Глава 15. Браганская династия

Независимость Португалии не изменила ее экономического или международного положения. Из-за многолетней войны с Испанией дела шли от плохого к худшему. Португальцы потеряли контроль за Аравией и Персидским заливом (1650). Победа Кромвеля в Англии втянула Португалию в войну на стороне роялистов, которая закончилась поражением Португалии и договором, согласно которому Португалия открыла доступ англичанам в страну и во все заморские владения и предоставила англичанам возможность руководствоваться британскими интересами в организации перевозок внутри португальской империи.

28 лет Португалия не могла уладить отношения с Папой Римским, обострившиеся из-за жалобы Испании на лиссабонский переворот 1640 г. В 1668 г. 20 из 28 епископств не имели законных прелатов. Это создавало в Португалии сильные трения. Договор с Испанией о мире и нерушимости границ был подписан Португалией в 1668 г. после многолетней изнурительной войны. Жуан IV (1642—1656) избегал жесткого абсолютизма, распределяя свои полномочия среди знати и бюрократии. Его наследник Афонсу VI (1656—1683) был физически и психически не способен к государственному правлению, и аристократия, особенно ее консервативная часть, усилила свои позиции. Неспособная без твердой централизации отстоять свои интересы, Португалия подписала в 1661 г. кабальный договор с Нидерландами в дополнение к тому, который чуть раньше заключила с Англией [2, 329—333].

Когда обременительные для Португалии договоры 1641—1642, 1654 и 1661 гг. вступили в силу, то они оказались убийственными для португальских купцов. Английские, нидерландские, немецкие и французские купцы, поселившись в Лиссабоне, заняли все главные позиции. Инквизиция, действуя беспрепятственно, громила португальских предпринимателей, заподозренных в связях с заграницей. Португальская буржуазия оказалась в безнадежном положении и пошла на убыль.

Договор 1703 г. между Португалией и Британией установил своего рода неоколониальные отношения: Британия согласилась покупать португальские вина, но Португалия стала открытой для британского текстиля, который стоил много дороже вина, и разница покрывалась Португалией бразильским золотом (см. ниже), которое перетекало из Лиссабона в Британию и сыграло немаловажную роль в создании условий для английской промышленной революции [8, 9—10].

В XVII в., когда в Англии цехи ремесленников сошли с исторической сцены, корпорации ремесленников в Португалии только достигли прочного положения. Их деятельность была направлена против всех новаций и тех, кто вопреки корпоративным правилам вводил новые методы производства. Корпорации ремесленников играли в производстве товаров ту же роль, что в другие времена университеты в интеллектуальной жизни португальцев, а инквизиция и иезуиты — в духовной. Ремесленников крепко держали в узде. Их корпорации лишились представительства в кортесах и муниципальных советах, где места были заняты аристократией и духовенством.

Кортесы собирались во второй половине XVI в. только пять раз и еще пять раз в 1641—1668 гг., когда нужно было восстановить независимость Португалии. Абсолютизм набрал силу, и кортесы стали не нужными монарху [2, 294—298].

Правительство пыталось инициировать создание торговых компаний. В 1649 г. была основана компания по торговле с Бразилией. Ей была выдана хартия на 20 лет, но капиталов не хватало, и в 1662 г. компания была национализирована короной, став еще одним государственным департаментом, ответственным за сопровождения караванов коммерческих судов и охрану их от пиратов.

Денег не хватало на самое необходимое, и португальское правительство с 1641 по 1668 г. четырежды уменьшало содержание серебра в монетах, в итоге оно было снижено в два с лишним раза, а содержание золота — почти в 3 раза. Доходы от заморских территорий в XVII в. падали [2, 276—278].

Угасавшую торговлю с Востоком заменил импорт бразильского сахара, что позволило короне спасти свою финансовую систему от полного краха. Но для производства сахара нужны были рабы. Местные индейцы по ряду причин для этого не годились. В 1570—1600 гг. в Бразилию было привезено 50 тыс. африканских рабов, в 1600—1650 гг. — 200 тыс., в 1650—1670 гг. — 150 тыс. Половина рабов погибала в пути или вскоре после прибытия в Бразилию. Работорговля была монополией короны. Каждый работорговец платил королю от 22 до 80 тыс. крузаду ежегодно.

Еще одной статьей экспорта, являвшейся монополией короны, была древесина. Пора табака началась после 1650 г. Табак сменил сахар в качестве главной статьи бразильского экспорта. Наконец, в XVII в. передовые позиции в экспорте Бразилии занял хлопок. Торговля сахаром, табаком, хлопком, и др. была свободной, корона получала только налоги. На все продукты земледелия платился налог ордену иезуитов, которые в Бразилии представляли правительство [2, 361—364].

С 1670 г. конкуренция испанских, французских и английских колоний в Америке сбила цены на сахар, табак и хлопок. Застой в торговле 70-х гг. XVII в. заставил правительство впервые в португальской истории развивать собственные мануфактуры, например, производство шелковых и шерстяных тканей, но результаты были ограниченными, и после 1690 г., когда внешняя торговля вновь начала расти, все попытки стимулировать португальскую промышленность были прекращены. Дело в том, что в конце XVII в. началась добыча золота в Бразилии, и в Лиссабон было доставлено в 1699 г. 725 кг, в 1701 — 1785, в 1714 — 9000, в 1720 — 25 000, в 1725 г. — 20 000 кг. Поток золота гарантировал затяжной наркоз португальской промышленности и застой в развитии крестьянского хозяйства. Дворянство наслаждалось импортом, оплаченным грабежом колоний [5, 400—401]. С началом добычи золота в Бразилии (1693) португальские промышленные товары проиграли импортным в конкурентной борьбе. Политика развития промышленности была отменена, а один из ее авторов покончил жизнь самоубийством.

Дворянство не могло и не хотело быть предприимчивым. В отсутствие инвестиций, крестьяне вели натурально-оброчное хозяйство на землях феодалов, уровень жизни крестьян едва ли превышал прожиточный минимум и мало изменился в XVIII в. со времен Средневековья [5, 402].

С 1725 г. золотой поток из Бразилии стал ослабевать, и в 70-х и 80‑х гг. Португалия получала чуть больше, чем по 1 т золота ежегодно. Общее количество золота, полученного из Бразилии, многократно превысило то, что было вывезено Португалией из Африки и Испанией из Америки в XVI в. Но главным образом золото оседало в Англии, Нидерландах, Генуе и других европейских странах. Оно стимулировало европейскую экономику и особенно английскую. Важно отметить, что и в начале XVIII в. право на золото имела только португальская корона, которая, следовательно, и несла ответственность за нерадивое использование несметного богатства. Однако традиционная ориентация культуры португальцев на абсолютную монархию оставалась незыблемой [2, 389—392].

Вторая попытка развития промышленности была предпринята в Португалии в начале кризисного периода после 1712 г. Французские и английские капиталы, мастера и машины были привлечены для строительства новых мануфактур по производству текстиля и стекла. Была построена большая железоделательная фабрика, приняты меры для развития производства мыла, бумаги, кожи, шелка, пороха, для поддержки судостроения. Но результаты были плохими [2, 383].

В тот период, когда поток золота из Бразилии только начал ослабевать, в Португалию с 1728 г. стали поступать бразильские алмазы, что немного продлило призрачное благополучие страны.

В начале XVIII в. аристократия отчетливо разделилась на две группы. Одна из них — «аристократы шпаги» — состояла из тех, кто был связан с прошлым, ценил свою родословную и кровное родство, защищал отжившие методы руководства и экономической деятельности, подчеркивал роль земельной собственности и сельского хозяйства. Другая — «аристократы мантии» — тех, кто признавал получение титула государственными служащими, образованными людьми и даже буржуазией, заинтересованными в развитии торговли и промышленности, а также в получении доли прибыли. За каждой группой стояла поддержка из-за рубежа: за первыми стояли Франция и Испания, а за вторыми — Англия и Нидерланды. Деятельность определяла сознание.

Жуан V (1706—1750) упрочил положение короны в стране, расширив бюрократию и слой интеллигенции. «Аристократией шпаги» он успешно управлял пожалованиями и подарками и имел власть над нею. Португальский королевский двор состязался в великолепии с двором французского короля. Бразильское золото позволяло это делать не только королю, но и аристократии. Были воздвигнуты величественные дворцы, церкви. Это был век пьянства, обжорства, разврата, оргий и кутежей. Король и многие аристократы имели детей от монахинь, женские монастыри стали публичными домами аристократии, а не религиозными обителями. И даже в разгар этого «веселья» инквизиция продолжала регулировать общественное поведение, смотря сквозь пальцы на «грешки» королевского двора и безжалостно преследуя любые следы религиозной ереси. Инквизиция до ее отмены в 1769 г. многих отправила на плаху, сделав Португалию страной, презираемой просвещенной частью Европы. Вольтер описывал, как монахи и монахини, толпившиеся на улицах Лиссабона, казались часто более многочисленными, чем обычные граждане. Не проходило и получаса без религиозной процессии, перед которой все должны были преклонить колени либо быть арестованными агентами инквизиции [8, 10; 2, 240]. Старая знать стала сходить со сцены и вынуждена была принять вызов от «аристократии мантии» (бюрократии, просвещенных людей, а позже и богатых торговцев). Она удалилась в свои имения и усилила влияние в местных органах власти, особенно на севере [2, 395]. Назревали перемены.