Рекомендуемая литература

1. Апресян Ю.Д. Избранные труды: В 2 т. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография.  М., 1995. 

2. Кузнецова Э. В. Лексикология русского языка: Учеб. пособие для филол. фак. ун-тов.  М., 1989.

3. Михайлова О. А. Ограничения в лексической семантике: Семасиологический и лингвокультурологический аспекты.  Екатеринбург, 1998.

4. Новиков Л. А. Семантика русского языка: Учеб. пособие.  М., 1982. 

5. Попова З. Д., Стернин И. А. Лексическая система языка.  Воронеж, 1984.

6. Скляревская Г. Н. Слово в меняющемся мире: Русский язык начала XXI столетия: состояние, проблемы, перспективы // Исследования по славянским языкам. 2001. № 6. С. 177-202.

Прагматический компонент лексического значения слова

Прагматическое значение лексического значения слова (далее - ПКЛЗС) – это «исторические, культурные, социальные условия и вся совокупность человеческих знаний и верований, в среде которых происходит деятельность языка и которые оказывают влияние на использование языка и на отношение к нему» (В.А. Звегинцев). Вычленение прагматического компонента значения в слове стало возможным при понимании последнего как сложного образования, состоящего из иерархически организованных семантических компонентов. Такое понимание лексического значения слова сложилось благодаря появлению на базе дифференциального подхода интегральной концепции значения, которая стала расширительным подходом к значению.

Понятие ПКЛЗС одно из самых сложных в лексической семантике, поскольку споры касаются не только его дефиниции, но и вообще его наличия в лексическом значении слова (далее ЛЗС).

Термин «прагматика» употребляется в лингвистике в разных значениях – от самого широкого (наука о функционировании языка в обществе) до самого узкого (часть семиотики, изучающая отношение знака к интерпретатору). Определение прагматики зачастую зависит от исходных позиций исследователя и значительно различается в трудах лингвистов, разрабатывающих проблемы синтаксиса, семантики, стилистики, риторики, речевой деятельности, лингвострановедения и т.д. Как правило, к прагматике относят все то, что не вписывается в традиционные рубрики разделов языкознания. Для синтаксистов прагматика – это остаток при синтаксическом и семантическом анализе, например, нестандартные и аномальные предложения; для семасиологов – это оценочные и примыкающие к ним значения слов и предложений, а также вытекающие из контекста ассоциации и коннотации; для стилистов и специалистов по риторике – это использование языка с целью воздействия, язык рекламы, психотерапии, это стратегии вежливости, этикета, аргументации; для тех, кто изучает речевую деятельность в целом, - это постулаты общения, речевые акты, невербальное общение.

Термин «прагматика» (от греч. πρ’αγμα «дело, действие») был введен в научный обиход одним из основателей семиотики – общей теории знаков – Ч. Моррисом. Он разделил семиотику на синтактику – учение об отношениях между знаками, семантику – учение об отношении знаков к объектам действительности, и прагматику – учение об отношении знаков к их интерпретаторам, т.е. к тем, кто пользуется знаковыми системами.

В более поздней работе, отметив, что термины «прагматика», «семантика» и «синтактика» успели уже приобрести двусмысленность, которая грозит скорее затемнить, чем сделать долее ясными проблемы данной области, т.к. употребляются одними авторами для обозначения подразделов самой семиотики, а другими – для обозначения видов знаков в тех языках, с которыми имеет дело семиотика, Ч. Моррис определяет семантику как исследование сигнификации, имеющее в виду означивание, а прагматику – как исследование образования, использования и воздействия знаков.

В начале ХХ века лингвистика восприняла и развила основные принципы семиотического подхода к языку. Они определили долгий и в ряде отношений плодотворный период ее развития, прошедший под знаком идей Ф. де Соссюра. В то же время и семантическая, и прагматическая «главы» семиотики оставались вне поля ее внимания. Более того, в кредо структурной лингвистики входил тезис о нерелевантности для языкознания всякого рода внешних по отношению к языку и неустойчивых явлений, связанных с психологическими, стилистическими и даже собственно коммуникативными аспектами речи. Структурная лингвистика была сосредоточена на моделировании языка как самодостаточной системы инвариантных единиц – фонем и морфем, образуемых дифференциальными признаками, и только ими. В большинстве работ, выполненных в русле структурализма, семантика приравнивалась к энциклопедическим знаниям, а прагматика не упоминалась вообще. Обращение к внеязыковой действительности, процессам коммуникации и ее участникам считалось противным духу (если не букве) семиологии. Теоретическая лингвистика становилась все более абстрактной и замкнутой дисциплиной, охваченной идеей самоопределения. Она порывала связи с психологией, социологией, историей и этнографией. Внутри структурной лингвистики ущемлялись интересы семантики. Язык жестко членился на уровни, каждый из которых рассматривался как замкнутая система. Структурной лингвистикой владело стремление к отъединению и разделению. Расстояние между языком и жизнью росло. Естественный язык сближался с искусственными знаковыми системами, принимаемыми за его упрощенную модель.

Приблизившись к пику, расстояние между языком и жизнью стало сокращаться. Прежде всего были восстановлены связи между языком как объектом лингвистических исследований и отображенной в нем действительностью. Началась эпоха семантики. Дистанция, отделяющая язык от жизни, сократилась. Было вновь и заново осознано, что не только язык рисует эскиз мира, но и жизнь дает ключ к пониманию многих явлений языка и речи. Это второе направление отношений и стало определяющим для прагматических исследований.

Формированию теории прагматики способствовали взгляды ученых, изучавших вопросы философии языка, таких как Л. Витгенштейн, Дж. Остин, Дж. Серль, Г.П. Грайс и др. Они разработали логико-философское по исходным интересам и лингвистическое по результатам учение о строении элементарной единицы речевого общения – речевого акта, понимаемого как актуализация предложения, причем речевое общение рассматривается как форма проявления преимущественно межличностных отношений.

В ТРА единый РА предстает как сложное образование, которое можно анализировать на трех уровнях. На первом уровне РА рассматривается как пропозициональный акт, то есть акт обозначения некоторой ситуации, который можно разложить на составляющие его акты двух видов – акты референции, т.е. акты обозначения лиц и объектов, участвующих в ситуации, и акты предикации, т.е. акты приписывания этим лицам и объектам определенных свойств и/или отношений. Так, употребляя предложение К Градусову подошел околоточный мы совершает пропозициональный акт, состоящий в обозначении соответствующей ситуации, в ходе которого мы совершаем два акта референции – обозначаем одно лицо как Градусова и другое как околоточного, и один акт предикации – мы приписываем околоточному действие подхода к Градусову.

На втором уровне рассмотрение РА трактуется как действие, совершаемое в определенных условиях, с определенной целью, которую говорящий доводит до сознания адресата. Так, в предложении Равняйся! целью является команда. Помимо цели исследуется психологическое состояние говорящего (ментальное, волевое, эмоциональное), соотношение социальных статусов говорящего и слушающего, связь высказывания с интересами говорящего, связь высказывания с остальной частью дискурса, связь высказывания с деятельностью в рамках определенных социальных институтов (таких, например, как парламент, суд, церковь и т.д.), стиль осуществления РА.

На третьем уровне РА рассматривается в отношении к своим результатам – к тому воздействию, которое он оказал на слушающего. Так, употребив предложение Попробуй только! с целью угрозы, мы можем испугать адресата, насмешить его, заставить ретироваться и т.д.

Итак, в семантической структуре предложения выделяется дополнительный к пропозициональному содержанию прагматический компонент, характеризующий условия употребления этого предложения, и, в первую очередь, - цель, с которой оно используется. ТРА продемонстрировала важность учета подлежащей распознаванию цели (намерения) говорящего для объяснения процессов речевого взаимодействия. Была выявлена, с одной стороны, взаимосвязь намерения с экстралингвистическими факторами. С другой стороны, были выявлены основные формы отражения цели (намерения) говорящего в языковой структуре предложения. Кроме того, в ТРА затронут ряд вопросов, входящих в компетенцию теории речевой деятельности. Это проблема типологии коммуникативных неудач, учение об условия успешности речевых актов, типология первичных речевых жанров и т. д.

Прагматизация значения имела далеко идущие последствия. Значение высказывания стало считаться неотделимым от прагматической ситуации, а значение многих слов начали определять через указание на коммуникативные цели РА. Значение слова стало рассматриваться в связи с коммуникативной направленностью РА, т. е. как орудие, посредством которого мы совершаем действие. Этот подход нашел отражение в определении значения оценочных слов (Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева).

Оценочность первоначально изучается на материале языковых выражений. Оценочная модальность определяется высказыванием в целом, а не отдельными его элементами, и является компонентом высказывания. Включаясь в контекст, оценка характеризуется особой структурой, содержащей ряд обязательных и ряд факультативных элементов. Эту структуру можно представить как модальную рамку, которая накладывается на высказывание и не совпадает ни с логико-семантическим построением, ни с синтаксическим. Главными элементами оценочной модальной рамки являются субъект (лицо или социум, с точки зрения которого дается оценка), объект (лицо, предмет, событие или положение вещей, к которым относится оценка), а также шкала оценок и стереотипы, на которые ориентирована оценка. Так, в предложении По-моему, он большой ловкач в модальную рамку входит субъект оценки «я», объект «лицо», оценочное отношение «хорошо».

Анализ оценочных слов в составе высказываний показал, что оценочность присуща не только языковому выражению, но и слову. Обращение к категории оценке способствовало переносу прагматики из сферы РА в сферу лексикологии, что позволило рассматривать прагматическую информацию как макрокомпонент ЛЗС.

При описании прагматического значения одним из самых сложных и спорных вопросов является вопрос о количестве его компонентов. Большинством ученых признается, что ПКЛЗС выступает в виде различных коннотаций (оценочных, культурных, исторических, национально-географических и прочих знаний).

В общем виде можно выделить узкое и широкое понимание коннотации. Бóльшее распространение получила первая точка зрения, согласно которой коннотативный компонент – это отношение говорящего к действительности. Это факультативная часть ЛЗ, вбирающая в себя информацию эмоционального, экспрессивного, оценочного и стилистического планов (последний признается не всеми исследователями).

Взгляд на коннотацию как явление более широкого плана возник значительно позже, когда ЛЗ перестали рассматривать только как структуру из минимального числа элементарных признаков. При широком понимании коннотация трактуется не с точки зрения аксиологии, а в качестве психологической категории как ассоциации и представления.

Очень часто ПКЛЗС приравнивают к коннотации, отождествляют с ней. Между тем эти понятия не являются синонимами. Более того, коннотация входит в структуру ПКЛЗС. Обозначим основные различия ПКЛЗС и коннотации.

1. Коннотация есть продукт оценочной деятельности сознания человека, и в этом случае она рождается при субъективном отражении объективных явлений. Эта субъективность есть само условие образования значения слова. Потому коннотация принадлежит всему слову в целом. Она не выходит за рамки, диктуемые прямо или косвенно денотативно-сигнификативным макрокомпонентом, выражаемом в значениях слов. Например, в слове трудяга коннотация «в высшей степени» входит в структуру ЛЗС.

В отличие от коннотации ПЗ свойственна распределенность между различными языковыми средствами, т.е. нелокализуемость в какой-то одной единице языка. Прагматическому значению присуща информативная недостаточность, которая определяется тем, что, будучи тесно связано с ситуацией общения, прагматическое значение восполняется общими для собеседников знаниями и нормами.

Например, газетные публикации «МР» 1960-1970 гг. обогащают ПКЛЗС труд этическими семантическими добавками: 1) В нашей большой и дружной семье немало замечательных людей, для которых труд не просто источник средств для существования, а насущная органическая потребность. Взгляни на сталевара 34-й мартеновской печи Сергея Вавилова. Этот невысокий, даже, пожалуй, щуплый человек становится подлинным богатырем у мартена, когда ведет плавку. Лицо его в эти минуты окрашено подлинным вдохновением, а в глазах сияют отблески пламени бушующего в печи. Нет, не рубль вызвал это вдохновение, а понимание своего места в жизни); 2) Стыдно мне было в ту минуту, а в душе росла гордость за товарища, за то, что труд для него не только средство к существованию, а нечто большее; 3) Мы должны отдавать труду все свои знания, работать творчески, создавать что-то новое. Иначе неинтересно жить.

Приведенные контексты демонстрируют новые способы интерпретации уже известных семантических признаков труда. Выражение средство к существованию актуализирует второе значение данного слова: ‘повседневные занятия, работа’. В обыденном языковом сознании оно, как правило, имеет яркие семы ‘заработная плата’, ‘вознаграждение’ и т. д. Однако в анализируемых высказываниях наблюдается попытка смены референта (союзы: не только… а, иначе) на идеологически выгодный, поскольку тоталитарному обществу свойствен ригоризм: деньги и высокая идея несовместимы.

Установлено, что при отсутствии у адресата таксономически структурированных знаний о предмете сообщения говорящий должен их ему предоставить. Без этого не может быть адекватно воспринят смысл слова. И газетные контексты в качестве таких новых смыслов репрезентирует абстрактные признаки из мира идей: «нечто», «жизненный интерес», «место в жизни», «вдохновение». В совокупности они формируют фантомный денотат ‘смысл жизни’. Его активизация в речевом высказывании размывает системный денотат ‘работа’ и все присущие ему коннотации. Прежде всего, это отрицательно воспринимаемые языковым сознанием семантические компоненты ‘усилие’, ‘затраты времени’. Образ труда становится привлекательным.

2. Коннотация связана с узким, словесным контекстом, т.к. она может появляться в различных сочетаниях слов, в этом плане ее можно рассматривать как взаимодействие ряда значений. Так, абстрактное значение слова труд, представленное семами ‘деятельность’, ‘целесообразная’, ‘требующая напряжения’, ‘созидающая’, ‘с помощью орудий производства’, является нейтральным в системе языка и не имеет идеологических коннотаций. В реальном речевом существовании, например в политических текстах, он утрачивает нейтральность за счет коннотаций, отражающих идеологические ценности. Их появление обусловливают типовые контекстные сопроводители социалистический, капиталистический и т. д.

Прагматическое значение связано с широким культурным (социокультурным, лингвокультурным) контекстом.

Например, публикации в «МР» последних лет эксплицируют редукцию семантических компонентов, составляющих ПКЛЗ слова труд периода СССР. 1) Истоки зла в нашей теперешней жизни  в политике, которую навязали нам ельцинисты-«реформаторы», разделив общество на жирующую кучку богачей и подавляющую массу обездоленных, в захвате всенародной собственности узким кругом лиц, в несоразмерном распределении плодов труда, создаваемых трудовыми коллективами; 2) Как-то по ЦТ шла передача об Ирине Хакамаде, где показывали немыслимое количество комнат, ажурное стекло и хрусталь. Звучали слова: «Люблю все великолепное». А что, труженицы комбината не любят «все великолепное»? Безусловно, любят и тоже знают в этом толк, но зачем же «сыпать соль на раны», понимая, что простым труженицам все это не по карману?; 3) А регулярное повышение зарплаты на комбинате  от лукавого, ибо оно постоянно «съедается» инфляцией… И эта несправедливость касается всех металлургов, отмечающих в 2002 г. 70-летний юбилей. Исключая, конечно, «привилегированных акционеров» с их возведенными в ранг коммерческой тайны доходами.

Оппозиции богачи/обездоленные, Ирина Хакамада/труженицы, металлурги/«привилегированные акционеры» актуализируют статусные отношения, право на приоритеты. На базе внутрикультурной дихотомии «свои  чужие» выстраивается целая система устойчивых образов-противопоставлений: мы  нравственные, благородные; они  подлые, злобные, безнравственные; для нас характерна честность; для них  изворотливость, наглость, склонность к жульничеству. Хищническая деятельность последних всячески подчеркивается: захват всенародной собственности, несоразмерное распределение плодов труда, немыслимое количество комнат, доходы. Сытая жизнь «нетрудящихся» по контрасту с собственной голодной, неустроенной выступает объектом зависти субъекта труда. Корни этой зависти в бедности, отсутствии среднего материального достатка, что является следствием ограничений на результаты деятельности у субъекта труда. Получает «вторую жизнь» устойчивая ментальная формула тоталитарной эпохи: те, кто организовывает труд… незаконно получает всю прибыль → эксплуататоры. Эта модель провоцирует следующие смыслы: Х, который осуществляет труд, будет испытывать ограничения на его результаты, следовательно, субъект эксплуатируют.

Семы ‘эксплуатация’, ‘обогащение субъекта-Организатора’, ‘несправедливость’ (не по карману, сыпать соль на рану) формируют прагматическое значение слова труд.

3. Прагматическое значение рождается в речевых отрезках и зависит от замысла говорящего и от выбора им соответствующих языковых средств. Сам выбор слова может быть квалифицирован как речевой поступок, нацеленный на определенный эффект воздействия на адресата.

В качестве иллюстрации приведем высказывания, взятые из «МР» 1990-2000 гг. 1) Необходимо делать самим хорошую жизнь, возможности в России есть  отличные труженики, богатство недр, умнейший народ; 2) Работать на себя, считать и думать в частном деле многих пугает, и это сдерживало и будет сдерживать реформы на селе; 3) Главным лейтмотивом съезда в обращении к гражданам России стало признание приоритета прав человека над всеми другими правами и, прежде всего, права свободно трудиться и продавать свой труд или результаты своего труда; 4) У нас вновь появился шанс для Возрождения. И в том, что оно наступит, можно не сомневаться. Главное для этого  работать, не жалея сил, и не ждать, что кто-то придет и все сделает за нас; 5) Ваш труд – это фундамент экономической стабильности всего государства; 6) В этот день мы чествуем тех, чей труд дает людям свет и тепло, составляет одну из основ…всей экономической жизни страны, жизни нашей области и нашего города; 7) Администрация города благодарит всех тружеников…за плодотворный труд на благо всех горожан; 8) Огромный труд во благо России; 9) Левые…ставку делают на мобилизацию трудящихся, восстановление единого народного хозяйства и планомерный выход из тупика.

В качестве контекстных партнеров слова труд используются новые идеологемы: реформы, граждане России, Возрождение, во благо России. Речевые формулы необходимо сделать самим хорошую жизнь; работать на себя; право свободно трудиться, продавать свой труд и результаты своего труда; работать, не жалея сил; труд во благо России; на благо всех горожан и др. в новом политическом языке являются калькой с прежних формул советской системы. Различие состоит в переносе интересов субъекта в личностную сферу, о чем свидетельствуют местоимения самим, себя, своего, своими. В данных контекстах примечательно то, что новая идеология ратует за поднятие престижа труда, поскольку для демократического общества как и для тоталитарного труд  ‘высшая ценность, способная вести вперед массы, творить и созидать’.

Коннотация – семантическая сущность узуально или окказионально закрепленная в конкретном значении. Даже сочетаемость слова, при которой коннотация может проявиться, ограничена сигнификатом, отражающим в вариантах сочетаемости осмысленные реальные связи вещей и явлений. Так, невозможно сочетание начать труд, остановить труд, поскольку рассматриваемое понятие труд не отражает этот вид деятельности как разворачивающийся во времени процесс (ср., работа разворачивается во времени).

Одной из разновидностей культурных коннотаций идеологическая коннотация, которая очень часто присутствует в политизированных текстах. Она базируется на идеологической оценке, характеризующейся двумя основными чертами. Во-первых, идеологическая оценка квалифицирует предметы и явления, рассматривая их всесторонне, глубже проникая в их сущность, чем это происходит в рамках обыденного сознания. Во-вторых, она производится с позиций интересов того или иного класса в соответствии с критерием «выгодно – невыгодно» данному классу (Т.Б. Крючкова). Это обусловливает жесткую структуру идеологической оценки, которая укладывается в двухполюсную оппозицию «хорошо – плохо», соотносясь с положительным либо отрицательным знаком.

В отличие от идеологической оценки природа «неидеологизированного» оценочного знака показывает наличие трех параметров: «хорошо» – «нормально» – «плохо».

На уровне речевого употребления слова каждый полюс идеологической оценки представлен рядом коннотаций:

а) коннотации мелиоративной идеологической оценки (одобрение, удовлетворение, восторг, восхищение);

б) коннотации пейоративной идеологической оценки (неодобрение, осуждение, пренебрежение, презрение, отвращение, недовольство, возмущение).

И. В. Говердовский считает, что идеологическая коннотация складывается в сознании людей как непосредственное отражение общественной деятельности. Данный тип коннотации не имеет постоянной и однозначной связи с понятием, которое выражает слово. Взаимопонимание при таких условиях осуществляется с помощью «своего рода «семантической коррекции»  учета каждым из коммуникантов тех идейных и жизненных установок, какие занимает его партнер. Несоблюдение этих условий ведет к нарушению взаимопонимания».

Важным свойством идеологических коннотаций в тексте является создание иллюзии. Смысл идеологически значимых элементов заложен с самого начала. Адресату легко оказаться в плену иллюзии, существование которой является совершенно необходимым для успеха «пристегивания» «реальности как она есть» к идеологии. Вместе с тем не все идеологемы замешаны на лжи. Так, «словарь идеологем тоталитарного языка располагает идеологемами-святынями. В их числе братство, равенство, справедливость, дружба народов, знамя. Разумеется, каждая подобная идеологема неоднократно употреблялась в неистинных суждениях. Следствие последнего  дискредитация идеологически нравственных языковых средств независимо от фактора истинности» (Н.А. Купина).

Вообще, идеологии свойственна лишь претензия на истинность. По мнению Э. В. Чепкиной, особенность значения идеологемы  неверифицируемость с точки зрения эмпирического опыта. Невозможно эмпирически доказать или опровергнуть утверждение, что все делятся на победителей и проигравших. В прагматическом аспекте истинность (или ложность) предложенной концепции общества зависит и от адресатов. Будет ли существовать такое общество и решит ли оно, как обещано, социальные проблемы, адресату предлагают проверить, если он приложит и собственные усилия к воплощению изложенного проекта. Это важная особенность идеологических систем  отнесенность их верификации в будущее, невозможность проверить на истинность в настоящий момент.

Идеология не заявляет себя открыто. Ее ключевая установка в отношении адресата  представить непротиворечивую картину социального мира и сформировать идеал социальной гармонии. В связи с этим важнейшей особенностью идеологем является воздействие на уровне бессознательного, позволяющее добиться частичного заражения соответствующими взглядами каждого, кто пользуется идеологически окрашенными словами. Идеологемы задают особую модель мира.

Важным прагматическим фактором, присущим идеологемам, является манипулятивность. Идеологические созначения приобретают особо решающее значение в массовой информации для регуляции поведения людей. Они являются эффективным средством внедрения в когнитивную систему индивида концептуальных конструкций, часто помимо его сознания, и поэтому выступают как социальная сила, как средство навязывания взглядов.

Помимо коннотаций в ПКЛЗС входят человеческие знания и верования, разнообразные ассоциации. Слово в качестве единицы индивидуального или «группового» лексикона всегда открыто для любой прагматической информации. Языковая личность или группа личностей, связанная общностью взглядов, политических или социальных целей, образа жизни и деятельности, сама отбирает релевантное основание аксиологической и/или эмоциональной оценки, актуализирует некоторые периферийные элементы значения (границы которого всегда размыты), определяет для себя вектор оценки и заполняет прагматическую пустоту в структуре значения определенной единицы лексикона (А.Е. Орлов). Следует отметить, что описание структуры ПКЛЗС до сих пор еще не произведено и эта область лингвистики ждет своего исследователя.