, спрашивает Бальзак. “Самим историком должно было оказаться французское общество, мне оставалось только быть его секретарем”.      За те десять с лишним лет, что печатались ингредиенты “Человеческой комедии”, каждое на особицу, Бальзак успел получить множество упреков в безнравственности своих произведений, их чрезмерной наукообразности, мистицизме  и т. д. Защищаясь в этом предисловии от упреков в безнравственности, Бальзак ссылается на пример Христа и Сократа, которых тоже в их время обвиняли в зазнайстве и  в   о т с у т с т в и и   п о л н о м о ч и й  для того, чтобы судить других людей. Ориентация писателя на двух величайших пророков древности сама по себе замечательна. Конечно, она отдает хвастовством и зазнайством, как многое другое в творчестве и личности писателя, однако мы должны понять, что в какой-то мере эти качества входят в состав собственно национального характера французов. Такие “заявки” и гигантоманские закидоны идут у Бальзака от избытка силы, от бурного гражданского темперамента, от того качества французов, которое так замечательно воплотилось в “Гаргантюа и Пантагрюэле” Франсуа Рабле, в “Тартарене из Тарраскона” Альфонса Доде, в героях Дюма-отца и Ромена Роллана.      Поскольку, говорит Бальзак, в его Комедии изображены тысячи персонажей, он вынужден был разбить ее на “Этюды”, а “Этюды”, в свою очередь, на “Сцены”. Мимоходом он укоряет Жорж Санд за то, что она собиралась написать предисловие к собранным здесь произведениям, да так и не собралась, и ему приходится делать это самому.      Уже в первом произведении, включенном в “Человеческую комедию»,   в “Этюд о нравах”, Бальзак предстает перед нами как канонический писатель реализма - критического реализма. В рассказе “Дом кошки, играющей в мяч” все строится по законам реализма: дана обширная экспозиция, в которой обозреваются время и место действия, даны портреты действующих лиц. Это похоже на ценности, провозглашенные Буало, с той, однако, разницей, что они применены к эпическому, повествовательному жанру. В рассказе есть все: хорошо выдержанное вступление, завязка действия и его развитие, кульминация, развязка. Суконщик Гильом имеет двух дочерей на выданье - двадцативосьмилетнюю Виргинию и восемнадцатилетнюю Августину. Он не прочь выдать перезрелую дылду Виргинию за самого толкового своего приказчика Леба, однако тому по сердцу младшая из дочерей, крошка Августина. Но вот на сцене появляется модный, молодой и красивый художник Теодор Сомервье, и роли окончательно разобраны: красота и искусство должны породниться, равно как и другая пара - полные семейных добродетелей и деловых качеств Леба и Виргиния. Так оно и случается ко взаимному удовольствию: Гильом берет своего приказчика в долю, и обе пары счастливых молодоженов венчаются одновременно. С этого момента люди дела отходят на задний план, а люди искусства выдвигаются на первый.      Дело в том, что после рождения ребенка Сомервье охладевает к жене. Бедняжка Августина, чтобы спасти семью, советуется с отцом и матерью, со старшей сестрой и зятем и даже, подобно сказочной наивной дурочке, перед которой открываются все тайные врата, идет к своей сопернице-герцогине, чтобы узнать, чем же таким особенным прельстился ее супруг. Неназойливо в сознание читателя внедряется мораль: “одаренный человек зачастую делает свою жену несчастной”. Герцогиня учит ее властвовать мужем, совсем как Онегин - Татьяну. Наивная, одушевленная и очень смышленая юная Августина - самый симпатичный образ произведения. Узнав об этом визите, Теодор Сомервье приходит в ярость, однако герцогиня, самоустранившись, вынуждает его заняться собственной женой, оценить ее достоинства и ее любовь. Дом, над порталом которого изображена кошка, играющая в мяч, - это и есть истинное прибежище для простых сердец. Действительно: частная жизнь, случай из самой что ни на есть частной жизни.      И все-таки последовательным реалистом Бальзак не был и в тридцать лет. Во всяком случае, в выборе сюжетов. Потому что сюжет рассказа “Вендетта”, его герои, художественные приемы, исполнение - все пронизано романтизмом. Что ни говори, а в 1830 году романтизм был сильнейшим движением в западноевропейской и русской литературе. Такой сюжет, с такими страстями и исключительными по воздействию персонажами мог выбрать Стендаль, уделявший столько внимания пылким итальянцам, но никак не Бальзак. Но мы имеем то, что имеем: романтический рассказ о роковых страстях и возвышенных душах.      Кратко суть дела в следующем: корсиканец Бартоломео, учинив кровавую вендетту над родом Порта, приходит к императору Наполеону и его брату Люсьену и искупает грех, нанявшись в ряды доблестной завоевательной армии. Проходит 10 лет, и в 1815 году, когда кончаются Сто дней императора Наполеона и начинается преследование бонапартистов, его дочь Джиневра Пьомбо, которая занимается в школе живописи Сервена, знакомится там с раненым офицером Луиджи. Старый Бартоломео, сам некогда наполеоновский фаворит, тем не менее,  решительно против союза дочери с опальным юношей. Особенно когда узнает, что он из тех самых Порта, которых он когда-то истребил. Джиневра, девушка-кремень, идет против воли отца, полюбив врага своей семьи. Старый Бартоломео просто-напросто недосмотрел, позволив чувству дочери угнездиться глубоко. В противостоянии жарких итальянских страстей добром дело не кончится. И действительно: отец пытается убить дочь, а когда это ему не удается, отрекается от нее. молодые венчаются, но тут-то, когда доблестный офицер вынужден заниматься перепиской казенных бумаг, а Джиневра становится художницей, работающей на заказ, и обнаруживается гибельный разрыв между идеалом и действительностью, между идеальной любовью и действительными тисками нищеты. Жестокий старик так и не простил свою дочь. Он допускает, чтобы с голоду умер их ребенок, а потом и она сама. Еще бы: его вендетта не кончилась, она обратилась теперь на этого негодяя Луиджи и на тех, кто с ним породнился вопреки его воле. После ребенка с голоду умирает и мать. Теодор приносит тестю косу его дочери и умирает сам. Так завершается эта трагическая история.      Нужно отметить, что романтизм Бальзака, отразившийся впоследствии в его философических романах “Шагреневая кожа” и “Поиски абсолюта”, посвященных людям искусства и науки, весьма своеобразен. Этот романтизм имеет хорошее укоренение в реальной почве. В этом раннем рассказе уже намечено то противоречие между абсолютом человеческих притязаний и ничтожностью его воплощения в действительности. В образе художницы, которую сгубила ее пылкая страсть, нет-нет, да и мелькнет тень Рафаэля Валентэна из “Шагреневой кожи” или ученого Клааса, одержимого своими учеными изысканиями.      Рассказ “Побочная семья” /другое название - “Добродетельная женщина”/ также написан в основном в 1830 году. Этот и три последующих года были особенно урожайными в творчестве Бальзака. Условно его можно разделить на две части, с эпилогом, написанным в 1842 году. Первая часть выдержана в духе высокого романтизма. Бедная девушка-бесприданница Каролина Крошар, проживаюшая на сырой и темной улице Турнике-Сен-Жан под присмотром старушки-матери, занята вышиванием. Они с матерью бедны и добродетельны, все их развлечение сводится к наблюдению из окна за уличными прохожими. “Черный господин” по имени Роже мало-помалу неприметно влюбляется в эту чудесную девушку и начинает ей материально помогать, подбрасывает даже кошелек, чтобы помочь расплатиться с домовладельцем за наем квартиры. Все это похоже вначале по тональности и колориту на “Бедных людей” Ф. М. Достоевского, особенно когда Роже, заботливо опекая девушку, учит ее развлекаться, танцевать, снимает для нее квартирку в центре города, которую любящие сердца превращают постепенно в уютный уголок Гименея. Через шесть лет здесь уже подрастают мальчуган и девочка, а счастливая Каролина Крошар, которая не ведет светского образа жизни, за все это время так ничего и не узнала о своем Роже. И только ее мать, госпожа Крошар, поверяет перед смертью фамилию соблазнителя дочери суровому священнику Фонтенону.      Из второй части рассказа, после сюжетной ретардации, мы узнаем, что Роже в момент знакомства с Каролиной уже был женат на богачке и подруге детства Анжелике Бонтон. Вот такой вот двоеженец. Однако Бальзак не собирается осуждать героя. Напротив, оказывается, что найденный им выход самый что ни на есть логичный, потому что Анжелика - дама излишне религиозная,  затворница, постница, водится с попами и даже пишет письмо папе в Ватикан, чтобы узнать из первых уст, “может ли жена декольтироваться, посещать балы и театры, не погубив души”. Понятно, что семейная жизнь со святошей не проста, вот почему Роже в конце концов обзавелся побочной семьей, где он счастлив не по обязанности. Союз высокородной святоши с чиновником судебного ведомства оказался несчастливым. Духовник Фонтенон, которому старуха Крошар перед смертью выбалтывает имя соблазнителя, доносит Анжелике на мужа. Дело заканчивается тем, что Роже остается без обеих семей, седым и несчастным, потому что Каролина в свой черед удрала к более молодому любовнику.      Пафос рассказа в его антиклерикализме. Отношения Бальзака с церковью никогда не были простыми, даже в те времена, когда он в угоду монархическим особам заделался легитимистом и пел под сурдинку аристократов. В этом смысле он был преемником французских просветителей.                            ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ МУЗА       И все-таки в творчестве Бальзака есть черта, которую нельзя назвать плодотворной, - утомительное многословие. У Бальзака-то она извинительна и идет отчасти от переполнявшей его информации, отчасти от спешки, потому что написанное им тотчас шло в набор и в оплату денежных долгов, отчасти как атавистический рудимент тех лет, когда он на потребу публике один за другим писал “черные романы” в надежде заработать деньги и упрочить свое положение. Но именно эта черта - многословие - дурным образом отразилась в концепции “социалистического реализма”, как она была создана советскими литературоведами. Такие писатели, как М. Горький послереволюционных лет, К. Федин, Л. Леонов, Ф. Панферов, Ф. Гладков, а во Франции А. Барбюс и Р. Роллан мало-помалу стали считать его своим предтечей. “Социалистический реализм” естественным образом выводился из критического, самой опорной фигурой которого и явился Оноре де Бальзак. В оценках стало принято ссылаться на А. Франса, В. Белинского и М. Горького. Процитируем и мы этих троих. Анатоль Франс  писал: “Прозорливый историк общества своего времени, он вскрывает все тайны  лучше, чем кто-либо другой, он поясняет нам переход от старого режима  к новому”. В. Г. Белинский обращал внимание российских читателей на многообразие человеческих лиц в произведениях Бальзака: “как много написал этот человек, и несмотря на то, есть ли в его повестях хотя один характер, хотя одно лицо, которое бы сколько-нибудь походило на другое”. М. Горький отмечал: “Книги Бальзака наиболее дороги мне той любовью к людям, тем чудесным знанием жизни,  которые с великой силой и радостью я всегда ощущал в его творчестве”.      Однако пустословие и отдельные самоповторы в некоторых произведениях Бальзака имеют совсем иную основу /избыток сил, спешка, способность работать одновременно над несколькими произведениями, не прибегая к услугам секретаря/, а главное, совсем другую природу, чем пустословие, скажем, “Брусков” или “Хождения по мукам”. Бальзака настолько распирает содержание жизни, замыслы, образы, мысли, что он просто-напросто не успевает их выговорить; слова громоздятся сверх содержания, навалом, подавляют его; Бальзак в силу горячего темперамента не успевает договориться иногда до сути проблемы, в то время как многоречивость столпов соцреализма призвана,  прежде всего,  драпировать бессодержательность, беззубость, отсутствие яркой мысли или сильного образа. Слово у Гладкова или К. Симонова зачастую скользит по поверхности смысла. Боязнь определенно высказаться - вот что, прежде всего, объясняет колоссальные объемы многотомных эпопей социалистического реализма. У Бальзака совсем иное. Как постоянно дрейфующие льдины, отдельные части его “Человеческой комедии” не вполне притерты, далековато расходятся или, напротив, громоздятся торосами, напирают друг на друга. Надо всегда иметь в виду, рассматривая “Человеческую комедию”, что она вызревала в течение десятилетия,  и сам замысел ее возник уже в процессе работы над ней. Надо принимать также во внимание, что это грандиозное архитектурное сооружение, это сооружение гиганта не было завершено: оно так и осталось, вроде Колизея, - с провалами и оползнями по отдельным местам.      Роман “Провинциальная муза”, завершенный в 1844 году, - из тех, которые не относятся к вершинным достижениям автора. И,  однако,  он добротно сделан и вполне отвечает задачам изображения “провинциальной” жизни.      Самые длительные и прочные отношения Бальзак имел только с замужними женщинами, и в романе отразилась одна из таких связей - со славной и умной Зельмой Карро, ставшей его другом на долгие годы. Красавица и умница Дина Пьедефер переполошила провинциальный город Сенсер независимым поведением, собранием предметов искусства и состоятельным муженьком-карликом, де Ля Бодре, который на первых порах занят исключительно своим поместьем и который на 27 лет старше супруги. Вокруг Дины тотчас собирается провинциальная знать, а также два местных уроженца, жители Парижа,  - журналист Лусто и медик Орас Бьяншон, фигурирующие также и в других романах Бальзака. Вокруг этих героев и завязываются тонкие, хорошо психологически мотивированные взаимоотношения. Барон де ля Бодре все никак не умирает, чтобы развязать руки любящим Дине и Лусто, напротив - здоровеет и метит в пэры Франции, так что журналист, одержимый, как мы знаем из биографии, собственно бальзаковскими маниями /жениться на богатой и благородной аристократке/, в конце концов отступает, решившись на брак по расчету на мадемуазель Кардо. Прослышав об том, Дина приезжает из Сенсера в Париж, и тут начинается их счастливая жизнь, которую отравляют, с одной стороны, невеста Лусто и муж Дины, а с другой - воздыхатель Дины прокурор Кланьи. Взаимоотношения заканчиваются тем, что Лусто, погнавшийся за двумя зайцами, за двумя химерами, разорен и нищенствует, а Дина, вечная провинциалка, возвращается благоразумно к мужу.  Так заканчивается роман провинциальной музы и столичного журналиста. “Не существует больших талантов без большой воли,  - резюмирует автор, наблюдая падение героя. - Эти две силы-близнецы необходимы для сооружения здания славы”.     В “Провинциальной музе” действует тип женщины того возраста /между тридцатью и сорока/, который впоследствии получит прозвание “бальзаковского”. Бальзак уже настолько далек от тематики “черных”, неистовых романов, писанных в молодости на заказ, что разрешает себе немного поиронизировать над ними в той сцене, где гости провинциального  салона  рассказывают друг другу “страшные истории”.      Затхлая атмосфера провинциального города не способствует духовному развитию, губит даже незаурядные дарования, делает вывод писатель, прослеживая судьбу еще одной прекрасной “тридцатилетней женщины”, Дины де ла Бодре. В атмосфере сплетен, взаимной слежки и доносов, праздности и скудных  интересов хиреет даже возвышенное любовное чувство. Оно деградирует до элементарной борьбы за существование, когда каждый шаг определяется толщиной вашего кошелька. Добродетельных здесь упрекают в гордыне, а падших - в грехе. Дина была и той, и другой, ее опыт закончился ничем. Может быть, имеет смысл только одно - работать, добиваясь честолюбивых целей, как поступает неутомимый труженик и тщедушный здоровяк барон де ля Бодре.                                   БЕАТРИСА       В “Сценах частной жизни” /”Scene de la vie privee”/ Бальзак достигает высокого мастерства в разработке чувственной темы. Персонажи его “частных” романов немногочисленны, и отношения героев строятся вокруг любовной интриги. Как он и заявлял в Предисловии к “Человеческой комедии”, в статьях и письмах того периода, когда вызревал замысел, все силы писателя брошены на разработку чувственной стороны жизни и женских характеров. Отныне его, бальзаковских, женщин не спутаешь ни с какими другими: погружаясь в омут чувств, они раскрывают самые потаенные уголки своих сердец, становясь то мстительными, то жертвенными, то сдержанно хладнокровными, то безоглядно открытыми.      Это характерно и для трехчастного романа “Беатриса”, написанного, видимо, не в один прием между 1838 и 1844 годом: все три части имеют четкие стилевые различия, ощутимо разнятся по тональности. Разработка любовной темы становится здесь до того утонченной, что местами напоминает плетение кружев, бисероплетение. Это похоже на дамское рукоделие. Впрочем, упоминая Жорж Санд, госпожу де Сталь и делая свою героиню Фелисите де Туш писательницей, работающей под псевдонимом Камилл Мопен, Бальзак и не скрывает, что собирается перещеголять в утонченности упомянутых дам. Действительно, во Франции ко времени Бальзака была уже хорошо разработанная система любовного романа, и многие участки на этом поле обрабатывали пишущие дамы. Многие ссылки на знаменитый роман Бенжамена Констана “Адольф” также знаменательны. Герои здесь словно задались целью соперничать друг с другом по части самопожертвования. Это еще не та диалектика чувств, которой позже овладеет Лев Толстой, и не та плотность анализа, которая будет характерна для Флобера и Мопассана. Бальзак чаще всего применяет прямые характеристики и филигранные описания. Чего стоит один многостраничный портрет Фанни О.Брайен, матери Каллиста дю Геник, главного героя романа! Подробно, дотошно, со знанием дела описаны стан, плечи, грудь, шея, спина, глаза, белки глаз, кожа, зубы, веки. А если учесть, что это развернутое описание, сделанное со вкусом и художническим наслаждением, вскоре перетекает в столь же подробное описание другой героини, Фелисите, а чуть дальше и Беатрисы, то станет ясно, откуда у современников появился взгляд на Бальзака как знатока женской души. Женщины должны были быть очарованы таким вниманием к их переживаниям в любви. И это подтверждалось большим количеством писем от поклонниц, которые получал Бальзак.      Сюжет романа “Беатриса” и прост и сложен. Здесь открыто применена та многофигурная комбинация, при которой одни герои, появившись, сходят со сцены, другие выходят на сцену уже в середине романа или к концу. Бретонский город Геронда, его провинциалы, сражающиеся в карточную игру “мушку” со ставкой в несколько су, город, где перемывают косточки юному Каллисту, повадившемуся к романистке и табачнице Фелисите, как две капли воды похож и на Сенсер, и на Сомюр, и на другие города провинциального цикла. Повадившись ходить в ее имение Туш, Каллист нарушает равновесие двух влюбленных пар: Фелисите и Клод Биньон, Беатриса и Джинеро Конти. Первая раньше, а вторая позже, обе они отдают свои симпатии этому красавцу, простодушному, юному, всегда готовому пустить слезу. Сквозь фактуру текста просвечивает Жан-Жак, тем более что герои   то и дело обмениваются любовными письмами, высказывая готовность любить и жертвовать друг для друга. Впятером они собираются у Камилла, и между ними идет игра в поддавки, во взаимные уступки и рокировки. Эти страницы романа самые зыбкие: зыбка грань между тонкостью и бессодержательностью, и Бальзак ловко балансирует на ней, являя виртуозную писательскую технику.      Во второй части, которая называется “Драма”, автор убирает мужчин постарше со сцены. На нее вступает Шарлотта, сверстница Каллиста, которую прочат ему в жены. Все три женщины тайно и явно враждуют из-за него, он же, получив отказ Беатрисы, пытается столкнуть ее со скалы, - настолько безответно его чувство. Этот поступок разрешает, хотя бы и таким странным способом, многие зреющие противоречия: Беатриса уезжает вместе с Джинеро, а Камилл и Каллист закрываются каждый у себя, переживая любовную неудачу. Камилл, и впрямь многогрешная, как утверждают горожане, уходит в монастырь замаливать грехи, а Каллист в прямом смысле заболевает от неразделенной любви, что,  в общем,  не так уж странно для романтического героя. Если вспомнить Элоизу и Абеляра, “Новую Элоизу” и Сен-Пре, ничего удивительного в таком исходе любовного чувства не окажется. Где тонко, там и рвется, а герои действительно изыскано тонки в изъявлении чувств, особенно на современный взгляд. Нужно,  однако,  помнить, что, сын буржуа и внук крестьянина, Бальзак мало сказать, что симпатизировал аристократии, он ее иногда боготворил, и аристократизм переживаний был ему самому свойствен и чрезвычайно ценился им у знати. Стремление к красоте и изысканности, принявшее в более поздние годы у Бальзака форму коллекционирования изящных безделушек и раритетов, вряд ли было чуждым, наносным, как склонен думать Стефан Цвейг в своей известной книге о Бальзаке. Оно было глубоко укоренено в нем, может быть, именно в силу плебейского происхождения. Дворянская частица “де”, пусть и украденная им незаслуженно, все-таки не была смешной потугой “мещанина во дворянстве”.       Посвящая роман графине Гвидобони-Висконти, Бальзак отсылает комментаторов своего творчества к своей связи именно с этой аристократкой, часто помогавшей ему выпутываться из финансовых затруднений. Заключительная часть этого произведения называется “Запоздалый роман”. Разочарованный красавчик Каллист дю Геник, отвергнувший любовь сразу троих дам, уезжает в Париж, где и женится на представительнице дворянского рода Сабине де Гранлье. Через три года он встречает там вновь Беатрису, и их роман вспыхивает с новой силой. Критических характеристик к своей героине Бальзак не применяет, но читателю в общем ясно, что, будучи сама замужем и завладев женатым же мужчиной, у которого к тому времени в семье намечается появление уже второго ребенка, - такая героиня и такой герой в смысле “нравов” далеко не блещут. Но какова бы ни была их любовь, это все-таки любовь, святое чувство, которого напрочь лишены праздные парижские аристократы, занятые интриганством. В третьей части все они, уже знакомые нам по другим сочинениям Бальзака, выходят на авансцену: Максим де Трай, Растиньяк, Ла Пальферина, Лусто. Описывая салон госпожи Шонтц, писатель выводит целую галерею великосветских интриганов. Парадокс в том, что их интриги на сей раз направлены к благой цели - вернуть Беатрису и Каллиста к своим законным супругам. Через несколько хитроумных ходов эта дворянская потеха благополучно завершается: любовники водворены каждый в свою семью. “Все хорошо, дорогая маменька, - ответила Сабина, подняв на мать сияющие счастьем глаза, - мы разыграли басню “Два голубка”, - вот и все...”                              ПОЛКОВНИК ШАБЕР        Хотя “Полковник Шабер”, небольшой роман, написанный в 1832 году и тогда же опубликованный, повествует о военном человеке, тем не менее отнесен к “Сценам частной жизни”. В романе, как почти всегда у Бальзака, использованы и автобиографические моменты и положения. Адвокат Дервиль, с такой симпатией выведенный в нескольких произведениях, не кто иной, как нотариус, господин де Мервиль, его непосредственный начальник и старший товарищ из тех еще, юношеских лет, когда Бальзак впервые учился зарабатывать деньги, служа писцом в нотариальной конторе.       Действительно, рассматривается как будто частный случай и частная судьба - судьба полковника наполеоновских войск, тяжело раненного в битве при Эйлау и заживо похороненного в братской могиле. Исключительность случая не помешала Бальзаку, прослеживая мытарства вычеркнутого из жизни человека по самореабилитации, показать всю степень бездушия социальных верхов. Выбравшийся из могилы и исцеленный местными хуторянами, полковник Шабер ничтоже сумняшеся полагает, что ему не трудно будет восстановить свое доброе имя, несмотря на исключительность ситуации и утрату удостоверяющих бумаг. Оказалось, однако, что,  пока суд  да  дело, французское общество с поражением Наполеона перестало нуждаться в доблестных воинах, жена, графиня Фуро, почти тотчас стала женою другого человека, а он, неудостоверенный и больной, еще скитаясь в немецкой стороне, уже становится пациентом сумасшедшего дома. Чтобы умерший человек воскрес - такого не может быть, потому что такого не может быть никогда. И лишь заступник униженных и бедных, адвокат Дервиль, по причине своей высокой порядочности, способен помочь ему в столь невероятной ситуации. Дервиль пытается добиться возвращения старику жены и значительного состояния, добывает необходимые письменные свидетельства из Германии, совсем было улаживает дело с двоемужницей /один из опубликованных отрывков так и был озаглавлен в свое время!/, но тут уж не выдерживает сам полковник, отказывается от своих притязаний, предпочтя остаться в доме престарелых.      Когда читаешь о злоключениях полковника Шабера, настойчиво, почти непроизвольно возникает образ другого страдальца, уже из русской литературы, - знаменитого капитана Копейкина. Не известно, читал ли Гоголь бальзаковский роман или это совпадение - следствие того нередкого случая так называемых “бродячих сюжетов”, вызванных аналогичными обстоятельствами эпохи, но только сходство подчас поразительно. Впрочем, Бальзак в полном соответствии со своим бурным социальным темпераментом и выводы делает свои, не сползая в слезливость и назидательность. Устами адвоката Дервиля он произносит приговор обществу, в котором добры лишь простые люди из народа, вроде молочника Верньо, а буржуа и аристократы живут по законам звериного эгоизма: “Я видел, - говорит адвокат, вместе с автором озирая мысленным взором предыдущие произведения, - как в номере умирает нищий отец, брошенный двумя своими дочерьми, которым он отдал восемьдесят тысяч ливров годовой ренты, видел, как сжигали завещания, видел, как матери разоряли своих детей, как мужья обворовывали своих жен, как жены медленно убивали своих мужей, пользуясь как смертоносным ядом их любовью, превращая их в безумцев или слабоумных, чтобы самим спокойно жить со своими возлюбленными...”      История честного воина, отважного Дон-Кихота, славного рубаки и достойного гражданина Франции, ставшего в конце концов нумером 164 из 7 палаты в доме призрения, - история, рассказанная живо, просто, искренне и с большим социальным пафосом, показывает нам жизнь общества без прикрас, жизнь того общества, которое строится на эгоизме, расчете и деньгах.                              ШУАНЫ, или БРЕТАНЬ В 1799 ГОДУ       К жанру исторического романа Бальзак обратился после неудачи своей книгоиздательской деятельности. Правда, историческим роман “Шуаны” можно было назвать лишь относительно: он отстоял от современности всего на 28 лет. К тому времени у автора, прогоревшего на издании Мольера и Лафонтена, было 45 тысяч франков долгу, и писательское призвание все настойчивее тянуло его возвратиться к прерванным занятиям. Прежде чем взяться за перо, он съездил в Бретань, чтобы на месте изучить район восстания бретонцев в поддержку свергнутого короля, порасспросить очевидцев и участников тех событий.       В западном литературоведении существует мнение о подражательности романа. Но запах чужих влияний чувствуется лишь после первых его страниц. Он имеет, собственно, две составляющих: э т н о г р а ф и з м  Фенимора Купера и и с т о р и з м  Вальтера Скотта. Да и в самой этой области Франции, некогда принадлежавшей англичанам, было достаточно следов британского присутствия. Восстание неграмотных крестьян против Республики в значительной мере инспирировалось и финансировалось Англией. Что касается влияния исторических хроник Шекспира, то с тем же, если не большим основанием, мы можем приписать его такому произведению, допустим, Александра Сергеевича Пушкина, как “Борис Годунов”. Да и кто из значительных писателей XIX века избежал этого влияния?      По справедливому замечанию исследовательницы творчества Бальзака Н. И. Муравьевой, писатель взял малоизвестный эпизод восстания шуанов и малоизвестную фигуру одного из предводителей - Буазарди, чтобы легче оперировать исторической правдой: об известных людях всем все известно, и на долю вымысла остается немногое. Под романом “Шуаны” писатель впервые подписался своим настоящим именем - Оноре Бальзак.      “Шуаны” - первый по времени написания роман, относящийся к “Сценам военной жизни” и, пожалуй, один из самых занимательных. Хотя сюжет, как всегда у Бальзака, развивается неспешно, он имеет тенденцию обостряться, приближаясь к трагической развязке. Внимание сосредоточено на упорной, очень гордой взаимной любви-ненависти двух центральных персонажей - предводителя шуанов маркиза де Монторана, по прозвищу Молодец, и республиканки, бывшей жены Дантона, мадемуазель де Верней. Остальные фигуры группируются и действуют несколько театрально, точно разыгрывают шахматную партию, разбившись на два лагеря: с одной стороны - шуаны, госпожа дю Га, простонародье, выступающее под кличками /Хватай-Каравай, Крадись-по-Земле, Налей-Жбан/, с другой - карательный отряд Юло, Корантена, де Бована, посланный Республикой на усмирение мятежа. Действующие по-партизански шуаны и действующие как регулярная армия республиканцы постоянно не совпадают не только в тактике борьбы, но и в образе жизни: они словно расположены в разных плоскостях, и это придает их перемещениям на небольшом участке земли в районе города Фужер характер несколько сумбурный, сбивчивый. В романе действуют множество лазутчиков, шпионов, темных личностей, требующих идентификации. Часто эта особенность приводит к трагическим недоразумениям, как в случае с Налей-Жбаном и его семьей, которые оказываются между двух огней. Уплотняет действие любовная интрига Монторана и де Верней, их притяжение-отталкивание, их тайные ночные свидания и многочисленные недоразумения между ними, порожденные развитием высокого любовного чувства на фоне военных действий. Одно с другим, понятно, не совместимо, интересы государства в состоянии войны противоречат простым человеческим радостям и не способствуют созданию семейного очага. Мало того, они этот очаг разрушают - очаг Налей-Жбана, его жены Барбетты и их сына, очаг влюбленных главных героев. Война вносит сумятицу и путаницу в жизнь и быт людей: они начинают судить друг о друге по принадлежности к политической партии, к той или иной группировке, а не по нравственным качествам. Усилиями влюбленных оказывается преодолена,  наконец,  эта разность, вопреки свисту пуль им удается договориться о создании семьи, их чувство так глубоко, что преодолевает все взаимные преграды, Монторан и красавица де Верней при священнике и двух свидетелях тайно совершают обряд венчания, проводят вместе несколько счастливых часов и вынуждены заплатить за это смертью: переодевшись, при попытке покинуть  окруженный дом они погибают.      Бальзак не был бы Бальзаком, если бы на таком материале создал мелодраму, а не трагедию, полную могучего напряжения и неистовых страстей. Причем эта трагедия э п и ч е с к а я. В пользу этого свидетельствует и неторопливое, мощное развитие фабулы, и художественные средства, в первую очередь язык, и, главное, мастерство в исполнении массовых сцен. Если сопоставлять роман с таким произведением В. Гюго, как “Собор Парижской Богоматери” или “Девяносто третий год”,  где, кстати, речь идет также о восстании против Республики, но только в Вандее, то придется констатировать, что “Шуаны” в большей степени реалистичны, чем произведения вечного романтика Гюго. Реалистичны  они,  прежде всего,  большей естественностью и мотивированностью поступков героев, более спокойным народнопоэтическим базисом этого произведения.      Тот факт, что во многих странах Европы и в Америке в один и тот же период были созданы произведения, подобные этому, свидетельствует о большом сходстве в картинах общественной  жизни и литературных течений. Во Франции это В. Гюго, П. Мериме “Хроника времен Карла IX”, Альфред де Виньи “Сен-Мар” и “Неволя и величие солдата”, Г. Флобер “Саламбо”, Дюма-отец - романы из придворной жизни, в Англии - творчество Вальтер Скотта, в Америке - индейский цикл Фенимора Купера, в Австрии - новеллы К.-Ф. Майера, в России - романы И. И. Лажечникова и повесть Н. В. Гоголя “Тарас Бульба”. Для всех названных произведений характерно обращение к прошлому страны, внимание к народной жизни, яркий “couleur locale”, местный колорит, эпичность. Вместе с тем ни одни из авторов не избежал увлечения романтическими героями, поведение которых определено глубоким субъективизмом.                                       ПРОСЛАВЛЕННЫЙ ГОДИССАР, МУЗЕЙ ДРЕВНОСТЕЙ      Уже упоминалось о близком тематическом сходстве европейских писателей XIX века. Об этом свидетельствует и рассказ Бальзака “Прославленный Годиссар”, опубликованный в 1834 году. Он вырос из “физиологического” очерка, из “зарисовки с натуры”, которые в ту пору писали многие русские и западноевропейские авторы - Н. А. Некрасов, Н. И. Успенский, Ч. Диккенс, У. Теккерей. Как известно, из подобных очерков выросла “Книга снобов” У. М. Теккерея, который, в сотрудничестве и в идейной перекличке с английским художником-”натуралистом” У. Хогартом,  создал целую галерею образов - бакалейщиков, светских денди, парикмахеров, журналистов, членов парламента и т. п. “Зарисовка с натуры” была неким полужурналистским,   полухудожественным жанром, небольшим и емким по содержанию, в котором означенные писатели оттачивали свое мастерство, демонстрируя наблюдательность, верность натуре, сатирические и юмористические приемы, социальный, а зачастую и политический темперамент. Часто опубликованные в мелких журналах и газетах, эти натурные зарисовки вставлялись целиком в более крупное произведение писателя или использовались как заготовки. Не миновал этого и Бальзак, нарисовавший целую галерею социальных портретов представителей нарождающейся французской буржуазии, особенно укрепившей свои позиции после Июльской революции 1830 года, - “Банкир”, “Министр”, “Бакалейщик” и др. Из подобной же натурной зарисовки ростовщика выросло позднее и такое произведение, как “Гобсек”. Французским Хогартом для Бальзака выступил популярный в те годы художник-карикатурист О. Домье.      “Прославленный Годиссар” также вырос из физиологического очерка, представлявшего в живом юмористическом свете  портрет коммивояжера. Рассказ не претендует на большую социальную глубину, но увлекателен, как может быть увлекателен мастерски рассказанный литературный анекдот. Действительно, история о том, как парижского коммивояжера, приехавшего в Турень навязывать подписку на непопулярные газеты, смеха ради свели с местным сумасшедшим, пытавшимся в свою очередь сбыть две бочки вина со своих виноградников, - очень смешна по неожиданным последствиям в виде комической дуэли и примирения. Вместе с тем в рассказе проводится и нешуточная, а скорее грустная мысль о том, что в нашем мире, устроенном на принципах купли-продажи, все-таки не удается талантливому человеку получить деньги наперед под залог своего таланта. Даже если художник умирает с голоду, ни один банкир ему не выдаст ссуду; талант, в отличие от газет, бакалеи, вина, - вещь неходовая и заработать на ней удается очень немногим. “Журнал для детей”, “Земной шар”, красильню Вернье, трактир и даже две бочки вина, принадлежащего соседу, сбыть куда проще, чем реализовать собственный талант в мире чистогана.      Рассказ замечателен еще и тем, что в нем, в сцене торгов Годиссара с сумасшедшим Маргаритисом применен эффектный прием полифонии /каждый толкует о своем, не слушая визави/. В рассказе также применен прием ложного панегирика, отнюдь не редкий в творчестве Бальзака,  - вспомним хотя бы роман “Величие и падения Цезаря Бирото”. Напыщенные восхваления заурядного,  в общем,  страхового агента и комми явно не соответствуют его характеру и поведению.      Поскольку личный, житейский опыт Бальзака был связан с юриспруденцией и журналистикой, то именно в вопросах буржуазного права и газетного дела он чувствует себя наиболее в своей тарелке. Часто его произведения строятся, как разбор юридического казуса или отношений в сфере издательской деятельности. Таков и небольшой роман “Музей древностей”, сюжет которого строится вокруг поддельного векселя на предъявителя.  Именно на эту аферу решился молодой граф Виктюрньен д’Эгриньон. Это преступление он вынужден совершить из любви к женщине, герцогине де Монфриньез. Однако ошибкой было бы искать у героя, пошедшего на этот шаг из-за бедности, таких же угрызений совести и морального самобичевания, какое мы наблюдаем в аналогичном случае у Родиона Раскольникова. Напротив, благодаря усилиям любовницы и верного слуги д’Эгриньянов нотариуса Шенеля, а также многих судейских крючков, привлеченных взятками и обещаниями быстрой карьеры, для этого мота, щеголя и кутилы все кончается сравнительно благополучно: Круазье, сторонник буржуазной партии посрамлен, дворяне и аристократы, приверженцы дореволюционных королей, торжествуют, потому что им удалось замять разгорающийся скандал. Дю Круазье, этот интриган, только в одной сцене романа, поднимается до того, чтобы ему симпатизировал читатель, а именно там, где он выговаривает Шенелю, пришедшему просить за молодого шалопая: “Дело, господин Шенель, идет о Франции, о нашем отечестве, о народе, о том, чтобы показать вашим господам аристократам, что существует правосудие, существуют законы, существуют буржуа и мелкие дворяне, которые не хуже их и наконец поймали их. Нельзя на охоте ради одного зайца истоптать десяток колосящихся полей, нельзя позорить семьи, совращая бедных девушек, нельзя безнаказанно издеваться над ними в течение десяти лет; все эти обиды растут и образуют лавины, а лавины,  в конце концов,  обрушиваются и засыпают господ аристократов”.       Похоже, что именно после прочтения этого произведения Энгельс сделал свое известное замечание о Бальзаке как о художнике, который особенно остро - в силу своей художественной натуры и вопреки собственной принадлежности дворянству, - критикует именно этот класс. В самом деле, живописуя транжирство и мотовство молодого графа, который беззастенчиво лжет отцу и тетке, грабит добряка нотариуса, подделывает вексель и собирается либо бежать вместе с возлюбленной, либо кончать самоубийством, Бальзак то и дело иронизирует над этими двумя влюбленными херувимами. В описании салона д’Эгриньянов, где собираются жуткие старики и старухи, и руины прошлого века, “музейные экспонаты”, у которых уже почти и нет твердых жизненных позиций, а есть лишь кодекс дворянской чести, автор избирает уже прямо саркастические слова. Даже герцогиня де Монфриньез, представляющая высшие монархические круги Франции, побывав в “музее”, замечает: “Да вы, я вижу, просто безумны. Вы застряли где-то в пятнадцатом веке, а ведь сейчас уже девятнадцатый. Дорогие мои, дворянства больше нет, существует лишь аристократия.  Наполеоновский  кодекс  убил дворянские привилегии, как пушка убила феодализм. Имея деньги, вы станете гораздо знатнее, чем теперь. Женитесь на ком хотите, Виктюрньен...”      Роман написан в 1837 году и опубликован в следующем, 1838. Помимо своей воли, по слову Энгельса, самые ядовитые стрелы легитимист Бальзак выпускает в своих. Что такое Виктюрьен, как не хилый последний отросток уже коченеющего дворянства? Чтобы в это ветхое содержание влить новую свежую кровь, поневоле приходится скрещивать его с девицей Дюваль, представляющей новую буржуазию. Та же тема под пером Салтыкова-Щедрина или Гоголя выглядит куда более страшной. Впрочем, пройдет совсем немного времени - и под пером Золя и Мопассана дворяне предстанут уже вполне физиологическими уродами. Агония дворянства растянется на два столетия, вплоть до Марселя Пруста, а пока что, в изображении Бальзака, дерево дворянства еще зеленеет и даже плодоносит, как зеленеет и плодоносит оно у Пушкина и Толстого. И в 1822 году, к которому отнесено действие романа, дворяне еще надеются на милости Реставрации, еще выступает как сплоченная сила, которую неукоренившаяся буржуазия обязана содержать /в романе - впрямую: переводя деньги/. Пускай дворяне уже бедны, но они еще честны, щепетильны, величавы, высокомерны, так что главе промышленников и предпринимателей дю Круазье приходится с ними считаться. Аристократы, прикрывающие благочестивыми улыбками непомерные вожделения, еще способны контролировать ситуацию, сильно напугавшись в 1789 году.                                 ЕВГЕНИЯ ГРАНДЕ      Среди литературоведов, обращающихся к западноевропейской литературе, нет единого мнения по поводу употребления терминов “роман”, “повесть”, “новелла”, “рассказ”. Во Франции XIX века термином “nouvelle” обозначалось вообще всякое новое произведение уже печатавшегося автора. В нашем литературоведении укрепились все четыре термина, в результате чего происходит частая взаимозамена: “новеллой” обозначают рассказ, и повесть, и  небольшой роман. Как правило, под термином “новелла” подразумевается вообще всякий рассказ, написанный по-западно-европейски, то есть хорошо логически сконструированный, имеющий при небольшом объеме четко выраженную интригу, завязку, кульминацию и развязку. Однако во Франции существует еще и термин “conte”, равноценный нашему термину “сказка”, “байка”, “рассказик”, т.е. нечто рассказанное нарочито небрежно, с вымыслом, без затей. У Бальзака существует целый цикл таких “озорных” сказок-рассказов. В нашем исследовании, чтобы избежать путаницы в терминологии, мы будем употреблять обозначение “роман” для художественного произведения равного или большего по объему, чем “Евгения Гранде” или “Рудин” Тургенева, а термином “рассказ” обозначать и “contes”,  и “nouvelles”. Термин “очерк” как во французской, так и в русской литературе обозначают по преимуществу газетный жанр, в котором описания преобладают над действием и фигурируют реально, ныне живущие герои.     Применительно к роману “Евгения Гранде” есть еще одна тонкость. Переводчики, начиная с Ф. М. Достоевского, предпочитали русифицировать имя “Эжени” - Евгения. Это обстоятельство, особенно в переводе Ю. Верховского, отнюдь не умаляет “французскости” текста, поэтому оставить такую транскрипцию имени представляется логически верным.     Федор Михайлович Достоевский, который манерой работать и жить в творчестве очень походил на  французского  гения, так же постоянно скрывался от кредиторов, имел неоплатные долги и много работал ради денег, на потребу публике, не напрасно избрал для перевода именно этот роман. В нем, как впоследствии в романах самого Достоевского, в качестве положительного персонажа действует добродетельная молодая женщина, беспрерывно жертвующая всем ради корыстного и недостойного своего возлюбленного. Если избавить “друга Вареньку” или Настасью Филипповну от сентиментальности, глубоких страстей и необузданности и заключить их в рамки французской щепетильности и женственности, то как раз и выйдет Евгения Гранде - верная, простая, любящая. И тема в этом произведении та же, что впоследствии будет встречаться у Достоевского, - злая сила денег, стяжательство, выхолащивающее душу живого человека, живая душа под грузом капитала.      Роман написан и опубликован в 1833 году - как раз в то время, когда в сознании Бальзака формировался замысел всей “Человеческой комедии”. Создавая этот уже твердо реалистический роман и фигуру жутковатого стяжателя Гранде, Бальзак уже понимал, что прочно владеет своим мастерством,  и заглядывал в будущее – на сколько его хватит, какие еще произведения следует написать, чтобы завершить эту “ярмарку тщеславия”, “vanitas vanitatis” человечества. Поэтому-то, должно быть, “Евгения Гранде”, в отличие от некоторых других вещей, воспринимается как цельно-завершенное, самостоятельное произведение, отдельно изваянное и законченное. История честного виноградаря Гранде, который познал успех своего труда и честно заработанного франка, но не смог преодолеть искус приобретательства и кончил откровенным скупцом и скрягой с состоянием в семнадцать миллионов, - эта история как поучительна, так и типична. Не следует думать, что М. Е. Салтыков-Щедрин, создавший чуть позднее образ Иудушки Головлева, позаимствовал его у Бальзака. Нет, нет и нет. Все и проще и глубже. Дело в том, что и во Франции в период июльской монархии, и в России в период отмены крепостного права создались соответствующие условия, социально политические и нравственные, для появления таких людей, как папаша Гранде и Порфирий Головлев. Капитализации во Франции и в России тогда /как, впрочем, с небольшими вариациями и в наши дни/ сама выдвигала ловких людей, умевших сколачивать бесчестные состояния и наживаться на горе, страданиях и унижениях как своих родных, так народа в целом. Развитие экономики и денежного обращения, усиление конкуренции в сфере товарного интереса уже предполагает появление особо расчетливых людей, которые не любят проносить ложку мимо рта. Таков и Гранде.      Сюжет романа прост и жизнен, как почти всегда у Бальзака. В провинциальный город Сомюр, к семейству Гранде, состоящему из папаши Гранде, его жены и дочери Евгении, приезжает их родственник, щеголь и неженка, Шарль. Молодые влюбляются друг в друга. Тем временем приходит известие о самоубийстве отца Шарля, запутавшегося в финансовых махинациях и задолжавшего кредиторам огромную сумму. Папаша Гранде, державший в страхе и повиновении свою семью, спроваживает неплатежеспособного племянника в Индию, подальше от дочери. Евгения Гранде дарит кузену все свои накопленные деньги. Скупой и прижимистый Гранде устраивает жене и дочери скандал, в результате чего жена заболевает и в скором времени умирает. Семь долгих лет ожидает Евгения своего возлюбленного, который, обогатившись в Индии, возвращается в Париж и женится на богатой и титулованной аристократке. К тому времени умирает и старый скряга Гранде, и Евгения становится обладательницей состояния, исчисляемого семнадцатью миллионами франков. Узнав о предательстве Шарля, Евгения оплачивает долги его отца и выходит замуж за местного дворянина де Бонфона.     В этом произведении Бальзак показывает, что происходит, когда финансовыми отношениями подменяются самые лучшие человеческие отношения - супружеские, семейные, родственные, любовные. В самом начале романа, в его экспозиции даются подробные сведения о преуспеянии Феликса Гранде, первоначально скромного винодела, в первые послереволюционные годы  (после 1789 года). Начало романа пестрит цифрами и похоже на бухгалтерскую отчетность: “Имея на руках свои собственные наличные средства и приданое жены, а всего две тысячи луидоров, Гранде отправился в главный город округа, где благодаря взятке в двести дублонов, предложенной его тестем суровому республиканцу, заведовавшему продажей национальных имуществ, он за бесценок приобрел, если не вполне законно, то законным порядком, лучшие в округе виноградники, старое аббатство и несколько ферм /.../ Он снабдил республиканскую армию тысячью или двумя тысячами бочек белого вина и сумел добиться, чтобы ему заплатили за них великолепными лугами из владений одного женского монастыря...” Непотопляемый Феликс Гранде при всех режимах всплывал наверх. При Консульстве добряк Гранде сделался мэром, управлял хорошо, а собирал виноград и того лучше; во время Империи он уже стал господином Гранде. Когда Наполеон, не любивший республиканцев, сместил его, “он уже успел проложить “в пользу города” превосходные дороги, которые вели к его собственным владениям. Дом и имения Гранде, очень выгодно для него оцененные по поземельной росписи, облагались налогами умеренными /.../ Он мог бы испросить себе крест Почетного легиона. Это  и произошло в 1806 году. Он в этом году получил одно за другим три наследства /.../ Его знаменитый сбор 1811 года, благоразумно припрятанный, неспешно проданный, принес ему более двухсот сорока тысяч ливров /.../ В 1816 году наиболее искусные счетчики Сомюра оценивали земельные владения старика Гранде почти в четыре миллиона; но так как,  по среднему расчету, он за время с 1793 по 1817 год должен был выручать со своих владений по сто тысяч франков ежегодно, то можно было предполагать, что наличными деньгами у него была сумма, почти равная стоимости его недвижимого имущества”.      Накопительство для Гранде - и смысл жизни, и ее цель, и ее итог. Он сурово выговаривает жене, дочери и служанке за то, что они подали к завтраку Шарля масло, яйца и сахар. Рачительный хозяин, на отопление своего дома он использует сухостой из своих лесов, а тополя сажает “на худой земле”. Ежеминутно занятый умножением богатств, “он набрасывал свои подсчеты на газете, где сообщалось о смерти его брата, слыша, хотя и не слушая, стенания племянника". При особо важных сделках он начинает нудно заикаться и притворяться глухим, чтобы вывести из терпения собеседника и таким образом обеспечить себе преимущества. Из дня рождения дочери он устраивает экзамен на знание финансовой бухгалтерии: дарит ей редкие золотые монеты и пересчитывает их стоимость по курсу франка. В последние годы жизни, лежа в параличе, он оживляется всякий раз при виде золота и серебра и даже стремится вырвать золоченый крест из рук священника, пришедшего к одру его болезни, чтобы напутствовать в последний раз.      И все-таки Феликс Гранде - фигура не столь зловещая, как Гобсек. Если провести параллель с отечественной литературой, Гранде - это Собакевич, а Гобсек - это Плюшкин. Собственно говоря, Гранде лишь расчетлив, он освоил правило капитализма - рассчитывать только на себя, предвидеть последствия каждого своего шага. Он трет к носу, понимает свою пользу и умеет, цепко, каждодневно, умножать свое богатство. Он предприниматель в самом прямом смысле слова. Но именно эта установка на свою пользу приводит его к тому, что он  начинает рассматривать всех  как потенциальных партнеров по бизнесу и вкладчиков. Он постоянно одергивает жену, дочь и служанку Нанету-громадину, потому что уже воспринимает их как долевых участников его предпринимательства. При всем том Гранде груб, алчен, примитивен и в душе все тот же бочар-ремесленник; его уловки и чудачества - лишь продолжение крестьянского практицизма. Так, как Феликс Гранде, живут очень и очень многие люди на Западе: определяют норму бутербродного масла на день, платят налоги и приумножают банковский счет. Эта капитализация образа жизни,  естественно, приводит к бездушию. По-своему любя свою страдалицу-жену и излишне романтическую дочь, он тем не менее не умеет даже высказать эти чувства и тотчас сползает в некую домашнюю коммерциализацию. Его упреки и денежные придирки - это негативно выраженное чувство любви и привязанности. Побаиваясь их, своих разорителей и наследников, он прибегает к грубости, к особому крестьянскому юродству и иезуитизму, и в этом качестве очень похож на бессмертного щедринского Иудушку Головлева. Эти три женщины трепещут перед ним, поильцем и кормильцем семьи; они ощущают себя виноватыми перед ним. Этим во много определено и его отношение к ним, его грубая брань, издевки. Он сознает, что они переживут его, будут ему наследовать. И если жену ему еще удается спровадить на тот свет, то перед дочерью и служанкой он бессилен.       Наложением  коммерческих интересов капиталиста на родственные объясняется многое в романе “Евгения Гранде”. Старик  Гранде вынуждает дочь отказаться от наследования, но это-то и становится последней каплей, переполняющей чашу терпения: он умирает. Феликс Гранде - та самая библейская смоковница, которая не приносит плода. В самом деле, вот перечень его преступлений: он разлучает дочь с любимым человеком, обрекая ее на бесплодие.  По его вине она не стала матерью, супругой, счастливым человеком. Он доводит своего брата до самоубийства, потому что не приходит вовремя ему на помощь. В короткий срок он иссушает сердце племянника Шарля; в какой-то мере именно по его вине тот становится, обогатившись, полной его копией: так же по расчету женится, так же неистово хапает и гребет под себя. Считая Евгению бедной бесприданницей, тот изумляется и раскаивается лишь тогда, когда ему становится известно, что она наследница огромного состояния:      “Шарль смотрел на председателя растерянно.      - Семнадцать... милл...      - Семнадцать миллионов, да, сударь. В общей сложности у нас - у мадмуазель Гранде и у меня - со вступлением в брак будет семьсот пятьдесят тысяч франков дохода”.      По его вине, человека, который не захотел раскошелиться на лечение, умирает его кроткая, изнуренная жена. По его, Феликса Гранде, вине Евгения после семи лет его ожидания вынуждена отказаться от личного счастья и превратиться в равнодушную домоправительницу. Я уж не говорю о том, что по его вине были пущены по миру многие крестьяне, многие крупные и мелкие собственники провинциального города Сомюра. Таков итог его восьмидесятидвухлетней напрасной жизни.      К. Маркс неспроста называл Бальзака писателем, “замечательным по глубокому пониманию реальных отношений” (К.Маркс, Капитал, т.111, 1949, с. 43). В этой оценке, разумеется, сказался пристальный интерес обоих к товарно-денежным отношениям в обществе. В этом “пристальном интересе” к деньгам сказался и личный опыт Бальзака, о чем стыдливо умалчивают многие биографы писателя: известно, что во время обучения в Вандомском колледже родители выделяли мальчику на содержание ровно 3 франка в месяц. Для нас, жителей России конца ХХ века, интересно совсем другое - новая актуализация произведений Бальзака. При всех недостатках формы, творчество Бальзака актуально ныне хорошим знанием имущественных связей в обществе. Если до середины восьмидесятых Бальзак в нашем литературоведении представал как критик капитала и буржуазии Запада, то с середины восьмидесятых заглянуть в Бальзака небезынтересно и нам самим, свидетелям перестройки и рыночных взаимоотношений. В этом его актуальность, в этом познавательная  ценность романа “Евгения Гранде”.                        ОТЕЦ ГОРИО, ГОБСЕК       У Бальзака есть одна счастливая особенность: он никогда не впадал в мизантропизм или в эстетство. На словах он мог презирать чернь, толпу, высший свет, на деле же всегда искал его одобрения и барьеров между собой и читателем не возводил. Между тем в то же время творившие его современники этой чертой не обладали. Из истории литературы известна позиция Гюстава Флобера, автора “Мадам Бовари”, “Воспитания чувств” и “Саламбо”, его строгое, взыскательное отношение к себе и стремление укрыться от бурь в “башню из слоновой кости”. Друзья Бальзака, Виктор Гюго и Теофиль Готье, каждый по-своему занимали весьма негативную художническую позицию по отношению к публике. Автор “Эрнани” и “Отверженных”, восторженно принятых современниками, впоследствии уже не спускался с высот демиурга, управителя толпы и выразителя интересов. Автор стихотворного цикла “Эмали и камеи”, “Капитана Фракасса” и блистательных новелл воспевал красоту как самоцель и был большой эстет; там, где описание интерьера у Бальзака занимает страницу, у Готье красивым статуям, штофу, антику и всякой восточной пышности посвящено три, и часто описания эти самодовлеющи. Бальзак же, даже в пятидесятилетнем возрасте, работая над “Бедными родственниками”, еще, казалось, обладал запасом надежд, иллюзий и восторженности.       В самом начале 30-х годов Бальзак выпустил в свет два небольших произведения, которые в силу сжатости текста и плотности идей стали хрестоматийными при изучении в школе западноевропейской литературы Х1Х века. “Отец Горио” вышел в свет в 1834 году в журнале “Ревю де Пари”, “Гобсек” - несколькими годами ранее. Автор был молод и активен, творил размашисто и в темпах, недоступных для простого смертного. Оба произведения, по странной случайности, вероятно, не предусмотренной автором, имеют хорошо укорененные параллели с шекспировскими текстами: Гобсек - с “Венецианским купцом” и фигурой Шейлока”, папаша Горио - с “Королем Лиром”. Его так и называют: “буржуазный король Лир”.      Сюжет романа прост: торговец вермишелью Горио с почетом выдает замуж двух своих любимых дочерей, поделив между ними почти все свое состояние, и, выговорив себе ренту и кое-какие семейные ценности, поселяется в пансионе на покое. Вот тут-то и начинается его трагедия, потому что дочери, каждая со своим неблагополучием и семейными проблемами, постепенно доканчивают разорение отца. “Разве они не моя кровь? - говорит Горио. - Я люблю тех лошадей, которые их возят, мне бы хотелось быть той маленькой собачкой, которую дочки мои держат на коленях. Я живу их удовольствиями”. И далее: “Моя жизнь в дочерях. Если им хорошо, если они счастливы, нарядны, ходят по коврам, то не все ли равно, из какого сукна мое платье и где я сплю? Им тепло, тогда и мне не холодно, им весело, тогда и мне не скучно. У меня нет иного горя, кроме их горестей”.       Любя так безоглядно, отец Горио, конечно, не очень поладил с зятьями - бароном де Нусингеном, мужем Дельфины, и графом де Ресто, мужем Анастази: его велено не принимать. Горио встречается с дочерьми тайком: такая у него игра; он-то еще считает, что виноваты зятья, а дочери его любят. Между тем Анастази сходит с ума по светскому щеголю Максиму де Трай, из-за этой любви залезает в долги, а поскольку муж денег не дает, беспрестанно обращается к отцу. Не лучшее положение и у Дельфины: банкир оприходовал ее пятьсот тысяч, все ее приданое, пустил эти деньги в оборот и в долгие махинации, и Дельфина с любым пустяком вынуждена обращаться к отцу. Доведя отца до нищеты, отобрав у него не только ренту, но и столовое серебро, дочери, естественно, отца стыдятся. Отец готов ограбить банк, пойти в солдаты (в шестьдесят-то семь лет), лишь бы дочери, которые беспрестанно ссорятся между собой из-за денег, были счастливы. Результат плачевен: отдав все, отец Горио “умирает, как собака” в пансионе мадам Воке. Молодые постояльцы пансиона, Растиньяк и Бьяншон, которые ухаживают за ним в последние дни, придумывают для него эпитафию: “Здесь покоится господин Горио, отец графини де Ресто и баронессы де Нусинген, погребенный на средства двух студентов”. Даже и в предсмертном бреду Горио озабочен спасением дочерей: он собирается ехать в Одессу делать вермишель, потому что надо же выручать дочерей. Между тем дочери, обе в новых платьях, соперничают друг с другом на балу у госпожи де Босеан и, несмотря на настойчивые воззвания Растиньяка, навестить умирающего отца не идут. Описание нищих похорон великодушного, почти святого отца наводит глубокую грусть.      В романе действует типичный молодой бальзаковский герой - Эжен Растиньяк. Будущий министр, кавалер ордена Почетного легиона и пэр Франции пока еще очень чист сердцем, наивен, добр, склонен помочь ближнему и неловок с женщинами и аристократами. У него непочатый край иллюзий, но,  попав пару раз впросак, он быстро научается определять цену человека. Бальзак очень хорошо умеет передать юношеские комплексы, гордыню, фанаберию. “Мне ли бывать в свете! - размышляет Растиньяк. - Ведь для того, чтобы вращаться в нем приличным образом, необходима уйма всякой всячины: кабриолеты, сверкающие сапоги, золотые цепочки и прочая обязательная оснастка, вроде белых замшевых перчаток по утрам, шесть франков пара, а по вечерам непременно желтых”. “Демон роскоши уязвил его сердце, лихорадка наживы овладела им, от жажды золота пересохло в горле. Эжен располагал ста тридцатью франками на три месяца”.      С Растиньяком связана и другая тема романа - вхождение молодого человека в свет. И очень скоро ему удается установить, что жизнь в свете - это жизнь пауков в баньке /вот, оказывается, откуда выражение-то, а вовсе не из Достоевского/. “Тайна крупных состояний, возникших неизвестно как, сокрыта в преступлении, но оно забыто, потому что чисто сделано”. Сталкивая юношескую чистую мораль с моралью опытных и понаторевших людей вроде Вотрена или г-жи де Босеан, Бальзак ставит героя перед излюбленной альтернативой: принять эту волчью мораль или отвергнуть. Растиньяк, душа общества, умный человек, все схватывает на лету, муки совести, сомнения и слабоволие не мучают его так долго, как Люсьена Шардона: он уже знает, что эту мораль примет и будет на коне. Ужо тебе! - грозит он Парижу, подобно одному древнегреческому герою.      У молодого честолюбца два опекуна /кроме папаши Горио, который попросту пытается устроить его счастье со своей младшенькой и действует откровенно, просто, из самых благих побуждений/. Это г-жа де Босеан и беглый каторжник Жак Коллен, который в пансионе мадам Воке предстает под  именем Вотрена. Г-жа Босеан разочарована в жизни и желчна: ее вот-вот бросит любовник. “Теперь я знаю все,- поучает она Растиньяка.- Чем хладнокровнее вы будете рассчитывать, тем дальше вы пойдете. Наносите удары беспощадно, и перед вами будут трепетать. Смотрите на мужчин и женщин, как на почтовых лошадей, гоните не жалея. Пусть мрут на каждой станции,- и вы достигнете предела в осуществлении своих желаний”.      Увы!                           Тьмы горьких истин нам дороже                           Нас возвышающий обман.      Уже недалеко то время, когда правдолюбца Оноре Бальзака потеснят в парижских журналах милые лгуны Александр Дюма и Эжен Сю. Они-то знают, чего публика хочет. Они знают, что человек не любит правду, что читатель ждет хеппи-энда, свадьбы в конце романа, наказания злодеев, торжества семейных добродетелей, увлекательную интригу и, главное, побольше королей,  полководцев, выдающихся людей, потому что читатель любит им уподобляться. А уж если изображать злодеев, то пусть они будут черные как головешка и противопоставлены добродетели.      Злодеи Бальзака, в частности Вотрен, предстают в самом обыденном плане. Вотрен весел, щедр, душа нараспашку, не прочь поволочиться за дамами, наставить молодежь; он не страшен, хотя автор пытается придать ему романтические черты /тяжелый взгляд, магнетизм/. Он величайший пройдоха, уверен, что жизнь человека не стоит ничего и действует как совершенно свободный предприниматель. У него мечта: поселиться в южных штатах, накупить рабов и стать плантатором. Но он, как и госпожа де Босеан, циник, попорченный и побитый жизнью. Он знает ее, но как бы a posteriori. Он предвидит, что этот ловкий молодой человек Растиньяк сделает себе карьеру, и ему приятно уже сейчас его подзадорить и наставить, как будет ему потом приятно поддерживать слабого Люсьена. Женщин он презирает, но к молодым честолюбцам у  него слабость. В большом монологе он разворачивает перед Растиньяком картину распутного и разложившегося французского общества образца 1819 года / время действия романа/. Но при общей правде слишком уж черна картина, не согрета даже юмором висельника. Так что уж лучше оставаться младенцем, решает молодой человек, чем жить не в ладах с законом. Великого теоретика общественных преступлений арестовывают по доносу старой девы Мишоно, продавшей славного весельчака органам безопасности всего за шесть тысяч.      Оказывается, человеческому сердцу мало знать, что наверху, как и в тюрьме, живут по законам разбоя. А хорошо обмануться можно только в карьере или в любви. Впрочем, любовная линия в романе представлена слабо - интригой Растиньяка с Дельфиной Нусинген и пансионеркой, наследницей миллионов Викториной Тайфер. Обе линии не разработаны, не в последнюю очередь потому, что Эжен человек “головной” и чувства его мало заботят.       “Отец Горио” и “Гобсек” - самые исследованные произведения Бальзака, по крайней мере в нашем литературоведении. Во многом это объясняется, конечно, их художественными качествами, но в неменьшей степени - идейными установками минувших лет, когда требовалось обличать капитализм и его пороки. Фигура Гобсека и впрямь отвратительна. Она выросла из очерка “Ростовщик”, который был опубликован в том же 1830 году в журнале “Мода”. Сюжетно “Гобсек” связан с ”Отцом Горио”, потому что содержит историю графини Анастази де Ресто, старшей дочери Горио, а также историю поверенного Дервиля в начале его карьеры. Дервиль и рассказывает историю Гобсека в салоне виконтессы де Гранлье, которой он помог в свое время вернуть имущество. Имущество, собственность, богатство - вот бес многих в этом мире. “Желтоватая бледность / лица Гобсека. - А.И./ напоминала цвет серебра, с которого слезла позолота”. “Человек-вексель”, “человек-автомат, которого заводили ежедневно” - таковы определительные характеристики образа. Выразительна сцена, когда Максим де Трай, нуждавшийся в крупном кредите, приходит к ростовщику и застает его в минуту страсти: “Он бормотал какие-то бессвязные слова, доставал из ларчика то браслеты, то серьги с подвесками, то ожерелья, то диадемы, поворачивал их, определяя чистоту воды, оттенок и грани алмазов, искал, нет ли изъяна. Он вытаскивал их из ларчика, укладывал обратно, опять вынимал...”      В своем монологе Гобсек пропел гимн ростовщичеству и золоту.       Не случайно Гобсек представляет собой некую генетическую помесь голландца, которые известны своим скопидомством, и еврея, которые известны, помимо прочего, цепкостью в достижении цели. Цели достигнуты. Гобсек разорил Фанни Мальво, семейство Ресто и сотни других. Плохая дочь, плохая жена, плохая мать, Анастази де Ресто возле трупа мужа роется в его бумагах /тело брошено поперек ложа, как “еще один конверт”/. Гобсек спекулирует на чужих бедах и в этом видит свое одинокое счастье. Имущество семьи Ресто переходит в его собственность - особняк, мебель. В возрасте 89 лет умирает и сам Гобсек; когда ты всем нужен и обладаешь крепостью духа, можно протянуть и дольше. Даже перед смертью он реагирует только на золото, пытаясь отобрать у священника золоченый крест. Все ему чудится, что золото катится по комнате. В его жилище “подношения, полученные недавно, лежали вперемешку с ящиками различных размеров, с цибиками чаю и мешками кофе. На камине, в серебряной суповой миске хранились накладные различных грузов, прибывших на его имя в портовые склады Гавра: тюков хлопка, ящиков сахара, бочонков рома, кофе, индиго, табака - целого базара колониальных товаров. Комнату загромождала дорогая мебель, серебряная утварь, лампы, картины, вазы, книги, превосходные гравюры без рам, свернутые трубкой, и самые разнообразные редкости/.../ Он торговался из-за нескольких франков, а в это время товар портился”.      Не очень-то много интересного в этой фигуре, тем более для детей. Мы имеем дело скорее с манией и патологическим случаем. «Лучше уж самому давить, чем позволять, чтобы другие тебя давили», - рассуждает этот самодовольный ростовщик, нашедший себе хорошее житейское занятие, как тля находит зеленый лист. Это опять та самая правда, тот реализм, которому все же недостает эстетической оправданности /вспомним обвинения в безнравственности и сгущении красок, выдвинутые Бальзаку современниками/, хотя самый тип такого “живоглота” был автору, конечно же, хорошо известен в связи с постоянными материальными затруднениями. И если спуститься с социологического уровня на уровень обывательского суждения, то много ли мы имеем в глубокой старости здоровых людей? Если старик крепок телом, то того и гляди, нет ли у него какой-нибудь душевной аномалии.      Гобсек - фигура не только типическая, но еще и романтическая, то есть написанная с преувеличениями. Так же неистово написан, например, Квазимодо в “Соборе Парижской богоматери” Виктора Гюго. Такие образы неотвратимо действовали на читателя тех лет, потому что воплощали железную волю, жгучие страсти, сверхчеловеческую непреклонность. В этом смысле Скупой рыцарь Пушкина выглядит более патриархальным, человечным и приемлемым: ведь ему приходится обороняться от сына-расточителя, и его сребролюбие облечено в поэтическую форму.                             БЛЕСК И НИЩЕТА КУРТИЗАНОК      Литературоведы отмечают существенную особенность произведений Бальзака – их плотную населенность. Сам автор заявлял о двух тысячах персонажей. Этого качества не могло быть без чрезвычайной общительности Бальзака, его постоянной обращенности к человеку, его нуждам, радостям и страданиям. Экстраверт в жизни, Бальзак и в творчестве был открыт, доверчив и жаден в изучении природы людей. Конечно, литература и писатели всегда интересовались нравами и обычаями людей своего времени, однако есть  немало случаев создания высокохудожественных произведений в безлюдном пространстве. Достаточно вспомнить «Робинзона Крузо» Даниеля Дефо или романтические истории Шатобриана. Там, где его современники Бенжамен Констан или Альфред де Виньи создают одно, два, от силы три отточенных, завершенных произведения, и этого становится достаточно, чтобы сделаться знаменитостью, Бальзак создает двадцать-тридцать превосходных вещей, столь же замечательных.      В связи с этим можно говорить о социальности и урбанизме этого великого французского писателя. Бальзаку интересны, прежде всего, люди (дворяне, буржуа и их челядь), их связи между собой, социальные структуры, которые создаются ими в процессе деятельности: суд, церковь, семья, торговое учреждение, банк, театр, тюрьма, пансион. А в силу особого и давнего пристрастия к светским и женским типам, к этому лукавому племени, склонному к праздности, интригам, любовным приключениям и болтовне, он еще раздвигает общественный горизонт. Его всегда интересует цивилизация и почти никогда природа. Обращаясь к природе в  циклах «Сцены деревенской жизни» и «Сцены провинциальной жизни», он пишет декорации, предстающие глазам восхищенного горожанина. Он восхищается природой, но вектор его устремлений там, в городе, в Туре, в Сомюре, в Париже. И это понятно: его молодые и честолюбивые герои не могли бы жить в размеренном и гармоничном мире природы, где нечего хотеть, добиваться, не за что бороться, где все подчинено первичным природным циклам, всё просыпается с рассветом и укладывается на покой вечером; они слишком горячи, суетны, переполнены тщеславными и самолюбивыми замыслами. Естественно, что они стремятся в Париж, средоточье  всего социального мира. Урбанизм и социальность, нравоописательность, а также творческая задача -  обеспечить панорамное изображение эпохи – имеет своим следствием густую плотность населения в его романах.     Таков и роман «Блеск  и нищета куртизанок», завершающая часть своеобразной трилогии, куда входят также «Отец Горио» и «Утраченные иллюзии». Начало романа под названием «Торпиль» было опубликовано в 1838 году. В 1844 Бальзак закончил 1 и 2 части, в 1846 – 3-ю, в 1847  - четвертую. Все четыре части как единое целое были опубликованы только в 1869 году. Таким образом, над романом Бальзак работал с 1838 по 1847, - сроки, для него необычайно протяженные.      Этим – сроками работы – объясняется заметная разностильность произведения. Сама необходимость публиковать роман в виде фельетонов, придававшая ему некую лоскутность, тоже сыграла свою роль. Действие его расположено в пределах 1824-1830 годов. Первая часть «Как любят эти девушки» посвящена отношениям Люсьена де Рюбампре, главного героя «Утраченных иллюзий», и Эстер Гобсек, племянницы ростовщика Гобсека. Вторая часть «Во что любовь обходится старикам» – ее же отношениям с банкиром бароном Нусингеном, который на старости лет воспылал нежной страстью к красивой единоплеменнице. Третья часть «Куда приводят дурные пути» рассказывает об отношениях аббата Карлоса Эрреры (он же Вотрен, он же Обмани-Смерть, он же Жак Колен) с Люсьеном с того момента, когда их обоих арестовывают и заключают в тюрьму: драма отца  и его «духовного» сына написана коротко и блестяще. Четвертая часть «Последнее воплощение Вотрена» повествует об узниках, заключенных в Консьержери, и об усилиях Жака Колена по изменению своей участи. Весь роман проходит под знаком этой сильной и демонической личности, «казначея трех каторг», испанского аббата и дипломата, имеющего поручения к королю, бывшего постояльца пансиона мадам Воке, который в свое время так же искушал Растиньяка, уговаривая жениться на деньгах, как он делает это сейчас с Люсьеном, пытаясь устроить его брак с Клотильдой де Гранлье.       Люсьен, в отличие от Растиньяка, существо нежное, слабое, безвольное; самостояния в нем немного, но он необычайно красив, нравится женщинам, так что холостяк и женоненавистник с каторги привязывается к нему, опекает его, поддерживает каждый шаг. «Маргаритки» и «Лучник Карла 1Х» не принесли славы Люсьену де Рюбампре. Хотя он выхлопотал себе у короля право на дворянский титул, он всё тот же безвольный юноша, склонный преступать закон и живущий на чужой счет. В свое время он подделал вексель на имя шурина, а сейчас, уступая Жаку Колену, он согласен продать свою любовницу банкиру, чтобы выколотить из него деньжат. Он склонен запутываться в долгах и невыполненных обязательствах, и эта склонность в свою очередь всякий раз ставит его на грань самоубийства. Если его не поддерживать, мужество его тотчас покидает (впрочем, и жестоких ударов от судьбы он  получил немало: смерть Корали, смерть Эстер, необходимость прятаться от закона). Готовность этой нежной души идти на компромисс постоянно натыкается на неблагосклонность судьбы: ведь если бы он не предал Эстер, он стал бы обладателем семи миллионов наследства знаменитого ростовщика; если бы он не предал своего «духовного» отца аббата Эрреру на предварительном допросе, он смог бы жениться на Клотильде, которая его любила, и ему не пришлось бы покончить жизнь самоубийством в тюремной камере. Ему не хватает всегда чуть-чуть – опоры, самоуверенности, удачи. Но, с другой стороны, этим он и хорош, в отличие от прожженного Растиньяка, Лусто, Бисиу и прочих великосветских повес. Это тоже позиция – попытаться просто жить, в то время как другие устраивают из жизни борьбу и соревнование. Поэтому так жгучи и поразительны привязанности к нему незаурядных женщин – актрисы Корали, мадам де Баржетон, куртизанки Эстер, госпожи де Серизи, которые буквально сходят по нему с ума.     Замечательная особенность романа – широкое использование жаргона: великосветского, иноязычного, воровского. Чудовищный акцент немецкого барона Нусингена, который здесь предстает в комическом образе пузатого старика, влюбленного в молоденькую, накладывается на англосаксонский акцент сыщика Перада, преобразившегося для своих целей в заезжего английского богача. На периферии романа используется также пародирование испанской и итальянской речи. Если прибавить к тому густо рассыпанный по всему тексту воровской сленг Жака Колена, Азии, Шелковинки, Чистюльки, Паучихи, сыщика Корантена, то можно себе представить трудности перевода, преодоленные Н.Г.Яковлевой.       При разборе идейного содержания много говорилось и писалось о смыкании воровских и государственных структур. Собственно говоря, это один из первых романов о коррупции, о всеобщей продажности, о криминализации всех государственных структур, то есть о том, что станет предметом художественного исследования только в ХХ веке, да и то лишь после второй мировой войны, ближе к концу века. Теперь жанр политического детектива хорошо разработан, а в то время автору приходилось соотноситься, может быть, только с Эженом Сю, с его «Парижскими тайнами». Но Эжен Сю давал религиозно-этические оценки, когда изображал парижское дно. Оценки самого Бальзака также довольно зыбки, и его, в отличие от многих современных детективщиков, можно вполне упрекнуть в размытости нравственных ориентиров и неоправданности мотивировок. Его Жак Колен не очень логичен. Переход каторжника из воровских структур в государственные, охранительные совершается как бы с пропуском логических звеньев и без должного обоснования, но,  в свою очередь,  и сам образ этого человека куда более симпатичен, душевен и приемлем, чем последующие, словно отштампованные на конвейере, бесчисленные Эркюли Пуаро и комиссары Мегрэ, удручающие своей холодностью и логикой средневековых схоластов.      В романе «Блеск и нищета куртизанок» многие герои переодеваются, прячутся, играют чужие роли, выслеживают друг друга, пишут подметные письма. Роман начинается с маскарада, на котором переодетого Люсьена и его любовницу узнают его великосветские костюмированные друзья и враги. Что же касается Эрреры-Вотрена-Коллена, то это Одиссей по части хитроумия, перевоплощений и пряток. С каждым он говорит на его языке, в каждом затрагивает его струны. С каторжником Теодором Кальви он исповедник, с прокурором де Гранвилем – открытый и честный человек, с Люсьеном – нежный отец, с сокамерниками – мудрый и решительный п а б,  с Биби-Люпеном, Контансоном и другими сотрудниками полиции – беспощадный враг. У него огненный темперамент, но он постоянно настороже. Поэтому всему роману так свойствен элемент авантюрности, а концовки всех четырех частей эффектны и катастрофичны.      Зная преступный мир Парижа,  как свои пять пальцев, Жак Колен будет хорошим шефом полиции. Он прослужит на этом посту около 15 лет и выйдет на пенсию в 1845 году. Это его последнее воплощение – метаморфоза деятельного человека, который хотел бы быть полезен отечеству. А что же осталось на долю двух несчастных влюбленных, Эстер и Люсьену, этим французским Ромео и Джульетте? Любовь этих прекрасных самоубийц была велика и трагична, и теперь посетители кладбища Пер-Лашез могут любоваться прекрасным надгробием: они наконец-то вместе,  и их нельзя разлучить. Они глухи к общественному мнению и недоступны для правосудия.                                           УТРАЧЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ      Современного исследователя приводит в недоумение одна черта литературных героев французского реализма, которой трудно дать удовлетворительное объяснение: они откровенно низкопоклонствуют. Люсьен Шардон и Жюльен Сорель, герой флоберовского “Воспитания чувств” и прустовской эпопеи “В поисках утраченного времени” и даже откровенные плебеи из “Ругон-Маккаров” Э.Золя, как только речь заходит о высших аристократических кругах, обнаруживают беспомощнейший комплекс неполноценности. Положение станет еще более  необъяснимым, если припомнить, как ведут себя в аналогичной ситуации литературные герои Байрона и Теккерея, Пушкина и Лермонтова. Английские и русские аналоги Люсьена и Жюльена не в пример более трезво смотрят на мир. Онегину  и  Печорину ничего не стоит, утвердившись на почве стойкого презрения к высшему свету, доставлять даже горе и душевное беспокойство княжне Мэри или Татьяне, не говоря уже о светской “черни”,  не вызывающей личных чувств. Теккереевские и байроновские буржуа находятся в стойкой насмешливой оппозиции к дворянству; их роман с представителями дворянства либо заканчивается благопристойными узами брака, либо разрывом, но в любом случае не наносит такого урона престижу, как вечные попытки честолюбивых бальзаковских героев встать вровень со своим социальным окружением. Их вечные попытки жениться на деньгах или воспользоваться женщиной, как орудием удовлетворения честолюбивых замыслов,  на взгляд современного читателя просто не очень понятны.      Нужно, однако, всегда помнить, что в течение всего Х1Х столетия французская буржуазия, несмотря на ряд революций, так и не смогла одолеть аристократов в морально-этическом плане, а в периоды реставрации монархии даже откровенно пасовала перед ее внешним блеском и интеллектуальным первенством. Аристократия во Франции на протяжении столетий вплоть до прустовских времен располагала подавляющей законодательной властью, исполнять же ее предписания приходилось нарождающейся буржуазии. Аристократы могли быть даже дегенеративными, каковыми они изображены у Золя, или нищими, как часто у Бальзака, но предприимчивым буржуа, тем не менее,  приходилось танцевать под их дудку. Поэтому некоторые честолюбивые юноши буржуа, оторвавшись от своего класса, оказывались во враждебном окружении, в качестве объекта насмешек, в качестве белых ворон, особенно если учесть претензии этих выскочек на приоритет в умственной сфере. В русской литературе эта ситуация нашла воплощение в многоликом племени “лишних людей”. Французы на роль лишних не соглашались, они упорно искали одобрения у высшего класса,  упорно пытались заместить его. И это, понятно, приводило либо к перерождению, либо к трагедии, как в случае с Люсьеном Шардоном.     Случай трагедии подробно исследован Бальзаком на судьбе Люсьена де Рюбампре, случай перерождения - на судьбе Эжена де Растиньяка. Стефан Цвейг, сам не очень согласный и совместимый со своим временем, в своем знаменитом жизнеописании Бальзака, откровенно неодобрительно относится к этой черте молодых французов, к этому их стремлению неустанно метать бисер перед свиньями и выглядеть всегда комильфо.       Но Бальзак не был бы классиком литературы Х1Х века, если бы ограничил свой кругозор французкостью героя. Нет, путь Люсьена - это и путь всякого молодого человека, который надеется хоть что-то значить в жизни, надеется принести пользу, завоевать свой Париж. Путь русского молодого героя при этом связан с большими моральными потерями и решен в психологическом плане: достаточно вспомнить судьбу Родиона Раскольникова или Ильи Ильича Обломова. Западный же молодой герой в этих обстоятельствах испытывает большой социально-бытовой дискомфорт, его потери - это крушение “иллюзий”, гибель тех надежд, которые он связывает с преуспеянием. Для русского молодого человека успех, как правило, немного значит, в то время как для его западного сверстника успех значит все. Без этого обстоятельства нам не понять и удовлетворительно не объяснить самое появление таких фигур, как бальзаковский Люсьен Шардон или стендалевский Жюльен Сорель. Мало того, фигура этого молодого человека Х1Х века без больших трансформаций перешла в век ХХ. Когда мы читаем “Мартин Иден” Джека Лондона или “Великий Гэтсби” Скотта Фицджеральда, нужно помнить, что мы имеем дело с прямыми наследниками французских честолюбцев, погнавшихся за миражами славы, богатства, успеха и потерпевших на этом пути ужасное жизненное фиаско.       Высший свет Парижа, все эти Максимы де Трай, бароны Нусингены, Марсе, Каналисы, Монриво, - это и есть та среда, в окружении которой живут и действуют Люсьен Шардон и Эжен Растиньяк. У кого же им добиваться признательности, у кого просить удовлетворения своих честолюбивых замыслов, как не у них? Герой западной литературы Х1Х века не саморазоблачается, не задает парализующего вопроса: “Если сливки плохи, то что же молоко?” - он не отвергает общество, в котором живет /такая позиция была свойственна романтическому герою/, а гибнет или перерождается в результате разочарования; то, что казалось ему блеском в те времена, когда он был молод и полон сил, оборачивается “нищетой”, тщетой, проигрышем, когда он познает этот самый успех,  когда добивается денег или славы, или любви высокопоставленной дамы.      Надо еще помнить, когда мы недоумеваем, отчего эти молодые французы делали такую ставку на женщину, что во французской литературе и - шире - в западном обществе был силен идущий из средневековья  культ женщины как объекта любви, традиции рыцарства. Традиции почитания женщины на Западе развиты сильнее.        При ничтожном - в сравнении с отечественными женщинами - влиянии в семье, западная женщина могла очень много значить в социальном плане, в смысле престижа, красоты, положения в обществе. Ее семейные добродетели и значимость мало что определяли в жизни француза, зато те самые деньги, слава, успех очень часто зависели именно от женщины. Поэтому так часты у Бальзака положения, когда замужняя женщина принимает, ничуть не смущаясь душою и не мучаясь угрызениями совести, еще и многочисленных поклонников из числа молодых и неженатых мужчин. Чем это кончается у нашей женщины, мы знаем по драме А.Н. Островского “Гроза”. Чтобы хорошо относиться к женщине, надо иметь соответствующие национальные традиции.        “Утраченные иллюзии” - большой трехчастный роман. Действие первой и третьей части разворачивается в провинциальном городе Ангулеме, что позволило Бальзаку отнести и весь роман к “Сценам провинциальной жизни”. Полностью роман опубликован в 1843 году, первая часть “Два поэта” в 1837, вторая часть “Провинциальная знаменитость в Париже” - в 1839, третья часть “Давид Сешар” в 1843. Роман является средним звеном своеобразной трилогии, куда входят так же “Отец Горио” и “Блеск и нищета куртизанок”. Центральные персонажи - “два поэта”: поэт и журналист Люсьен Шардон, молодой красавец, который после многих побед в Ангулеме отправляется на завоевание Парижа, и его шурин изобретатель Давид Сешар, который бьется над разрешением способа более дешевого производства бумаги из растительных волокон. В романе действует также множество переходящих персонажей: светский лев, будущий министр юстиции Растиньяк,  прожженный журналист Этьен Лусто, писатель Даниель д’Артез, медик Орас Бьяншон и другие.     Роман занимает одно из центральных мест во всей “Человеческой комедии”. Сила его воздействия объясняется просто: Бальзак развивает здесь темы, с которыми сам был знаком досконально, - тему буржуазной журналистики, писательского труда, изобретательства и судопроизводства. Стоит ли говорить, что на этих четырех китах держалась профессиональная ориентация и самого писателя. Юридическую специализацию он получил еще в юности и весьма усовершенствовал в те дни, когда ему приходилось скрываться от заимодавцев. Взлеты и падения журналиста испытал в те дни, когда издавал собственную газету и сотрудничал в парижской печати с “физиологическими очерками”. Об оборотной стороне писательской известности и буржуазного театра мог судить на основании собственного опыта... А о премудростях типографского ремесла мог знать не понаслышке с тех лет, когда, задумывая обогатиться на издании французских классицистов, имел собственную типографию и словолитню. Так что собственного опыта в роман вложено много, и оттого он поныне читается с таким интересом. Что касается взаимоотношений главного героя с госпожой де Баржетон, впоследствии дю Шатле, то и они имеют реальную подоплеку в биографии писателя, являясь проекцией его отношений с мадам де Берни.      Романы позднего Бальзака /”Утраченные иллюзии”, “Блеск и нищета куртизанок”, “Банкирский дом Нусинген”, “История величия и падения Цезаря Бирото” и др./ советским литературоведением обозначались термином “критического реализма”. Действительно, окончательно избавившись от последних романтических иллюзий, еще свойственных “Истории тринадцати”, Бальзак, выводя фигуры банкиров, журналистов, прожигателей жизни и куртизанок, судейских крючков и стариков-скупердяев, не скрывает своего критицизма: он стоит на реальной почве и знает, о чем пишет. Чтобы убедиться в этом, достаточно перечесть те страницы “Утраченных иллюзий”, где беспринципный журналист Этьен Лусто уговаривает молодого Люсьена отказаться от каких бы то ни было морально-правовых убеждений и являет перед ним картину разложения нравов в столичной журналистике. Те же самые циничные истины, обличающие продажный опыт, звучат в речах Эмиля Блонде, Дориа, редактора Фино, предпринимателей братьев Куэнте.      В романе, помимо основной любовной, переплетены и соединены линии социального детектива и судебного очерка, которые отчетливо обнаруживаются после того, как Люсьен решается подделать три векселя на имя своего шурина Давида Сешара. Вся третья часть, собственно, и рассказывает о результатах этого подлога - бедствиях изобретателя при постоянной угрозе тюремного заключения за долги. Бальзак смело вводит в текст различные схемы вексельно-банковских расчетов и другие хитрости из арсенала судейских чиновников, тем самым даже усиливая, как ни странно, полноту художественной изобразительности.      В целом классический роман французской литературы Х1Х века, может быть, лучший в череде бальзаковских романов, представляет собой - если говорить общо и применять мифологемы - обыкновенный пример библейской притчи о блудном сыне. Иначе говоря, в этой истории молодого человека заложено нечто такое, из мифологического сознания человечества, что будет интересно любому читателю всегда.                            ИСТОРИЯ ТРИНАДЦАТИ      След романтизма сопровождал Оноре де Бальзака всю его творческую жизнь. Романтизм с его эстетикой ужаса, тайны, фантастики, с его фольклорными и этнографическими поисками не был для Бальзака чем-то наносным, случайным. Он был и его магистральным направлением, наряду с продуктивными заимствованиями из теории и практики сентиментализма, разработанного во Франции Жан-Жаком Руссо и Бернарденом де Сен-Пьером, а в Англии Стерном и Гольдсмитом. Когда же мы говорим о реализме Бальзака, то подразумеваем прежде всего последние десять лет творчества /1840-1850/, когда возмужание, житейский и творческий опыт привели его к трезвому взгляду на современную действительность.      Подобную же эволюцию в эти годы претерпел не только Бальзак. Вспомним русского классика Н.В.Гоголя, который начинал с пленительных малороссийских повестей, дышащих поэзией народного творчества, затем создал ряд произведений петербургского цикла, в которых сильна романтическая ирония, эстетика готического романа и исключительных страстей, и закончил “Ревизором” и “Мертвыми душами”, которые мы справедливо причисляем к разряду реалистических произведений.      Кто такие эти Тринадцать, объединенные в тайное общество наподобие масонов? Об этом мы узнаем немного, даже познакомившись с предисловием и произведениями, входящими в цикл “История тринадцати”. Некая ремесленная гильдия, некое конспиративное объединение посвященных, некие тринадцать сильных и мужественных деятелей, со всех сторон окруженных тайной. И этого  достаточно, потому что для романтизма как раз это и нужно, это и характерно: покров тайны, исключительности, непознанности.      Все три небольших романа - “Феррагус, предводитель деворантов”, “Герцогиня де Ланже” и “Златоокая девушка” - создавались в начале тридцатых годов, в самый продуктивный период творческой жизни Бальзака, когда за короткий срок им было создано несметное количество блестящих произведений прозы.      В основе романа “Феррагус, предводитель деворантов” (1833) -  трогательная история привязанности г-жи Демаре к мужу, маклеру банкирского дома Нусингена, и к отцу, романтическому злодею, могущественному каторжнику, темной и таинственной личности, находящейся на подозрении у полиции. Вокруг господина Феррагуса сгущена роковая тайна. Тайна лежит и на рождении госпожи Демаре, и тайна эта так велика, что,  несмотря на всю любовь к мужу, она не может ему открыться. Перед нами могущественная и жестокая личность, неуловимая для полиции, располагающая множеством таинственных масок и столь разветвленной сетью собственных агентов, что ей ничего не стоит довести до сумасшествия барона Огюста де Моленкура, который пытается эту личность разоблачить и идентифицировать. Романтический герой обладает сверхъестественным могуществом: вспомним хотя бы гоголевского ростовщика-перса из повести “Портрет”. Таков и Феррагус: он обрушивает несчастья на всех, кто с ним связан; жестокий старик устраняет барона, доводит до болезни и смерти свою дочь, вынуждает утопиться гризетку Иду, обманывает полицию, подсунув ей собственный труп, и готовится преобразиться в высокородного португальского графа де Функал. Для него нет ничего невозможного, он способен преобразиться под любым обличием, он окружен чужими несчастьями как защитной броней.       Некоторые европейские комментаторы Бальзака, и в их числе Стефан Цвейг, считают  роман “Герцогиня де Ланже” самым совершенным творением писателя. Действительно, для этого есть основания. Роман представляет собой хорошо разработанную историю одной любви, одной любовной страсти, как бы иллюстрирующей пословицу “нашла коса на камень”. Произведение безукоризненно по композиционной завершенности и стилистическому единству. Использован прием композиционного обрамления, и речь внутри произведения идет об одном -  о взаимоотношениях генерала Армана де Монриво и герцогини де Ланже, аристократки, исполненной сословных предрассудков. Благодаря сюжетной концентрации и стилистическому единству достигается особая сила воздействия на читателя. Вообще же для большинства романов Бальзака характерна композиционная рыхлость; как правило, действие разрежается множеством побочных сюжетных ходов и жанровых сцен. Бальзак давал себе отчет в том, что он пишет не столько истории, сколько жанровые сцены. Для его творческого стиля характерно то, что он работал много, размашисто, одновременно над несколькими вещами, мощно изливая обуревавшие его мысли и образы на бумагу, и лишь потом, в корректурах, начинал править. Он мог вынашивать замысел несколько лет, но это почти никогда не способствовало стилевому единству и идейной завершенности конечного произведения. Современники много и часто изощрялись на счет такой манеры работать, упрекая писателя в неряшливости стиля и сюжетно-композиционной неразберихе. Но ведь не отделкой деталей и разработанностью сюжетных ходов привлекателен для нас гений Бальзака. Напротив, привлекателен бурный темперамент творца, мощь циклопических блоков, из которых сооружена грандиозная башня “Человеческой комедии”, необъятная широта затронутых проблем /нравственных, военных, политических, философских, социальных/, густая населенность произведений. “Доктор социальных наук” знал, что он пишет историю Франции Х1Х века, а на ее основе - историю человеческих нравов вообще.      Тем более симптоматично, что из-под его пера выходили столь тщательно отделанные произведения, как “Герцогиня де Ланже”.      Герцогиня де Ланже - плоть от плоти французской аристократии. Она выходит замуж по сословному расчету. Окруженная богатством и роскошью, она горда, высокомерна, независима, холодна. Замужество и дворянские предрассудки надежно оберегают ее от треволнения страстей и низкой жизни. Ее надменность подогревают многочисленные поклонники, которых она, однако, никогда не одаривает хотя бы тенью привязанности, сердечной склонности. Сердце герцогини пусто, дремлет; определенное изощренное удовольствие ей приносит лишь кокетливая игра с поклонниками и борьба с соперницами за сферы влияния. Аристократический салон - вот среда ее обитания; великосветская кастовость обеспечивает замкнутый цикл жизни в этой среде.       С момента встречи светской красавицы и армейского генерала де Монриво, пленника африканских пустынь, человека необычайной судьбы и внешности, одного из Тринадцати, развивается увлекательнейшая “диалектика чувств”. Борьба двух высоких достоинств, мужского и женского, описана Бальзаком великолепно, роман с этого момента и до конца читается на одном  дыхании. За семь месяцев осады доблестный  генерал не продвигается ни на шаг к успеху своей любви. Призвав на помощь мужа и религию /”... но я другому отдана и буду век ему верна”/, обезопасив себя с помощью светских условностей и вооружившись строгим рассудком, герцогиня не дает волю своим чувствам, хотя понимает, что ее избранник - человек необычайного мужества и силы.     Отчаявшись добиться взаимности, де Монриво решается выкрасть герцогиню и заклеймить: в прямом смысле, клеймом. С этой минуты роли меняются: теперь уже герцогиня страдает от жестокости  и упорства своего возлюбленного, подвергает себя бесконечным унижениям, нарушает все возможные кодексы аристократической чести и в конце концов покидает Париж и заточает себя на испанском острове в монастыре кармелиток. Обнаружив там беглянку через несколько лет, де Монриво с друзьями, ведомый отчаянием и любовью, вновь решается ее выкрасть, однако слишком поздно: перед ним лишь хладный труп прекрасной герцогини.      Так кончается эта любовная история, печальная, основанная на трагических недоразумениях, вызванных слишком прямым следованием дворянскому кодексу чести. Но именно это - такт, мера, чувство достоинства, сдержанность, честь - явленные в полной мере не только героями, но и автором, высоким интеллектуалом и аристократом, делают этот роман столь совершенным, что многие последующие “love stories” минувшего века и нынешнего по сравнению с ним кажутся на фоне этой чистоты и чести просто непотребными историйками.       Роман “Златоокая девушка” решен в традиционно романтическом ключе, чему способствовал и самый выбор героини, горячей испанки Пакиты Вальдес, носительницы “роковой страсти”. В светских салонах Парижа и Санкт-Петербурга это произведение наравне с двумя другими пользовалось большой популярностью. Известен отзыв В.Г. Белинского  в “Литературных мечтаниях”, который в своих суждениях о поэтике Бальзака пользовался впечатлениями от прочтения “Истории тринадцати”, появившейся одновременно и  в российской столице. Белинский в этом отзыве отмечает высокое мастерство французского романиста в нюансировке характеров.                        З.МАРКАС, ТЕМНОЕ ДЕЛО, ДЕПУТАТ ОТ АРСИ      В 40-е годы Х1Х века, имея за плечами богатый опыт “нравоописательной” литературы, Бальзак обратился к нравам жизни политической. Рассказ “З.Маркас”, роман “Темное дело” и неоконченный роман “Депутат от Арси” относятся именно к “Сценам политической жизни”. В рассказе “З.Маркас” Бальзак задается вопросом: возможно ли делание политики чистыми руками? Возможно ли соединение высоких моральных качеств и политической деятельности?  Герой рассказа, талантливый юрист и высокообразованный человек, не раз в течение ряда лет ввязывается в политическую деятельность, чувствуя достаточные силы, призвание и готовность к ней. Благодаря его предвидению, за счет его консультаций держится на плаву целое министерство во главе с министром, но всякий раз, вместо того чтобы вознаградить талантливого политика, министр и его ведомство, оказавшись в фаворе, делают все возможное, чтобы его погубить. Политическое поприще для талантливого человека - это бесполезная трата сил. У кормила власти стоят грубые, невежественные люди, все достояние которых в луженой глотке и кабаньей свирепости. Власть интересует их сама по себе, без всякой связи с бедствующим народом. “Он чрезвычайно удивился, - пишет автор, - убедившись в глубоком невежестве тех лиц, которые во Франции захватили в свои руки управление государством”. Честный и компетентный политик, З.Маркс нужен лишь время от времени: о нем вспоминают, когда начинают сбываться его предсказания и обманщик-министр в очередной раз чувствует, что почва под его ногами зыблется. Чувство благодарности не присуще людям наверху; им присуща велеречивость и демагогические обещания, которые они во множестве и по любому поводу рассыпают, лишь бы удержаться у власти.      Роман “Темное дело” закончен в 1841 году и тогда же напечатан отдельными главами в газете “Коммерс”. Действие романа отнесено к 1803-1806 годам. Бальзак ставил своей задачей “изобразить политическую полицию в ее столкновении с частной жизнью, показать всю мерзость ее деяний”.      Роман имеет все черты политического детектива. Стиль писателя в те годы стал много четче, проще, энергичнее. Сцены с управляющим гондревильским поместьем Мишю, который поклялся в свое время убить государственного советника Малена, и двумя парижскими сыщиками Перадом и Корантеном, сжатостью и психологизмом, ситуативно очень напоминает некоторые положения в романах Жоржа Сименона. С той, однако, разницей, что во времена Бальзака сыщик еще не был симпатичной фигурой. Метод сыска не приподнят и не романтизирован, сам персонаж носит черты злодея. Он всего лишь шпион Фуше, главы полицейского ведомства времен возвышения Наполеона Бонапарта. Интрига строится на борьбе бонапартистов /Фуше, советник Мален, нотариус Гравен/, повсюду искавших в те годы роялистский заговор, и двух благородных семейств д’Отсэров и Сен-Синей, проживающих в родовом замке. Если принять во внимание дворянские предпочтения Бальзака, станет понятна и та высокая степень идеализации, которой проникнут образ центральной героини Лоранс, окружающих ее четверых молодых дворян, а также пожилых супругов д’Отсэр и местного кюре. Слуги и семейство управляющего Мишю тесно смыкаются с опальными дворянами, образуя как бы стойкую внутреннюю оппозицию республиканскому правительству. В первой части романа, пока молодые дворяне еще за границей, эта оппозиция держится единственно на красавице Лоранс, лихой наезднице с независимыми суждениями и образом жизни, которая ненавидит корсиканского узурпатора. Во второй части, когда братья близнецы Мари-Поль и Поль-Мари, а также Адриен и Робер нелегально возвращаются на родину, в замке Сен-Синь образуется гнездо роялистов, и это-то начинает беспокоить жандармов Фуше: они окружают замок с тем, чтобы арестовать политических противников.      Под предлогом наведения политического порядка в стране вершатся самые обычные “темные дела”. Задача сенатора Малена в том, чтобы отобрать родовой замок знати, реквизировать его в свою пользу. Естественно, что для этого нужен предлог. Полицейское ведомство Фуше не находит ничего лучшего, как организовать похищение сенатора, вину за которое сваливают на обитателей замка Сен-Синь. Всех их арестовывают и, несмотря на блестящую защитительную речь де Гранвиля, определяют к различным наказаниям. Казнен, однако, только управляющий Мишю, самый честный и преданный человек, цепной пес Лоранс и ее братьев. Человек, чья суровая верность и рыцарство вызывают всеобщее восхищение. Авторская ирония в сцене адвокатской защиты отдаленно напоминает ту, которую впоследствии использует Ф.Достоевский в романе “Братья Карамазовы” в главе “Психология на всех парах”: самоупоение адвокатов не способно затронуть предрешенность прокурорского вердикта.     В романе выведены исторические лица - Наполеон 1, Тайлеран, Фуше. Однако вершителем политической линии выступает беспринципный сенатор Мален: “Мален... всегда окажется возле сильнейшего и поспешит подать ему шпагу или пистолет, чтобы прикончить соперника, который вызывает опасения”. Этому политику на подхвате, любителю таскать каштаны из огня чужими руками, в конце концов, удается разорить дворянское гнездо: братья-близнецы и Робер погибли на полях наполеоновских сражений, завоевывая славу французскому императору и его алчным министрам.     Бальзак успел написать только первую часть романа “Депутат от Арси”, опубликованную в 1847 году. В 1853 году роман дописан и целиком опубликован приятелем Бальзака Шарлем Рабу.     В этом произведении сделана попытка сатирического переосмысления буржуазного парламентаризма. На сцену вновь всплывает знакомый нам по многим произведениям Максим де Трай, светский лев, циник, фрондер, и пэр Франции Эжен де Растиньяк, - с их извечной идефикс: сделать карьеру, женившись на богатой /в роли таковой выступает на сей раз дочь чулочного магната Сесиль Бовизаж/. Писатель показывает, как деньги буржуазии, помноженные на высокое положение дворянства, действительно, способны обеспечить блестящее будущее любому высокородному шалопаю. Роман тематически и через общих действующих лиц связан с ранее написанными произведениями “Банкирский дом Нусингена” и “Комедианты неведомо для себя”.      ИСТОРИЯ ВЕЛИЧИЯ И ПАДЕНИЯ ЦЕЗАРЯ БИРОТО, БАНКИРСКИЙ ДОМ НУСИНГЕНА, ПЬЕР ГРАССУ, ПРИНЦ БОГЕМЫ, ДЕЛОВОЙ ЧЕЛОВЕК, КОМЕДИАНТЫ НЕВЕДОМО ДЛЯ СЕБЯ      Все эти произведения входят в цикл “Сцены парижской жизни”. Два первых, над которыми Бальзак работал одновременно, представляют собой, по замечанию самого писателя, как бы две стороны одной медали: кто прочтет “Цезаря Бирото”, тот должен прочесть и “Банкирский дом Нусингена”. Позднее, в письме редактору журнала “Неделя” И. Кастилю, Бальзак вспоминал, что долгое время не мог заинтересовать издателей образом “довольно глупого и ограниченного лавочника, чьи несчастья заурядны, символизирующего собой то, над чем мы постоянно смеемся,- м е л к у ю  п а р и ж с к у ю  т о р г о в л ю”.      Как бы ни тяготел автор к крупной аристократии и внешнему блеску, он всю жизнь ощущал себя “мещанином во дворянстве”,  мелким буржуа, комплексовавшим перед роскошью и высокомерием правящей элиты. Подтверждение этому мы находим и в романах Бальзака, и во всей его жизни, и в знаменитой, так потешившей современников истории с самовольным присвоением дворянской частички “де”. Может быть, именно поэтому внук туреньского крестьянина так настойчиво интересовался геральдикой, приобретением собственного богатого экипажа с ливрейным лакеем на запятках, именно поэтому мечтал выстроить особняк и окружить себя роскошью, подобающей дворянскому титулу. Но, стремясь к почету и блеску, он любил и хорошо изображал совсем другую жизнь - жизнь буржуа со всем набором буржуазных ценностей.     Бывший владелец убыточной газеты, бывший владелец мелкой типографии, буржуазный предприниматель Оноре Бальзак с большой любовью и тщанием выписывает образ владельца парфюмерной лавки, помощника мэра второго округа г. Парижа, кавалера ордена Почетного легиона Цезаря Бирото. История его величия и падения приобретает новую актуализацию в наши дни и в нашей стране, когда расцветает мелкая меновая торговля, плодятся частные магазины, возникают и лопаются банкирские дома Нусингенов и Клапаронов, подставных лиц, делающих деньги из воздуха за счет недоумия обывателей. Достаточно взглянуть современную газету или включить телевизор, и мы тотчас наткнемся на рекламу “средства для ращения волос”, “кефалического масла” и тому подобных целебных эликсиров, на продаже которых в свое время богател и парфюмер Цезарь Бирото. И это законно: не будь потребности, не было бы и соответствующего товара. И даже самый дух наивного торжества и радости от обогащения соответствует нашей эпохе.     Но Цезарь Бирото - тип западного предпринимателя; он действует свободно, но в рамках закона; он перестал бы себя уважать, если бы пошел на заведомую подлость даже в отношении конкурентов. Он живет в государстве, где подавляющее большинство населения уважает законодательство, и это уважение у него в крови, а само законодательство хорошо разработано и идет еще от римского права. Бирото - честный парфюмер, он начал приказчиком в лавке Рагонов, женился по любви на Констанс Пильеро, дочери торговца скобяным товаром, он трудился все эти годы, изобретая свои мази и притирания, он уважаемый человек, его знают в правительстве. Он прошел эталонный путь предпринимателя. Отчего бы не закатить бал, пригласив друзей, компаньонов и всех знакомых, закрепив тем самым торжество успеха?     Самодовольства и самоуважения у Цезаря Бирото хватает, он не слушает предостережений жены и не хочет остановиться у той черты, за которой его успех вызывает зависть и злобу. Затеяв ремонт квартиры, расширение производства и шикарный бал, наивный парфюмер превышает свои возможности, влезает в долги, и его самый настойчивый враг финансист Фердинад дю Тийе, вместе с другими банкирами и ростовщиками, вынуждает его платить по счетам.     Стоит отметить, что это и перманентное состояние самого Бальзака: после каждого своего предприятия, призванного облагодетельствовать человечество и обогатить предпринимателя, он оказывался в долгах как в шелках и затрачивал много сил, чтобы как-то, хоть с помощью друзей и родных, из них выпутаться.     Сила Бальзака-художника не столько в критике капитализма и всех его коррумпированных структур; изобразительная сила его в том, что он умеет показать торжество самых простых общечеловеческих добродетелей - супружеской любви, товарищеской дружбы и взаимовыручки, честности и порядочности. Его Цезарь, этот ягненок среди волков, побеждает неблагоприятные обстоятельства, преодолевает банкротство и возвращается святым, обеленным и торжествующим после испытаний потому, что он порядочный человек /от слова “порядок”/, живет соразмерно своему общественному статусу в ладу со своей совестью, а это, поверьте, достаточные основания для того, чтобы общество в конце концов воздало тебе по заслугам. Роман, правда, кончается трагически, но преемник парфюмера Ансельм Попино, женившийся на дочке Бирото Цезарине - это опять-таки честный, смышленый и порядочный торговец.     Финансовые дела продолжают обсуждаться и в другом произведении - “Банкирский дом Нусингена". Поздний Бальзак - мастер в изображении разного рода махинаций, афер, злоупотреблений среди высших структур общества. На этот раз он выводит банкира, немецкого барона Нусингена, который за короткий срок “трижды без взлома обокрал публику”. Механизм этого воровства выписан так детально, что может служить даже неким руководством  к действию для финансистов развивающихся стран, вроде России, где юридические вопросы банковского дела еще недостаточно регламентированы. Нусинген трижды прибегает к умышленной ликвидации своего банкирского дома с тем, чтобы, вложив средства в прибыльные иностранные предприятия и разработки и выбросив на внутренний рынок обесцененные акции, стать еще более богатым человеком. В результате третьего банкротства его состояние увеличивается до пятидесяти миллионов франков; обогащаются и его друзья, поверенные в делах, осведомленные о замыслах хитрого финансиста. Его мечта - потягаться в богатстве с Ротшильдом /одному из Ротшильдов, кстати, посвящен следующий рассказ Бальзака - “Деловой человек”/. А поскольку в “Цезаре Бирото” представлены на читательский суд еще два банковских дома - Клапарона и братьев Келлер, то дела финансово-коммерческих структур Парижа получают под паром писателя хороший объем и наглядную силу. Все эти люди - лжецы, пройдохи, циники, целью которых служит личное обогащение и власть в обществе, которую приобретает человек, располагающий миллионами. Евреи, немецкие, швейцарские, французские /Нусинген, Келлеры, Гобсек/ с их национальной склонностью иметь при себе ящик для сбора податей и не расставаться с ним, они опутывают своими щупальцами и присосками все общественные структуры, где имеют хождение деньги, разоряют должников, вроде Бирото, обирают даже молодоженов /Боденора и его невесту Изору/, которые в силу житейской неопытности еще мало что смыслят в экономических законах. От сцен, где действуют банкиры и дельцы от аристократии /Растиньяк, Максим де Трай, дю Тийе/, веет холодом их лицемерия. Здравомыслящие люди вроде старика Пильеро, тестя Цезаря, предпочитают держаться подальше от их нечистой игры.      Если правда, что творчество - это выражение сущностных возможностей авторского пути, то Бальзак, изобразив плохого живописца Пьера Грассу и праздного острослова де ла Пальферина в рассказе “Принц богемы”, избавился разом от двух побочных своих сущностей. Хотя и здесь все не так плоско. Станковый живописец Пьер Грассу не просто посредственность, но он и трудолюбив, упорен, способен поддержать друга и знает себе настоящую - небольшую - цену. Он объемен, знает, что работает для денег и на публику, лишенную вкуса /на торговца картинами Элиаса Магуса и буржуазное семейство Вервель/, и по-своему страдает от своей бесталанности. Но что делать: не всякий художник велик до гениальности, не у каждого столько сил и воли, чтобы успешно решать неподъемные задачи; кто-то должен потрафлять и самым простодушным вкусам, и найдя таковых ценителей в лице богатеньких буржуа Вервель, он счастлив-доволен своим союзом с ними.      Еще более неоднозначен “принц богемы” де ла Пальферин. Он выбрал еще более узкий  путь в искусстве - поведенческий; он не художник, не писатель, не композитор, он хочет прожить х у д о ж е с т в е н н о  и, не создав ничего, тем не менее остаться в искусстве,- как Сократ, который уверен, что Платон все его беседы запишет. Де ла Пальферин - острослов, сочинитель остроумных летучих софизмов, - искусство, особо ценимое французами, придающее целой нации неповторимое отличие от других. Его отношения с любовницей Клодиной, с друзьями, с прочими представителями парижской богемы - это и есть его творчество, его стиль. И ради того, чтобы жить так, а не иначе, он готов и на жертвы, и на бедность, и на утраты. Он человек искусства, человек принципов, а не просто записной бонмотист. И это  симпатично, как симпатична, скажем, ирония и сарказм в поэзии Генриха Гейне, которому и посвящен рассказ. Между де ла Пальферином и немецким поэтом есть даже что-то общее - в житейской беспомощности их обоих, в упорной приверженности одиночеству и искусству.     В воплощении замысла “Человеческой комедии” Бальзак неимоверно упорен и последователен. Если он замыслил изобразить парижские нравы, то стремится изобразить все сословия, сверху до низу, представить в живых картинах все лица, от слепого уличного музыканта до короля. Иным его произведениям такая  надуманность даже вредит: они воспринимаются как этюды и подмалевки, предпринятые с целью широты охвата действительности в ущерб глубине. Таков рассказ “Деловой человек” и повесть “Комедианты неведомо для себя” /впрочем, ее можно определить и как небольшой роман/. Благодаря последовательной композиции /живописец Леон Лора и уже известный нам остряк Бисиу показывают заезжему провинциалу Париж/, Бальзак добивается включения в ткань повествования сразу большого количества персонажей; наши герои просто посещают их одного за другим и всех осмеивают. Серию жанровых сценок представляют фигурантка балета, шляпник Виталь, молодой ростовщик Ровине, цирюльник Мариус, гадалка старуха Фонтэн, член правительства Жиро, министр Растиньяк, куртизанка Женни Кадин - и все это задаром: бесплатное зрелище для наивного провинциала Газоналя. Этот пестрый и беглый хоровод “комедиантов” существенно дополняет всю Комедию человеческой жизни.     Бальзак знал парижскую жизнь 20-40-х годов Х1Х века как никто другой, “Сцены парижской жизни” не оставляют в этом никакого сомнения. Разнообразие выведенных им типов иногда просто подавляет. Мы можем уверенно говорить, что среди писателей Х1Х века Бальзак самый масштабный, самый последовательный в реализации своих творческих замыслов.                           СЕЛЬСКИЙ ВРАЧ, КРЕСТЬЯНЕ      “Секретарь французского общества” не мог, разумеется, пройти мимо крестьянской темы, но приходится признать, что этих людей, крестьян, он знал и понимал меньше. И работал он над “Сценами деревенской жизни” труднее, нежели над другими разделами “Человеческой комедии”. Может быть, потому, что “комедийного”, то есть тщетного, пустого, смешного; в самом составе крестьянства куда меньше, чем в других слоях общества.      Роман “Сельский врач”,  завершенный в 1833 году, довольно рыхлый композиционно, представляет собой ряд историй и эпизодов, нанизанных вокруг деятельности и судьбы главного героя - сельского врача Бонаси. Когда-то в молодости он совершил грех - промотал отцовское состояние, имел внебрачного ребенка, был отвергнут любимой женщиной - суровой янсенисткой, и, потеряв все - жену, ребенка, любовь - решил посвятить остаток жизни жителям сельской общины неподалеку от Гренобля. Этот образ любителям сравнительного литературоведения отдаленно напоминает гоголевского помещика-благотворителя Костанжогло из второй части “Мертвых душ”, с той, однако, разницей, что у автора он не вызывает никаких сомнений в своей возможности и исторической достоверности. Дела Бонаси - это апофеоз свободного предпринимательства в условиях деревни, смягченного влиянием религии и природы. За короткий срок в своей долине он выселил неполноценных и душевнобольных, поселил в новых домах плотников,  шорников, кузнецов и прочих полезных людей, провел дренаж, дабы зазеленели пустоши, заставил корзинщика заняться плантацией ивы, уговорил местных жителей строить дорогу, фермы и распахивать целину, - словом так реформировал жизнь, что население чуть не вдвое увеличилось, плодородие почв и стад возросло, и все поселяне полюбили своего мэра и доктора за неустанную заботу о них. “Советы мои являлись источником богатств для тех, кто им следовал”, - заявляет он. Объезжая вместе со старым воякой Женеста своих подопечных, он утешает их в горе и ободряет в болезни - понтонера Гондрена, потерявшего здоровье при переправе через Березину и не добившегося даже пенсии, трудолюбивого старика-пахаря Моро со своей старухой, осчастливленного им владельца черепичного заводика Виньо с беременной женой,  бывшую нищенку и барскую служанку 22-летнюю Могильщицу в ее собственном домике, который он ей подарил вместе с рентой, чахоточного подростка Жака, охотника и стрелка Бютифе, - все они боготворят своего кумира. О каждом из них есть рассказ или жанровая сценка, иногда очень живая. Нанизанные друг на друга, они похожи на ожерелье или четки, перебираемые святым Бонаси.       Но вся беда в том, что все эти люди, а также кюре Жанвье лесоторговец, нотариус, собирающиеся за столом у Бонаси, - н е    к р е с т ь я н е. Они - некая мечта Бальзака, филантропическая в основе,  утопическая по сути, нарисованная фантазером, вынужденным осуществлять заявленный замысел. Бонаси добрый пастырь среди овец. Роман пронизан его рассуждениями о религии, о необходимости крепкой монархической власти, опеки над несамостоятельным и несмышленым народом. Крестьяне, по его мнению, это дети, их счастье - в цивилизованности, в том, чтобы  становиться понемногу горожанами, обзаводиться хозяйством, копить деньги, строиться. Чувствуется, что Бальзак не очень понимает тех, о ком пишет, людей, которые живут на земле, у воды, дышат воздухом и греются у огня; эти незыблемые обладатели четырех стихий вызывают у него то ли грусть, то ли зависть несокрушимым здоровьем, и он выводит на сцену всех больных, несчастных и увечных сразу, чтобы утвердить мысль, что без патронажа и опеки, без мудрого руководства Бонаси крестьяне попросту выродятся. Все это, конечно, далеко не так, цивилизация вторична по отношению к крестьянству, как вторичен взрослый по отношению к ребенку, из которого он вырастает. Цивилизация и культура не могут покровительствовать тому, из чего они выросли; во всяком случае,  это покровительство и руководство не способно принести такого быстрого плода, как показано в романе.      Возможно, почувствовав утопичность проектов, способных обогатить “несчастных” земледельцев /которые во Франции, как и повсюду, не видят особой пользы в удобствах и культуре/, Бальзак во второй части романа переводит повествование в уже испытанный религиозно-этический план и несколькими незатейливыми историями о приемных детях, несчастливой любви добивается нужного эмоционального эффекта. Бонаси умирает, оплаканный своей общиной, а подполковник Женеста выражает желание поселиться в этой райской местности, то есть продолжить дело покойного.      В романе, в рассказах бывших гвардейцев Гондрена и Гогла, не раз предстает фигура императора Наполеона, уже окрашенная народной любовью, в фольклорно-поэтическом ореоле. Путь этого героя от Тулона до острова святой Елены очерчен довольно подробно и верно и вместе с тем овеян уже вымыслами  и суевериями. Роман “Сельский врач”, равно как и последующий - “Крестьяне”, получил во французской критике самые противоречивые оценки - не в последнюю очередь потому, что в них Бальзак уклонялся в сторону от своего привычного амплуа - изобразителя светских фатов и графинь, и открывал для себя новые перспективы, обратившись к народной жизни.      Вместе с тем годы, когда писался роман, можно определенно назвать кризисными. По собственному признанию Бальзака, за восемь лет он сто раз бросал роман “Крестьяне”. Время с 1842 до конца дней было кризисным для писателя по многим причинам. Во-первых, из-за сложных отношений с невестой Эвелиной Ганской: связь с польской помещицей то вспыхивала, то затухала; влюбленные жили порознь, и устроению матримониальных дел мешали то супруг Ганской, то ее  старшая дочь, которую необходимо было пристроить, то запутанные денежные дела. Эти финансовые дела были так запутаны, что их можно было назвать второй причиной творческого кризиса. Наконец, в-третьих, критика все чаще говорила о творческих поражениях писателя, а в газетах, где он прежде печатался, прочно обосновались беспощадные конкуренты - Александр Дюма и Эжен Сю. Их легковесные произведения вполне укладывались в фельетонную рубрикацию газет и могли печататься с продолжением, чего не скажешь о романах Бальзака, в которых занимательность была на последнем месте. Достаточно сказать, что печатание романа “Крестьяне” было прервано в 1844 году, потому что издатели “Ля Пресс” взялись публиковать “Королеву Марго”.      Роман “Крестьяне” не был закончен; вторая часть была опубликована только в 1855 году, причем последние шесть глав дописаны вдовой писателя Э. Ганской. Во всем романе, пожалуй, только одна колоритная сцена - в самом начале, где изображено, как дядя Фуршон, этакий сельский силен, и его внук ловят в речке “выдрю”, то есть выдру. Сюжет разворачивается вокруг противостояния крестьян и отставного генерала, графа Монкорне, владельца имения. Все симпатии писателя на стороне “законника” Монкорне, крестьяне же представлены лежебоками, пьяницами, мелкими воришками, которые портят барский лес и тащат оттуда все что можно. Правда, изображен еще и лагерь местных буржуа, которые раздувают этот конфликт, чтобы приобрести имение в свои руки. В конце концов,  команда охранников имения и леса во главе с начальником Мишо ничего не могут противопоставить козням крестьян, Мишо убивают, и граф вынужден продать имение. Ростовщики и землевладельцы Ригу, Гобертен, Судри празднуют свою победу, имение поделено и разворовано.       Нельзя сказать, что в “Деревенских сценах” Бальзака постигает всякий раз неудача; нет, колоритных фигур и острых бальзаковских наблюдений и в этих романах достаточно, но в трудностях работы повинны как общий кризис, так и некая заданность. Крестьянская жизнь сильно отличалась от парижской или даже провинциальной, а между тем Бальзак смотрел на нее глазами дворянина и легитимиста, видя только невежество, воровство, низкие пороки и явную ненависть к богатым. В предисловии к роману он предостерегает богачей от той опасности, которая грозит им в лице рабочих /чему свидетельство - Лионское восстание/ и крестьян. Писатель опасается, что вся эта темная масса когда-нибудь поглотит буржуазию, точно так же как она поглотила и оттеснила дворян.     Впрочем, писатель и в этих  произведениях демонстрирует “глубину понимания реальных отношений”, что и было отмечено Марксом в “Капитале”, в главе, где анализируется судьба мелкой земельной крестьянской собственности: “Он /ростовщик/ сберегает расходы на заработную плату и все больше и больше опутывает петлями ростовщической сети крестьянина, которого все быстрее разоряет, отвлекая его от работ на собственном поле”. Действительно, ростовщик Ригу держит у себя закладные на крестьянские поля и усадьбы и умеет этим пользоваться.      По колориту и сюжетному рисунку роман “Крестьяне” отдаленно напоминает другой бальзаковский роман - “Темное дело” /то же противостояние крупного помещика и жиреющей местной буржуазии/, и, видимо, это было одной из причин, почему роман остается незаконченным.                   БЕДНЫЕ РОДСТВЕННИКИ: КУЗИНА БЕТТА, КУЗЕН ПОНС      Диагнозы “доктора социальных наук” со временем становились все беспощадней. Дилогию о “бедных родственниках” можно справедливо считать лебединой песней Оноре де Бальзака, обвинительным иском французскому обществу и всему миру торгашества.     Бедные родственники, приживальщики, нахлебники Бальзака носят несколько иные черты, чем те же персонажи Достоевского, Тургенева или Писемского. Их зависимость в основном финансовая; душевный строй и мораль не искажаются столь фатально, как в случае с русскими героями. Кузен Понс или кузина Бетта, несмотря на нищету и неудачливость, способны пойти на самоопределение и выдерживают на этом пути значительную борьбу с обстоятельствами, чего не скажешь о Фоме Опискине или Мармеладове, у которых материальная зависимость принимает форму юродства,  истерии, тяжелой праздности и разврата. Наперсники русских богачей и властителей на протяжении всей отечественной истории испытывали самые изощренные глумления и издевательства, но и взаимозависимость царя и его шута была более тесной, “семейной”. Некоторые приживальщики, используя суеверия хозяев, кликушествуя, играя на их низменных инстинктах, вырастали до крупных государственных фигур, подавляли волю своих благодетелей. Достаточно вспомнить личность Григория Распутина, ставшего подлинным бичом божьим для последнего русского императора. В самом национальном характере, в личностях самих вельмож и даже царей, таких как Иван Грозный и Петр 1, непостижимым образом сплетались самодурство и угрызения совести, жестокость и шутовство, удаль и самое низкое лакейство.     Сам писатель возлагал большие надежды на эти романы. О романе “Кузен Понс” он писал Э. Ганской: “Это одно из самых прекрасных, как мне кажется, моих творений, до крайности простых и заключающих в себе все человеческое сердце, это не менее значительно, но более ясно, чем “Турский священник”, и столь же хватает за душу”. Оба эти больших романа, написанные и опубликованные в газете “Конститусьонель” в течение 1846-1847 годов, в значительной мере оправдали его надежды, были признаны читателями и критикой и поддержали пошатнувшуюся репутацию его, как самого крупного французского романиста.      Тема нахлебничества была сравнительно новой для писателя, но она давала возможность показать широкую панорама парижских нравов, а это-то и являлось его главной целью. По поводу “Кузины Бетты” Бальзак писал Э. Ганской: “Этот сюжет постоянно разрастается, он оказался очень богатым, и его логическое развитие увлекает меня”. Что касается “Кузена Понса”, то в нем автору,  наконец,  удалось увлекательно рассказать об одной своей давнишней страсти - к коллекционированию произведений живописи, ваяния и прикладных искусств. Эта многолетняя страсть Бальзака поглощала значительную часть его финансовых средств и служила предметом бесчисленных шуток друзей-писателей. Большой знаток мебели, фарфора, западноевропейской живописи, Бальзак всякий раз, свивая новое гнездышко для будущей супружеской жизни, буквально разорялся на его обмеблировании и декоруме.      Собственно, в романе “Кузина Бетта” фигурируют два “бедных родственника”: старая дева Лизбета Фишер, двоюродная сестра Аделины Юло, и сам барон Юло д’Эрви, супруг Аделины, отец двух взрослых детей, который, не по годам увлекаясь куртизанками и лоретками, вконец разоряется на их содержание, приносит нескончаемые бедствия жене и родственникам, пока не оказывается на самом дне парижского общества. Непостижима привязанность Аделины Юло к мужу, этому блуднику и “крашеному коту”, по определению актрисы Жозефы, престарелому селадону, который содержит последовательно Жозефу, смазливую мещанку госпожу Валери Марнеф, несовершеннолетних девчонок вышивальщицу Бижу и Аталу Джудичи. Христианская вера и кротость госпожи Юло не в состоянии одержать победу над сластолюбием барона: вытащенный женой из грязной парижской клоаки, барон заводит шашни с простой деревенской бабой кухаркой. Не в состоянии выдержать череды бесчестий, Аделина Юло умирает.     Роковую роль в ее судьбе играет сестрица Бетта, завидующая богатству и добродетелям баронессы и добивающаяся ее посрамления. “С моей энергией можно было рай приступом взять, - говорит она о себе, - и такую вот силищу растратить на то, чтобы заработать себе на нищенское пропитание, на какие-то лохмотья да на мансарду”. Потенции старой девы впрямь необъятны, но расходует она их не только на материальное обустройство, но и на интриги против дома, в котором живет. Она тот уток в основе повествования, который сшивает в единую ткань всех действующих лиц романа. Самое трогательное и бескорыстное время ее жизни - то, когда она пестует для будущей славы молодого поляка, скульптора Венцеслава Стейнбока, который, однако, пренебрег опекуншей и, женившись на дочери барона, Гортензии Юло, превратился в лентяя, распутника, копию тестя, автора немногих скульптурных композиций. Вообще, в произведении широко присутствует польская тема, и это не в последнюю очередь связано с впечатлениями Бальзака от поездок в Германию, Польшу, на Украину и в Россию, с впечатлениями от родственников Эвелины и, в частности, ее приживалки, девицы Морель, в судьбе которой сам автор принял участие.     В образе Жозефы и Валери Марнеф, в сгруппировавшихся вокруг обольстительной Валери ее любовниках Кревеле, Юло, Стейнбоке, бразильце Монтеханосе раскрыт паразитизм обеспеченной буржуазной жизни, посвященной удовольствиям. Конец г-жи Марнеф и Кревеля, разбогатевшего торговца, заразившихся некой тропической болезнью и буквально разлагающихся в постели, символизирует самый режим поведения: порок не может остаться безнаказан. В случае барона Юло сластолюбие принимает уже формы педофильства; вместе с тем эта фигура вырастает до определенной аллегории: любовь к удовольствиям жизни питает этого старца, он готов служить наслаждению до последнего часа и в этой последовательности обретает даже некое величие. Отдаленные черты Бернара-Франсуа Бальса, собиравшегося прожить до ста лет и перед смертью спутавшегося с девчонкой, в этом образе прослеживаются.     Без отвращения и уныния нельзя было бы читать этот эпос порока и расчета, в котором хозяйничают какие-то цивилизованные демоны, не искоренимые даже церковью и смертью, но Бальзак вводит в повествованию излюбленную фигуру - старого наполеоновского служаки, честного рыцаря, маршала Юло, который призирает за покинутым семейством и оплачивает долги распутного брата, - и читатель примиряется с действительностью, раз в ней есть такие достойные и добропорядочные люди. Реализм Бальзака таков, что он всегда предпочитает не эффект, а простое правдоподобие, соответствие реальности. Даже самые романтические персонажи мотивируют свои поступки реальными жизненными обстоятельствами. Бальзак прежде всего стенограф, сценограф,  жанрист, Микеланджело от литературы, который с одинаковым правдолюбием занимался социологией, политикой, литературой, экономикой, финансами, юриспруденцией, архитектурой, психологией и даже ботаникой; почти во всех областях знаний он чувствует себя одинаково уверенно, и это тем более удивительно, что он работал без помощников, секретарей и редко с соавторами.      В отношении сюжетостроения “Кузен Понс”, действительно, ровнее и проще многих других романов. Начало романа даже идиллично и настраивает на историю в сентиментально-мещанском духе.  Кузен Понс человечен, добр, прост, наивен, способен на самопожертвование. У него только три составляющие - страсть к собиранию предметов старины и искусства, любовь к верному испытанному другу немцу-музыканту Шмуке и чревоугодие, маленькая слабость, вполне извинительная для холостяка, который, будучи нежным и привязчивым в душе, всегда был лишен женского участия. И поначалу кажется, что и весь роман будет разработан в духе уже тогда зарождавшейся немецко-швейцарско-французской идиллической мещанской драмы, которая вышибает слезу, но редко поднимается до высоких социальных обобщений. Однако уже очень скоро на эту трогательную пару старых музыкантов, настоящих детей по мирочувствию, обрушиваются несчастия; они испытывают натиск цивилизации - той цивилизации, в которой без денег, товарного расчета, деловых связей и душевного цинизма невозможно прожить обеспеченно и комфортно. Поначалу родственники отказывают Понсу в званых обедах, затем, после неудачи в сводничестве Сесиль де Мервиль с банкиром Фридрихом Бруннером, обвиняют в интриганстве и наконец удаляют от службы, лишая таким образом источника существования. Больной Понс и его друг вынуждены принять заботу грубой, хищной привратницы Сибо, которая, пользуясь отчаянным положением друзей, понемногу распродает коллекцию картин и опутывает их сетью социальных отношений: нотариус печется о составлении завещания, перекупщик - о процентах с продаж, коллекционер-антиквар Элиас Магус зарится на знаменитые картины Понса, доктор Пулен имеет свои интересы в бедном Понсе, управляющий театром Годиссар - свои. Они обирают, обворовывают, убивают Понса при первых же признаках его слабости, как падальщики в джунглях преследуют ослабевшее животное. И когда это пиршество цивилизованных зверей над добрым человеком завершается, немец Шмуке справедливо заявляет: “Я лютше буду шить в бедном доме зердетшного тшельовека, пошалевшего Понса, тшем в Тюильри с тиграми в облике тшельовека! Я ушель от Понса, потому что там тигри, они готови все поширать”. Действительно, узаконенный каннибализм, практикуемый цивилизацией с помощью ее учреждений и служб, ужасен на взгляд простого, здравомыслящего и сердечного человека; он в корне расходится не только с предписаниями христианской морали, но и самой жизни. Идиллия не состоялась: чистые сердцем, пытавшиеся отвоевать себе жизненную нишу в этом человеческом зверинце, вытеснены, изгнаны и убиты; их место заняли лавочники, пройдохи и мерзавцы, коллекция Понса перекочевала к министру торговли и земледелия господину Попино,  который ведь тоже когда-то, как мы помним по роману “Величие и падение Цезаря Бирото”, начинал как добрый, славный, любящий человек, честный и не без обаяния. История болезни Понса, его погребения и изгнания законного его наследника Шмуке напоминает на последних страницах сцены современного театра абсурда, Ионеску или Бэккета, хотя идет, конечно, от трагедийной традиции Уильяма Шекспира, его драмы “Король Лир”. Добрым, но бедным людям не место в этом мире чистогана, с сожалением утверждает автор. Причем сожаление вызывает уже не столько констатация факта, но  и сам авторский тон, авторская позиция, излишне, на мой взгляд, беспристрастная. При таком подавляющем торжестве зла  что остается на долю Добра?     Впрочем, к оправданию Бальзака следует сказать, что таковы были особенности европейского реализма Х1Х века: торжество зла в произведениях реалистов могло принимать всесокрушающие масштабы, его сила подчеркивалась и зачастую утверждалась. В литературе конца ХХ века этого приема самые лучшие прозаики уже стараются избегать: скепсис скепсисом, но ненаказанное зло развращает души читателя и не учит его торжеству справедливости.                           ОЗОРНЫЕ РАССКАЗЫ       Замысел “Человеческой комедии»  вызывает законное восхищение - своим масштабом, силой честолюбия. Но для многих читателей остается тайной за семью печатями, что это заявленное честолюбие, эти сверхзадачи во многом определялись незавидным материальным положением писателя, его ранним изгнанием из родительской семьи с целью, намеченной родственниками, в первую очередь матерью, для молодого человека - во что бы то ни стало добиться славы, богатства и успеха /современный психоанализ легко объясняет эту не стандартную ситуацию, а разработки в области психологии творчества ее подтверждают/. Бальзак в известном смысле стал невольником, пленником “замысла”, который им самим классифицировался как собственный. И немногие догадываются, какой это был тяжкий груз, какой нескончаемый труд - воплощать этот “замысел”, реализовывать его. Поэтому некоторые страницы воплощения несут на себе печать авторского страдания, уныния, усталости. Заданность, особенно в поздних произведениях, иногда порождает схематизм и скороговорку текста; усталый раб, взваливший на себя тяжкую ношу, шатается под ее грузом: он несчастлив, определением судьбы у него нет семьи, его преследуют кредиторы, он вынужден работать по двадцать часов в сутки; некогда радужный замысел великой книги его так утомил, что он то и дело прямо в тексте прибегает к ссылкам на прежние произведения     (см. “Шуаны”, см. “Беатриса”). Ему нужна отдушина, перемена деятельности, отдых. Гвидобони-Висконти, понимавшие это, организуют ему две поездки в Италию по их наследственным делам. Утомленный великий труженик то и дело предпочитает лениться, потому что с одного вола семь шкур не дерут.      Именно такой отдушиной и стали для Бальзака “Озорные рассказы” и пьесы: “Озорные рассказы” - для души, пьесы - для скорейшего обогащения иным путем. Труд, который то и дело превращается в обязанность и повинность, - разве это справедливо? Ведь уже видны и плоды этого труда, и они оказались не столь сладки, как грезилось: брань критиков, непонимание читателей и даже близких друзей, безденежье, укоры родни, разрушенное здоровье. Надо переключиться на что-то иное, не связанное с общим “замыслом”. Кладка нескончаемого дворца наводит тоску на, казалось бы, неутомимого каменщика.       Правда, и “Озорные рассказы” - это тоже “замысел”. “А на устоях этого дворца, - пишет Бальзак Э. Ганской 26 октября 1834 года, - я,  д о б р ы й м а л ы й  и  ш у т н и к, начерчу огромную арабеску “Ста озорных рассказов”. Но в этом “замысле” больше произвола и прихоти. И потом, это д р у г о й  замысел.      “Озорные рассказы” задуманы по образцу новелл Возрождения - “Декамерона” Джованни Боккаччо, “Гептамерона” Маргариты Наваррской, сборника “Сто новых новелл”. И по наущению любимого учителя Франсуа Рабле, в котором Бальзаку были по нраву такие черты, как удаль, размах, творческая дерзость, антиклерикализм, великолепное владение французским языком. Сознание средневековых людей было иным: их не слишком интересовали деньги, выгодные браки, мышиная возня людских претензией, а гораздо больше - вновь открытая после религиозной замороженности радость жизни и свобода. Писатель, и прежде не чуждавшийся исторических сюжетов, с удовольствием погружается в наивный и радостный мир средневековья. Уж кому-кому, а ему-то был известен весь сумрак, весь стыд буржуазного ханжества и лицемерия, цивилизованные оковы благоприличия, и, погружаясь в мир простых и грубых утех средневековья, в мир, когда грех был еще юн, а лицемерие не в цене, рассказывая о детстве христианской цивилизации, он и сам возрождался душой.      Всего Бальзак собирался написать сто рассказов, однако удалось написать только 33. Виной тому и занятость основным делом «Человеческой комедии», и то, что с течением лет стала ощущаться нехватка сюжетов, так что в пятый десяток уже, например, должны были войти «подражания» писателям уже даже ХУ111 века. Короче, замысел «Озорных рассказов», одновременный с «Человеческой комедией», со временем трансформировался: флигель остался  так  же  не достроен, как и дворец. Но интонация, но стилистика, но мироощущение в рассказах настолько иное, более светлое и детское,  что сам автор не мог этого не ценить: «… если и останется что-нибудь после меня, так это «рассказы». Человек, который создаст сотню таких рассказов, не умрет». В период их создания автор, по свидетельству современника,  с его широким ртом, редкими клыками и щетиной «походил на веселого вепря».     В чем же особенности этих рассказов?     Прежде всего,  в стилистике. Это прежде всего  с т и л и з а ц и и.  Бальзак экспериментирует со стилем, подражает витиеватым оборотам средневековых хроник, их сугубой серьезности, суевериям и ссылкам на провидение. Он подражает стилю Боккаччо, одновременно галантному и занимательному, вкраплявшему в одно целое разные по значимости, хотя и объединенные тематически новеллы: здесь и хорошо обработанные алмазы, и мелкий жемчуг. /У Боккаччо, кстати, тоже встречаются “переходящие” герои/. Он подражает стилю Лодовико Ариосто и Маргариты Наваррской, в которых так много чувства собственного достоинства и уже серьезного, тщательного отношения к занятию писательства, хотя многими оно почитается достоянием праздности. В рассказе “Ведьма” он даже стилизует образцы письменного покаяния и судебно-производственные протоколы, которые собирались во время процессов по делам о ведьмах и еретиках, стиль инквизиторского дознания. Он подражает стилю средневековых “поучений”, обращения к собственным наследникам с целью наставить их на истинный путь. Чтобы иметь представление об этом жанре, вспомним хотя бы “Поучения Владимира Мономаха”. Он подражает стилю житийной литературы, агиографии, и это тем более порождает юмористический эффект, что в его рассказах речь везде идет о пороке и грешниках. Он подражает не только итальянским гуманистам, но и галльским летописцам. Ну, и конечно же, он вовсю подражает своему любимцу Рабле, что хорошо видно в таком, например, рассказе, как “Настойчивость любви”. По-раблезинаски перечисляя пословицы и поговорки, используя фривольные остроты и сочное словцо, без конца гиперболизируя и утрируя, Бальзак демонстрирует высокое мастерство стилизации.      Во всех рассказах речь идет о служении Любви, о служении женщине. “Ну,  скажите, где еще найдете вы сочинителя, - восклицает он в рассказе “Раскаяние Берты”, -  который бы так любил женщин и так угождал им, как я? Клянусь честью, не найдете нигде! Да, я любил их очень сильно, хотя и не столько, сколько бы мне того хотелось, ибо чаще я держу в руках гусиной перо, чем щекочу своими усами женские губки, чтобы заставить их смеяться и невинно болтать в полном со мной согласии”.      Эта самоаттестация, во-первых, соответствует действительности /ни один прозаик Х1Х века не писал столько о женщинах и о любви и не вывел стольких женщин в пленительных образах/, а во-вторых, намекает на другое качество “Озорных рассказов”: они галантны. Их непристойность нигде не переходит границ хорошего вкуса и доброго отношения к женщине, несмотря на всю пикантность некоторых ситуаций.     Бальзак и с религиозной моралью здесь в ладах, хотя нередко ходит по краю. В рассказе “Невольный грех” героиня долгое время остается девственницей, поскольку вышла замуж за старого графа де Брюин, и всякий раз Бальзак не упускает случая спроецировать это ее качество на деву Марию. Монахи, кардиналы в рассказах “Красавица Империа”, “Ведьма”, “Раскаяние Берты”, “Замужество красавицы Империи” и других выведены большими сластолюбцами и обжорами в духе раблезианской традиции и так же, как в средневековых фаблио, они то и дело в дураках. Рыцари верны дамам, любовь торжествует. Каждый рассказ заканчивается выводом и моральной сентенцией, что также соответствует средневековой повествовательной традицией. Действие большинства рассказов происходит в Туре, родном городе Бальзака, в Париже и в Италии, основываясь на хрониках и исторических анекдотах. Персонажи в большинстве исторически реальны. Печать Х1Х века, конечно, лежит на этих рассказах, но самый дух, аромат, изобразительные средства, преисполненные вычурностей, галантностей, грубостей, эвфемизмов и устарелых слов, можно считать присущим средневековью, временам крестовых походов и эпохи Возрождения.     Некоторые сюжеты производят сильное впечатление и свидетельствуют о мастерстве художника. Например, “Настойчивость любви”, история любви золотых дел мастера Ансо к крепостной девушке из аббатства Сен-Жермен, ради которой мэтр сам стал крепостным рабом. Стойкая и добродетельная любовь становится известна королю и высоко вознаграждается. Также блистательна и трогательна до слез история о замужестве красавицы куртизанки Империа.      В “Озорных рассказах” Бальзак блеснул новыми гранями своего таланта, показал себя как превосходный стилист, тонкий юморист и интерпретатор истории, превосходный знаток языка и мастер сюжета.                                ФАЧИНО КАНЕ, ЧИНОВНИКИ     Бальзак не вел дневников, поэтому автобиографический материал исследователи черпают из его писем - родителям и сестре Лоре Сюрвиль, Зюльме Карро, Эвелине Ганской и другим, - а также из воспоминаний современников. Однако в основу некоторых произведений положен так или иначе осмысленный автобиографический материал.  Рассказ “Фачино Кане” один из немногих, где автор напрямую делится с читателем своими воспоминаниями. Бальзак вспоминает о своей юности, о жизни в мансарде на улице Ледигьер, о полуголодном существовании, честолюбивых мечтах и усиленной работе над первыми произведениями, о дружбе с семьей столяра-краснодеревщика, которая не раз предлагала свою бескорыстную помощь бедному парижскому литератору. Он отмечает, что впоследствии уже не встречал людей более порядочных, чем эти супруги. Рассказ строится как воспоминание о встрече на свадьбе дочери этих простых тружеников со слепым  кларнетистом Марко Фачино Кане, князем Варезским, потомком венецианских дожей. Рассказ разрабатывает тему денег, золота - привычную, часто встречающуюся на страницах его произведений /вспомним Гобсека, папашу Гранде, Жерома-Никола Сешара - галерею старых скряг и корыстолюбцев/, с той, однако, разницей, что в этом рассказе она решена в романтическом ключе. Любовь к золоту носит у потомка венецианских дожей гедонистский и метафизический характер; он рассматривает деньги как средство безбедного, счастливого существования, не более того, и не винит судьбу за то, что она лишила его и богатства, и зрения, швырнув на парижское дно. Фачино Кане - старик не зловещий, но и не жалкий, он скорее философ и мечтатель, не очень-то приспособленный к жизни.      Роман “Чиновники” был опубликован в 1837 году в виде фельетонов в газете “Ла Пресс” под общим названием “Выдающаяся женщина” с подзаголовками для удобства газетного жанрирования. В 1846 году роман был помещен в 111 томе “Сцен парижской жизни» первого  издания “Человеческой комедии” под названием “Чиновники, или Выдающаяся женщина”.     Роман посвящен изображению бюрократического мира Франции начала Х1Х века, и здесь Бальзак демонстрирует то же глубокое понимание реальных отношений, как и в самых лучших своих произведениях. “Бюрократия сложилась и окрепла лишь при конституционном правительстве, - пишет Бальзак, - неизбежном покровителе ничтожеств, большом любителе сопроводительных документов и счетов /.../, чиновники канцелярий поспешили сделаться необходимой частью управления, подменили живое дело бумажным и создали особую силу инерции, названной докладной запиской”.     В романе выведена пестрая галерея чиновников, “хищников, жучков-древоточцев, рептилий”, одни из которых плетут сеть мелких интриг, другие под маской законности совершают крупные преступления, третьи, отупев от бумажного делопроизводства, с трудом тянут лямку службы. В повествование тонко вплетена драматическая интрига, построенная на борьбе за освобождающееся место начальника отделения, и показаны нити, связывающие чиновников, депутатов, министров с католичеством и финансистами.     Автор ставит творческий эксперимент, который будет впоследствии еще детальнее разработан в третьей части “Утраченных иллюзий”, посвященной борьбе изобретателя Давида Сешара за внедрение своего изобретения: что будет, если в этот затхлый муравейник крючкотворов и ничтожеств внедрить честного, прямого, неподкупного и талантливого человека, который мыслит по государственному? Удастся ли Гулливеру победить лилипутов, или он будет ими связан и посрамлен?      Как и в романе “Утраченные иллюзии”, мужу в этой борьбе помогает жена. Чиновник Рабурден, “крупная рыба, попавшаяся в мелкую сеть”, - человек способный, талантливый, государственного масштаба. Интриг, которые плетутся вокруг него в связи со смертью начальника канцелярии Беллардиера, он попросту не замечает. Он искренне надеется принести пользу отечеству в своей сфере деятельности, и в связи с этим составляет проект реформы чиновничьей службы. Эта особенность - думать о государстве, а не только о себе, выделяет его из среды чиновников, так же как она выделяет и провинциального изобретателя Сешара, но она же придает этим двум сходным героям черты наивной утопичности. Оказывается, быть умнее, дальновиднее, честнее других - себе дороже; отличительная особенность - вот качество в человеке, которое вызывает злобу, ожесточение и ненависть других людей. Путь такому человеку заступают множество посредственностей, интриганов, карьеристов, так что,  даже и добившись успехов, такой человек не в состоянии воспользоваться плодами своих трудов. Гораздо выгоднее и осмотрительнее быть таким, каков другой кандидат в кресло начальника канцелярии - Бодуайе, примитивный напористый пройдоха и дурак, который попросту льстит всем вышестоящим и хорошо эксплуатирует подчиненных.     Выводя мелких служащих, сторонников Рабурдена и Бодуайе, Бальзак проявляет завидное мастерство в обрисовке характеров, то самое, которое произвело столь сильное впечатление на критика Белинского. Фельон, Виме, остряк и циник Бисиу, Менар, Пуаре, Кольвиль, Тюилье, Шизель, Памье, Флери, Дюток - сколько живописных характеров, как они вплетены в общую нить повествования! Выкрав и передав в министерство рукопись реформатора Рабурдена, Дюток как бы ставит ребром перед самыми  высокими должностными лицами государства вопрос: допустим, мы, серые канцелярские крысы, не понимаем этого человека, но вот вам его мысли и суждения - поймете ли вы его? Оказывается, однако, что на решение высокопоставленных лиц часто влияют их собственные расчеты. Взятый в финансовые тиски ростовщиками и клерикалами, покровитель Рабурдена дю Люпо ничего не хочет для него сделать, а министр правительства попросту уходит от ответственности всякий раз, когда нужно что-либо предпринять. В конце концов,  после многих сюжетных ходов побеждает партия Бодуайе, и тотчас все интриганы от самых высокопоставленных до мелких клерков отворачиваются от  “гениального” Рабурдена, которому ничего не остается, как подать в отставку. Он разворошил этот муравейник своими реформаторскими записками, и муравьи его обглодали; он позволил лилипутам опутать себя, и лилипуты его свергли.      Впрочем, все не так печально, как кажется. Если государственные добродетели не нужны, то семейные все-таки торжествуют. Как известно, Бальзак был весьма доволен успехом своих женских образов среди дамской аудитории. Вот и на сей раз, выводя “выдающуюся” женщину в лице Селестины Рабурден, он создал свежий образ и сильный характер.     И здесь уместно вспомнить, что Бальзак освоил опыт не только романтизма, но и сентиментализма. Обрисовывая любовь и взаимное дружество супругов Рабурден, он достигает на этих страницах самого сильного впечатления на читателя. “Чувствительность” его любящих супругов, может быть, и не столь тонко разработана, как у Руссо, но она определенно ближе к нашим дням. Взаимная поддержка и общность интересов вызывает невольное уважение к супругам Рабурден, а их поражение в борьбе вызывает у нас невольное сострадание и глубокую симпатию к ним. И не важно при этом, “буржуазна” их семья или аристократична, важен достигнутый эффект воздействия.                            ШАГРЕНЕВАЯ КОЖА     У подлинно талантливого писателя всегда найдутся одна-две вещи, определившие его личную судьбу и вместе с тем характерологические. У Байрона это «Чайльд-Гарольд», у Пушкина  - «Евгений Онегин», у Гете – «Фауст», где великий немецкий гуманист в соответствии со своим уравновешенным темпераментом разворачивает обширную распрю духа и плоти, у Бунина – «Жизнь Арсеньева», у Булгакова – «Мастер и Маргарита». Характерологическое произведение не обязательно наиболее значимое или самое крупное, но в нем непременно запечатлевается с а м художник, перспективы его пути, наиболее доминантные мысли и образы и, наконец, п р е д в и д е н и я, которые затем вызывают такие споры и ажиотаж у читателей, критиков, интерпретаторов. Несмотря на массу объяснений этого феномена, социологических, фрейдистских, антропософских, социометрических, мистических, остается неясным, как художнику удается спроецировать собственную судьбу в отдельном произведении. Не то трагично, что Лермонтов в сцене дуэли Печорина и  Грушницкого напророчил свою смерть, а то, что при дальнейшем развитии жизни  ему не удалось этого избежать. Впрочем, крупнейшие писатели Х1Х века обладали даром и тем напряжением творчества, которое не всегда нуждалось в самоотчете. Этим грешат скорее многие современники, которые не столько преображают объективную реальность и творят свою судьбу, сколько интерпретируют и предвидят каждый свой шаг, выражая тем самым лишь собственное «я», до которого, по справедливому замечанию И.А. Гончарова, «никому нет дела».      Таким самоопределяющим произведением у Бальзака является, без сомнения, роман «Шагреневая кожа». Его судьбоносность здесь определена философско-мистическим  образом и с помощью особо выразительных романтических средств, в то время как та же задача «выражения доминантных мыслей и определения судьбы» (то есть, по сути, задача типизации) в романе «Утраченные иллюзии» решена в реалистическом и даже бытовом ключе. Роман был написан и опубликован в 1830- 1831 годах. Это было время заочного знакомства с Э.Ганской и определения некоторых житейских и  творческих перспектив в связи с этим знакомством. Возможно, сам писатель еще и не придавал большого значения одной из своих корреспонденток, но подсознательно «восточная сказка» уже вершилась в его судьбе в такой мере, что, изображая бездушно-циничную Феодору, русскую миллионершу, в этом своем романе и смерть Рафаэля Валантена от легочной болезни, Бальзак тем самым, з а  д в а д ц а т ь л е т  д о  свершившегося, уже многое знал, предвидел. И хотя роковой брак героя связывает его не с Феодорой, а с горячо любимой Полиной, это мало что меняет в провиденциальности сюжета: как любовь Валентена и его желание брака съедают последний кусок шагреневой кожи  «величиной с листок барвинка», точно так же и въезд Бальзака с молодой женой  (а в действительности,  с его сверстницей) в роскошную квартиру съедает у великого писателя последнюю волю к жизни.     Но пророческая книга «Шагреневая кожа» интересна не только в этом личностном плане. Она хрестоматийна и по своим художественным достоинствам: достаточно сказать, что только при жизни автора ее издавали семь раз. В набросках к «Философским этюдам» находим следующее указание на  замысел произведения: «Для философских сказок.  Во-первых, Шагреневая кожа. Чистое и простое выражение человеческой жизни, поскольку она жизнь и поскольку она механизм. Точная формула человеческой машины. Словом, описывается индивидуум, и о нем высказывается суждение, но описывается жизненно, не отвлеченно».     Впрочем, Бальзак и не мог решить этот сюжет отвлеченно; он обладал слишком ярким и органичным художественным даром, чтобы решить проблему в духе любимого им Сведенборга или ученого-востоковеда. Но наука, самый тип ученого и сумма ученых знаний привлекала его еще со времен Вандомского коллежа. Он хорошо чувствовал стиль научных изысканий, умело использовал его, даже пародировал – например, в сцене с ученым-зоологом, ученым-механиком и ученым-химиком, ни один из которых не в состоянии объяснить феномен простой вроде бы ослиной кожи, которая не горит,  не травится кислотой и не поддается механическому воздействию. Сама идея «восточной сказки» могла быть навеяна соответствующими философскими сказками Мари-Аруэ Вольтера (Бальзак был очень переимчив), тем более что действие первых страниц разворачивается рядом с домом Вольтера (сцена в музее древности, куда заглядывает юноша Рафаэль после того, как проиграл последний наполеондор и намеревался броситься в Сену, чтобы избавиться от позорной нищеты). Но решение темы принципиально иное – горячее и куда более художественное. Вольтеровские сказки «Кандид», «Микромегас» и другие холодны, циничны, учены, Восток в них играет роль экзотической орнаментовки, необходимой для выражения просветительских идей. Решение Вольтера – это как раз отвлеченное решение, механическое, бездушное к человеку, так что сатанинский старичок-антиквар, презентовавший шагреневую кожу в обмен на жизнь и богатство, саркастичной усмешкой даже напоминает самого философа. Бальзак не столько заимствует у Вольтера, сколько полемизирует с ним. Хотя его взгляды на человеческую жизнь отнюдь не оптимистичнее.     В те же годы и те же зловещие старики и старухи, которые делятся своими секретами и сокровищами на горе или радость, встречаются повсеместно во Франции, Англии, Германии, России. Они мелькают у всех мало живших романтиков: Гофмана, Гауфа, Перро, Пушкина, Гоголя и даже у Нодье и Готье, из чего можно сделать вывод, что обман и сарказм в этом случае не более чем выражение генетического скупердяйства с их стороны. Ведь как-никак они обладают секретом «трех карт», каким-нибудь золотым горшком или куском шкуры онагра, которая сокращается после исполнения желаний. Престарелым мудрецам смешны эти мятущиеся молодые люди..     «Ж е л а т ь  - сжигает нас, а  м о ч ь – разрушает, но з н а т ь  дает нашему слабому организму возможность вечно пребывать в спокойном состоянии». Рафаэль Валантен, получив богатство, которого так страстно желал, убеждается все-таки, что его мучит еще одно желание – любви. И оно-то становится гибельным. Он испробовал как погоню за наслаждениями, так и отказ от них, но ни то, ни другое не принесло ему знаний, достаточных для того, чтобы уже не любить. Куда ни кинь, всюду клин. Поэт и философ Рафаэль Валантен загнан в угол: он не может жить в безвестности и работать для будущего, он хочет всего и сейчас. Получив богатство и славу, он хочет еще и семью: ведь это так естественно! Однако он убеждается, что, достигнув так многого, он разрушился физически («м о ч ь – разрушает»). Он обвел контуры шагреневой кожи, чтобы видеть, насколько она уменьшается. Теперь любое сильное желание для него гибельно, и з н а н и е при этом – весьма шаткий балансир.     В сцене оргии, которая печаталась отдельно, собираются за общим столом многие переходящие персонажи «Человеческой комедии» - банкир Тайфер, создавший богатство на прямом убийстве, Эжен Растиньяк, литератор и циник, пока еще только раскидывающий свои сети над Парижем, медик Орас Бьяншон, адвокат Кардо, Бисиу, Каналис, водевилист Кюрси, Клод Виньон,  Натан. Диалог строится таким образом, что пьяные реплики и брань перемежаются с рассуждениями о самых высоких сферах духа.  В исповеди Рафаэля четко прослеживаются собственно авторские воспоминания о годах, проведенных в мансарде на улице Ледигьер: «На три су – хлеба, на два – молока, на три – колбасы; с голоду не помрешь, а дух находится в состоянии особой ясности». В романе много контрастных сцен: изображения нищеты чередуются с показом богатства и изобилия; всякое новое обращение героя к шагреневой коже обусловливает новый поворот фабулы. В конце концов,  герою, поставленному жесткой судьбой в такие условия, ничего не остается, как уехать по совету врачей на воды. Может быть, там, на земле, на природе, еще сохранился смысл жизни и спасительные иллюзии?     «Здоровье било через край среди этой изобильной природы, старость и детство были здесь прекрасны. Словом, от всех разновидностей земных существ  здесь веяло первобытной непосредственностью, привычным счастьем, перед лицом которого обнажалась вся ложь ханжеского нашего философствования и сердце излечивалось от искусственных страстей». Все так, но Рафаэля, убежавшего из санатория и проживающего счастливой растительной жизнью на сыре и овощах,  обнаруживают заинтересованные службы – доктор и агенты ритуальных услуг, и ему становится понятно, что забыться иллюзией, а тем более выздороветь ему не позволят эти слуги цивилизации. То простое, диогеновское счастье, о котором мечтают многие из нас, и здоровые и больные, и падшие духом и бодрые, - даже такое счастье оказывается невозможным для человека, вмонтированного в жесткую крепь цивилизованного общества. Рафаэль возвращается в Париж. Убив противника на дуэли и пожелав женщину, он умирает, потому что исчерпал дозволенные дни: желания его сожгли, могущество его разрушило.         ЭЛИКСИР ДОЛГОЛЕТИЯ, КРАСНАЯ ГОСТИНИЦА, МЭТР КОРНЕЛИУС, НЕВЕДОМЫЙ ШЕДЕВР, ПОИСКИ АБСОЛЮТА, ДРАМА НА БЕРЕГУ МОРЯ, ПРОЩЕННЫЙ МЕЛЬМОТ      Вышеперечисленные произведения относятся к “Философским этюдам” “Человеческой комедии”. Они не насыщены философствованием, как можно было бы предположить. Когда автор относил их к этому разделу, он руководствовался иными соображениями. Для него имели значение  ф е н о м е н,  тайна, загадка, непонятный случай, явление, относящееся к области духа, по поводу которого можно поразмышлять. Таким образом, отбор фактов производился целиком в рамках  эстетики романтизма, в которой прекрасное, ужасное и фантастическое трактовалось как проявления божественного духа здесь, на земле. Бальзак рассказывает о чудесах и непостижимом, о том, как оно влияет на судьбы людей. Вряд ли стоит утверждать, как это делало советское литературоведение прежних лет, что решение этих тем произведено реалистическими средствами. Фантастическое соседствует с реальным, но реального объяснения не получает, как это случалось делать, например, Просперу Мериме в его новеллах. Непостижимое и ужасное так и остается выделенным, отделенным от ткани реальной действительности. В качестве исключения можно рассматривать, пожалуй, лишь хорошо написанную повесть на средневековом материале “Мэтр Корнелиус”, в которой леденящий кровь феномен лунатизма в конце концов объясняет происходящие в доме королевского казначея постоянные кражи, в которых обвиняют слуг.     В “Философских этюдах” происходит активное вторжение средневековья в реалии современности. Шагреневая кожа с таинственными арабскими письменами, эликсир долголетия, дающий воскресение из мертвых, алхимия и поиски философского камня, продажа черту души в обмен на злато и могущество - все это излюбленные мотивы европейских и американских романтиков, и Бальзак, в душе романтик, не мог не отдать им свою дань. Он, по выражению критика Ф. Шаля, показал в этих своих произведениях “фантастику нового времени”.      С моральной точки зрения в повестях и рассказах философского цикла Бальзака интересовали страсти, заблуждения, мании, даже болезнь и то, что из них последует. В рассказе “Красная гостиница” будущий банкир Тайфер, в войну лекарь, убивает немецкого торговца Вольгенфера, зная, что подозрение падет на другого и никто ничего не узнает; однако через много лет рассказчик на вечеринке у банкира, рассказывая в присутствии банкира о его трагической ошибке, доказывает ему и читателям, что возмездие неминуемо: даже если никто не видел, сверху все видел Всевышний. Если Хуан Бельвидеро нарушил клятву, данную отцу, и не воскресил его с помощью эликсира, то и его собственный сын Филипп не сделает того же по отношению к отцу.     Изображая людей увлеченных, как фламандский химик Ван-Клаас, или попросту спятивших и живущих в мире иллюзий, как живописец Френхофер или рыбак Камбремер, утопивший собственного сына за его воровские привычки, Бальзак пытается разгадать тайну человеческого сознания. Оказывается, заблуждение, болезнь, иллюзия, такая, как у Клааса, занятого поисками Абсолюта, способны долгие годы поддерживать жизнь плоти. Несмотря на все попытки приблизиться к объяснению этого со стороны науки или религии, удовлетворительного объяснения маниям в те годы еще не было, и Бальзак окружает этих своих чудаков, алхимиков, обманщиков густым флером ужаса, почтения и тайны, почти средневековым по колориту. Клаас выступает перед нами как воплощение духа исканий и стремления к овладению тайнами природы, как великий человек, которого не понимает общество и семья, как художественный символ ученого. В темные промежутки сознания, когда он опускается и расточает имение сперва жены, а потом и детей, ему вполне можно поставить диагноз “паранойя” и “мания изобретательства”, но ни жена, ни дети, ни общество не делают этого. Такому уважению, такой любви и почтению к мужу, каким окружает Клааса его хроменькая жена Жозефина Темнинк /образ, явно списанный частично с Зюльмы Карро/, можно только позавидовать; от матери почтение к отцу перенимают и дети, особенно старшая дочь Маргарита, которая оплачивает безумные идеи и расходы отца. Так что писатель ставит еще и нравственную проблему: а как следует относиться к нестандартным талантливым людям, чей дар сопряжен с психической болезнью? Бальзак отвечает: с величайшим христианским терпением. В алхимической печи Клааса сгорело и унеслось с дымом реактивов состояние в семь миллионов, и дети не раз с помощью стряпчего Пьеркена могли учредить опеку, однако они отнеслись с достодолжным уважением к ошибкам отца и не сделали этого. Возможно, потому что у отца бывали периоды просветления и угрызений совести, а возможно, потому что свое собственное счастье они смогли построить несмотря на его мотовство.     Наука, искусство, политика - те сферы духовной деятельности, которые испокон веку присущи людям. “Наука настолько поглотила Валтасара, что ни несчастья, пережитые Францией, ни первое падение Наполеона, ни возвращение Бурбонов не отвлекли его от занятий; он перестал быть мужем, отцом, гражданином, он стал только химиком”. Но у ищущих, увлеченных, одаренных людей есть проблема соответствия времени, в котором они живут, и людям, которые их окружают. В минуту раздражения Жозефина говорит: “У великого человека не должно быть ни жены, ни детей. Идите в одиночестве путями нищеты! Ваши добродетели - не те, что у обыкновенных людей, вы принадлежите всему миру и не можете принадлежать ни жене, ни семье. Возле вас сохнет земля, как возле больших деревьев!” И это действительно так! Мера ответственности, которую принимают на себя люди, живущие во имя будущего, совсем не та, что у людей, которые живут заботами текущего дня. Но соответствовать все-таки необходимо. Не только потому, что ты рискуешь быть непонятым и неоцененным, но и потому, что рискуешь, без оценки публики и ближних своих, оторваться от реальности. Когда друзья Френхофера, мэтр Порбус и начинающий художник Никола Пуссен, входят в его мастерскую /рассказ “Неведомый шедевр”/, то они с изумлением видят вместо “прекрасной Нуаземы”, обещанного им шедевра, холст, испещренный пятнами и непонятными линиями. Впав в теоретизирование по поводу “воздуха и перспективы”, художник творчески умер; он затушевал и те достижения, которые имел: из-под ломаных линий и пятен выступает лишь случайно уцелевший кончик ноги. В этом рассказе Бальзак предвосхитил искания импрессионизма и абстракционизма. Затворничество Френхофера и Клааса излишне, оно не обеспечивает им “обратной связи” с аудиторией, они не могут проверить истинность своих достижений, и в этом их ошибки. Можно быть выше своего века, утверждает писатель, но и соприкасаться с ним также необходимо.     Разумеется, Бальзак в этом цикле не обошел и излюбленной темы: власть денег в современном мире. Эта тема сквозит в рассказах “Красная гостиница”, “Мэтр Корнелиус”, “Прощенный Мельмот”. Мэтр Корнелиус Хугворст отправляет на виселицу с десяток своих слуг и учеников, а оказывается, что сребролюбие и клептомания  присущи  ему самому. По долгу службы он так озабочен сохранностью денег, что прячет их от себя. Королю Людовику Х1 удается вывести его на чистую воду, но мания есть мания. И маньяку трудно закончить жизнь с миром. Точно так же и Кастанье, кассир банкира Нусингена, заболевает своего рода профессиональной болезнью и, наделав долгов, не может устоять от искушения и подделывает вексель на пятьсот тысяч. Оба имеют дело с деньгами, и оба под властью денег идут на преступление: трудно быть мельником и не испачкаться в муке. Продав душу сатане, заехавшему под видом матюреневского Мельмота, Кастанье обретает могущество и великую силу обозревать мир от полюса до полюса, но поскольку эта ноша ему невыносима, то он сам совершает аналогичную сделку с запутавшимся махинатором Клапароном. Тем самым Бальзак аллегорически подчеркивает: у кого деньги, у того и могущество; сильные духом - это, может быть, и есть самые бездушные люди, представляющие в этом мире дьявола. Добрый человек не может быть активным; активному же человеку, у которого в глазах огонь алчности, фанатизма, могущества, невозможно быть добрым и представительствовать от имени бога.            МОДЕСТА МИНЬОН, ДОЧЬ ЕВЫ, ЗАГОРОДНЫЙ БАЛ, ОБЕДНЯ БЕЗБОЖНИКА      В этих произведениях, относящихся к “Сценам частной жизни”, Бальзак продолжает заниматься проблемами женской психологии. Собственно, на этом зиждилась его первоначальная слава у современников, не очень-то торопившихся отмечать другие его преимущества. Для многих, особенно для дам полусвета и аристократок, он был прежде всего знатоком женского сердца. Он без устали развивает различные любовные положения, дающие возможность полнее изобразить тот или иной женский характер.     При всем разнообразии этих характеров - светских львиц, куртизанок, белошвеек, - образами-доминантами можно считать всего два: молодая, любящая особа в ситуации любовного выбора - и так называемая “бальзаковская” женщина, лет сорока и даже старше, опекающая начальные шаги молодого человека. Во всяком случае, эти два образа, если не считать всегда цветущих куртизанок, удаются ему больше всего, и причиною тому, без сомнения, во многом личный опыт.     Вот и в этих произведениях, за исключением рассказа “Обедня безбожника “, варьируется по сути дела один и тот же сюжет: невеста или молодая женщина в ситуации выбора. Эмилия Фонтэн в рассказе “Загородный бал” на балу в Со заинтересовывается безупречным юношей Максимилианом Лонгвилем и влюбляется в него, однако сословная спесь в ней бунтует, когда она видит его за прилавком отмеривающим материю. Она выходит замуж на титулованного старика. Через малое время тот же отвергнутый жених становится богачом и виконтом, а его привередливая невеста “прокляла заблуждения своей юности”. Почти народная сказка, хорошо обработанная для аристократического салона.      Тот же мотив мы встречаем и в романе “Модеста Миньон”, написанном в 1844 году. Правда, здесь он очень осложнен и подробнее разработан. Модеста - не простая девушка, не просто аристократка, а человек возвышенной души, высоких запросов, красавица и умница. Поскольку с ее старшей сестрой ее соблазнитель, карточный шулер д’Этурни обошелся весьма круто, родители и все окружение младшей, Модесты, берегут ее как зеницу ока. Все ее очень любят и, конечно же, не держат взаперти, но друзья дома, Дюме и влюбленный карлик Бутша, повинуясь приказу отца, который уезжает на заработки в Юго-Восточную Азию, непрерывно за ней шпионят. Слепая мать, банковский клерк Гобенхейм и сосед Латурнель дополняют ряды стражей. Однако Модеста и в этих условиях умудряется влюбиться - заочно, по портрету и переписке, в великого поэта Каналиса /а точнее, в его секретаря Эрнеста Лабриера, который затеял эту переписку от лица поэта/. Бальзаку очень хорошо удается передать трепетность молодых девичьих чувств, наивность и свежесть первой любви, мечты о счастье и любви, которым подвержена молодость. У юношей, вроде Люсьена де Рюбампре, эти мечты отягощены еще и честолюбием, общественным призванием, у девушек, вроде Модесты Миньон, они целиком сосредоточены на идеале любимого человека, на сладких грезах замужества и материнства. Есть много прелести в этих надеждах, и Бальзак с высоким мастерством передает мечты Модесты о женихе; образ избранника совпадает с образом поэта, так что Лабриер попадает в щепетильное положение, влюбившись сам в эту очаровательную девушку. Его надежды на взаимность рушатся, когда отец Модесты возвращается богачом и когда сам Каналис решается участвовать в соискании руки богатой наследницы. После многих перипетий ситуация упрощается: Каналис, как блудный сын к матери, возвращается к госпоже Шолье / тот самый второй доминантный тип бальзаковских женщин/, герцог д’Эрувиль сам снимает осаду, так что на этот раз, в отличие от варианта сюжета “Загородного бала”, верность влюбленного вознаграждается его невестой.     Роман, как и повесть “Дочь Евы”, примечателен тем, что в нем много верных наблюдений о нравах в тогдашней литературе: Каналис и Рауль Натан - литераторы. Бальзак без всякой пощады рисует образы самозабвенных хвастунов и говорунов, этих завистников и охотников за приданым, умных и вместе с тем несчастных честолюбцев. “В моральном отношении талант у мужчин почти то же, что красота у женщин, - то есть лишь обещание, часто обманчивое”. “Талант еще не составляет сущности человека, как ряса не делает монахом”. Писатель сам делает себя, утверждает Бальзак, удерживает на краю, когда это необходимо. Каналис хотя и блестящий поэт, но человек черствый, хотя отчаянное положение, в которое он попал, влюбившись в Модесту Миньон, и его делает человечным и вынуждает сойти с театральных котурнов. Обольщение юной невесты относительно поэтов постепенно сходит на нет, особенно в финальных сценах, когда Каналис ради чинов вынужден стать льстецом знати, просителем и царедворцем.     Нечего и говорить, насколько хорошо Бальзак знал людей искусства. Помимо посредственностей, людей богемы и журналистов, впечатляет уже простой перечень имен тех знаменитостей,  с которыми он поддерживал товарищеские отношения. Это Готье, Гюго, Стендаль, Жорж Санд, Россини, актер Фредерик Леметр, Гейне, Шопен, Лист, Берлиоз, Шарль Нодье, Мюссе, Ламартин, Сент-Бев, Делакруа, Дюма. По воспоминаниям современников, Бальзак был человек чрезвычайно общительный и обаятельный, особенно в молодости, хотя подчас шумный и не особенно деликатный. Не стоит искать большой адекватности с этими именами в перечне имен персонажей “Человеческой комедии”, хотя отдельные черты, свои и товарищей, в них присутствуют.     Помимо людей искусства, Бальзак создал несколько запоминающихся образов врачей. В их числе - Бьяншон и Деплен, герои рассказа “Обедня безбожника”. О чем может вспомнить с благодарностью на склоне дней человек, сделавший себя сам, как говорят американцы?  О тех, кто ему бескорыстно помог. А это бескорыстие в высших сферах невозможно. Если отстранится от суеты жизни и собственных достижений, оказывается, что благодарнее прочих вспоминаешь те “простые души”, которые творят добро не задумываясь, не мечтая что-либо получить взамен. Таков и водовоз Буржа, который подкармливает и заботится о враче и ученом Деплене в дни его унизительной нищеты. Эта сказочная вера совершенно обездоленных людей в то, что их собрат, один из таких же бедолаг, непременно победит и восторжествует над обстоятельствами, умиляет и потрясает. Она часто гнездится в самом униженном слое населения, среди крестьян, ремесленников, бродяг, среди тех последних, которые уже и не надеются стать первыми, и она, эта вера, помогает талантливым людям пробиться наверх. Вот потому-то безбожник Деплен, анатомирующий человеческое тело и не находящий там души, тем не менее, в память водовоза Буржа, четырежды в год заказывает в церкви поминальные обедни.                         ТАЙНЫ КНЯГИНИ ДЕ КАДИНЬЯН      Изучая гения, изучаешь феномен. Бальзак создавал не только образы ангелоподобных женщин-невест, стоящих перед выбором жениха и судьбы, и не только женщин-матерей, выплескивающих на своего обожателя неизрасходованное чувство и поддерживающих его на всех его путях. Ему удавались и образы великосветских дам, изощренных в любви, актерстве и распутстве. Читательскую аудиторию того времени возмущали не эти образы утонченных распутниц, а как ни странно, изображение чистого, бескорыстного и искреннего чувства, его сила и интенсивность. Упреки в безнравственности посыпались на автора после того, как он изобразил сильную страсть Эстер и Корали к Люсьену де Рюбампре, Евгении Гранде к Шарлю. Это произошло потому, что правдивость и искренность автора превосходили, по мнению современников, пределы допустимого. Как и во все времена, публика неохотно аплодировала подлинной трагедийности и страстности в искусстве, но ее вполне устраивало, “поучало” изображение мошенничества, в том числе и любовного, всякого рода шарлатанства, пронырства и даже преступления.     Бальзак, человек восприимчивый и готовый к компромиссу, понимал, чего от него ждут, и тогда из-под его пера выходили такие произведения, как “Тайны княгини де Кадиньян”. Но, изображая пронырство, актерство, сплетничество светских красавиц, он в свою очередь позволял себе взять совершенно иной тон: иронический, полный сарказма, издевок. Тот самый, на основании которого Ф. Энгельс сделал вывод, что Бальзак, легитимист по убеждениям и дворянин по сути, беспощадно обличал свой класс.     В самом деле, трудно представить что-либо более сатирическое и смешное, чем история выморочной княгини де Кадиньян, вышедшей замуж за любовника своей матери, княгини де Кадиньян, имеющей взрослого девятнадцатилетнего сына, княгини де Кадиньян, принимавшей, по слухам, тридцати любовников /портреты десяти из них висели в гостиной/, - что может быть искуснее и пронырливее этой женщины, которая при всем при этом в беседе с д’Артезом выдает себя за девственницу. “Я была пресыщена восхищением, утомлена, - говорит она, - не знала радости,  и чувства мои были задеты лишь слегка, так что волнение не коснулось моего сердца. Все мужчины, которых я знала, оказались ничтожными, мелочными, поверхностными; ни один из них не вызвал во мне даже самого легкого удивления”. “Слезу, увлажнившую глаза д’Артеза, Диана заметила сразу, но скользнула по ней взглядом так, что нельзя было и уловить движения ее зрачков. Так же проворны и четки движения кошки, хватающей мышь”. И далее: “Так как голова его была опущена, госпожа де Кадиньян могла разрешить себе лукавую улыбку торжества, мелькнувшую на ее губах, улыбку, какую мы увидели бы у обезьяны, выполнившей сложный фокус, если бы обезьяны смеялись... “Ну! Теперь он мой!” - подумала она.”      Ситуация обольщения простофили лукавой женщиной нередка в произведениях Бальзака. Обольститель,  как правило,  красноречив и лукав, как ему и положено. Причем это не обязательно женщина. Точно так же, например, обольщает Люсьена или Растиньяка беглый каторжник Жак Коллен, желая их направить на путь богатства. Говоруны обычно достигают желаемого и вовлекают жертву в свои тенета, как происходит и в этом произведении: д’Артез, гениальный писатель, но простодушный человек, поверил излияниям княгини, что она невинна, а свет ее оклеветал, и проникся к ней любовью. Таков итог еще одной “сцены парижской жизни”, которую парижане прочли в августовских номерах газеты “Ля Пресс” в 1839 году.       ТУРСКИЙ СВЯЩЕННИК, СТАРАЯ ДЕВА, ПЬЕРЕТТА, ЖИЗНЬ ХОЛОСТЯКА     Бальзак не реже Ф.М. Достоевского обращался к судьбам “униженных и оскорбленных”, бесправных и нищих духом; его “идиоты” - это старые девы и холостяки, бедные воспитанницы и нищие иностранцы, вроде музыканта Шмуке, персонажа из романа “Кузен Понс”. Но решал он эту тему совсем иначе, нежели классик русской литературы, - без морального пафоса, сдержанно, обстоятельно. Ущемление прав слабого, беззащитного, больного человека рассматривалось им как юридический случай: Бальзак по образованию был юрист, правовед. Иногда правовой аспект дела, будь то борьба за наследство или восстановление в правах, финансовая афера или изгнание из дома, своей подробностью превалирует над художественностью и может рассматриваться как юридический документ эпохи. Бальзак не вносит в свои сцены и тот колорит, который характерен для Чарльза Диккенса, - художническая доброта, евангелическая благостность и буржуазная добропорядочность. Он сосредоточен на разборе правовой тяжбы, внимательно изучает возникновение и развитие уголовного дела, конфликта. Если он вознаграждает своего положительного героя деньгами, то это является следствием становления сильного характера; если же его положительный, а чаще в чем-то ущербный герой умирает, то смакованием его участи Бальзак также не занимается: в эпилогах чаще всего сообщается, как погубившие его хищники расхватывают наследство, деньги, недвижимость покойного.     Участь слабого, больного, доброго человека, этого “голого среди волков”, в мире ожесточенной борьбы и наживы - такова тема “Турского священника”, “Старой девы”, “Пьеретты”, и отчасти романа “Жизнь холостяка”, где в роли дурака и жертвы предстает бесхарактерный богач Жан-Жак Руже, житель Иссудена, безрассудно влюбленный в воспитанницу своего отца Флору Бразье по прозвищу Баламутка. Убожество в романах Бальзака выражено в чертах душевной ущербности или физического недостатка, но лишено черт юродства, столь характерного для “идиотов” русской прозы. Слабый и больной подчас сам неплохо разбирается в законах, юридически подкован, зовет врача, адвоката, чиновника. Упавший может еще и подняться, как вор и пьяница Филипп Бридо, наполеоновский полковник, который нищенствовал на парижских мостовых, однако после тюремного заключения переосмыслил свою жизнь, стал графом и пэром Франции. Правда, он по-прежнему негодяй, сгубивший мать и даже такую хищницу, как Баламутка, он получает приговор с позиций своих жертв и честных людей, но  Бальзак, в отличие от Диккенса,  не утверждает, что оставаться честным нищим предпочтительнее, чем богатым пройдохой. Напротив, деньги, слава, комфорт часто служат для героев неким вознаграждением за лишения прежних дней и настойчивость.     Бальзак неспроста обратился в предисловии к “Человеческой комедии” к аналогиям из животного мира. Жизнь в его произведениях предстает в виде простого поедания: жертва умирает, ее наследство расхватывается победителями. Старая дева мадам Гемар невзлюбила своего жильца, глуповатого  священника Бирото. С ее помощью аббат Трубер изгоняет простака из занимаемой квартиры, затем лишает и прихода /”Турский священник”/. Старая дева, 46-летняя мадам Кормон, богачка, водит за нос сразу троих своих поклонников: буржуа дю Букье, аристократа шевалье де Валуа и бедного разночинца Атаназа Грансона. Атаназ, единственный сын у матери, даже кончает самоубийством после замужества старой девы. Но и самой мадам Кормон приходится пожалеть о своем выборе, потому что под тиранией дю Букье она бесправна, несчастна да к тому же так и осталась девой (”Старая дева”). Старая дева Сильвия Рогрон вместе с братом, старым холостяком, галантерейщики на покое, изгоняют из дома юную воспитанницу Пьеретту Лоррен, но сильно проигрывают в общественном мнении городка Провена, когда против них затевается судебный процесс по обвинению в насилии и издевательствах над несовершеннолетней. Трогательная детская любовь Пьеретты и подмастерья-столяра Бриго только усиливает, по методу контраста, жестокость и бесплодие взрослой, озабоченной жизни - озабоченной куском хлеба, добыванием денег, тщеславием /”Пьеретта”/.     У Бальзака везде на первом плане юридический казус. Затем - художественное рассмотрение этого казуса. Движущим мотивом поведения чаще всего выступает корыстолюбие и честолюбие. Несчастье холостяков и старых дев не в отсутствии выбора, а в боязни решительного шага и в пассивности. Мадмуазель Кормон прямо-таки выслеживает своих женихов и поклонников, но... “Легкомысленно оброненного слова, шутки, хотя частенько и не совсем понятой ею, было достаточно, чтобы она отвергала искателей как недостойных: этот не имел ни души, ни сердца; тот был вралем и дурным христианином; один не прочь был повести ее под венец, но только для того, чтобы вырубить потом ее леса и разжиться; другой был не такого нрава, чтобы сделать ее счастливой; тут она пронюхала наследственную подагру; там ее испугало безнравственное прошлое/.../ Она сторонилась бедняков, не веря в их бескорыстие, которому придавала столь большое значение в подобном деле; ничего удивительного, что ее разборчивость и сложившиеся обстоятельства рассеяли окружавших ее мужчин, тщательно перебираемых ею, словно лежалый горох на кухонной доске”.       Автор тонко, шаг за шагом отмечает, как у людей, оставшихся в безбрачии, портится характер, в сторону слабости или напротив, суровости, как подавленные желания порождают причуды, как скепсис и разочарование мутной пленкой покрывают восприятие, как привязанность к объекту любви становится либо деспотичной, как у Сильвии Рогрон  к Пьеретте, либо слащавой и слезливой, как у Руже к Баламутке. Холостяки Бальзака еще не дошли до того, чтобы привязываться к собакам, кошкам, попугаям или растениям, подобно сыщику Ниро Вульфу, но одиночества и в их жизни хватает с избытком. Роман “Жизнь холостяка”, помимо сцен, связанных с проблемой безбрачие, содержит и другие образы и разработки, свойственные автору в начале 40-х годов /роман был написан и опубликован в 1841-1842 годах/. Собственно, этих разработок две: судьба наполеоновской гвардии в эпоху Реставрации и судьба талантливого художника. Из эпиграфа, обращенного к Шарлю Нодье, явствует, что Бальзака интересовал также образ самоотверженной матери, готовой ради своих детей на любые жертвы.     Этот образ воплощен в лице Агаты Бридо, которая одна, без мужской поддержки, воспитала сына Филиппа, избравшего военную карьеру, и Жозефа, ставшего художником. Старший, спиваясь, воруя, нищенствуя, играя в карты, наносит ей бесчисленные удары,  тем не менее она любит и верит в него больше, чем в Жозефа. Упорный, послушный и терпеливый художник достигает славы, не побывав на службе у порока, в то время как Филиппу суждено и низко падать, и высоко взлетать. Бальзак подчеркивает, что женщина, воспитывающая своих детей одна, берет на себя тяжкий груз ответственности, повинна в их слабостях и пороках; она бывает несправедлива к достойному, а для недостойного, “блудного” закалывает лучшего тельца, но в этом и красота, самоотверженность материнского чувства.      Писателю необязательно быть впрямую автобиографичным.  Он может быть автобиографичным подсознательно, на уровне неких протогенетических доминант или в выборе тем, наконец. Личная судьба Бальзака складывалась так, что,  хотя у него и было много подруг, он по сути так и остался холостяком, человеком, испытывавшим трепет перед супружескими обязанностями, которые возлагаются на людей в браке. К супружеству он,  как и А.П. Чехов, подошел в расцвете славы, но с расстроенным здоровьем. В отношениях с матерью он в последние годы то и дело испытывал обидчивость и раздражительность, с сестрой, с которой был так дружен, понемногу расходился. “Пред гордою полячкой” приходилось постоянно унижаться. Славянский образ жизни, построенный на торжестве чувств, а отнюдь не правил и законов, был в диковинку законнику Оноре де Бальзаку, и он еще не знал, насколько нетерпим к инакомыслию и расчетлив этот тип восточной красавицы, пусть даже и католички.      Все эти обстоятельства в какой-то мере определили и выбор тем для поздних произведений: “Бедные родственники”, “Жизнь холостяка”, “Крестьяне”, “Старая дева”. Бальзак написал блестящую галерею этих стойких оловянных солдатиков жизни - холостяков, дев, воспитанниц, приживалок, которые привлекли его естественной симпатией художника - великого художника! - ко всякому обделенному сердцу. Биография и творческая деятельность Оноре де Бальзака Выполнил: Ученик 9 А класса Новиков Иван Александрович Альметьевск 2007 Оноре де Бальзак (фр. Honoré de Balzac) (Годы жизни: (8)20 мая 1799, Тур — (6)18 августа 1850, Париж) — известнейший французский писатель. Он известен такими произведениями, как эпопея «Человеческая комедия», роман «Шуаны, или Бретань в 1799 году» (1829), роман «Неведомый шедевр» (1831), «Шагреневая кожа» (1830-31), «Евгения Гранде» (1833), «Отец Горио» (1834-35), «Цезарь Биротто» (1837), «Утраченные иллюзии» (1837-43), «Кузина Бетта» (1846) и многие другие. Отец писателя Бернар Франсуа Бальсса (которые впоследсвтии изменил свою фамилию на Бальзак) был выходцем из богатой крестьянской семьи, он служил по ведомству военного снабжения. Свое мировоззрение, железную волю и отличное здоровье он унаследовал от своего отца.

Воспользовавшись сходством фамилий, Бальзак на рубеже 1830-х годов стал возводить свое происхождение к дворянскому роду. Он самовольно прибавил к своей фамилии дворянскую частичку «де». (Настоящее имя Бальзака была Оноре Бальзак и только потом он начал себя называть Оноре де Бальзаком). Мать Бальзака была моложе мужа на 30 лет и изменяла ему. Младший брат писателя Анри, был побочным сыном владельца соседнего замка. Многие исследователи полагают, что внимание Бальзака-романиста к проблемам брака и адюльтера объясняется и атмосферой, царившей в его семье.

В 1807-13 годах, Бальзак был пансионером колледжа в городе Вандом. Впечатления этого периода (интенсивное чтение, ощущение одиночества среди далеких по духу одноклассников) отразились в философском романе «Луи Ламбер», который он писал в течении трех лет, с 1832 по 1835 год. Чтения молодого Бальзака поразительно разнообразны: Рабле, мощный художник французского Возрождения, культ которого Бальзак пронес через все жизнь; плеяда французских классиков, особенно Мольер; фаланга просветителей, особенно Дидро и Руссо; английские и немецкие романтики, Стерн, Байрон, Вальтер Скотт. Всякого рода приключенческие и фантастические модные романы – «разбойничьи», «кошмарные», «веселые»; современная поэзия; исторические, философские, научные труды – чего только не читал он. Затем свое образование молодой Бальзак получает в Париже, он учится в Школе Права. Затем он решил остаться в Париже, когда его отец решает вернуться в провинцию. В юности он работал у нотариуса, готовясь стать либо нотариусом, либо поверенным. Решив посвятить себя литературе, Оноре был лишен поддержки со стороны семьи, но это не мешало ему быть полным энергии и честолюбивых замыслов. В своей убогой каморке он мечтал о влиянии, славе, богатстве, о завоевании великого Парижа. В 23—26 лет Оноре напечатал несколько романов под различными псевдонимами, не поднимавшихся над средним уровнем романтических писаний того времени, и не включенных им впоследствии в полное собрание его сочинений.

Обескураженный литературной неудачей, он увлекается коммерческими делами. В нем просыпается прожектер и предприниматель. Он ставит опыты производства дешёвой бумаги, затем он затевает однотомные издания классиков и выпускает (1825-1826) со своими примечаниями Мольера и Лафонтена. Но его издания не имели успеха. Затем вступает компаньоном в типографию, надеясь — как он после говорил — нажить состояние и таким образом получить возможность целиком отдаться литературе и прославиться через неё. Но эта затея тоже не была удачной. Также неудачно закончилась поездка Бальзака в Сардинию, где он мечтал открыть серебро, оставленное древними римлянами. Однажды он купил загородный дом, но на его содержание у него не хватало денег, и ему пришлось его продать.

Бальзак оказался плохим коммерсантом. Разорившись и задолжав, он вернулся к литературе, вернулся на всю жизнь, чтобы в литературе выразить основную страсть французского буржуа и буржуазного интеллигента его времени: разбогатеть и прославиться. Он пишет повести, брошюры по разным вопросам, сотрудничает в журналах Он работает по 15-18 часов в сутки, садился за стол после полуночи и почти не оставлял пера до шести часов следующего вечера, прерываясь только для принятия ванны, завтрака, а особенно для кофе, которым поддерживает в себе энергию и который сам тщательно готовил и употреблял в огромном количестве. «Я пленник идеи и дела, столь же неумолимых, как кредиторы…», «Я точно на поле битвы, и борьба идет жестокая » -пишет он матери. Он подсчитывает, что, проработав тридцать ночей подряд, спал за весь месяц только шестьдесят часов. В другой раз сообщает план – работать по двадцать четыре часа кряду, затем спать по пять часов, «это составит двадцать один с половиной час в сутки». Он возбуждает свою энергию потоками кофе, который разрушит его здоровье. Он называет это «жизнью в огне». Почти неправдоподобная, грозная эпопея его труда не может быть передана в немногих строках, она – в томах его переписки. « Ежедневно у меня жар я плачусь жизнью!». «Я выносил в своей голове целое общество» - не без гордости утверждал Бальзак.

В словах этих не заключалось преувеличения. По законам своего искусства художник в серии романов и повестей создал общество, в котором живут и борются люди всех классов, состояний, профессий, все психологические типы – мужчины и женщины; разыгрываются общественные бури и бури всех человеческих страстей. Автор хотел и добился того, чтобы в его изображении общество «заключало в себе основу своего движения», чтобы законы развития ясно проступали в созданной им картине. Он называл это «соперничать с актами гражданского состояния». В письмах он любил сравнивать себя с людьми самого разнообразного физического труда: каменщик, судостроитель, раб, вращающий жернова, резчик, литейщик, пахарь, садовник. В одном из поздних романов он скажет: художник «трудится как рудокоп, засыпанный обвалом».

«Карикатура» и «Силуэт». Известность Бальзака начинается с появлением в 1829 первой книги подписанной именем Бальзак: «Шуаны, или Бретань в 1800 году». В то же время Бальзак работает над новеллами из современной французской жизни, которые, начиная с 1830, издаются выпусками под общим названием «Сцены частной жизни». После этого Бальзак почти не сходит с пути, на который вступил. О дальнейшем Бальзак сказал: «Главные события моей жизни – это мои произведения». Жизнь идет в схватках с бесчисленными замыслами, требующими воплощения, с уже изданными текстами, требующими совершенствования. Буржуазная пресса постоянно его травила. Французская Академия дважды отвергла этого недостаточно респектабельного и совсем не «академического» автора. В следующем году он пишет семь книг, среди них «Семейный мир», «Gobseck» (Гобсек), привлёкших широкое внимание читателя и критики. В 1831 публикует свой философский роман «Шагреневая кожа» и начинает роман «Тридцатилетняя женщина».

Эти две книги высоко поднимают Бальзак над его литературными современниками. В романе «Гобсек» ярко проявляется сгущение, гиперболизация как закон бальзаковского творчества. Искусство, писал он, это «сгусток природы», «концентрированная природа». Чтобы лучше выявить огромную силу золота, Бальзак создает для своего Гобсека впечатляющее, рембрандтовское освещение, наделяет его недюжинным умом и проницательностью, эстетическим чувством. Герой повести не серый, не средний ростовщик. Зато он и осознает свою власть над людьми так полно, наслаждаясь ею так глубоко, как не мог бы обычный процентщик.

И говорит он об этой власти крылатыми, врезающимися в память словами. Деньги делает его режиссером многих и многих человеческих драм. Гобсек – французский «скупой рыцарь». У рассказчика, молодого адвоката Дервиля, реакция на знакомство с Гобсеком – ужас перед жизнью и людьми. «Неужели все сводится к деньгам?» - спрашивает себя Дервиль. Гобсек, этот выдающийся ум, сам становится жертвой своей страсти к стяжательству: она его иссушает и делает маньяком. В окончательной редакции повести Гобсек умирает в возрасте девяноста лет, оставив после себя горы гниющих товаров, разлагающихся лакомств, свернутых драгоценных картин; во всем кишат черви… Бальзак считает увеличение масштабов изображаемого и яркую индивидуализацию типов необходимыми условиями художественной правды. «Задача не в том, чтобы копировать природу, а в том, чтобы ее выражать.

Ты не жалкий копиист, но поэт!» - учит в одной из его лучших повестей («Неведомый шедевр») мыслящий художник новичка. Характерам должны соответствовать и события: необычайные, волнующие и в то же время – в своей глубокой сущности – реальные, типичные. Бальзак впервые кладет в основу своих сюжетов не историю любви, отвлеченной от реальных жизненных обстоятельств, не отвлеченные преследования невинности условными злодеями, как это было во французском романе XIX века, а нечто совсем иное: обогащение и банкротство торговца, историю помещичьего имения, меняющего владельцев, спекуляцию земельными участками, финансовые аферы, борьбу вокруг завещания. В его романах это не отдельные эпизоды на периферии главного действия, а само главное действие. И в прозе буржуазного общества обнаруживается острый драматический интерес.

1832 год — рекордный по плодовитости. Бальзак публикует девять полных произведений, III и IV главы его шедевра: «Тридцатилетняя женщина» и триумфатором входит в литературу. Читатель, критик и издатель набрасываются на каждую новую его книгу. Если ещё не реализована его надежда разбогатеть (так как тяготеет огромный долг — результат его неудачных коммерческих предприятий), осуществлена зато его надежда прославиться, его мечта талантом завоевать Париж, мир. Успех не вскружил головы у Бальзака, как это случилось со многими его молодыми современниками. Он продолжает вести усердную трудовую жизнь, просиживая у своего письменного стола по 15-16 часов в сутки; работая до зари, он ежегодно публикует три, четыре и даже пять, шесть книг.

Не следует однако думать, что Бальзак писал с особой лёгкостью. Многие свои произведения он много раз переписывал, перерабатывал: некоторые свои произведения писал в течение ряда лет, по три, четыре главы в год. Так он писал «Тридцатилетнюю женщину» и другие. В первых романах написанных Бальзаком, он очень четко описывает все стороны и все аспекты тогдашней французской жизни. Он описывает разные территории, под его прицел попадают: столица, провинция, деревня. Он описывает и различные социальные группы тогдашней Франции: купечество, аристократия, духовенство; различные социальные институты: семья, государство, армия.

з многочисленных романов Оноре де Бальзака наиболее известные: «Евгения Гранде», «Сельский Врач», «В поисках Абсолюта», «Тридцатилетняя женщина», «Сельский Священник», «Кузен Понс», «Кузина Бета», «Утраченные иллюзии», «Крестьяне», «Хозяйство холостяка», «Отец Горио», «Прославленные Годдисар», «Шагреневая кожа», «Евгения Гронде», «Шуаны или Бретань в 1799 году». Борьба человеческой индивидуальной воли с обстоятельствами или другой, столь же сильной страстью, составляют сюжетную основу всех наиболее значительных и известных произведений Бальзака. «Шагреневая кожа» (1831) — это роман о том, как эгоистическая воля человека пожирает его жизнь, его стремление к развитию. Эта тема как никогда актуальна в наши дни. «Поиски Абсолюта» (1834) — роман о поисках философского камня, в жертву которым естествоиспытатель приносит счастье своей родной семьи и свое собственное. «Отец Горио» (1835) — роман об отцовской любви, «Евгения Гранде» (1833) — о любви к золоту, «Кузина Бетта» (1846) — о силе мести, о пороке, уничтожающей все вокруг. Роман «Тридцатилетняя женщина» (1831-34) — о любви, ставшей уделом зрелой женщины (с этой темой творчества Бальзака связано закрепившееся в массовом сознании понятие «женщина бальзаковского возраста»). В «Отце Горио», законченном за сорок дней бешеной работы, сосредоточилось столько содержания, что трем его главным героям как бы тесно на сравнительно небольшом пространстве этого романа.

Бывший торговец мучными изделиями, страстно и слепо любящий двух своих дочерей; они продавали ему крохи дочернего внимания, пока он еще мог платить, потом выбросили вон; они терзали его, «как палачи». Беглый каторжник Вотрен, заряженный огромной энергией, доказывающий с несокрушимой логикой, что действия банкиров, судей, министров отвечают законам и обычаям каторжного мира. А между Горио и Вотреном – молодой дворянин Растиньяк, полный жажды успеха. Он выбирает себе путь, усваивая столь разные и все же столь сходные уроки – урок судьбы Горио и поучения Вотрена. Все элементы романа в их сложной соотнесенности служат выявлению глубочайшей коренной аморальности дворянско-буржуазного общества эпохи Реставрации.

Начало формы

Конец формы

Добавили:	21.07.2009
Размер:	25.4 Kб
Скачали:	49

Законы общества определяют поведение героев романа и поощряют все порочное в них. Но, воплощая первую заповедь реалистического искусства, Бальзак не ставит героев в рабскую зависимость от среды, не удовлетворяется односторонним освещением. Общество направляет человека и давит на него, но все же герой может и выбирать, ему даны воля и разум. Горио и сам виновен в том, что потворствовал дочерям и воспитал в них безмерный эгоизм. Растиньяк мог бы выбрать и другой путь. «Отец Горио» посвящается «великому и знаменитому Жоффруа де Сент-Илеру в знак восхищения его работами и гением».

Этот ученый раскрывал изменения животных организмов в зависимости от среды и подготовил идеи Дарвина об эволюции видов. Бальзак в курсе последних достижений естественных и гуманитарных наук. «Все, что расширяет науку, расширяет и искусство» - скажет он устами одного из своих героев, изобретателя и композитора Гамбары. Очень характерно для Бальзака, что под его пером понятия «художник», «философ», «ученый» обычно сливаются, он пользуется ими как равнозначными и взаимнозаменяемыми, ибо все они объединяются в понятии «исследователь» и «творец». Он постоянно называет себя историком, - наверное, не менее часто, чем художником или писателем. Он напишет даже так: «Начинают понимать, что я более историк, чем романист…».

В первые десятилетие XIX века «романами» все еще продолжали называть, по традиции двух предшествующих веков, произведения неглубокие, чисто развлекательные, противопоставляя их высоких жанрам – трагедии и эпопее. Поэтому Бальзак часто называет свои романы «историями», «композициями», «трудами» и особенно охотно «этюдами», то есть изучениями. Устами близкого ему молодого писателя Бальзак в предисловии к своим сочинениям выражает заветную цель: «Создать образ целой эпохи, назваться историком ХIХ века…». Творческая фантазия Бальзака, неотделимая от его феноменальной наблюдательности, постоянно возбуждается вопросами: почему? Каким образом? В силу какого закона? Ему важно глубоко исследовать создаваемые им характеры – «объяснить выражение лица человека всей его прошлой жизнью», эпохой, глубоко и правдиво мотивировать со

Одна из заповедей Бальзака: «Не отделять следствие от причины, так как они неразделимы и кроются одно в другом». Лица и события его романов, заключающие в себе свое объяснение, должны быть драматичны и занимательны, нести все напряжение переходного времени и всю энергию человеческих страстей, все возможности человека в добре и зле… Бальзаку принадлежит один из самых лучших типов скупца, известных в литературе. В лице старике Гранде он представляет современного гения наживы, которые способен заработать деньги на чем угодно. Старик Гранде – это фальшивый миллионер, превративший спекуляцию в искусство. Он отрекся от всех земных радостей, от всех радостей жизни, он иссушил дочь, предал родных и близких, лишил их счастья, но нажил огромное состояние.

Его удовлетворение – в финансовых аферах и удачных спекуляциях, в торговых победах, экономических завоеваниях. Он своего рода бескорыстный служитель «искусства для искусства», так как сам лично неприхотлив и не интересуется теми благами, которые даются миллионами. Бальзак постиг власть денег, все события у его в той или иной мере связаны с деньгами. Он сумел показать, как просто финансовое благополучие и деньги меняются на все, начиная от предметов первой необходимости, и кончая талантом, вдохновением и другими святыми и нежными чувствами. У Бальзака представители самых благородных профессий – священники, врачи, артисты, поэты и многие другие упали под пятой денег, и стали наемными слугами тех, кто обладает капиталом.

В обширное наследие Бальзака входит сборник фривольных новелл в «старо французском» духе «Озорные рассказы» (1832-37), несколько пьес и огромное количество публицистических статей. Но главное его создание – это грандиозная эпопея «Человеческая комедия». Называя так свой труд, автор соотнес его с монументальной поэмой Данте «Божественная Комедия»(1321), памятником итальянской жизни и общеевропейской духовной культуры на грани средних Cредних веков и Возрождения. Но Бальзак противопоставил свою комедию Дантовой, определив ее как человеческую. Вообще, он собрал все свои изданные романы, присоединил к ним часть новых, ввел в них общих героев, связал родственными, дружескими и другими связями отдельные лица и, таким образом, создал грандиозную эпопею, которая должна была послужить научно-художественным материалом для изучения психологии тогдашнего общества.

бытия, из которых складывается действие произведения.

В предисловии к «Человеческой Комедии» Бальзак сам проводит параллель между законами развития животного мира и человеческого общества. Разные виды животных представляют только видоизменение общего типа, возникающие в зависимости от условий среды; так, в зависимости от условий воспитания, окружающей обстановки и т.д и т.п. – такие же видоизменения человека, как осел, корова и т.д. – виды общего животного мира. Бальзак сливается со своими героями, он почти физически ясно переживает вместе с ними их горести и радости, он томится и страдает, когда его герой попадает в сложное положение или ситуацию, из которой он не может указать ему выхода. Бальзак приходит в отчаяние, когда понимает, что не может подобраться жениха для какой-нибудь из своих героинь, он употребляет все усилия, чтобы содействовать нравственному возрождению опустившегося человека или удержать от падения еще неопытного юношу. Бальзак искренне расстраивается, когда его усилия не приносят нужной пользы.

Ему кажется, что он стоит перед живыми людьми и действительными конфликтами, которые развивается по определенным законом, вне его «сценария», вне его силы и власти. Над этим трудом Бальзак работает в течение всей своей последующей жизни. В целях научной систематизации Оноре разбил все это огромное количество романов на части, отделы, серии. Это огромное литературное издание он наметил в следующем виде: Первая часть — «Этюды о нравах» (Etudes de Moeurs) — шесть отделов: «Сцены из частной жизни» (задумано 32 романа, осуществлено 28); «Воспоминания двух молодожёнов» (Mémoires de deux jeunes époux, 1842) «Модест Миньон» (Modeste Mignon, 1834), «Семейный мир» (La paix du ménage, 1830), «Тридцатилетняя женщина» (La femme de trente ans, 1831—1835), «Отец Горио» (Le père Goriot, 1835) и другие; «Сцены из провинциальной жизни» (19—14): «Евгения Грандэ» (Eugénie Grandet, 1834); две серии романов: «Парижане в провинции» (Les parisiens en province) и другие (1834—1843); «Сцены из жизни Парижа» (22—18): «Величие и падение Цезаря Биротто» (Grandeur et décadence de César Birotteau, 1837), «Банкирский дом Нусенгена» (Maison Nucingen, 1838); серия романов: «Великолепие и нищета куртизанок» (Splendeurs et misères des Courtisanes, 1838—1843); «Сцены из политической жизни» (8—4): «Эпизод времён террора» (Un Episode sous la Terreur), «Тёмная история» (Une ténébreuse Affaire, 1841) и др.; «Сцены из военной жизни»: «Шуаны» (Les Chouans, 1829) и «Страсть в пустыне» (Une passion dans le désert); «Сцены из деревенской жизни» (5—3): «Крестьяне» (Les paysans, 1844), «Деревенский врач» (Le médécin de campagne, 1833), «Деревенский священник» (Curé de village, 1839). Вторая часть — «Философские исследования» (Etudes philosophiques).