Levi-Bryul_L_Pervobytny_mentalitet_SPb__2002

t польку, если бы им приснилось, что им надо убить нас, они бы оыпательно нас убили, если бы смогли»40.

11очему же индейцу столь настоятельно необходимо подчиниться юму, что приказано ему сновидением или, точнее, чтобы он, едва проснувшись, исполнил то, что он делал во сне? Этот вопрос неоднок­ ратно возникал перед отцами-иезуитами. Они отвечали на него всегда одинаково: для индейца это вопрос жизни и смерти. Если то, что он умидел во сне, не реализовано, индеец умрет, причем не только тогда, когда сон требует каких-то действий лично от него, но и в том случае, Iч ли он оказался простым зрителем в своем сне, в котором действова­ ли другие лица. В этом случае требуется, чтобы сон исполнили они. Каким бы странным и дорогостоящим ни оказалось требование сна, им не остается ничего иного, как подчиниться ему. Не дать человеку того, что ему приснилось, было бы жестокостью и разновидностью убийства, поскольку такой отказ мог бы довести его до смерти. Отсю­ да следует, что есть такие люди, которые должны раздать все, что имеют, без надежды на возмещение, поскольку что бы они ни отдава­ ли, им никогда ничего не вернут, если только им самим не приснится I он или они не притворятся, будто он им приснился. Однако в боль­ шинстве своем они слишком совестливы, чтобы пользоваться пригиорством, которое, по их мнению, стало бы причиной всяческих несчастий. Вместе с тем, находятся и такие, которые переступают через эту совестливость и обогащаются благодаря простому обма­ ну...»41 Если индейцы действительно испытывали те чувства, о кото­ рых пишут иезуиты, то такой обман должен был быть чрезвычайно редким. «Это — божество дикарей, к которому они испытывают не меньшее почтение, чем мы к самым святым вещам. Все приснившееся им должно быть исполнено, в противном случае видевший сон навле­ чет па себя ненависть всех своих родственников и почувствует на себе последствия их гнева»42.

Можно было бы подумать, что эта столь настоятельная потреб­ ность исполнить виденное во сне — особенность, присущая только индейцам Новой Франции. В действительности же ее обнаруживают п м других обществах, весьма далеких друг от друга, и причина ее ы ложена в самом менталитете этих обществ. Баротсе Южной Африки ••мерят в сны; часто можно видеть женщину, пришедшую попросить горсть проса, поскольку ей приснилось, что она заболеет, если такойго человек не даст ей горсти зерен»43.

11а Камчатке «если кто-либо хочет добиться расположения моло­ дой девушки, то ему достаточно лишь рассказать, будто ему присни­

89

лось, что он его получил; тогда она считает, что отказать ему в этом расположении будет большим грехом, потому что это может стоить ей жизни. Кому-то понадобится кукланда или барка, или какой-либо иной предмет, который он из-за своей бедности не может приобрести; ему нужно лишь сказать: сегодня мне приснился сон, что я спал в кукланде такого-то или такого-то. Тотчас же этот другой дарит ее ему, говоря так: «Возьми ее, она больше не моя» — так как он твердо верит, что если он ее ему не даст, это будет стоить ему жизни»44.

Здесь в случае «неисполнения» сна умрет не тот, кто видел сон, как это считают индейцы Северной Америки, а тот, кого видели во сне. Однако это различие, каким бы важным оно ни было с других точек зрения, не мешает тому, чтобы как в одном, так и в другом случае необходимость «исполнить сон» проявлялась с одним и тем же импе­ ративным характером. Нечто похожее встречается сегодня у курдов Малой Азии. «Они убеждают себя, что если их душа чиста (а это именно так, когда они ложатся спать после предписанных Кораном вечерней молитвы и омовения), то она вступает с райскими ангелами в столь тесную связь, что оказывается как бы в небесном блаженстве,

итогда она знает все, что ей необходимо, посредством снов, посыла­ емых ей Аллахом в знак дружбы или же в отместку, если их душа пребывает во грехе. Проснувшись, они не сомневаются, что их душа действительно видела то, что ей явилось во сне. Они действуют в соответствии с этой прочной и слепой убежденностью, что превраща­ ет их в настоящих злодеев и страшный бич для страны. Если они увидели во сне что-то такое, чего они домогаются и ищут, они не успокоятся до тех пор, пока всеми правдами и неправдами не станут обладателями этой вещи. Если им приснилось какое-то живое суще­ ство, предмет или имущество, принадлежащее другому (особенно хри­ стианину), то они не дадут себе передышки, пока не станут его вла­ дельцами, даже если для удовлетворения этой своей пагубной амби­ ции им придется применить силу оружия, пойти на убийство или грабеж. Если они увидели во сне врага или христианина (которого всегда рассматривают как враждебного их религии), они должны при первой же возможности лишить его жизни или разграбить его имуще­ ство. Для этих одержимых сны, следовательно, почти всегда стано­ вятся определяющим мотивом их преступлений и обманов»45.

Различие социальных условий у курдов и индейцев вполне объяс­ няет, каким образом то, что индейцы делают из чистой дружбы, у курдов становится частой причиной преступлений и убийств. Однако

ипри этом различии проявляется аналогия в обязанностях, и эта

90

iiiiiiлогия становится еще более правомерной, если обратить внима­ ние па причину, которой иезуиты объясняют данную необходимость. Почему надо, чтобы сны были «исполнены» любой ценой? Потому, иторит Шарлевуа, что, «по мнению ирокезов, всякая болезнь —это желание души, а умирают люди только потому, что ее желание не ni полнено»46.

Иезуиты в XVII в. высказывались на этот счет вполне определен­ но. «Они верят в то, что наша душа дает знать об этих естественных желаниях как посредством снов, так и словами; в случае выполнения них желаний душа довольна, и наоборот, если не выполняют того, чего она желает, она гневается и не только не обеспечивает своему 1глу благополучия и счастья, которые она хотела ему дать, но часто иоестает против тела и причиняет ему различные болезни и даже | мерть... Исходя из этих ошибочных представлений, большинство I уропов очень внимательно относится к своим снам и к тому, чтобы пап . своей душе все то, о чем она им объявила, когда они спали»47. I очно так же «они убежденно и непоколебимо верят, что если они не ш.шолнили того, что им приснилось, то с ними всегда произойдет несчастье. Я даже заметил, что большинство этих варваров едва дава­ ни себе труд следовать своим снам, когда они были здоровы; однако ка к только у них обнаруживалось малейшее недомогание, они сразу окапывались убеждены, что нет более верного лекарства, чтобы вылечиться и спасти свою жизнь, чем сделать все то, что им приснилось»48. | )днако, лишь при том условии, что болезнь —это не результат дей- | гний колдуна49.

11оследнее замечание отца-иезуита позволяет думать, что снами, которые надлежало безоговорочно «исполнить», были, как правило, <н ы больных или же такие сны, которые заставляли опасаться болез­ ни. Имеющиеся в нашем распоряжении примеры чаще всего носят как \ш такой характер. «Одной тяжело больной женщине в Оннонтаге приснилось, что ей нужно черное платье, чтобы излечиться. Однако поскольку жестокое избиение наших священников, которое совсем недавно учинили эти варвары, лишало их всякой надежды получить по платье от нас, они обратились к голландцам, и те за очень высо­ кую цену продали им сутану несчастного отца Понсе, которую с него некоторое время назад сорвали анньенхронноны. Приписывая ей свое исцеление, эта женщина выражает желание хранить сутану всю свою жизнь... Прошлым летом одна женщина, не сумев найти в Квебеке французскую собаку, за которой она туда пришла, потому что один ее племянник видел ее во сне, совершила второе путешествие более чем

91

в 400 лье сквозь снега, льды и по самым тяжелым дорогам для того, чтобы найти это животное, столь желанное там, куда его потом от­ правили»50.

Случается, однако, что, хотя речь о болезни и не идет, сон все равно должен быть «приведен в исполнение». О многочисленных примерах такого рода сообщают сами иезуиты. Вот один из характер­ ных. «Не так давно один человек из поселка Оиогоен увидел ночью во сне, как десять человек погрузились в замерзшую реку, войдя в нее через одну прорубь, а выйдя из другой. Проснувшись, он прежде всего устроил большой пир и пригласил на него десять своих друзей. Все они пришли и предались радости и развлечениям... Затем он расска­ зал им про свой сон, который, впрочем, их не удивил, поскольку в тот же час все десять вызвались его исполнить. Итак, пошли к реке, пробили лед и устроили две проруби на расстоянии пятнадцати шагов одна от другой. Ныряльщики разделись, и первый проложил путь остальным. Прыгнув в одну из прорубей, он благополучно вышел из другой; то же сделал и второй и остальные, до десятого, который расплатился за всех, так как не смог выбраться и бесславно погиб подо льдом»51. Для того чтобы побудить десять друзей этого индейца так рисковать жизнью, нужно было, чтобы сон выражал «желание души», которому нельзя было не подчиниться под страхом самых больших несчастий. Однако нам не сообщают, что этот индеец уже был болен.

Это замечание справедливо и в отношении тех снов, которые осо­ бенно интересуют миссионеров. Как и банту, о которых речь уже шла, индейцы решались обращаться в христианство лишь тогда, когда им снилось, что они это сделали, или, по крайней мере, когда во сне им давался такой совет. «Я совсем готов принять веру и стать христиани­ ном, хотя я и побаиваюсь, —так говорил нам один из этих несчастных невольников Сатаны, —потому что мой сон велел мне это сделать». И действительно, им ничто не кажется трудным, когда следует подчи­ ниться сну»52.

Здесь обнаруживается последняя трудность, на которую, по-види- мому, отцы-иезуиты не обращали внимания. Что же такое, в самом деле, эта душа, дающая во сне знать о своих требованиях, желания которой —это приказы, и выполнить их следует любой ценой? Тер­ мин «душа» весьма расплывчат. Может ли он иметь один и тот же смысл в сознании иезуитов и в коллективных представлениях индей­ цев? Последние, как нам говорят, допускают существование по край­ ней мере двух «душ» у каждого человека. Одна очень похожа на

92

и ('кий жизненный принцип, и ее судьба следует за судьбой тела, дру­ гая же в течение жизни обитает в теле, но покидает его в момент смерти. Она существовала до тела и она переживает его. Между этой иторой душой, гостьей тела, от которой зависит благополучие и сама жизнь человека во время его нынешнего существования, и опекаю­ щим его духом {génie tutélaire), его ангелом-хранителем, его личным ту god, по выражению Powell’a, его защитником, или его индивиду­ альным тотемом существует сопричастность, которую наблюдателям никогда не удавалось прояснить и которая, без сомнения, и не должна стать ясной. Эта тесная сопричастность, возможно, не доходит до слияния, до идентичности двух существ53. Но эта сопричастность, тем не менее, такова, что индеец чувствует себя целиком в зависимости от nom genius, который в любой момент может сделать его счастливым либо несчастным. Нет большего несчастья, чем навлечь на себя его немилость. Если индеец оттолкнет его от себя, он, безусловно, умрет.

Допустим, что сон является выражением воли genius’а: сразу же получают самое естественное объяснение те почтение, страх, потреб­ ность немедленного послушания, которые столь поразительно прояв­ ляются у индейцев. Исполнить приказание сна —это для них в самом деле вопрос жизни и смерти. Если какой-то человек отказывается дать или сделать другому то, что его genius во сне потребовал от него дать и сделать, то этим самым он действительно совершает своего рода убийство.

Впрочем, на деле терминология отцов-иезуитов весьма расплыв­ чата; бывает, что в их рассказах индивидуальный тотем индейца не отличается от его души. Об этом ясно говорит Шарлевуа: «В Акадии ьольному не отказывают ни в одной просьбе, потому что в таком состоянии его желания — это распоряжения опекающего его духа»

(vcnie tutélaire)54.

В очень многих случаях болезнь - это знак, сообщающий индей­ цу, что его дух-покровитель настроен против него или недоволен им in-за того, что одно из его желаний не удовлетворено, и что он грозит покинуть индейца, а это вызвало бы его смерть. Как узнать, каково по желание, и что могло бы удовлетворить genius? Сказать это может только он сам, и он даст знать об этом через сон, который надо будет обязательно исполнить. Эта гипотеза напрашивается с тем большим основанием, что своего духа-покровителя индеец впервые замечает через видение или во сне, спонтанном или вызванном нарочно. Дру­ гого способа узнать его нет. Индеец, следовательно, совершенно готов нсрить, что сны, по крайней мере некоторые сны, это сообщения,

93

сделанные ему его genius. Это станет обычным способом добиться откровений, а ведь известно, что отношения между индейцем и его индивидуальным тотемом постоянны. «Он должен чтить его, следо­ вать его мнению, заслужить его расположение, питать к нему полное доверие и опасаться последствий его гнева, если он не выполнит по отношению к нему своих обязанностей»55.

Чтобы завершить эту тему, я приведу отмеченный среди Chippeways факт частичного непослушания сну, который, можно считать, полно­ стью подтверждает нашу интерпретацию. «Вечером накануне выхода отряда одному из индейцев, чьим тотемом был медведь, приснилось, что если он отправится в некое болотистое место у подножья высокой горы почти в пяти днях ходьбы от моего вигвама, то он увидит боль­ шое стадо оленей и других животных, но нужно, чтобы его сопровож­ дало по крайней мере десять хороших охотников. Проснувшись, он рассказал свой сон другим и попросил их пойти вместе с ним. Все отказались, ссылаясь на то, что этот поход увел бы их в сторону от их пути, что их охотничья территория находится ближе. Индеец испы­ тывал к своему сну суеверное почтение, которое невежество и тради­ ция поднимают среди дикарей на большую высоту. Считая себя обя­ занным подчиниться сну, несмотря на отказ спутников, он ушел один и, подойдя к указанному месту, увидел приснившихся ему животных. Он немедленно выстрелил и убил медведя. Охваченный ужасом от такого результата и боясь гнева хозяина своей жизни, которого он, как полагал, смертельно оскорбил, он упал на землю и некоторое время находился без сознания. Потом, придя в себя, он поднялся и с трудом направился назад, к моему дому. По дороге он встретил дру­ гого могучего медведя, который повалил его на землю и разодрал когтями лицо. Рассказывая по возвращении об этом приключении, индеец в простоте своей натуры добавил, что медведь спросил его, что заставило его убить собственный тотем. На это он ответил, что не знал того, что в стаде, по которому он выстрелил, находился медведь, что он в отчаянии от такого несчастья и надеется, что медведь его пожалеет. Тогда медведь позволил ему уйти, велев впредь быть более осмотрительным и сообщить о происшедшем всем индейцам, чтобы их тотемы были в безопасности, а владыки жизни не гневались на них. Войдя ко мне, он очень серьезно посмотрел на меня и произнес эти слова: “Бобр (таково было индейское имя Лонга), я лишился доверия, мой тотем разгневался, я не смогу теперь охотиться!”»56.

94

Гл а в а I V

П р е д з н а м е н о в а н и я

I

Вслед за сновидениями, побуждающими первобытный менталитет к непосредственному общению с миром невидимого и потому состав­ им ющими одну из главных частей его опыта, следуют предзнаменова­ ния, также поставляющие ему сведения о действии мистических сил,

•п.о присутствие оно чувствует повсюду. Предзнаменования, таким образом, это случающиеся спонтанно откровения. Чаще всего первооытный человек интерпретирует их немедленно, не испытывая необ­ ходимости размышлять над ними, благодаря установленным между его коллективными представлениями предсвязям. Такая-то птица слышна слева, такое-то животное перешло дорогу и т.д.: счастливое пли несчастливое значение предзнаменования схватывается в то са­ мое время, как замечен сам факт. И тогда, сообразно происшедшему, мпбо с еще большей решимостью продолжают начатое предприятие, /шбо отказываются от него. В этом первобытный человек лишь под­ чиняется данным опыта, среди которых предзнаменования занимают первое место; это происходит примерно так же, как врач соотносит ( мои предписания с симптомами, свидетельствующими о состоянии ( юльного.

Наблюдение предзнаменований практиковалось в античных об­ ществах и особенно в Римской республике, где оно являлось офици­ альным институтом, а латинские авторы сделали его нам хорошо иавестным. Тем не менее мы совершили бы ошибку, заранее, без проверки, допустив, что то, что верно в отношении предзнаменова­ ний в классической античности, так же обязательно справедливо и в отношении предзнаменований в низших обществах. Будет правиль­ ным изучить сначала предзнаменования у первобытных людей так,

95

как если бы нам были неизвестны предзнаменования древних и те теории, которые они выводили из них. Возможно, что тогда анализ собранных среди первобытных людей фактов прольет иной свет и на предзнаменования в классических обществах и сделает их нам более понятными, а если в самом ходе этого исследования не будет сделано преждевременных сравнений, то оно окажется в результате лишь более плодотворным.

Итак, оставим в стороне, по крайней мере временно, предзнамено­ вания греков и римлян и займемся теми, которые наблюдают перво­ бытные люди. Для того, чтобы хорошо понять их и проникнуть в такое состояние ума, которое вызывает появление этих предзнамено­ ваний, необходимо сделать два предварительных замечания.

1. Предзнаменования объявляют, например, что предприятие, ко­ торое собираются осуществить, либо увенчается успехом, либо потер­ пит неудачу; они же предупреждают о более или менее непосредствен­ но угрожающей опасности, о которой люди не подозревают. В этом состоит их отличие от других откровений, которые постоянно и всю­ ду воспринимает первобытное мышление. Известно: все, что необыч­ но, это откровение. Любой внезапный случай —это откровение, по­ скольку ничего не бывает случайного, и то, что хоть в малейшей степени выходит за рамки обычного, обнаруживает действие оккуль­ тных сил. Однако откровения такого рода чаще всего касаются про­ шлого. Они, например, дают знать, что против кого-то совершены магические действия, что были нарушены табу, что мертвые недо­ вольны, поскольку их желаниями пренебрегли, и т.п. Таким образом, предзнаменования —это лишь один вид в роде, который состоит из множества других видов. Предзнаменования —это откровения, каса­ ющиеся будущих событий. В качестве таковых они имеют первосте­ пенную важность, потому что будущее еще полно случайностей, а знание прошлого, во мнении первобытных людей, чаще всего ценно лишь потому, что представляет интерес для настоящего или для буду­ щего.

Но мы знаем, что время им не представляется совершенно так же, как и нам. Они не видят этой своего рода прямой линии, тянущейся в бесконечность перед их мысленным взором и всегда похожей на са­ мое себя, на которой располагаются события, на которой предвиде­ ние может их заранее разместить в однолинейной и необратимой последовательности, где они с необходимостью следуют одно за дру­ гим. Для первобытного человека время не является, как для нас, чем-

96

то вроде интеллектуализированной интуиции, «порядком преемствен­ ности». Еще менее оно является однородным quantum. Оно скорее качественно ощущается, чем представляется. Если два события долж­ ны следовать одно за другим с определенным интервалом, то перво­ бытный человек ясно видит второе как будущее по отношению к первому, но при этом он не четко различает отделяющие их друг от друга сроки, если только, чего на самом деле не бывает, эти сроки не представляют для него исключительного интереса.

Короче говоря, имеющее произойти событие, как правило, не по­ мещается определенным образом на том или ином расстоянии на пинии будущего времени; и представляется, и чувствуется оно неясно, просто как долженствующее случиться1.

2. Эта мыслительная особенность у первобытных людей связана, как было видно, с их привычкой принимать во внимание причин­ ность мистического типа. Если линия времени для них не протягива­ ется, как для нас, в направлении будущего, если она, напротив, почти ( разу же прерывается, то это объясняется тем, что она не поддержипается причинным рядом связанных друг с другом предшествующих и последующих членов. Первобытный менталитет не восходит и не ( пускается по цепочке условий, которые сами являются обусловлен­ ными. Он, как и наш, обычно отталкивается от непосредственного чумственного данного, однако тут же покидает то, что мы называем объективной реальностью, для того, чтобы заняться обнаружением оккультной, мистической причины, невидимой силы, проявившейся путем некоего изменения чувственного данного. Часто даже бывает так, что эта оккультная сила заранее указана ему через пред-связи между его представлениями. Неспособность представить себе регу­ лярно упорядоченное будущее, безразличие к поиску рядов естествен­ ных причин —это лишь два аспекта одного состояния ума.

Отсюда и первостепенная значимость и неотъемлемая функция предзнаменований в жизни первобытных народов. Чем могут быть предзнаменования для умов, привыкших, как наши, представлять себе незыблемый порядок природы, рассчитывать на этот порядок и ( читаться с ним, основывать на этом порядке свои надежды и опасе­ ния? Простыми знаками, заранее открывающими то, к чему обяза­ тельно приведет этот природный порядок в силу управляющего ряда­ ми причин и следствий детерминизма. Предположим, что эти знаки не появляются или, если они появляются, то никто их не видит и не замечает: все равно ведь в событиях ничего не изменится — след­

97

ствия, конечно же, произойдут, поскольку для них существовали при­ чины. Предзнаменования, следовательно, остаются для рядов при­ родных явлений чем-то внешним. Однако поскольку эти ряды часто очень длинны и сложны, а наша способность рационального предви­ дения весьма слаба, то мы охотно воображаем, будто какая-то друже­ ственная нам сила приподнимает над будущим завесу и позволяет нам сразу же увидеть тот предел, которым завершится ряд. Это нечто вроде любезности, удовлетворяющей наше нетерпение знать. В самом же ходе вещей от этого не меняется ничего.

Однако такая концепция незыблемого мирового порядка не явля­ ется основой для первобытного менталитета. Причинность, которая обычно ему представляется, иного типа. Следовательно, и предзнаме­ нования будут для него иметь иное, чем для нас, значение. Будучи проявлениями мистических и оккультных сил, которые одни только и являются причинами, предзнаменования играют первостепенную роль в свершении того, о чем они объявляют. Открыть то, что про­ изойдет, —не единственная их функция: того, что они открывают, без них бы не произошло. Поскольку будущее, которое предсказывают предзнаменования, воспринимается как ближайшее, как уже реаль­ ность, то эти предзнаменования воспринимаются как определяющие это будущее и, одновременно, как являющие его. Здесь выступает закон сопричастия, и абстрактный анализ этого мыслительного про­ цесса мог бы сделать его полностью понятным, лишь исказив его. Лучше дать возможность говорить фактам, рассматривая их в свете предшествующих замечаний.

II

Привычка наблюдать предзнаменования и сообразовываться с ними встречается во многих низших обществах, но нигде она, вероят­ но, не развита до такой степени, как у даяков и большинства других туземцев на Борнео. Именно здесь мы находим самые подходящие условия для ее изучения. В нашем распоряжении многочисленные и обычно совпадающие свидетельства и среди них есть в высшей степе­ ни ценные, например сообщения доктора Нивенгейса и Перхэма.

Перхэм хорошо показал признаваемую туземными племенами власть предзнаменований и приписываемую им силу. «Они твердо верят, что в них — основа любого успеха. У них бесконечное число историй, в которых рассказывается о неудачах, болезнях и смертях, случившихся в результате того, что люди имели неосторожность пре­

98