Levi-Bryul_L_Pervobytny_mentalitet_SPb__2002

ку дело не было должным образом и в соответствии с законом урегу­ лировано, члены семьи убийцы будут постоянно вовлекаться в ссоры, которые они, вероятно, завершат убийством одного из своих соседей. Со своей стороны, члены семьи жертвы тоже окажутся вовлеченными в ссоры, в которых у них много шансов быть, подобно их родственни­ ку, убитыми. Если попытаться взглянуть на эти вещи с точки зрения туземцев, то вот как они, по-видимому, думают: поблизости бродит зловредный дух, муиму, дух предка; этот дух вселяется в человека, и в результате в первый же раз, как человек поссорится со своим соседом, он убьет его. Этот дух может продолжать находиться в этом человеке, а может также перейти в другого из той же семьи, и случится то же самое. Таким же образом муиму первой жертвы воздействует на аииму (духов) всех живых членов своей семьи и пугает их. Они знают, что дух-убийца бродит вокруг них и что члены их семьи в большей мере подвергаются опасности быть убитыми, если оказываются втянуты­ ми в ссору. Таким образом, обе семьи спешат положить конец этому состоянию вещей, чтобы зловредный дух успокоился и ушел на от­ дых»73.

Этот взгляд на коллективные представления а-камба показателен. Когда один из них в ссоре убивает другого, то совершивший убийство не является истинной причиной: он лишь орудие зловредного духа, которым он в данный момент одержим. Это как ничто больше соот­ ветствует всегдашней ориентации первобытного менталитета, кото­ рый от данного явления видимого мира немедленно восходит к мис­ тической причине в невидимом мире. Что же делать, если человек убил другого, не принадлежащего к его семье? Покарать его? Действи­ тельно, он должен выплатить возмещение, он, возможно, будет разо­ рен или продан в рабство. Но чтобы вернуть спокойствие обеим семь­ ям, наложенного на него наказания недостаточно, если такая «сдел­ ка» одновременно не способна также успокоить рассерженного духа предка, который и совершил убийство и блуждает среди членов груп­ пы, наводя сильный страх на всех вовлеченных в это дело. Он ведь обязательно совершит и новые убийства, если не будут исполнены необходимые обряды с целью его успокоить и удалить. «Когда совер­ шено убийство, — вновь пишет Хобли, — то возмещение в виде коро­ вы, быка или козы имеет значение обряда. Это называется этумо. Оно необходимо для того, чтобы защитить семью убийцы, но также и семью жертвы, от силы духа-вдохновителя убийства, который, раз­ гневанный, бродит рядом. Даже в том случае, если убийство человека было случайным, все равно необходимо, чтобы было совершено эту-

209

мо (возмещение и обряд), поскольку в воздухе, безусловно, присут­ ствует гибельное влияние, иначе ведь несчастный случай никогда бы не произошел. (В действительности, как известно, для первобытного менталитета несчастного случая не существует.)

Раньше, когда человек из какого-то клана в сражении между пле­ менами убивал другого, обычай требовал, чтобы брат погибшего под­ стерег и убил человека из того клана, к которому принадлежал убий­ ца. Обе эти смерти аннулировали одна другую, и вопроса о сделке не возникало. Однако самым главным считалось то, чтобы этумо было выплачено и обряды соблюдены»74. Таким образом, удовлетворения за смерть, даже полного, недостаточно. Люди чувствуют себя в безо­ пасности лишь тогда, когда совершено мистическое действие, чтобы ублаготворить духа, гнев которого проявился в случившемся несчас­ тье. Точно так же остается смертоносным и убившее оружие. «Во многих племенах его тем или иным способом очищают. У акикуйю его затупляют, и я полагаю, что такого рода действия имеют в афри­ канских племенах почти универсальный характер. Эти церемонии совершают, потому что существует понятие о том, что оружие несет с собой несчастье или фатальность. Так же обстоит дело у акамба. По их представлениям, оружие, однажды послужившее убийству, про­ должает быть орудием новых смертей; однако не существует ни дей­ ствия, ни чар, ни магии, которые способны положить конец этому свойству: оружие будет бесконечно продолжать убивать рукой своего хозяина, что бы тот ни делал. Поскольку способа избавиться от этого проклятья нет, мкамба прибегает к хитрости: он положит это оружие на тропе или на том месте, где прохожий сможет его заметить. Как только тот подберет его, на него падет зловещая сила оружия, а пер­ вый его обладатель избавится от нее. Это верование, как мне кажется, представляет особый интерес, поскольку оно выражает складываю­ щееся у людей представление об убийстве. Мы видели, до какой сте­ пени убийце необходимо совершить этумо: оно избавляет как семью жертвы, так и семью убийцы от проклятия убийства; но на убийцу все время давит фатальность (рок, судьба) его оружия, фатальность, ко­ торую не могут снять ни время, ни какая бы то ни была хитрость»75.

Австралийские общества совершенно не знают передаваемого иму­ щества, и у них отнюдь нет установленной меры ценности тех редких предметов, которые могут обмениваться: значит, не может быть речи о сделке в обычном смысле этого слова. Ее место занимает рассмот­ ренная нами ордалия. Но, как и сделка у а-камба, она имеет целью не только дать удовлетворение потерпевшей стороне, то есть оскорблен-

210

пому мужу или семье, один из членов которой был убит. Убийство, прелюбодеяние оказывают мистическое воздействие на всю соци­ альную группу в целом; они обнаруживают влияние, которое действу­ ет в ущерб ей и является угрозой для нее. Его следует подавить и уничтожить. Именно для этого служит этумо у акамба; это же и главный аспект австралийской ордалии. Таким образом, ее задачей, но крайней мере частично, является оказание на определенные силы невидимого мира защитного и необходимого для социальной группы воздействия. Этой особенностью она сближается с африканскими ордалиями против колдовства. Итак, вслед за Тэплином и другими наблюдателями, однако опираясь на другие основания, можно зак­ лючить, что мы, несомненно, имеем дело с ордалией.

Гл а в а I X

М и сти ческ а я интерпретац ия

НЕСЧАСТНЫХ СЛУЧАЕВ И БЕД

I

Если индивид, семья или социальная группа попала в беду или испытывает ряд злоключений и неудач, то причину всего этого никог­ да не станут приписывать случаю. Во многих африканских обществах, как это было видно, немедленно возникнет подозрение в колдовстве. Точно так же происходит и во многих папуасских, австралийских и других племенах. В других районах, например, у эскимосов и в боль­ шинстве обществ северных областей Америки, сразу же возникает мысль о нарушении священных предписаний, или табу. Во всех случа­ ях первобытный менталитет немедленно переходит от поразившего его факта к мистической причине, которая хотя и кажется нам вооб­ ражаемой, но на самом деле составляет часть его опыта, поскольку этот опыт представляет собой совокупность коллективных представ­ лений социальной группы.

Так, на побережье Британской Колумбии «в торговой фактории Чилкут осенью 1881 г. миссионер добился от индейцев, чтобы тело одного ребенка было погребено (вместо того, чтобы, по обычаю, быть сожжено). Однако в течение наступившей зимы, особенно в феврале и в марте, все время стояла плохая погода. Сильный ветер и снежные бури сделали более трудными рыбную ловлю и охоту, и люди поэтому оказались в беде. Тогда все подумали, что причиной этой неблагоприятной погоды стало то, что ребенок не был кремиро­ ван, и поторопились как можно скорее исправить совершенную ошиб­ ку»1. И это не изолированный факт. Во многих обстоятельствах тлинкиты делают те же выводы. «Всякое отступление от унаследованных

212

обычаев, любая необыкновенная вещь (мы видели необычайную рас­ пространенность этого представления) обозначается словом хлакасс

ирассматривается в качестве универсальной причины всех случаю­ щихся неприятностей: плохой погоды, болезней, военной неудачи, безуспешной охоты и т.п. Таким образом, плохая погода наступит не только потому, что труп не был сожжен; причина в том, что не изоли­ ровали какую-то девочку, когда она достигала половой зрелости. Другие причины плохой погоды: некая девушка причесала волосы пне дома; миссионер надел обувь для снега до того, как вышел из дома; школьники, играя, подражали крику диких птиц; мы сами мыли

иморской воде шкуру горной козы; кроме того, мы тащили по снегу убитого дикообраза. Делать это во время другой охотничьей вылазки решительно отказался один из наших индейских спутников, оправ­ дываясь тем, что это вызвало бы страшный ветер. Он предпочел взвалить животное себе на спину, хотя оно было тяжелым, и так нести сто до самого лагеря»2.

Нарушение традиционного обычая, особенно если речь идет о запрете, всякий раз вызывает беспорядок или несчастный случай. Чаще всего определенному нарушению соответствует и определенное несчастье. Например, у эскимосов известны «чередующиеся запре­ ты». Они не могут пойти охотиться на моржа до тех пор, пока не закончили изготовление одежды из tuktoo\ с другой стороны, лишь только началась охота на моржа, никто больше не имеет права обра­ батывать оленьи шкуры. Однажды в марте я попросил Тоокоолито и жену Коодлоо сделать мне спальный мешок из оленьей шкуры. Их ничто не смогло убедить сделать это, потому что был сезон охоты на моржей. «Обе они умерли бы, — говорили они, — а люди больше бы не добыли моржей»3. На побережье Аляски, «где правила тотемической экзогамии уже строго не соблюдались и можно было отныне брать жену в своем собственном клане, старики приписывали этому смешению высокую смертность, поразившую племя кенаер»4.

Аналогичные факты в этих районах отмечают еще и сегодня. Вот один из показательных: «В течение долгого времени охота приносила мало. Животные ускользали от наших глаз. Кридтларссуарк вызвал духов, чтобы узнать от них причину, мешавшую что-либо добыть на охоте. После сеанса он сообщил, что у его невестки Ивалорк были преждевременные роды, а она скрыла это, чтобы избежать стесни­ тельных ограничений (женщины в таких случаях подвергаются мно­ гочисленным запретам). Тогда, чтобы наказать виновную, он велел своему сыну заточить ее в снежной хижине, отобрав у нее меховые

213

одежды, чтобы она умерла там от холода или голода. Только при этом единственном условии животные снова согласились бы позволить людям добыть себя. Немедленно соорудили снежную хижину и зак­ лючили в нее Ивалорк. Вот как поступил Кридтларссуарк со своей невесткой, которую он очень любил, а сделал он это для того, чтобы не допустить, чтобы из-за ее проступка страдали невинные»5.

В восточной Гренландии «если палатка по весне не покрыта новы­ ми шкурами, то в нее не разрешается втаскивать тюленей-хохлачей, или гренландских тюленей, не выждав нескольких дней. В начале весны некий человек получил часть тюленя и принес ее в свою палат­ ку, чтобы разделать и извлечь сухожилия. Покрытие палатки было в хорошем состоянии, но оно уже служило прошлой осенью. Случилось так, что после этого тюлени-хохлачи стали очень редки, а остальные эскимосы смотрели на него косо, «потому что его поведение рассер­ дило тюленей и заставило их покинуть этот берег»6. «Однажды, — пишет Боас, — загарпуненный нами большой кит нырнул под льдину и после того, как мы размотали пятьсот саженей линя, нам пришлось отступиться, и кит был потерян. В тот же вечер, вернувшись на берег, мои туземцы решили отправиться к палатке одной женщины, пользо­ вавшейся репутацией искусной ангакок. Эта женщина, войдя в экста­ тическое состояние, сказала, что я оскорбил богиню моря тем, что резал мясо карибу и разбивал о морской лед кости»7. Если кто-то среди живущих намного севернее эскимосов, которых посетил Рас­ муссен, оказывается свидетелем нарушения запрета, люди сразу ждут какого-нибудь несчастья. Например, находящиеся в трауре лица дол­ жны воздерживаться от множества действий. «Однажды нужно было сходить за льдом, чтобы растопить его, и наш гренландский спутник Йорген Брёнлунд без нашего ведома велел пойти за ним юноше, со­ всем недавно потерявшему родителей. Он вполне может разочек обой­ ти запреты, сказал про себя Йорген. Таким вот образом Агпалингуарк (так звали юношу) отправился за льдом. Однако его заметили две старухи, которым такое нарушение обычая показалось очень тревож­ ным. Что-то, совершенно определенно, должно было случиться! И действительно, через два дня, придя с юго-запада, разразилась буря. Волнение на море было столь велико, что бушующие волны выкаты­ вались очень далеко на берег и разрушили все дома в деревне. Тогда к нам пришел один из вождей и попросил в будущем не совершать подобных нарушений обычаев. «Мы соблюдаем предписанные обы­ чаи, чтобы поддерживать окружающий нас мир, потому что нельзя, чтобы божества были обижены... В этой стране люди совершают по­

214

каяние (когда допущено нарушение), потому что мертвые обладают (безграничным могуществом»8.

Объяснения эти характерны. Будучи сопоставлены с только что приведенными Расмуссеном и Жюно, они проливают свет на один из аспектов, в которых предстает перед первобытными людьми природа. II силу мистических сопричастностей между социальной группой (со­ стоящей из живых и умерших), занимаемой ею землей, существами (видимыми и мифическими), которые на ней живут и жили, все то, что мы называем естественным порядком, существует только тогда, когда поддерживаются привычные условия и — во многих обще­ ствах — когда сам вождь действует как положено. Соблюдение запре­ тов, или табу, является одним из этих основных условий. Одна из главных функций вождя — не допускать их нарушения, а если нару­ шение случилось, то загладить его путем соответствующих церемо­ ний. Как объяснил Жюно «знахарь», тайные преждевременные роды, позволяющие женщине и ее мужу избежать искупительных табу, под­ вергают всю социальную группу смертельной опасности. Дождь «боль­ ше не может» идти. Урожай погорит, скот погибнет от жажды, племе­ нем овладеет отчаяние. Женщина «очень виновата», и ничто не дол­ жно спасти ее от наказания; только оно восстановит нормальные условия и этим спасет племя. Когда социальная солидарность такова, что один член социальной группы, вызвав беспорядок в природе, может сделать невозможным существование других людей, то ника­ кое преступление не может быть более серьезным, чем разрывающее сопричастности нарушение запретов, от которых зависит общее бла­ гополучие.

и

Легко можно было бы себе представить, что нарушения классифи­ цируются по уровню их серьезности: в зависимости от того, как дале­ ко идут их последствия. Это означает, что в коллективных представ­ лениях социальной группы можно было бы определить, почему нару­ шение такого-то обычая отразится на всей группе, а нарушение тако­ го-то затронет лишь того, кто это нарушение совершил, либо его близких. Действительно, мы всегда встречаемся лишь с предассоциациями в такой форме: «если совершено такое-то нарушение, то про­ изойдет такое-то последствие, в зависимости от конкретного случая более или менее далеко идущее»; или же: «если случилось то-то, если произошло такое-то несчастье, значит, имело место такое-то наруше­

215

ние»; или еще, в менее определенной форме: «это случилось потому, что, должно быть, совершено нарушение» (при этом еще неизвестно, какое именно). Каким образом сокрытие преждевременных родов влечет за собой прекращение дождей? Какими бы произвольными ни казались нам связи такого рода, они настолько привычны первобыт­ ному менталитету, что представляются ему естественными. Туземец соблюдает традиционные предписания точно так же, как подчиняется часто очень сложным правилам языка, на котором он говорит: без затруднений, как бы не размышляя. Он не представляет себе, что они могут быть иными, нежели существующие. Следовательно, у него никогда не возникнет вопроса, почему такое-то нарушение погубит всю группу целиком, а какое-либо другое приведет к печальным по­ следствиям лишь для самого нарушителя или для какой-то части группы. Если его об этом спросить, то он ответит, что его предки всегда считали так, и удивится не этому факту, а вопросу.

Тем не менее можно различить две основные формы, в которых это отношение выступает в каком-либо конкретном обществе. Иног­ да определенное последствие связывают с определенным нарушени­ ем, и в этом случае по одному судят о другом, причем неважно, распространяется ли последствие на одного или нескольких человек или даже на всю группу. Хобли привел множество примеров отноше­ ний такого рода в своих «Новых исследованиях об обычаях акамба и акикуйю». Вот один из характерных примеров, которые наблюдал Жюно. «У батонга, если женщина забеременела от другого мужчины, не своего мужа, то роды будут тяжелыми. Может показаться, что между этими двумя фактами связи нет, однако для тонга длительные и трудные роды доказывают, что ребенок незаконный. Это убеждение является столь прочным, что когда женщина знает, что ребенок, ко­ торый скоро появится на свет, будет сыном не ее мужа, а любовника, она по секрету признается в этом главной повивальной бабке, потому что показать людям «дитя адюльтера», не сообщив об этом факте, «запрещено»; такое молчание причинило бы матери неслыханные страдания»9. Вот почему, когда приходится долго ждать разрешения от бремени, повивальная бабка начинает испытывать сомнения по поводу законности ребенка. Точно так же у вашамбаа, другого народа банту, «когда родовые схватки затягиваются, в этом усматривают доказательство того, что эта женщина имела связь с несколькими мужчинами»10. Это верование очень распространено. Еще пример: в Уганде «женщины во время беременности не должны есть соли. Если они это делают, то считается, что это приводит к смерти ребенка.

216

Когда же ребенок родился и заболел, муж ищет повода для ссоры с

женой, говоря: “Этот ребенок умирает от болезни, которая произош­ ла от того, что ты съела соль”»11.

Предассоциации такого рода бесконечны и различаются между со­ бой в зависимости от того, в каких обществах их наблюдают. Иногда они настолько сильны, что совершившие нарушение теряют надежду избежать еще не наступивших последствий и сами идут им навстречу. Вот один из таких замечательных случаев, отмеченных на острове Ниас. Рассказывает обращенный в христианство туземец: «Я был стар­ шим сыном у родителей, и у меня была маленькая сестра. Однажды к нам пришел знахарь. Он посмотрел на отца, потом бросил косой взгляд на мою сестру и сказал: «Знаешь литы, что твоя дочь должна умереть?» «Почему?» — спросил мой отец. Знахарь ответил: «До того, как она родилась, ты зарезал свиней, ты убил змею, ты носил тяжести; вот поэтому твой ребенок должен теперь умереть. Зачем ты даешь себе труд кормить его? Все, что ты делаешь, ни к чему: нужно, чтобы ребе­ нок умер». Опечаленный, отец пошел к моей матери и рассказал ейто, что услышал от знахаря. Оба были совершенно сражены, но что им оставалось делать? В конце концов мойотец сказал жене: «Давайубьем этого ребенка, нечего ейбольше есть наш рис». И так как я был креп­ ким парнем, то мне пришлось найти мешок, втиснуть в него свою маленькую сестренку и отнести ее в лес...»12 У родителей не возникло и мысли о том, что ребенка можно спасти. Нарушение отцом некоторых связанных с беременностью табу делает смерть ребенка необходимой. Слова знахаря кажутся нам безжалостными. Но может быть, если бы нарушение не было искуплено смертью ребенка, социальная группа вся целиком испытала бы на себе его последствия?

В других случаях предассоциация устанавливается просто между нарушением и бедствием, которое непременно произойдет, однако не определено заранее. Она лишь содержит уверенность в том, что обы­ чай, или табу, не может быть нарушен без того, чтобы чего-нибудь не случилось. Она представляет собой очень ясное ощущение наказания, которого потребуют оскорбленные нарушением невидимые силы: первобытный менталитет не меньше верит в это неизбежное послед­ ствие, чем мы — в постоянство законов природы. В чем же будет состоять санкция? Это покажет лишь случай, конечно, если сразу же после того, как о нарушении стало известно, не будут совершены очистительные действия и искупительные церемонии, которые либо принесут удовлетворение разгневанным духам, либо будут обладать силой предупредить беду.

217

Чаще всего, когда предассоциация столь неопределенна, лишь по­ явление следствия заставляет обратиться к причине. «Что-то про­ изошло: затянувшаяся плохая погода, продолжительная засуха, вне­ запная смерть, серьезная болезнь; охота и рыбная ловля постоянно неудачны и т.д. Это, следовательно, происходит оттого, что соверше­ но нарушение, однако какого предписания или какого обычая? На самом ли деле несчастье случилось вследствие нарушения обычая или табу? Внезапная смерть, безуспешная охота и т.п. могут ведь быть результатом действия других причин: козней колдуна, например, не­ довольства могущественного предка. Как определить именно ту при­ чину, что вызвала последствия? Чтобы узнать это, у первобытного мышления есть только один, правда безошибочный, метод: расспро­ сить невидимые силы, настроение которых ему в трудных обстоя­ тельствах необходимо знать больше, чем когда-либо, а затем распо­ ложить их к себе.

Итак, если событие само по себе не является достаточно опреде­ ленным откровением, иначе говоря, если в то время, когда происхо­ дит событие, еще неизвестно, что было совершено такое-то наруше­ ние, то в зависимости от ситуации обращаются к сновидениям, к ордалиям, к заклинаниям духов, короче говоря, к какой-либо форме гадания и поступают в соответствии с полученным результатом. «Если кого-либо постигает несчастье, он заболевает, ему больше не попада­ ются пушные звери, то ему сразу же приходит мысль о том, что он совершил какой-то грех. Он отправляется к прорицательнице (шама­ ну), чтобы она совершала свои манипуляции до тех пор, пока не откроет ему причину: тогда он делает то, что положено, чтобы иску­ пить вину»13. (Вырезает из дерева небольшую человеческую фигуру, идет в лес и вешает ее на дерево.) «Индеец верит, что неудача или беда, например, несчастный случай, болезнь, смерть, насылаются на него злыми силами, чтобы наказать за то, что он нарушил предписа­ ния магических действий. Христианским народам невозможно по­ нять или оценить силу того влияния, которое в течение веков оказы­ вает на характер индейца и на его общественную жизнь вера в маги­ ческие действия. «Сверхъестественная сила» — вот, пожалуй, то, что лучше всего соответствует магическому действию в повседневной прак­ тике индейцев»14.

Это верование встречается во многих обществах. Приведем еще лишь один случай, отмеченный у народа фан во французском Конго. «Каждый раз, когда с нашим темнокожим случается что-то неприят­ ное, беда, даже просто неудача, он приписывает это своему тотему,

218