От критической теории к теории коммуникативного действия - Алхасов А.Я

(Kontinuierung) действенного знания, стабилизации групповой солидарности и формирования (воспитания -Heranbildung) вменяемых акторов. Процесс воспроизводства соединяет новые ситуации с существующими состояниями жизненного мира - и как раз в семантическом измерении знаний или содержаний (культурного наследия) - так же, как и в измерениях социального пространства (социально интегрированных групп) и исторического времени

(следующих друг за другом поколений). Этим процессам культурного воспроизводства, социальной интеграции и социализации соответствуют

структурные компоненты жизненного мира - культура, общество и личность.

Культурой я называю запас знаний, из которого участники коммуникации - тем, что они достигают взаимопонимания по поводу чего-то в мире, - обеспечивают себя интерпретациями. Обществом я называю легитимные порядки, через которые участники коммуникации регулируют свою принадлежность к социальным группам и тем самым гарантируют солидарность. Под личностью я понимаю компетенции, которые делают субъекта способным к речи и действиям, то есть приводят его в такое состояние, чтобы участвовать в процессах взаимопонимания и при этом утверждать собственный идентитет. Семантическое поле символических содержаний, социальное пространство и историческое время образуют измерения, в которых распространяются коммуникативные действия. Связанные в сеть коммуникативной повседневной практики интеракции образуют медиум, через который воспроизводятся культура, общество и личность. Эти процессы воспроизводства распространяются на символические структуры жизненного мира. От этого должны отличить сохранение материального субстрата жизненного мира.

(S.223) (5) «Понимающая социология», которая допускает растворение общества в жизненном мире, связывает себя с перспективой самоистолкования соотвественно исследуемой культуры. Эта внутренняя перспектива ослабляет все, что воздействует на социокультурный жизненный мир извне. Теоретические подходы, которые исходят из культуралистского понятия жизненного мира, особенно путаются в ложных выводах «герменевтического идеализма» (Веллмер). Оборотной стороной этого «герменевтического идеализма» является методический дескритивизм, который отказывается от оправданных экспланативных притязаний социально-научного образования теорий. Это действительно в первую очередь для феноменологического, лингвистического и этнометодологического вариантов понимающей социологии, которые, как правило, не выходят за рамки переформулирования более или менее тривиального повседневного знания.

Из внутренней перспективы жизненного мира общество представляется как сеть коммуникативно опосредованных коопераций. Дело вовсе не в том, как если бы из этой перспективы изгонялись все контигенции, все непредусмотренные последствия, все неудачные координации и конфликты. То, что между тем связывает социализированных индивидов

141

друг с другом и обеспечивает интеграцию общества, есть сеть коммуникативных действий, которые могут быть удачными только в свете культурных наследии, а вовсе не системные механизмы, которые недоступны интуитивному знанию (S.223-224) членов общества. Жизненный мир, который принадлежащие к нему индивиды конструируют из общих культурных наследии, сосуществует с обществом. Он втягивает все общественные события в световой конус кооперативных процессов толкования. Всему происходящему в обществе он обеспечивает транспарентность того, о чем можно говорить, - даже если это (еще) не понятно. Если мы понимаем общество таким образом как жизненный мир, то мы допускаем троякого рода фикции: мы предполагаем автономию действующего лица (а), независимость культуры (b) и прозрачность коммуникации (с). Эти три фикции встроены в грамматику рассказов и повторяются в культуралистски односторонней, понимающей социологии.

17. Неравновесие жизненного мира и системы

(S.229) 2. Разрыв системы и жизненного мира

Предварительное понятие общества, которое я предлагаю, радикально отличается от парсонсовского в одном отношении. Зрелый Парсонс преобразовывает структурные компоненты жизненного мира - культуру, общество, личность - в системы действия, которые образуют среду (Umwelt) друг для друга. Полученную из принадлежащей к области теории действия понятийной перспективы категорию (Konzept) жизненного мира Парсонс безоговорочно подводит под системно-теоретические понятия: из структурных элементов жизненного мира образуются, как мы еще увидим отдельно, частичные системы (Teilsysteme) «общей системы действия», которой с помощью «системы поведения» приписывается также психический субстрат жизненного мира. Своим предложением я, напротив, хотел бы привлечь внимание к методологическому различию между внутренним и внешним наблюдением.

Из перспективы участников, которые принадлежат к жизненному миру, дело должно представляться таким образом, как если бы системнотеоретически направленная социология относилась только к одному из трех компонентов жизненного мира, а именно к системе институтов, по отношению к которой культура и личность образуют только среду. Из системно-теоретической перспективы дело, наоборот, предстает таким образом, как если бы анализ жизненного мира ограничивался только той из общественных субсистем, которая специализируется на сохранении структурных образцов, - из этой перспективы компоненты жизненного мира предстают только как внутренние дифференциации этой субсистемы, определяющей постоянство. Но уже из методологических соображений

142

системная теория общества не может быть автаркической. Своенравные структуры жизненного мира, которые создают внутренние препятствия для сохранения системы, требуют коммуникационно - теоретического подхода, которое включает дотеоретическое знание тех, кто принадлежит к жизненному миру. К тому же условия, при которых потребуется системнотеоретическое опредмечивание жизненного мира, возникли впервые в процессе самой (S.230) социальной эволюции. Этот процесс требует типа объяснения, который действует уже не внутри системной перспективы.

Я понимаю социальную эволюцию как процесс дифферециации второй ступени: система и жизненный мир дифференцируются - таким образом, что растет комплексность первой и рациональность второго, - не только соответственно как система и жизненный мир - одновременно оба дифференцируются также и друг от друга. В социологии выработалась конвенция о различиях между социально-эволюционными ступенями первобытных обществ, традиционных или государственно организованных обществ, а также современных обществ (с выделившейся экономической системой). В системном аспекте эти ступени можно соответственно охарактеризовать через вновь возникающие системные механизмы и соответсвующие уровни комплексности. На этом уровне анализа разрыв системы и жизненного мира отражается так, что жизненный мир, который первоначально сосуществует с малодифференцированными системами общества, все больше редуцируется до одной из субсистем. При этом системные механизмы все дальше отрываются от социальных структур, через которые осуществляется социальная интеграция. Современные общества, как мы увидим далее, достигают уровня системной дифференциации, на котором ставшие автономными организации взаимодействуют друг с другом через обезязыченные (entsprachlichten) средства коммуникации. Эти системные механизмы управляют значительно зависящим от норм и ценностей социальным обращением, то есть той субсистемой целерационального экономического и управленческого действия, которые, по диагнозу Вебера, приобрели самостоятельность по отношению к своим моральнопрактическим основаниям.

Одновременно жизненный мир остается субсистемой, которая определяет состояние систем общества в целом. Поэтому системные механизмы нуждаются в закреплении в жизненном мире - они должны быть институционализиро-ваны. Эта институционализация новых уровней системной дифференциации может также быть воспринята из внутренней перспективы жизненного мира. В то время как системная дифференциация в первобытных обществах ведет только к тому, (S.231) что все более комплексными становятся структуры уже данной системы родства, на более высоких уровнях интеграции образуются новые социальные структуры, а именно государства и медиа-управляемые субсистемы. Системные связи, которые при низкой степени дифференциации еще переплетены механизмами социальной интеграции, в современных обществах уплотняются и опредмечиваются до свободных от норм структур. По

143

отношению к формально организованным, управляемым через обменные и властные процессы системам действия члены современных обществ ведут себя как части естественной реальности - в субсистемах целерационального действия общество достигает второй природы. Конечно акторы все еще могут выходить из ориентации на взаимопонимание, принимать стратегическую установку и овеществлять нормативный контекст в виде чего-то в объективном мире; но в современных обществах возникают области социальных отношений, - имеющие организационную форму и медиа-управляемые, - которые более не допускают конформные нормам и формирующие идентичность типы социальных принадлежностей, отодвигая последние скорее на периферию.

Н. Луманн различает три уровня интеграции или уровня системной дифференциации: уровень простых интеракций между наличными акторами; уровень организаций, которые конституируют себя посредством свободного членства; и, наконец, общество вообще, которое охватывает все достижимые в социальных пространствах и исторических временах, то есть потенциально доступные, интеракции. Простые интеракции, ставшая автономной и связанная через средства коммуникации организация и общество образуют эволюционно развернувшуюся иерархию встроенных (verschachtelten) друг в друга систем действия, которая заступает на место «общей системы действия» Парсонса. Тем самым Луманн интересным образом реагирует на феномен разрыва системы и жизненного мира, как это проявляется из перспективы жизненного мира: уплотнившиеся в современных обществах до организационной реальности системные связи предстают (S.231-232) как овеществленный, ассимилированный во внешней природе фрагмент общества, который пробирается между соответствующей ситуацией действия и ее жизненно-мировым горизонтом. Луманн гипостазирует задвинутый за медиа-управляемые субсистемы жизненный мир, который больше не примыкает непосредственно к ситуациям действия, а образует только фон для организованных систем действия, до «общества».

Разрыв системы и жизненного мира нельзя понимать как процесс дифференциации второго порядка до тех пор, пока мы будем настаивать либо на системной перспективе, либо на перспективе жизненного мира, вместо того чтобы трансформировать их друг в друга. Поэтому я попытаюсь проанализировать связи, которые существуют между ростом комплексности системы и рационализацией жизненного мира. Я хочу сначала рассмотреть первобытные общества как социо-культурные жизненные миры (1) и как саморегулируемые системы (2), чтобы указать на тесное скрещение системной и социальной интеграции, которое еще существует на этом уровне развития. Потом я хочу описать четыре механизма, которые друг за другом эволюционно вступают в действие и, соответственно, порождают новые уровни интеграции (3). Однако каждый новый уровень системной дифференциации нуждается в измененном системном базисе, и для этой трансформации эволюция права и морали перенимает функции лидера (4). Рационализацию жизненного мира можно понимать как последовательное

144

высвобождение заложенного в коммуникативном действии потенциала рациональности. В то время как ориентированное на взаимопонимание действие требует по отношению к нормативным контекстам все большей самостоятельности, одновременно все более требуемый и, в конце концов, чрезмерно требуемый механизм языковой коммуникации замещается, с другой стороны, обезязыченными средствами коммуникации (5). Если эту тенденцию разрыва системы и жизненного мира отразить на уровне систематической истории форм взаимопонимания, то проявляется несдерживаемая ирония всемирно-исторического процесса просвещения: рационализация жизненного мира способствует росту комплексности системы, которая гипертрофируется настолько, что (S.232-233) выпущенные на свободу системные императивы подрывают познавательную способность жизненного мира, который инструментализируется ими.

18. Понятие жизненного мира как основа теории модерна

(S.420) 3. Теория модерна

Разработанная Парсонсом системная теория базируется на компромиссе, который, по-видимому, хранит память о постановке вопроса в неокантианской теории культуры, но исключает понятие общества, которое оставило бы место этой проблеме. Компромисс запрещает разделение аспектов, в которых системы действия могут анализироваться соответственно как система или жизненный мир. Так, доступное из внутренней перспективы воспроизводство жизненного мира делается чуждым в виде внешнего воззрения на сохранение системы без того, чтобы этот методический шаг объективации оставил бы за собой распознаваемый след. Вспомним о двух тезисах, которые я выдвинул во втором промежуточном рассмотрении: масштабный разрыв системы и жизненного мира есть необходимое условие перехода от стратифицированных классовых обществ европейского феодализма к экономическим классовым обществам раннего модерна; но капиталистический образец модернизации характеризуется тем, что под влиянием императивов отдифференцированных посредством денег и власти и ставших самостоятельными субсистем символические структуры жизненного мира деформируются, то есть овеществляются. Если оба эти тезиса должны быть уместными, то слабость теории, которая проводит принципиальное понятийное различие между системой и жизненным миром, должна была бы особенно проявиться на этой теме.

Теория модерна Парсонса обнаруживает, как и теория в целом, черты лика Януса. Так, она отличается, с одной стороны, от системного функционализма, который в современных обществах подчеркивает лишь признаки комплексности. Эти общества обязаны своей высокой

145

комплексностью сильной дифференциации частичных систем, которые, будучи относительно независимы друг от друга, одновременно образуют среды друг для друга, вступают в обмен, регулируемый таким образом, что возникают зоны взаимного проникновения (или интерпретации). Примерно на этой линии находится теория эволюции Луманна, которая определенно порывает с неокантианской идеей проведения в жизнь ценностей, очищает (S.421) небо от культурных ценностей, расшнуровывает корсет четырехфункционнной системы и тем самым возвращает, без сомнения, теории модерна еще большую подвижность - все это очень даже может быть. Во всяком случае Луманн хотел бы лишь исторически объяснить то, что Парсонс предсказывает теоретически, например то, что развитие современных обществ характеризуется именно тремя революциями.

Дифференциация действительна (gilt) все же как один из четырех эволюционных механизмов. Тремя остальными являются: расширение адаптивных способностей, обобщение членств, или инклюзия, и генерализация ценностей. То, что может означать рост комплексности и управляемости для социальных систем, Парсонс выводит из четырехфункционной схемы. При этом он приобретает также преимущества по сравнению с более последовательным, менее настойчиво заявляющим о себе системным функционализмом. Инклюзия и генерализация ценностей подчинены тем обеим функциям, в которых понятие проведения в жизнь ценностей - институционализации и интернализации ценностей - растворилось, но также и сохранилось. В отличие от Луманна Парсонс может перевести в самопонимание связанных с внутренней перспективой жизненного мира членов систем постигнутый извне - из наблюдения современных обществ - прирост системной комлексности. Он может увязать растущую системную автономию с прогрессирующей автономией моральнопрактических разумений и толковать растущую инклюзию и генерализацию ценностей в смысле приближения к универсалистскому идеалу справедливости. Итак, с одной стороны, мы можем утверждать, что Парсонс - на основе своего компромисса между неокантианством и системным функционализмом - оставляет открытой возможность соединения функционалистски представленной теории модерна с веберовской проблематикой окцидентального рационализма: он определяет общественную модернизацию не только как системную, но и как отнесенную к действию рационализацию. С другой (S.422) стороны, отсутствует, как показано, разработанное из перспективы действия понятие общества; поэтому рационализацию жизненного мира и рост комплексности систем действия Парсонс может описывать не только как раздельные, взаимодействующие, но часто также и как противонаправленные (gegenlaeufige) процессы. Что касается модерна, то Парсонс настаивает лишь на том, чтобы соединить с помощью стигм типа институциональный индивидуализм и секуляризация новые уровни системной дифференциации и соответственно растущую системную автономию с самосознанием современных культур и толковать в духе Вебера также и как расширенную

146

институционализацию ценностных, нормативных и целерацио-нальных ориентации для действий.

Так как Парсонс не устраняет парадигмальную конкуренцию между жизненным миром и системой, а оставляет ее в покое посредством компромисса, то он должен все же унифицировать принципиально понятийно рационализацию жизненного мира с ростом комплексности систем. Поэтому он не может постигнуть заданную в процессах модернизации диалектику последствий (Folgelasten), которые возникают для внутренней структуры жизненного мира из растущей комплексности систем; он должен редуцировать эти явления до массы кризисных явлений, которые можно объяснить по образцу инфляции и дефляции. Эта динамика средств коммуникации относится только к случайным и временным нарушениям равновесия межсистемных процессов обмена. Парсонс не может объяснить систематическое принуждения со стороны того рода патологий, которые имели в виду еще Маркс, Дюркгейм и Вебер. Я имею в виду деформации, которые возникают только тогда, когда формы экономической и административной рациональности распространяются на сферы жизненного мира, которые в своих коммуникативных внутренних структурах не могут быть рационализированы по этим масштабам. Я хотел бы показать, почему теория модерна Парсонса слепа по отношению к социальным патологиям, которые Макс Вебер хотел объяснить с помощью своего тезиса о рационализации. С поворотом к системной теории Парсонс отказался от возможности обосновать (S.422-423) с позиций теории действия разумный масштаб для понятой как рационализация общественной модернизации (1). Этот дефицит нельзя также устранить тем, что в стане неокантианской теории культуры парсонианский компромисс упраздняют ценой системнофункционалистских составных частей (2).

147

ПРИМЕЧАНИЯ

1.Здесь представлен перевод фрагментов статьи, которой начинается сборник «Теория и практика». Эта статья является переработанным вариантом лекции, прочитанной Ю. Хабермасом в 1961 г. при вступлении в должность профессора Марбургского университета. От всех остальных ранних работ Ю. Хабермаса эта отличается тем, что предвосхищает многие поздние темы его творчества. Кратко и содержательно автор описывает историю утраты политикой своего этического содержания и превращения ее

всциентистски фундированные социальные технологии. Основная мысль, на важности которой настаивает Ю. Хабермас в данной статье, - мысль о возвращении практической (политической) философии в лоно фронесиса - вновь актуализируется в западной политической науке.

2.Так называется первая глава книги «Познание и интерес», которую считают одной из самых интересных и в то же время трудных для понимания философских произведений XX века. В «Познании и интересе» Ю. Хабермас предпринимает «исторически направленную попытку реконструкции предыстории новейшего позитивизма с систематическим намерением анализа связи познания и интереса». Основная цель книги состоит в доказательстве тезиса, что в современном мире теория познания возможна впредь только как теория общества. Именно поэтому в сборник включен фрагмент первой главы книги, который даст читателю представление о том, насколько глубоко проникает Ю. Хабермас в проблематику кризиса теории познания.

3.Эта статья была специально написана для сборника «Теория и практика» в 1963 году. Несмотря на эту особенность, она, по своему содержанию и пафосу, может быть поставлена в один ряд с полемическими выступлениями Ю. Хабермаса, с которыми он принял участие в «споре о позитивизме в немецкой социологии». Здесь автор раскрывает механизм вытеснения и подавления практически-разумных образцов социальной жизни сциентистски инспирированными социальными техниками. Главная проблема онаучненной цивилизации - это утрата современным человечеством способности различать между технической и практической силой и, соответственно, знанием.

4.Название этого подзаголовка воспроизводит название книги, издательской судьбе которой может позавидовать любая другая книга по социологии, написанная за последние полвека. Будучи впервые опубликованной в 1962 году, она в 1990 году выдержала уже 17 изданий. Представленные в данном сборнике переводы фрагментов книги помогут читателю понять причины опасений Ю. Хабермаса по поводу «распада общественности».

5.Эта работа впервые была опубликована в сборнике, посвященном 70-летнему юбилею К. Левита, Затем она вошла в состав указанного ниже издания. Статья интересна двумя особенностями: во-первых, в ней основное внимание уделяется моральному повороту, который Гегель дал гоббсовской

148

формуле «войны всех против всех», вводя в научный оборот идею борьбы за признание Я-идентичности; во-вторых, эта работа предвосхищает будущее обращение Ю. Хабермаса к теории коммуникативного действия.

6.Эта статья была написана Ю. Хабермасом как продолжение к спору

ологике социальных наук между К. Поппером и Т. Адорно. Она является как бы «манифестом» антипозитивистской ориентации автора. Ю. Хабермас указывает здесь на четыре основания, по которым фундаментально различаются между собой эмпирико-аналитический и диалектический подходы к разработке социальной теории, а именно на отношение: теории к своему предмету, теории к опыту, теории к истории и науки к практике. Основная идея статьи заключается в доказательстве тезиса, что адекватная социальная теория может быть построена в перспективе единства субъекта и объекта социального познания. Данная работа вызвала немедленную реакцию со стороны ученика К. Поппера Ханса Альберта, и дискуссия между ним и Ю. Хабермасом придала «спору о позитивизме в немецкой социологии» ту живость, которой этот спор не отличался до того.

7.Реакция X. Альберта на статью «Аналитическая теория науки и диалектика» свидетельствовала, по мнению Ю. Хабермаса, о принципиальном непонимании X. Альбертом его действительных намерений. Не отвергая ценности сделанного К. Поппером в плане критики эмпиризма в методологии научного исследования, Ю. Хабермас довольно точно характеризует попперовский вариант рационализма как «ополовиненный рационализм». В данной статье автор реализует две цели: во-первых, он показывает, почему К. Поппер, несмотря разработку им «первой ступени саморефлексии позитивизма», все же остается под влиянием последнего; вовторых, он более ясно излагает основные мотивы своего антипозитивизма, уже выраженные в статье «Аналитическая теория науки и диалектика».

8.Название подзаголовка воспроизводит название реферата, прочитанного Ю. Хабермасом на 15-м съезде немецких социологов в апреле 1964 г. В нем автор выдвигает свои возражения против парсонсовской интерпретации идей М. Вебера. Однако тема ценностной свободы, столь важная в истории немецкой социологии, обсуждается Ю. Хабермасом и в других работах. Этим обусловлена подборка текстов для данного подзаголовка.

9.Написанное в 1967 году литературное обозрение «К логике социальных наук» представляет собой систематический анализ положений главных теоретических направлений в современной социологии. Основной замысел Ю. Хабермаса состоит в том, чтобы выйти в результате этого анализа на ясное понимание того, что дает социальной науке «понимание» как исследовательская парадигма.

10.Следующий ниже отрывок даст читателю представление о том, насколько важна для Ю. Хабермаса проблематика «понимания смысла» для построения коммуникативной теории общества.

11.Этот текст представляет собой отрывок из статьи «Системная теория общества или критическая теория общества?», которая первоначально

149

была опубликована в совместном с Н. Луманном сборнике «Теория общества или социальная технология». Здесь Ю. Хабермас сравнивает луманновскую концепцию социальной эволюции с марксовой и показывает, как идеология влияет на переход от одной ступени социальной эволюции на другой.

12.«Экскурс в основные допущения исторического материализма» является подготовительным материалом и предвосхищает тему, обозначенную названием подзаголовка и подробно разработанную Ю. Хабермасом в книге с тем же названием.

13.Связь познания и интереса - лейтмотив критической теории Ю. Хабермаса. Полный перевод статьи «Познание и интерес» читатель найдет в журнале «Философские науки» №1, 1990 г. Приведенные здесь отрывки были переведены составителем и отредактированы при сверке с указанным полным переводом.

14.В 1973 году в сборнике «Действительность и рефлексия» появляется статья Ю. Хабермаса «Теории истины», Именно в этой статье автор высказывает мысли, которые многие исследователи характеризуют как смену Ю. Хабермасом исследовательской парадигмы, Здесь приведен полный перевод последней части этой статьи - «Идеальная речевая ситуация». Понятие идеальной речевой ситуации является одним из ключевых в «Теории коммуникативного действия».

15.Здесь и далее в сборник включены переводы фрагментов различных глав «Теории коммуникативного действия». Материал подобран так, чтобы читатель мог составить достаточно надежное представление об основных идеях главного произведения Ю. Хабермаса.

150