От критической теории к теории коммуникативного действия - Алхасов А.Я

классового господства.

IV. Оправдание власти и господства

1.Для положения III,1 верно: институциональная система оправдывается с помощью картин мира, которые еще не обладают легитимирующей господство функцией, но описательно объясняют общественно необходимое подавление удовлетворения инстинктов.

2.Для положения III,2 верно: институциональная система легитимируется с помощью картин мира, которые возникли с помощью механизмов формирования идолов и организованы иерархически, они сохраняют (S.500) легитимирующую господство функцию с помощью подходящей интерпретации соответствующих пустот (Leerstellen).

3.Для положения III,2 верно: легитимация с помощью «картин мира» становится уязвимой; на ее место заступают гибкие ерзац-идеологии. Признаваемые в частном порядке универсалистские морали, которые упраздняют различие между внутренней и внешней моралью и неспособны к онтологическому обоснованию (через глобальное толкование природы, общества и индивида), могут рассматриваться в качестве проекций основных норм разумной речи, в качестве проекции принципа оправдания норм действий в неограниченном и свободном дискурсе.

V.Диалектика производительных сил и производственных отношений

1.Процесс производства с необходимостью стоит в обратной связи с кумулятивным процессом научения. Относительное распространение производительных сил (и расширение технически применимого знания) может ускоряемо или сдерживаемо институциональными рамочными условиями формы обращения; но при меняющихся нормах роста в долгой перспективе осуществляется постоянный рост производительных сил и возникают диспропорции между производительными силами и производственными отношениями.

2.Когда прибавочный продукт достигает размеров, которые в границах организованной по первичным ролям (возраст и пол) формы обращения более не позволяют решения проблемы, как могут быть неравномерно и легитимно распределены социальные затраты и компенсации, то вероятно возникновение классового общества.

3.Общественная динамика классовых обществ, т.е. структурное изменение форм обращения, которое соответственно в новой форме институционализиру-ет классовое отношение (которое определено собственностью на средства производства и, соответственно, исключением из владения средствами производства), объясняется из специфической связи

81

между относительно продвинутым состоянием развития (S.501) производительных сил и утрачивающими доверие легитимациями господства. Так как легитимация господства постоянно представляет порождаемую путем образования идолов объективную видимость и просто иллюзорно обосновывает нормы, которые по своим притязаниям на значимость почти не подлежат обоснованию (из-за асимметричного распределения власти), то легитимирующие господство картины мира и идеологии (которые связывают с интересом реально господствующего класса притязание всеобщего интереса) являются уязвимой точкой всякого классового общества. Возникновение и протекание классового конфликта в масштабах, меняющих систему, можно, согласно следующей модели, представить так:

а) Осуществление господства, которое базируется на собственности на средства производства и легитимируется через данную картину мира, связано с определенными организационными формами: со стратегиями и техниками управления, которые, если они были бы предназначены для производства общественного богатства, имели бы функцию производительных сил, но которые могут так же хорошо служить стабилизации господства.

b)Прогрессирующее в данных институциональных рамках развитие производительных сил требуют форм организации общественного труда, которые несовместимы с формами организации и/или институциональными рамочными условиями господства. Этот конфликт выражает диспропорцию между фактическим и потенциальным общественным богатством.

c)Конфликт колеблет доверие к легитимирующей господство картине мира, так как она оправдывает институциональную систему, как теперь можно узнать, исторически пережившей себя степени репрессивности. Это значит: опыт того, что институциональные рамки подавляют больше потребностей, чем это необходимо для данного состояния производительных сил, колеблет коммуникационные барьеры, с которыми связана значимость легитимирующей картины мира, и открывает, по меньшей мере временно, пространство для практических дискурсов, в в которых может быть поставлена под вопрос значимость существующих картин мира вообще.

d)Сомнение в легитимации означает, что через (S.502) разгаданное в качестве асимметричного нормативно закрепленное распределение шансов на леги-тимное удовлетворение потребностей возникает разногласие. Явно выступают интересы участвующих партий, то есть классовые интересы, которые лежали в основе до сих пор действовавших норм. На место коммуникативного действия заступает стратегическое действие классов. Классовая борьба служит реализации классовых интересов, противоположность которых в новой системе норм, которая удовлетворяет новым легитимационным требованиям, не может быть ни упразднена, ни переведена в латентное состояние.

82

12. Познание и интерес

(S.146) Во время летнего семестра 1802 года Шеллинг читал в Иене лекцию о методе академического исследования. На языке немецкого идеализма он впечатляюще обновил то понимание теории, которое было сформулировано традицией великой философии с самого ее начала. ...

Только то познание может истинно ориентировать в действии, которое отделилось от обнаженных интересов и настроилось на идеи, а именно: нашло теоретическую установку.

(S.147) Это понятие теории и жизни в теории философия сформировала с самого своего начала. Различению между теорией в смысле этой традиции и теории в смысле критики Макс Хоркхаймер посвятил одно из своих значительных исследований. Эту тему я вновь поднимаю сегодня... Я обращаюсь к статье Гуссерля... Гуссерль руководствовался ... именно тем понятием теории, которому Хоркхаймер противопоставил критическое. Гуссерль трактует не кризисе в науке, а о кризисе последней как науки, ибо «о наших жизненных потребностях эта наука (S.147-148) ничего не говорит».

...Гуссерль ... масштабом своей критики берет ту идею о познании, которая сохранила платоновскую связь чистой теории с жизненной практикой. Не информационное содержание теорий, а формирование разумного и просвещенного облика у самих теоретиков порождает в конечном счете научную культуру. Развитие европейского духа ... и было нацелено на формирование такой научной культуры. Однако после 1933 г. Гуссерль видит эту историческую тенденцию в опасности. Он убежден, что опасность ...

грозит не извне, а изнутри. ОН сводит кризис к тому, что наиболее прогрессивные дисциплины, прежде всего физика, отступили от того, что по истине может называться теорией.

II. Как обстоит с этим дело в действительности? Между позитивистским самосознанием наук и прежней онтологией ... существует связь. Эмпирика-аналитические науки развивают свои теории в рамках самосознания, которое непринужденно устанавливает непрерывную связь с началами философского мышления: та же опора на теоретическую установку, освобождающую от догматических связей и от вводящего в

заблуждение влияния естественного жизненного интереса; то же намерение теоретически описать космос в его закономерных связях, так как он есть. В противоположность этому историко-герменевтические науки, которые имеют дело со сферой преходящих вещей и простого мнения, не столь естественно сводимы к этой (S.148-149) традиции - с космологией они не имеют общего. Но и они, по модели естественных наук, также образуют сциентистское сознание. Традиционные комплексы чувственных фактов также, кажется, должны конденсироваться в космос фактов в идеальной одновременности. Даже если гуманитарные науки схватывают свои факты посредством понимания и даже если они мало заботятся о том, чтобы найти универсальные законы, все же и они разделяют с эмпирико-аналитичекими науками общее представление о методе: на основе теоретической установки

83

[должно] описывать структурированную действительность. Историзм превратился в позитивизм гуманитарных наук.

Позитивизм внедрился в социальные науки независимо от того, следуют ли они методическим требованиям эмпирико-аналитического образа науки или ориентируются на пример нормативно-аналитических наук, которые предполагают определенные максимы поведения.

(S.150) Хотя позитивные науки и разделяют с традицией великой философии общее понятие теории, они разрушают, однако, ее классические притязания. Из философского наследия они заимствуют два момента: вопервых, методологический смысл теоретической установки и, во вторых, онтологический принцип признания не зависящей от познающего субъекта структуры мира. Но, с другой стороны, отпадает, подчеркиваемая философской традицией от Платона до Гуссерля связь theoria и kosmos, mimesis и bios theore tikos. To, на что когда-то уповали как на источник практической действенности теории, теперь разрушается методологическим запретом.

III. Фактически науки лишились специфической жизненной значимости, которую Гуссерль надеялся возвратить вновь путем восстановления чистой теории. Я реконструирую (S.151) его критику в три этапа. Она направлена прежде всего против объективизма наук. Мир открывается им предметно как универсум фактов, закономерная связь которых может быть схвачена дескриптивно. Но в действительности знание о якобы объективном мире фактов трансцендентально основано в донаучном мире. Возможные предметы научного анализа конституируются первоначально в самоочевидности нашего первичного жизненного мира. В этом слое феноменология раскрывает достижения смыслоутверждающей субъективности. Затем Гуссерль намеревался показать, что эта продуктивная субъективность исчезает под покровом объективистской самоочевидности, так как науки радикально не отделены от системы интересов первичного жизненного мира. Лишь феноменология порывает с наивной установкой в пользу строго созерцательной и окончательно отделяет познание от интереса. Наконец, Гуссерль отождествляет трансцендентальную саморефлексию, которой он дал наименование феноменологического описания, с чистой теорией, теорией в традиционном смысле. Благодаря теоретической установке философ осуществляет перестройку, освобождающую его от пут жизненных интересов. Теория в этом смысле «непрактична». Но это не изолирует ее от практической жизни. Именно последовательная сдержанность теории приводит, согласно ее традиционному пониманию, к образованию, дающему ориентацию действию. Теоретическая установка позволяет, если она однажды сформирована, опять взаимодействовать с практической ...

(S.152) Гуссерль справедливо критикует объективистскую видимость, которая водит науки за нос закономерно структурированными фактами, скрывает конституцию этих фактов и, вследствие этого, не позволяет осознать связь познания с интересами жизненного мира. Поскольку

84

феноменология это осознала, она сама, кажется, отрешилась от таких интересов; лозунг чистой теории, который неправомерно рекламировали науки, поддерживает, следовательно, и она. С моментом освобождения познания от интереса Гуссерль связывает ожидание практической действенности теории. Заблуждение очевидно: теория в смысле великой традиции переходила в жизнь потому, что она полагала открыть в космическом порядке идеальную структуру мира, то есть также и прототип для порядка человеческого мира. Только в качестве космологии (S.152-153) теория могла обеспечить одновременно ориентацию действий. Гуссерль поэтому не мог ожидать процессов образования от феноменологии, трансцендентально очистившей старую теорию от ее космологического содержания и только в абстрактном виде сохранившей теоретическую установку. Теория была нацелена на образование не потому, что она освобождала познание от интереса, а, наоборот, потому, что она скрывала свои подлинные интересы благодаря псевдонормативной силе. Критикуя объективисткое самосознание наук, Гуссерль сам попадает в другой объективизм, который всегда был присущ традиционному понятию науки.

(S.154) ... Оба действенных момента греческой традиции - теоретическая установка и онтологический принцип структурированного мира - образуют связь, которую они же и запрещали: связь познания с интересом. Мы возвращаемся поэтому к гуссерлевской критике объективизма наук. Только мотив обращается теперь против Гуссерля. Непризнаваемую связь познания и интереса мы предполагаем не потому, что науки освободились от классического понятия теория, а потому, что они не полностью от него освободились. Подозрения в объективизме существуют из-за онтологической видимости чистой теории, которую науки после утраты образовательных элементом все еще обманчиво делят с философской традицией.

(S.155) Установку, наивно относящую теоретические высказывания к реальному положению вещей, мы вместе с Гуссерлем называем объективистской. Связи между эмпирическими величинами, которые выражены в теоретических высказываниях, она представляет как в себе сущее; одновременно она скрывает трансцендентальные рамки, внутри которых только и образуется смысл таких высказываний. Как только высказывания начинают пониматься в относительно преходящей системе связей, объективистская видимость распадается и открывается возможность увидеть интерес, руководящий познанием.

Для трех категорий исследовательского процесса можно указать специфическую связь логико-методологических правил и интересов, руководящих познанием. Решение этой задачи, ускользающей из сетей позитивизма, под силу только критической теории науки. В начало эмпирико-аналитических входит технический, в начало историкогерменневтических наук - практический ив начало критически ориентированных наук - тот эмансипаторный позавательный интерес, который ... хотя и не признавался традиционными теориями, но лежал в их

85

основе.

Технический познавательный интерес и эмпирика-аналитические науки

V. В эмпирико-аналитических науках система связей, которая определяет смысл возможных естественнонаучных (S.155-156) высказываний, устанавливает правила как для построения теорий, так и для их критической проверки. К теориям относятся гипотетико-дедуктивные связи предложений, которые позволяют выведение эмпирически содержательных гипотез. Они могут интерпретироваться как высказывания о ковариантности наблюдаемых величин и позволяют при данных начальных условиях делать прогнозы. Эмпирико-аналитическое знание есть, следовательно, знание прогностическое. Правда, смысл таких прогнозов, то есть техническая возможность их использования, задается правилами, согласно которым мы применяем теории к действительности.

В контролируемых наблюдениях, часто принимающих форму эксперимента, мы устанавливаем начальные условия и измеряем успех осуществляемых при этом этом операций. Эмпиризм хотел бы закрепить объективистскую видимость наблюдений, зафиксированных в базисных предложениях: в них должно быть выражено, очевидно, непосредственное, без субъективной примеси. В действительности базисные предложения являются не отражениями фактов-в-себе, а скорее они выражают успех или наших операций. Мы можем, конечно, сказать, что факты и отношения между ними могут быть схвачены дескриптивно, но этому словесному обороту не дано скрыть, что опытно-научные релевантные факты как таковые конституируются лишь через процессуальную организацию нашего опыта в функциональном кругу инструментального действия.

Оба момента - логическая система структуры высказываний и тип условий проверки, будучи объединены, (S.156-157) предлагают следующее толкование: опытно-научные теории исследуют действительность, будучи ведомы интересом наиболее полного информационного обеспечения и расширения контролируемого успехом действия. В этом заключается познавательный интерес технического овладения опредмеченным миром.

Практический познавательный интерес и историко-герменевтические науки

Историко-герменевтические науки добывают свои знания в других методологических рамках. Здесь смысл значимости высказываний конституируется не в системе отношений технического овладения. Уровни формализованного языка и объективированного опыта еще не расходятся, ибо теории не строятся дедуктивно, и организация опыта не ориентирована на успех операций. Понимание смысла вместо наблюдений прокладывает

86

дорогу к фактам. Систематической проверке предложений соответствует толкование текстов. Возможный смысл гуманитарно-научных высказываний определяют поэтому правила герменевтики.

С тем пониманием смысла, который должен очевидно определяться фактами духа, историзм связывал объективистскую видимость чистой теории. Дело выглядит так, будто интерпретатор включен в горизонт того мира и языка, из которого черпается смысл текста, передаваемого из прошлого. Однако и здесь факты конституируются лишь в отношении к стандартам их констатации. Подобно тому как позитивистское самосознание неявно включает в себя связь измерительных операций и контроль успехов, оно скрывает также то предпонимание интерпретатора, которым (S.157-158) постоянно опосредуется герменевтическое знание. Мир традиционного смысла открывается интерпретатору только в той мере, в какой ему при этом проясняется одновременно его собственный мир. Понимающий устанавливает коммуникацию между обоими мирами; он схватывает предметное содержание традиционного смысла, применяя традицию к себе и к своей ситуации.

Но если методические правила в этом виде толкования объединены с применением, тогда напрашивается вывод: герменевтическое исследование действительности направляется интересом сохранения и расширения интерсубъективности возможного взаимопонимания, ориентирующего действия. Понимание смысла, согласно своей структуре нацелено на установление согласия между людьми, действующими в рамках традиционного самосознания. В отличие от технического интереса мы называем этот интерес практическим познавательным.

Эмансипаторный интерес и критическая теория

Систематические практические науки, а именно экономическая наука, социология, политика, как и эмпирико-аналитические науки, имеют своей целью производство номологического знания. Критическая социальная наука этим, правда, не довольствуется; она стремится установить, когда теоретические высказывания схватывают инвариантные закономерности социального действия, а когда - идеологически застывшие, но в принципе изменяющиеся отношения зависимости. Устанавливая это, критика идеологии, как впрочем и психоанализ, учитывает, что информация о закономерностях в озадаченном сознании сама вызывает процесс рефлексии; в результате может изменяться уровень нерефлексированного сознания, который входит в число начальных (S.158-159) условий таких законов. Критически опосредованное знание закономерностей хотя и не спсобно посредством рефлексии лишить закон его значения, но может поставить его вне применения.

Методологические рамки, которые устанавливают смысл значимости

87

этой категории критических высказываний, измеряются понятием саморефлексии. Последняя освобождает субъекта от зависимости от гипостазированных им сил. Саморефлексия определяется эмансипационным познавательным интересом. Критически ориентированные науки разделяют его с философией. Правда, до тех пор пока философия остается во власти онтологии, она сама является жертвой объективизма, который заслоняет связь ее познания с интересом в состоянии зрелости. Лишь повернув критику, направленной против объективизма наук, также против видимости чистой в самой себе теории, она получит от признанной, наконец, зависимости ту силу, то значение, на которое тщетно претендовала как якобы беспредпосылочная философия.

88

III.СМЕНА ПАРАДИГМЫ

13.Теоретический и практический дискурсы

(S.252) V. Идеальная речевая ситуация

Если изложенная (со ссылкой на Тулмина) теория аргументации должна быть удовлетворительной, чтобы принимать рационально мотивированные решения о теоретических и практических притязаниях на значимость, то дискурс должен обладать формой, которая позволяет пересмотр первоначально выбранных систем языка. Только тогда рефлексивный опыт может войти в саму аргументацию вместе с неадекватностью (Unangemessenheit) систем языка. Что означает это требование для формальных свойств дискурсов? Этот вопрос я хотел обсудить сначала для теоретического, затем для практического дискурса.

Форма теоретического дискурса должна делать возможной постепенную радикализацию, то есть саморефлексию, познающего субъекта. Первый шаг состоит в переходе от проблематизированных (S.252-253) утверждений, которые сами представляют действия, к утверждениям, спорное притязание на значимость которых делается предметом дискурса (вступление в дискурс). Второй шаг состоит в теоретическом объяснении проблематизированного утверждения, в приведении (Angabe) по меньшей мере, внутри выбранной системы языка (теоретический дискурс). Третий шаг состоит в переходе к модификации первоначально выбранной системы языка или к оценке адекватности (Angemessenheit) альтернативных систем языка (метатеоретический дискурс). Последний шаг и дальнейшая радикализация

состоит в переходе к рефлексии систематических		изменений	языков
обоснования.	Реконструкция (Nachkonstruktion)	прогресса	познания,

который осуществляется в форме субстанциальной критики речи, и даже последовательного преодоления неадекватных (unangemessenen) систем языка и понятий, ведет к нормативному понятию познания вообще (критика познания). Этот последний вопрос интересным образом переходит границы теоретического дискурса. Он ведет на уровень дискурса, на котором мы с помощью своеобразного кругового движения рациональных реконструкций удостоверяемся в том, что должно быть значимо в качестве познания: Какими свойствами должны обладать когнитивные результаты (достижения), которые могут претендовать на название понятия? В реконструкциях прогресса познания основные теоретические нормы игнорируют свое практическое ядро: познание измеряется по вещи так же, как и интерес, который соответственно должно постигать понятие вещи.

Аналогичным образом форма практического дискурса также должна содействовать радикализации, то есть саморефлексии действующего субъекта. Первый шаг состоит в переходе от проблематизированных дозволений/запретов, которые представляют сами действия, к рекомендациям или предупреждениям, спорные притязания на значимость

89

которых делается предметом дискурса (вступление в дискурс). Второй шаг состоит в теоретическом обосновании проблематизированных дозволений/запретов, то есть в указании по меньшей мере на аргумент внутри выбранной системы языка (практический дискурс). Третий шаг состоит в переходе к модификации первоначально выбранной системы языка или к оценке адекватности альтернативных систем (S. 253-254) языка (метаэтический или метаполитический дискурс). Последний шаг - и дальнейшая радикализация - состоит в переходе к рефлексии зависимости наших потребностных структур от состояния нашего знания и можествования: мы объединяемся по поводу интерпретации наших потребностей в свете наличной информации о пространствах делаемого и достижимого. Тогда опять практическим вопросом является вопрос о том, какие классы информации мы хотим приобрести себе в будущем в первую очередь (mit Vorrang), например, приоритеты в содействии науке (формирование воли в области политики познания). На этой ступени дискурса ставиться вопрос: Что должно хотеть познать?

Этим практический дискурс распространяется на находящуюся, со своей стороны, в обратной связи с аргументацией когнитивное развитие. Одновременно этот последний шаг переходит границы практических дискурсов, так как практические вопросы о том, какого познания после того как мы знаем, что должно быть значимо в качестве познания, - мы должны хотеть, явно зависят от теоретических вопросом о том, какого познания мы можем хотеть.

Схема дает обзор ступеней радикализации, которую мы должны суметь предпринять в дискурсе, если теоретическое объяснение или теоретическое обоснование должно рационально мотивировать принятие спорного притязания на значимость. Так как устанавливающая консенсус сила аргумента основывается на том, что мы можем передвигаться с одного уровня дискурса на другой и обратно, пока не (S.255) возникнет консенсус. Аргументативно установленный консенсус явялется критерием для выполнения дискурсивных притязаний на значимость тогда и только тогда, когда на основе формальных свойств дискурса обеспечено свободное передвижение между уровнями дискурса. Какими же являются формальные свойства, которые удовлетворяют этому условию? Мой тезис гласит: свойства идеальной речевой ситуации.

Идеальной я называю речевую ситуацию, в которой коммуникациям не препятствуют не только внешние контингентные воздействия, но также и принуждения, которые возникают из структуры самой коммуникации. То есть структура коммуникации только тогда и не производит принуждений, когда для всех участников дискурса обеспечено симметричное распределение шансов на выбор и осуществление речевых актов. Из этого общего требования симметрии для различных классов речевых актов можно вывести особые требования по равному распределению шансов на выбор и осуществление речевых актов.

Идеальные речевые ситуации должны удовлетворять прежде всего

90