Обонятельный тип характера (Часть II)

Предыдущий выпуск мы закончили цитатой из романа Патрика Зюскинда "Парфюмер". Длинная цитата потребовалась для иллюстрации проблемы, поднятой в романе, и, главное, для того, чтобы показать психологический портрет автора романа - ну кто так проникновенно может описать проблему обонятельного эротика? И далее весь роман переполнен блестящими примерами, осложнявших жизнь обонятельных эротиков. Дитя привыкает к запаху груди и биению сердца. Ребенок здоров, вот и не пахнет! Пахнут только больные дети. К примеру, если у ребенка оспа, он пахнет конским навозом, а если скарлатина, то старыми яблоками, а чахоточный ребенок пахнет луком. Чем пахнут здоровые младенцы? - их ножки пахнут теплыми камешками... или как сливочное масло. А тельце - вроде галеты размоченной в молоке. А головка, с затылка... пахнет карамелью. В том-то и дело, что младенец, если его содержать в чистоте, вообще не может пахнуть, как не может говорить, бегать или писать (автор указывает, что эмоциям и сопровождающим и сопровождающим эти эмоции запахам мы прижизненно научаемся, как письму, ходьбе и пр.) (развитие или неразвитие эмоций - это тоже психический процесс. Неразвитые эмоции впоследствии заменяются суррогатными - водка, наркотики. Развитая эмоциональность не нуждается в суррогатах - более того, эти суррогаты даже мешают настоящим развитым эмоциям в их проявлении и прочувствовании. "Тут ребенок проснулся. Сначала проснулся его нос. Крошечный нос задвигался, задрался кверху и принюхался. Он втянул воздух и стал выпускать его короткими толчками, как при несостоявшимся дыхании. Потом нос сморщился (от воспринятой вони) и ребенок проснулся. Ребенок чуял чужого, вонявшего потом, уксусом, кислой капустой и нестираным бельем".

Обонятельный ребенок произнес первое слово "рыба". Оно тоже воняет! Со словами, которые не обозначали пахнущих предметов, то есть с абстрактными понятиями, прежде всего ЭТИЧЕСКИМИ и МОРАЛЬНЫМИ, у него были самые большие затруднения. Он не мог их запомнить, путал их, употреблял их часто неправильно: право, совесть, бог, радость, ответственность, смирение, благодарность и т.д. С другой стороны, обиходного языка вскоре оказалось недостаточно, чтобы обозначить все те вещи, которые он собрал в себе как обонятельные представления. Вскоре он различал по запаху уже не просто дрова, но их сорта: клен, дуб, сосна, вяз, груша, дрова старые, свежие, трухлявые, гнилые, замшелые, он различал на нюх даже отдельные чурки, щепки, опилки - и различал их так ясно, как другие люди не смогли бы различить даже на глаз. С другими вещами дело обстояло примерно так же (обонятельное зрение в темноте). Такой роман без обонятельной эротики не написать!

Гротесковое расхождение между богатством обонятельно воспринимаемого мира и бедностью языка вообще заставили маленького Гренуя усомниться в самом языке; и он снисходил до его использования, только если этого непременно требовало общение с другими людьми. К шести годам он полностью обонятельно постиг свое окружение, пространство. Он помнил сто тысяч специфических, единственных в своем роде запахов и держал их в своем распоряжении так отчетливо, так живо, что не только вспоминал о них, если слышал их снова, но и на самом деле их слышал, если снова вспоминал о них; более того - он даже умел в своем воображении по-новому сочетать их и таким образом создавать в себе такие запахи, каких вообще не существовало в действительности (ведь может же оральник чувствовать воображаемый вкус пищи). Он как бы овладел огромным словарем, позволявшим ему создавать из запахов любое число новых фраз (как музыкальный вундеркинд) но творческая деятельность этого вундеркинда разыгрывалась только ВНУТРИ него и не могла быть замечена никем, кроме него самого. Внешне он становился все более замкнутым. Ему неведом детский страх темноты, даже в подвал он никогда не брал с собой фонаря, он, не входя в помещение, знал, кто именно находится там. Он знал, что в цветной капусте притаилась улитка, прежде чем кочан успевали разрубить, или где спрятаны деньги. Он даже будущее мог предвидеть: задолго до прихода человека докладывал о его визите, или о приближении грозы (озон). Он знал человека с первого чуткого вздоха. Его нюх распутывал узлы испарений и вони на отдельные нити основных, более неразложимых запахов. Ему доставляло невыразимое удовольствие распутывать и прясть эти нити: например, запах глаженого шелка, тимьянового чая, куска вышитой серебром парчи, запах пробки от бутылки с редким вином, запах черепахового гребня. Он гонялся за незнакомыми запахами, ловил их со страстностью и терпением рыбака и собирал их вместе, в себе. Досыта нанюхавшись густого запаха, он ловил тонкие; так сказать, носом видел все пространство. Море пахло: как надутый парус, в котором запуталась вода, соль и холодное солнце - запах был большим и своеобразным - рыбное, соленое, водянистое, водоросли, свежесть и т.д. Он заметил, что некоторые духи одурманивают мозг и привлекают его обоняние, хотя остаются грубыми и пошлыми, разбавленными, а не скомпонованными, и он знал, что мог бы изготовить иные благовония. Он изобретал в играх запаховые фантазии, как ребенок, играющий в кубики. Чувствовал даже атом нежного запаха, который то благоухал намеком, то исчезал... но он шел к нему словно против воли! Обычно люди пахли совершенно неинтересно, пошло, убого. Дети пахли безвкусно, от мужчин несло мочой (самцы метят территорию), острым потом и сыром, от женщин - прогорклым салом и гнилой рыбой. Люди пахли не интересно, отталкивающе... И вот впервые в жизни Гренуй не поверил своему носу, и ему пришлось призвать на помощь глаза, чтобы убедиться, подтвердить свои обонятельные впечатления - девушка. И он чуял пот ее подмышек, жир ее волос, рыбный запах ее чресел и испытывал величайшее наслаждение. Ее пот благоухал, как свежий морской ветер, волосы - как ореховое масло, чресла - как букет водяных лилий, кожа - как абрикосовый цвет... и соединение всех этих компонентов создавало роскошный, гармоничный, волшебный, неведомый аромат, который он, играя когда-то, возводил внутри себя. Сто тысяч ароматов не стоили одного этого, это была сама красота. Он хотел как бы поставить личное клеймо на этом запахе, овладеть им, познать его до мельчайших подробностей, до последнего нежнейшего оттенка: просто общего воспоминания о нем недостаточно. Отныне, впредь мыслить, жить, обонять мир в соответствии с внутренними структурами этой волшебной формулы запаха. Он медленно продвигался к девушке и встал у нее за спиной. Обернувшись, она оцепенела от ужаса, и ему вполне хватило времени, чтобы сжать руками ее шею. И он не видел ее, ибо душил ее с закрытыми глазами (выключил лишние анализаторы), он боялся лишь одного - потерять хоть каплю ее аромата, КОТОРЫЙ ВСЕ БОЛЕЕ И БОЛЕЕ ОБОСТРЯЛСЯ С НАРАСТАНИЕМ ПРЕДСМЕРТНЫХ СУДОРОГ. (Эмоция страха смерти - вот содержание этого запаха - вспомним "Записки из мертвого дома" Достоевского).

Итальянец Маурицио Франжипани еще в 15-ом веке сделал открытие, что ароматические вещества растворимы в винном спирте. Смешав свои пахучие порошки с алкоголем и перенеся тем самым их запах на летучую жидкость, он освободил запах от материи, одухотворил его, изобрел запах, как чистый запах, короче: создал духи. Солнечный свет вредит любому пахучему веществу. Нельзя ловить обонятельные впечатления прямо из бутылки. Духи следует нюхать в свободном, летучем состоянии и никогда - в концентрированном. Он смочил несколькими каплями носовой платок, помахал им в воздухе, чтобы убрать алкоголь, а потом приблизил к носу. Тремя очень короткими резкими толчками он втянул в себя воздух, еще раз принюхался и в заключении сделал глубокий вдох и медленно, с многократными задержками, выдохнул воздух, словно выпуская скользить по длинной плоской лестнице. Он бросил платок и откинулся на спинку кресла. Духи были отвратительно хороши... В них не было ни тени вульгарности. Абсолютно классический запах, завершенный и гармоничный. И в то же время восхитительно новый. Он был свежим, но не назойливым. Он был цветочным, но не слащавым. Он обладал глубиной, великолепной, притягательной, роскошной темно-коричневой глубиной - и при этом в нем не было ни перегруженности, ни высокопарности. Второе правило гласит: духи живут во времени; у них есть своя молодость, своя зрелость и своя старость. И только если они во всех трех возрастах источают одинаково приятный аромат, их можно считать удачными. Наконец нос сам избавил его от этой муки: аллергически распухнув изнутри, он как бы закупорился восковой пробкой. Теперь он вообще ничего больше не слышал и едва мог дышать. Нос был забит как при тяжелом насморке, а в уголках глаз стояли слезинки. В аромате есть убедительность, которая сильнее слов, очевидности, чувств и воли. Убедительность аромата неопровержима, необратима, она входит в нас подобно тому, как входит в наши легкие воздух, которым мы дышим, она наполняет, заполняет нас до отказа, против нее нет средств (убедительности).

Это, пожалуй, посильнее, чем жест - это прямо в эмоциональный аппарат бьет. Попробуй после этого переубедить обонятельного эротика в чем-либо!