От критической теории к теории коммуникативного действия - Алхасов А.Я

относится, теория науки принимала образ общей методологии опытных наук или общей герменевтики наук о духе и истории. Самое развитое состояние этой специфически ограниченной саморефлексии наук можно предварительно охарактеризовать через указание на исследования К.Р.Поппера и Г.Г.Гадамера. Обе - аналитическая теория науки и философская герменевтика - не считаются друг с другом, их дискуссии лишь изредка переступают границы терминологически и территориально обособленных сфер. Аналитики отсылают герменевтически работающие дисциплины вообще на периферию науки; герменевтики, напротив, причисляют номологические науки в целом к ограниченному пред пониманию.

Сосуществование лишенной понимания аналитической теории науки и герменевтической рефлексии основ не задевает ни одну из партий в их укоренившемся самосознании. Случайные проекты по наведению мостов между ними остаются в пределах назидательного. Не было бы никаких оснований касаться закрытого комплекса социальных наук, если бы он вновь и вновь не приводил в определенной сфере к симптомам, требующим аналитического разрешения: в сферу социальных наук упираются и в ней переплетаются гетерогенные основания и цели. Конечно, современное состояние различных социально-научных дисциплин свидетельствует о запутывающей неравномерности развития; поэтому отсюда следует желание приписать невыясненные методологические вопросы и не (S.91) доведенные до конца споры смешению, которое может быть устранено логическим очищением и программой единой науки. Позитивистам не терпится создать tabula rasa. Согласно их постулатам из очищенного корпуса унаследованных социальных наук должна следовать общая и в принципе единая эмпирикоаналитическая наука о поведении, которая не отличалась по своей структуре от теоретических естественных наук. Конечно, основы тем самым заложены в психологии и социальной психологии. Экономические исследования - в той мере, в какой они не принадлежат к эконометрии, - руководствуются моделью нормативно-аналитической науки, которая гипотетически предполагает максимы действия. Социологические исследования придерживаются главным образом структурно-функциональной схемы теории действия, которое ни не редуцируется к наблюдаемому поведению, ни не реконструируется по образцу целерационального действия. Наконец, многие социологические и научно-политические исследования направлены исторически, не полагая вообще связи с общей теорией, все три теоретических начала могут, как я покажу, претендовать на относительное право. Они не следуют, как это допускает позитивизм, из полных недостатков и неясных методологических предпосылок; комплексные подходы (Ansaetze) можно еще без сожаления редуцировать к платформе общей науки о поведении. Лишь на первый взгляд речь идет о смешении, которое должно бы быть устранено путем чистых различении. Напротив, сформировавшиеся в социальных науках конкурирующие подходы состоят в связи, которая негативно производится через то, что аппарат общей теории

61

общества не поддается прояснению таким же образом, как и опредмеченные процессы природы. В то время как науки о природе и науки о духе могут жить индифферентно - скорее в спорном, чем в дружественном соседстве, - социальные науки должны довести до конца раскол различных подходов под одной крышей; тут сама практика исследования (S.92) форсирует рефлексию отношения между аналитическими и герменевтическими способами исследования.

9. Понимание и социальное исследование

(S.203) Понимание смысла становится проблематичным в методологическом отношении, если речь идет об освоении градированных содержаний значения: >смысл<, который должен быть эксплицирован, имеет в таком случае статус факта, эмпирического данного. Непроблематичным является понимание символических связей, которые мы сами производим. Так, формализованные высказывания, например, математические предложения или строгие теории не ставят нас перед задачей герменевтического толкования, как это делают оставшиеся из прошлого (ueberlieferten) тексты или документы. К формализованным языкам относятся, конечно, метаязыковые правила конституции, с помощью которых мы реконструируем данные нам высказывания, то есть можем еще раз сами произвести их. Аналитическое мышление по праву противопоставляется герменевтическому обсуждению (Eroerterung).

Проблематика понимания смысла не всплывает также в социальных науках, коль скоро они применяют нормативно-аналитический метод. Максимы поведения (в системном исследовании соответственно ценности состояния долженствования) вводятся аналитически. Теория в каждом случае заранее определяет >смысл< социального поведения (поведения частей системы соответственно); он определяется на теоретическом уровне и не нуждается в том, чтобы сначала быть понятым и эксплицированным (S. 204) на уровне данных. -Пока социальные науки действуют эмпирикоаналитически, понимание смысла не может быть формализовано таким образом. Если они ориентируются по модели наук о поведении, то проблематика понимания смысла разрешается тем, что данные ограничены наблюдаемыми событиями. Хотя бихевиоризму и не удается, как мы показали, полное исключение (Suspendierung) смысла и смыс-лопонимания, но радикальное ограничение языкового горизонта до небольшого количества элементарных и хорошо операционализированных значений (удовлетворение потребности, вознаграждение, наказание) даже не нуждается в том, чтобы требуемое было тематизировано. - В той мере, в какой эмпирикоаналитические науки о поведении (Handlungswissenschaften) не мирятся с бихевиористским ограничением своей объектной области, их теории относятся к объективно смысловым связям субъективно осмысленных

62

действий. Из этого следует функционалистский подход к образованию теории. В этих рамках впредь возможно не элиминирование проблематики понимания смысла, а, пожалуй, оттеснение ее к нерефлексированным исходным ступеням, примером чего служит парсонсовский тезис об универсализме ценностей.

Со времен Дильтея мы привыкли к тому, чтобы видеть специфическое наук о духе в том, что познающий субъект ориентируется на объектную область, которая сама состоит из структур субъективности. С опорой на (In Anknuepfung) идеалистические традиции это положение субъекта и объекта может быть истолковано так, как если бы в своих объективациях дух встретился с самим собой. Такое воззрение представляет еще Коллингвуд: историки и филологи должны иметь дело не с объективной взаимосвязью событий, а с символической взаимосвязью духа, который выражает себя в них. Рефлексия того, что делают герменевтические науки, должна быть поэтому прояснена предварительно, как должны бы мыслиться и процесс образования вообще, в котором объективируется духовное, и комплементарно акт понимания, который переводит объективированное назад во внутреннее. В узком смысле методологические рассуждения (Eroerterungen) о логической структуре теориий и об отношении теории к опыту были бы таким образом (S.205) превзойдены эпистемологическими исследованиями о трансцендентально логической структуре мира возможных субъектов и об условиях интерсубъективности понимания. На место обоснованной в терминах философии жизни психологии понимания выражений тотчас заступает феноменология понимания смысла. Эта проблематика связана, таким образом, с языковой коммуникацией и разрабатывалась, с одной стороны, в обход позитивистскому анализу языка лингвистической философией, с другой стороны, философской герменевтикой с опорой на Гуссерля и Хайдеггера.

Эти дискуссии, которые артикулированы не менее и ведутся на уровне не более низком, чем дискуссии аналитической теории науки, остаются все же для новой логики социальных наук без последствий.

За проблематику понимания смысла я хотел бы взяться (aufnehmen) не непосредственно в этих трансцендентально-логических рамках, а на уровне методологии, которая не может быть сокрыта даже позитивистскими предрешениями. В качестве исходного пункта напрашивается совсем недавно предложенная (S.206) А.Капланом методология наук о поведении (Handlungswissenschaften), которая учитывает точки зрения инструментализма. Это восходящая к Дьюи и Пирсу традиция имеет преимущество, состоящее в том, чтобы тесно связаться с логическим анализом исследования, не принимая позитивистского ограничения методологии до анализа языка. Методологические правила позитивизм всегда определял (hat ... begriffen) как нормы исследовательской практики. Поэтому системой координат логики науки является взаимосвязь коммуникации и экспериментаторское сообщество исследователей, то есть сеть (Netz) интеракций и операций, которая развернута на основе

63

гарантированной в языке интерсубъективности. Поэтому Каплан с самого на-

чала различает Logic-in-Use и Reconstructed Logic; методология имеет задачей рефлектировать правила исследовательской практики в соответствии с их собственной интенцией, вместо того чтобы, наоборот, подчинять практику исследования абстрактным принципам, которые годятся для дедуктивного построения формализованных языков.

Прагматистская логика науки ... воздерживается также от позитивистских предубеждений по поводу статуса правил, по которым направляется практика исследования. Она с самого начала не считает эти правила как грамматическими, а знает, что они в другом отношении подобны также правилам (S.207) социального действия. Другими словами, она не исключает трансцендентального анализа, не впадавая, разумеется, вследствие этого в предрассудки субъективного идеализма, будто бы правила синтеза принадлежат к структуре инвариантной и познаваемой действительности трансцендентного сознания вообще. Этот подход настолько либерален, что проблематика понимания смысла бросается в глаза. Но в своих последствиях она впервые просматривается (wird ... durchschaut) не в этих рамках.

"Смысл " как базовое социологическое понятие

(S.546) Я не могу здесь широко развивать проблематику смысла в социальных науках; но я хотел бы резюмировать ее с важнейших точек зрения.

а) ядро проблематики понимания составляет вопрос: "Обуславливает ли то обстоятельство, что человек в науках об обществе является одновременно субъектом и объектом науки принципиальное различие при сравнении с ситуацией естественных наук"? Эта формулировка придерживается теоретико-познавательного языка философии рефлексии, на котором наша проблема с учетом историко-герменевтических (S.547) наук о духе 19-го разрабатывалась Дильтеем, Риккертом, а также и таким марксистом, как Лукач. Эта же проблема вновь была поднята в 50-х гг. в перспективе социальных наук, на этот раз в языково-аналитической формулировке. Исходным пунктом опять же является упомянутое Апелем обстоятельство, согласно которому социальный ученый сам очевидным образом принадлежит к обществу, которое он делает объектом своего исследования. В его качестве это имеет для него силу и как для обычного человека (Laie) и как для ученого. Как обычный человек он естественно не всегда является членом (Angehoeriger) сообразно тематизированной фрагментарной системы (Teilsystems); но он принадлежит к какой-то общественной системе. Это означает, что социальный ученый, по меньшей мере с определенной формальной точки зрения, разделяет с вовлеченными в исследование лицами дотеоретическое знание социализированного взрослого

64

и его статус в жизненном мире. Разумеется эти структурные аналогии распространяются не только на компетенции, которыми социальный ученый обладает в качестве обычного человека; и в своей исследовательской практике он разделяет с обычным человеком общие структуры повседневной практики. Практика исследования есть часть общественной системы. Тем что социальные ученые дискутируют друг с другом, опрашивают своих исследуемых лиц, тем что они вообще в организационной области исследование и обучения участвуют в интеракциях, они в своих интерпретациях и деятельности, в своих установках на нормы и ценности, во владении стандартами и образцами толкования не отличаются, по меньшей мере с формальной точки зрения, от других акторов, неважно (gleichviel) даже, живут ли последние в чужих культурах или отдаленных эпохах (или жили) и независимо от того, слышали ли они вообще что-нибудь о замечательней (merkwuerdigen) деятельности ученого. Практика исследования структурирована так же, как и практика повседневности, то есть как и доступная социальным ученым объектная сфера. Обе относятся к той

символически предструктурированной действительности, которую Дильтей с опорой на Гегеля определял как объективный дух, Виндельбанд и Риккерт как культуру, Кассирер как область символических форм и Гуссерль как социальный жизненный мир. Кроме того, символические воплощения теоретического знания являются, как и другие (S.548) объективации (теории повседневности, сигналы движения, произведения искусства и т.д.), составными частями социального жизненного мира.

По поводу того, имеет ли этот самоотнесенный (selbstbezuegliche) характер исследовательской практики и ее результатов значение для социально-научных теорий, или с методологической точки зрения ими можно пренебречь, мы можем решить только в том случае, если выяснено, что значит для действующего субъекта и его выражений, вообще для символических предметов, быть членом социального жизненного мира или его составной частью. Предварительно должно быть достаточно следующей характеристики: принадлежность к жизненному миру связана с предпосылками, лежащими в области способности к речи и действию

(Sprachund Handlungsfaehigkeit). К жизненному миру принадлежит тот, кто может участвовать в производстве (и в воспроизводстве) его составных частей; и только тот, кто участвует в этом процессе производства, может соответственно понять, что есть составная часть некоторого социального жизненного мира (может знать, что подпадает под описание «составная часть этого социального жизненного мира»). Что означает выражение «составная часть некоторого социального жизненного мира», можно интуитивно прояснить через указание на эти самые символические предметы, которые мы производим (hervorbringeri) тем, что говорим и действуем: начиная от непосредственных выражений способных к речи и действию субъектов (речевых действий, жестов, целевой деятельности, кооперации): через седименты этих выражений (тексты, предания (Ueberlieferung), документы всех видов, произведения искусства, культурные ценности, теории, предметы

65

материальной культуры, блага, техника и т.д.); до косвенно произведенных способных к организации и стабилизирующих себя образований (институты, общественные системы и структуры личности). Речь и действие являются базовыми понятиями, на которые мы должны ссылаться, если мы хотим также только лишь предварительно прояснить принадлежность к социальному жизненному миру или что значит быть его составной частью. Речь и действие мы ввели прежде сначала (vorerst) в генетическом аспекте производства символически структурированного образования (Gebildes). Но этого недостаточно для объяснения, почему социальный ученый находит в своей объектной сфере уже символически структурированные предметы. Это обстоятельство методологически богато последствиями.

(S.549) b) Объектная область социальных наук уже конституирована донаучно; во всяком случае при отграничении с помощью базовых понятий своей объектной сферы социальный ученый должен принимать во внимание, что он хочет отличить (auszeichen) класс возможных предметов, которые, со своей стороны, уже отражают связанные с основными понятиями структуру, а именно структуру того дотеоретичского, с помощью которого способные к речи и действию субъекты могут производить такие предметы. Своенравие (Eigensinri) символически предструктурированной действительности, с которым социальный ученый сталкивается при конституировании совей объектной сферы, кроется в правилах производства, по которым появляющиеся в объектной области способные к речи и действию субъекты прямо или косвенно производят общественную жизненную взаимосвязь (прямо в выражениях и в седиментах этих выражений, косвенно в системных взаимосвязях). Однако это своенравие не обнаруживается сначала в конституции предметной области через основные понятия или при введении отдельных теорий; оно скорее передается снизу - от базиса опыта — наверх.

В той мере, в какой объектная сфера социальных наук охватывает все, что подпадает под описание «составная часть социального жизненного мира», в той мере социальный ученый не находит к нему принципиально никакого иного подхода, кроме подхода социально-научного дилетанта (Laie). Он должен определенным образом принадлежать к социальному жизненному миру, составные части которого он хотел бы описать. Дело в том, чтобы описать их, он должен быть способен понимать их, чтобы понимать их, он принципиально должен быть способен принимать участие в их производстве; а участие предполагает принадлежность. Эти вначале догматически представленные утверждения имплицируют проблематику понимания, на которой я более подробно остановлюсь в последующих разделах. Здесь достаточно разъяснить (klarzumachen), что проблема «понимания» в науках о духе и в социальных науках смогла приобрести свое большое методологическое значение лишь постольку, поскольку подход к символически предструктурированной действительности не достижим только лишь через наблюдения и поскольку понимание (Verstaendnis) участника методически не так легко контролируемо, как восприятие наблюдателя.

66

(S.550) Наблюдения каждый делает для себя, и высказывания из наблюдений другого наблюдателя каждый также проверяет (при необходимости по результатам измерений) для себя. Если этот процесс при различных, принципиально любых (beliebigen) наблюдателях ведет к совпадающим высказываниям, то тогда объективность наблюдения будет иметь силу как в достаточной степени надежная (gesichert). Но этот методический солипсизм нельзя сохранить в силе, коль скоро наблюдение должно быть дополнено пониманием смысла. Понимание символического смысла принципиально требует участия в процессе взаимопонимания. При этом необходимо отказаться от объективирующей установки наблюдателя по отношению к (физически измеряемым) состояниям и событиям в пользу перформативной установки участника коммуникации. Дело в том, что значения, воплощены ли они в действиях, институтах, продуктах труда, словах, связях коммуникации или документах, могут раскрываться только «изнутри». Символически предструктурированная реальность образует универсум, который по отношению к взгляду наблюдателя остается герметичным, вообще непостигаемым (unverstaendlich). Жизненный мир открывается только такому субъекту, который пользуется своей компетенцией в речи и действии тем, что вступает в межличностные отношения. Тем самым он получает доступ к тому, чтобы, по меньшей мере, виртуально участвовать в коммуникации членов сообщества и самому стать потенциальным членом этого сообщества.

Социальный ученый, который через понимание получает доступ к своей объектной сфере, принимает перформативную установку. Это базовое понятие теории коммуникативного действия я могу прежде всего со ссылкой на интуиции говорящего, который на условиях участия вступает в уже начавшуюся коммуникацию. Как социальный ученый он должен пользоваться компетенцией и знанием, которыми он в качестве обычного человека обладает интуитивно. Но пока он не идентифицировал и не проанализировал полностью это дотеоре-тическое знание, он не может контролировать, в какой мере и с какими последствиями он в качестве участника также вторгается в коммуникативный процесс, (S.551) в который он вступил только с целью понять его, и изменять его. Процесс понимания непонятным образом подкреплен (rueckgekoppelt) процессом производства. Поэтому проблематику понимания можно свести к краткой формуле: как можно объединить объективность понимания с перформативной установкой того, кто участвует в процессе взаимпонимания (согласования -

Verstaendigungsprozess)?

с) Проблематика понимания несет в себе зародыш дуалистического понимания науки. Историзм (Дильтей, Миш) и неокантианство (Виндельбанд, Ри-керт) сконструировавли дуализм для естественных наук и наук о духе на основе противоположности объяснения и понимания. Это сегодня более не актуально. Но с принятием в социологии феноменологического, языково-аналитического и герменевтического подходов с опорой на Гуссерля-Шютца, Виттгенштейна-Уинча, Хайдеггера-

67

Гадамера зародилась дискуссия, в которой с учетом методологической роли коммуникативного опыта обосновывается особое положение социальных наук по отношению к прототипическим естественным наукам (таким, как физика). В противоположность этому эмпиристская теория науки защищала разработанную уже венским неопозитивизмом концепцию единой науки. Эта дискуссия может рассматриваться, несмотря на существование некоторых последователей, как завершенная. Критики, которые опираются прежде всего на Абеля, ложно определяли понимание как эмпатию, как таинственный акт вживания (Hineinversetzens) в ментальные состояния чужого субъекта; и при эмпиристиских предпосылках они были также вынуждены переистолковывать коммуникативный опыт в духе теории вчувствования.

Начало второй фазы дискуссии связано с постэмпиристским поворотом аналитической теории науки. (S.552) Мэри Хессе законно утверждает, что в основе обычного противопоставления естественных и социальных наук лежит концепция естественных наук, главным образом эмпирикоаналитических наук, которая между тем устарела: «Я полагаю, что было в достаточной степени по-казно, что данные неотделимы от теории, что их выражение пронизано (permeated) теоретическими категориями; что язык теоретической науки нередуцируемо метафоричен и неформализуем и что логика науки состоит в круговой интерпретации, переинтерпретации и самокоррекции данных в терминах теории, а теории - в терминах данных». Из этого Мэри Хессе заключает, что не в меньшей степени, чем в социальных науках, образование теории в естественных науках зависит от интерпретаций, которые могут анализироваться по герменевтической модели понимания. По-видимому, именно проблематики понимания нельзя обосновать особое положение (Sonderstellung) социальных наук. В противоположность этому Гидденс подчеркивает, что перед социальными науками следовало бы поставить особую, а именно двойную герменевтическую задачу: «Опосредование (mediation) парадигм или широко разнящихся (discrepant) теоретических схем в науке является герменевтической проблемой, подобной той, что вовлечена в контакты между другими типами смысловых рамок. Но социология, в отличие от естественных наук, имеет дело с предын-терпретированным миром, в котором создание и производство смысловых рамок является тем самым условием того, что она пытается анализировать, а именно человеческого социального поведения: вот почему в социальных науках существует двойная герменевтика...» Гидденс говорит о «двойной» герменевтике потому, что в социальных науках проблемы понимания вступают в действие не только не минуя зависимость описания данных от теории или зависимость языков теории от парадигм; здесь проблематика понимания возникает (ergibt sich) как раз ниже уровня (S.553) самого образования теории, а именно впервые при сборе, а не при описании, данных. Так как опыт повседневности, который в свете теоретических понятий и с помощью операций измерения может быть преобразован в научные данные, уже структурирован, со своей стороны, символически и недоступен простому наблюдению. Если

68

зависимое от парадигмы описание данных требует (erfordert) интерпретации ступени I, которая ставит все науки перед структурно подобными задачами, то для социальных наук можно указать на неизбежность интерпретации ступени 0, на которой для отношения между языком наблюдения и языком теории возникает дальнейшая проблема. Язык наблюдения не только зависим от языка теории, но до всякой зависимости от теории социально-научный «наблюдатель» - как участник процессов согласования, через которые только он и может получить доступ к своим данным, - должен пользоваться преднаходимым в объектной сфере языком. Специфическая проблема понимания состоит, таким образом, в том, что социальный ученый не может «пользоваться» этим «преднайденным» в объектной сфере языком как какимто нейтральным инструментом. Он не может «входить» в этот язык, не возвращаясь при этом к компетенции и дотеоретическому знанию члена социального жизненного мира, которыми он интуитивно владеет в качестве обычного человека (Laie), и неанализированно привносит в процесс согласования.

Это, разумеется, не является новым воззрением, а есть как раз тезис, который критики единонаучной концепции всегда представляли. Но он, однако, представлен в новом свете, так как аналитическая теория науки со своим новым постэмпиристским поворотом по-своему реализовала (nachvollzogen) критическую мысль, отсутствие которой ставилось ей в упрек теоретиками понимания... При этом я думаю прежде всего о воззрении, согласно которому теория наук не может (darf) вытеснять в область (S.554) психологии исследования процессы взаимопонимания, происходящие в коммуникационном сообществе исследователей, а должна принимать их как серьезный, с точки зрения логики исследования, уровень интерсубъективности, на котором строятся теории. ...Поднятая символическим предструктурированием предметной области проблематика понимания лежит под уровнем, на котором начинается методологическая рефлексия для естественных наук. Коммуникативное действие, в котором социальный ученый должен принимать участие с самого начала - уже при раскрытии объектной сферы - приобретает методологическое значение для естественных наук только тогда, когда они рефлексируют роль коммуникационного сообщества исследователей.

«Двойственная герменевтика», которая обосновывает особую методологическую позицию социальных наук, восходит, таким образом, к тому, что здесь проблематика понимания не ставится только на метатеоретическом уровне, как в естественных науках. Это можно прояснить также на отношении языка теории и действительности. Теоретические предложения естественных наук относятся к миру, в котором не имеют место

(vorkommen) вновь выраженные (wiederum geaeusserte) предложения (или конституированные через язык обстоятельства дел). Но там, где это, как в социальных науках, является фактом, отношение между теоретическим языком и реальностью усложняется.

d) До сих пор я упоминал аргументы, которые говорили за то, что

69

проблематика понимания своеобразно приобретает значимость, коль скоро «смысл» допускается в качестве основного теоретического понятия. Чтобы сделать понятными теоретико-стратегические реакции, которые я (S.555) хочу обсудить в следующем разделе, нужно сначала ясно показать, в каком отношении мы можем говорить о проблематике понимания. Вопрос «Как можно объединить объективность понимания с перформативной установкой того, кто участвует в процессе согласования?», нуждается в экспликации.

Если понимание символических выражений возможно в конечном итоге только через активное участие в процессах согласования; и если это участие предполагает, что коммуникативно действующий человек пользуется неанализированным, то есть не подведенным под контроль дотеоретическим знанием, то приобретенное через понимание знание стоит на ненадежной основе. Понимание символического выражения предстает как не имеющее тот же статус, что и объективное познание. Эта проблематика была уже в 1959 году замечена X. Щервхаймом. Он относится к тем, кто вновь развернули спор о социально-научном объективизме...

Щервхайм начинает с рассуждения, что понимание смысла есть модус опыта. Если «смысл» допускается в качестве основного теоретического понятия, то значения должны рассматриваться в качестве данных: «предмет нашего интереса ... состоит в том, что значения (meamings) - значения (meamings) написанных и сказанных слов - должны рассматриваться как принадлежащее к тому, что дано... Другими словами, то, что мы предполагаем, есть перцепту-альная теория значения и нашего знания о сознании других». Анализ «восприятия» символических выражений делает ясным, в чем понимание смысла отличается от восприятия физических (S.556) предметов: оно требует вступления в межличностное отношение с субъектом, произведшим выражение. Основанная на восприятии теория значения объясняет понятие коммуникативного опыта и сталкивается при этом с «забытой» в аналитической теории «темой»: с интерсубъективностью, которая возникает в коммуникативном действии между Ego и Alter Ego. Щервхайм подчеркивает различия между базовыми установками. Кто в роли третьего лица наблюдает что-либо в мире или с помощью ассерторического суждения высказывается о чем-то в мире, тот принимает объективирующую установку. Кто, напротив, участвует в коммуникации и в роли первого лица (Ego) вступает в межличностное отношение со вторым лицом (которое, со своей стороны, относится к Ego как Alter Ego в качестве второго лица), тот принимает (laesst sich ... ein) перформативную установку.

Социальный ученый, как и любой ученый, рассматривает свои данные в качестве описаний чего-то в мире; он делает эти описания в объективирующей установке с помощью ассерторических предложений. Эти предложения воспроизводят (geben ... wieder) то, как он понял значение символических выражений. Допустим для простоты, что описания относятся к выражениям двух участников беседы. Но до этого социальный ученый должен был в какой-то форме участвовать в беседе, чтобы понять событие. Он должен был, независимо от формы своего участия (слушатель,

70