Соответствия (пер. Эллиса)

Природа – строгий храм, где строй живых колонн

Порой чуть внятный звук украдкою уронит,

Лесами символов бредет, в их чащах тонет

Смущенный человек, их взглядом умилен.

Как эхо отзвуков в один аккорд неясный

Где все едино, свет и ночи темнота,

Благоухания и звуки и цвета

В ней сочетаются в гармонии согласной.

Есть запах девственный; как луг он чист и свят,

Как тело детское, высокий звук гобоя;

И есть торжественный, развратный аромат-

Слиянье ладана и амбры и бензоя;

В нем бесконечное доступно вдруг для нас,

В нем высших дум восторг и лучших чувств экстаз!

Первое четверостишие представляет природу как храм, в котором «смущенный человек» слышит лишь таинственные звуки, которые он должен разгадывать, эти звуки - не ясны, они представляют «лес символов». За каждым явлением и предметом стоит что-то еще, невидимое. Эти строки можно воспринимать как реализацию идей Платона о материальном мире как эманации небесных форм, в земной реальности человек находится как в пещере, где мелькают лишь тени предметов.

Бодлер, как и другие символисты, любил красивую строгую форму сонета. Однако он вкладывает в нее иное содержание: классический сонет (Шекспир, Петрарка) был песнью о возвышенной и благородной любви, Бодлер же сознательно сближает низкое и высокое, доброе и злое, красивое и безобразное («Где все едино, свет и ночи темнота», «слиянье ладана и амбры и бензоя»). В его мире все перепутано, причудливо и непонятно. И более того - именно в «развратном аромате» герой находит «высших дум восторг».

Красота (пер. Эллиса)

Вся, как каменная греза, и бессмертна, и прекрасна,

Чтоб о каменные груди ты расшибся, человек;

Страсть, что я внушу поэту, как материя, безгласна.

И ничем неистребима, как материя, вовек.

Я, как сфинкс, царю в лазури, выше всякого познанья,

С лебединой белизною сочетаю холод льда;

Я недвижна, я отвергла беглых линий трепетанье,

Никогда не знаю смеха и не плачу никогда!

Эти позы, эти жесты у надменных изваяний

Мною созданы, чтоб душу, вы поэты, до конца

Расточили, изнемогши от упорных созерцаний;

Я колдую, я чарую мне покорные сердца.

Этим взором глаз широких, светом вечным и зеркальным,

Где предметы отразились очертаньем идеальным!

Облик такой красоты страшен: она холодна и неподвижна, непознаваема и таинственна, таит и несет в себе смерть. У романтиков «красивое» было в то же время и «прекрасным», т.е. возвышенным, облагораживающим началом. У Бодлера оно лишено всякого нравственного смысла, всякого эмоционального, лирического оттенка, душевного тепла.

Чуть ли не у каждого поэта Х1Х века было свое стихотворение о поэзии. Есть оно и у Шарля Бодлера. Это – «Альбатрос».

Альбатрос (подстрочник е. Подзюбанова)

Часто забавы ради (чтобы развлечься) матросы

Берут (с собой) альбатросов, огромных морских птиц

Которые следуют (следят за), апатичные, (вялые, безразличные)

спутники,

Кораблем, скользящим по безднам (пропастям) горьким.

Едва (как только) помещают (опускают) их на палубу

Эти короли лазури, неловкие (неуклюжие, неумелые) и пристыженные

Опускают жалобно свои большие (огромные) белые крылья

(Которые) Как (брошенные) весла влачатся у них по бокам (рядом с ними)

Этот путешественник крылатый, как он неуклюж (неловок) и безобразен

Он, когда-то такой красивый, как он комичен и уродлив!

Один дразнит (раздражает) его клюв носогрейкой (трубкой)

Другой подражает ему и хромает, как калека, который летал!

Поэт подобен (похож) этому принцу облаков (туч)

Который часто посещает (неотступно преследует) бурю и смеется над лучниками

Изгнанник на земле среди возгласов неодобрения (криков, гиканий, свиста)

Его гигантские крылья мешают ему передвигаться (шагать, двигаться, процветать).

Образ Альбатроса близок аллегории, что не характерно для Бодлера и символистов в целом (они предпочитают многозначные символы). Интересно, что в самом тексте автор довольно декларативно расшифровывает его (Альбатрос – поэт). Противопоставление поэта-птицы, царящей в небесах, пошлой толпе – традиционно-романтическое. В обычной жизни поэт – смешон, так как его дом – наверху, в заоблачных высях. Те крылья, которые помогали ему там (летать), здесь - мешают. Но акцентирование ситуации не полета, а унижения напоминает о декадентской эстетике. Альбатрос Бодлера напоминает в чем-то падшего ангела (безобразен, уродлив), а в чем-то распятого Христа (жалобно опускает свои большие, белые крылья). Он одновременно и прекрасен, и жалок. Таким образом можно сказать, что в стихотворении сочетаются черты классицизма, романтизма и символизма. Из всех произведений, входящих в сборник, «Альбатрос», пожалуй, все же наиболее родственное романтизму, так как здесь все то, что похоже на декадентское любование болезненным, очень близко романтической иронии, ведь романтики трагически оценивали свое стремление к идеалу и в самих себе (в Художнике вообще) видели ущербность и несовершенство.