Из повести Марка Твена «Таинственный незнакомец» (третий вариант)

«Шла зима 1590 года. Австрия была оторвана от всего мира и погружена в сон. В Австрии царило средневековье, - казалось, ему не будет конца. Иные даже утверждали - пренебрегая счетом времени - что, если судить по состоянию умственной и религиозной жизни в нашей стране, она еще не вышла из Века Веры».

«Немного погодя из леса показался юноша, он подошел к нам, сел рядом и заговорил с нами дружеским тоном… Пришелец был хорош собой и нарядно одет, во всем новом. Лицо его внушало доверие, голос был приятен. Он держался непринужденно, с удивительной простотой и изяществом и был совсем не похож на застенчивых и неуклюжих молодых людей из нашей деревни. Нам хотелось завязать с ним знакомство, мы не знали, с чего начать».

«Всякий раз, как он заговаривал о жизни людей на земле, об их поступках, даже самых великих и удивительных, мы испытывали какую-то неловкость, потому что по всему его тону было видно, что он считает все, что касается рода человеческого, не заслуживающим никакого внимания. Можно было подумать, что речь идет о мухах».

«Очевидно, он не знал, что такое жалость, и не мог нам сочувствовать».

Из речей Сатаны (одно из его имен, которым он представляется мальчикам, - Филипп Траум; «траум» по-немецки – «мечта») -

«Человек создан из грязи, я сам видел, как он был создан. Я не создан из грязи. Человек - это собрание болезней, вместилище нечистот. Он рожден сегодня, чтобы исчезнуть завтра. Он начинает свое существование как грязь и кончает как вонь. Я же принадлежу к аристократии Вечных существ. Кроме того, человек наделен Нравственным чувством. Ты понимаешь, что это такое? Он наделен Нравственным чувством! Довольно одного этого, чтобы оценить разницу между ним и мною». «Каждый человек – машина для страдания и машина для радостей. Эти два механизма соединены сложной системой соответствий и действуют на основе взаимной связи. Как только первый механизм зарегистрировал удовольствие, второй готовит вам уже боль, несчастье… Счастье не преобладает никогда».

«Порядок человеческой жизни предопределен первым толчком. Никаких неожиданностей в ней не будет…

-Разве Бог не управляет человеческой жизнью?

-Нет, она предопределена заранее средой и обстоятельствами».

«- Я нарушил ход жизни Николауса - и этим нарушил ход жизни Лизы. Если бы я не вмешался, Николаус спас бы Лизу, но захворал бы от купания в ледяной воде. Простуда перешла бы в одну из гибельных горячек… Николаусу предстояло пролежать сорок шесть лет прикованным к постели, без движения, без слуха, без речи, с одной лишь мечтой поскорее умереть. Хочешь ты, чтобы я отменил то, что свершилось?

- Нет, нет, ни за что! Пожалей его, пусть будет так, как ты сделал!». «Прежние друзья утратили для нас всякий интерес, мы не могли больше участвовать в их играх и забавах. По сравнению с Сатаной они были такие скучные».

«Сатана сказал, что в жизни человека не случается ничего, что не было бы предопределено самым первым его поступком, и что человек не в силах нарушить предусмотренный ход своей жизни или повлиять на него».

«- … но ведь существует иная жизнь. Разве мы не увидимся в иной жизни?

Спокойно, негромким голосом он дал этот странный ответ:

- Иной жизни не существует.

…Сама жизнь - только видение, только сон.

Его слова пронзили меня, словно удар ножа….

- Нет ничего. Все только сон. Бог, человек, вселенная, солнце, луна, россыпи звезд - все это сон, только сон. Их нет. Нет ничего, кроме пустоты и тебя.

- И меня?

- Но ты - это тоже не ты. Нет тела твоего. Нет крови твоей, нет костей твоих - есть только мысль. И меня тоже нет. Я всего только сон, я рожден твоим воображением.

…….

Все, что я тебе говорю сейчас, - это правда! Нет Бога, нет вселенной, нет человеческого рода, нет жизни, нет рая, нет ада. Все это только сон, замысловатый, дурацкий сон. Нет ничего, кроме тебя. А ты - только мысль, блуждающая мысль, бесцельная мысль, бездомная мысль, потерявшаяся в вечном пространстве.

Он исчез и оставил меня в смятении, потому что я знал, знал наверняка, что все, что он сказал, было правдой».

Таковы последние слова повести Марка Твена.