gryaznov_a_f_red_analiticheskaya_filosofiya_stanovlenie_i_ra

Взлет и падение.,.

461

ждать достижения некоторого аналитического разъяснения условий употребления суждения типа «X знает, что р*. Однако это многообе­ щающее предложение также старо, как и утверждение в диалоге Пла­ тона «Теэтет» формулы «х знает, что р, если и только если χ верит, что ρ истинно и χ верит, что имеет большие основания верить в ис­ тинность р».

Но, как показало широкое обсуждение контрпримеров РасселаГеттиера данной формулировке, все возможные попытки дать специ­ фикацию таких условий быстро терпят неудачу. Все больше и больше эпициклов запутанности должно быть вовлечено в анализ, который именно в силу этого никогда не принесет результатов.

3.ДРОБЛЕНИЕ ЛОГИКИ. Быстрое увеличение количества логи­ ческих систем было другим камнем преткновения. Разнообразие ло­ гических инструментов и различие способов их функционирования порождает соответствующее различие лингвистических систем. Диа­ пазон выбора соответственно не позволяет больше говорить о единст­ венном варианте анализа, подходящего для какого-нибудь понятия или утверждения. Запутанность, которую Витгенштейн связывал с философскими понятиями, имеет место также и в философском ана­ лизе. Разнообразие инструментов дает разнообразие результатов. Ана­ лиз не производит указателей какой-то одной фиксированной поня­ тийной дороги. В сущности, оказывается столько же вариантов анали­ за, сколько существует аналитиков. Как в таком случае, мы можем надеяться достигнуть единственного в своем роде «правильного» ло­ гико-лингвистического анализа, когда существует много различных логико-лингвистических систем?

4.НЕПОКОРНОСТЬ ЗНАНИЯ. Скоро стало ясно, что никакая степень прояснения (анализа) значения языка не может свести проб­ лемы правильное-неправильное; обоснованное-необоснованное; важ­ ное-неважное к тому, что просто является фактически-научными проб­ лемами. Попытки проанализировать ценность понятий — будь даже

одни из них успешнее других — просто не связаны с существенными проблемами, которые принадлежат к этой области 6. Особенно мы противостоим —

5.НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ ΜΕΤΑ-ЭТИКИ. Философский анализ сам по себе подчеркивает и расширяет пропасть между тем, что суще­ ствует и что должно быть (между фактами и ценностями). Но любой мета-этический анализ нашего рассуждения о морали (например, пра­ вильно-неправильно; хорошо-плохо; честно-бесчестно) описывает при­ меры использования этики. И это не ведет нас ни к какому решению

6Логические позитивисты видели это достаточно ясно, но приходили

кдостаточно проблематичному выводу, что значимая область может быть обозначена просто как неподдающаяся рациональному объяснению.

462 Николас Решер

существенных этических вопросов. Но, в конце концов, что действи­ тельно интересует нас здесь, это то, что является правильным само по себе, а не то, что люди называют правильным. Аналитическая метаэтика исключительно сосредоточена на объяснении употребления и оставляет нас перед жестоким выбором между нашими этическими предпочтениями лишь как перед второстепенным вопросом.

Исторический курс развития аналитической философии в рамках того, как она сама себя оценивает, соответственно преподносит целую серию горьких уроков для сторонников этой программы:

1. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЯСНОСТЬ ПОРОЖДАЕТ ЗАПУТАННОСТЬ. Когда мы анализируем проблемы, ситуация не упрощается (не разре­ шается). Проблемы, рассматриваемые очень подробно, оказываются более сложными и разнообразными, чем мы подозревали. Анализ не аннулирует и не разрешает проблемы, а делает их более сложными и утонченными. Это не приводит к необходимости дробления и раз­ множения. Мы, таким образом, встречаем —

2. СОХРАНЕНИЕ ПРОБЛЕМ. Старые проблемы не решаются ана­ литиками и не сводятся к улаживаемым научным вопросам. Они пе­ реживают аналитический процесс, изменяясь, приобретая более тон­ кую, изощренную форму. Они просто принимают пересмотренный — как бы запутанный до некоторой степени — облик. Эти примеры приспособления, подобно хамелеону, к условиям нового понятийного окружения.

3.ГИБКОСТЬ И ПОДАТЛИВОСТЬ ЯЗЫКА. Изменчивость наших лингвистических источников устраняет перспективу любого единст­ венного, уникального, универсального 4анализа». Аналитический про­ цесс не может дать однообразия в решении проблем. Многообразие аналитических альтернатив является как бы частью проблемы, реше­ нием которой и занята философия. Анализ — это не королевская до­ рога для решения философских проблем.

4.ГЛУБОКОЕ НЕСХОДСТВО С НАУКОЙ. В естественной науке влияние эксперимента на теории препятствует росту распространения альтернатив путем их элиминации. Наблюдения, которые мы делаем в экспериментах, разрешают конфликты в пользу некоторых альтерна­ тив. В случае философских проблем, по контрасту, анализ просто вы­ двигает на первый план и поддерживает разногласия и не решает (снимает или видоизменяет) проблем.

Конечный результат подобных соображений таков, что логиколингвистический анализ, далекий от способа разрешения проблем, как бы сооружает телескоп, который показывает неизбежные сложности в увеличенном виде. Чем дальше программа развивается и распростра­ няется, тем меньше доказательства она предоставляет доктринам, ко­ торые, как предполагалось, она должна обосновывать. Искомые во-

Взлет и падение...

463

просы не снимаются или решаются, а, напротив, вновь появляются в более утонченных, запутанных и едва уловимых формах. Анализ про­ сто показывает свою неспособность в снятии проблем и решении во­ просов в философии.

Таким образом, то, что аналитическая философия ни на что не способна, доказывается не внешней критикой, источник этого нахо­ дится в ней самой. Аналитическая программа, как настаивают ее сто­ ронники, идет впереди других, со все возрастающей самоотверженно­ стью и энергией она погружена в море находок, а это, в свою очередь, делает первоначально взятые программные обязательства смешными.

4. СМЕРТЬ И ВИДОИЗМЕНЕНИЕ

Как это часто бывает в истории философии, программная мечта не осуществляется, но не под напором внешней критики, а совсем на­ оборот, из-за своих противоречий, которые становятся явными благо­ даря их внутреннему развитию. Аналитическая философия не умерла от старости, а была низвержена в самом расцвете сил. И это не дело рук ее противников; ее кончина была подготовлена ею самой — в дей­ ствительности программа совершила самоубийство.

Конечно, в любом случае, результат был бы таким же. Размыш­ ляя в 1990 году о своем раннем представлении об аналитической фи­ лософии, Ричард Рорти пишет: «Дискуссии, которые я проводил с та­ кой искренностью в 1965 г., уже смотрелись эксцентричными в 1975. Но сейчас (1990) они кажутся просто старомодными» 7. И Уильяме Вильяме пишет отчасти презрительно о «лингвистическом анализе», который сейчас — просто «философский стиль прошлого» 8. Филосо­ фы 90-х годов готовы предать аналитическую философию историче­ ским книгам и двинуться в поисках своего философского вдохнове­ ния куда-нибудь, но не в логику и язык, а в историю, в математику исчислений и компьютеров, в искусственный интеллект, в литературу, в восточный мистицизм.

Что это означает для философии в целом: то, что аналитическая философия постепенно исчезает с англо-американской сцены, где только еще вчера играла ведущую роль? Означает ли это возвраще­ ние к статус-кво по отношению к практике как обычно, к вещам та­ ким, какими они были раньше?

7 Rorty R. The Linguistic Turn: Essays — Philosophical Method — with two Retrospective Essays, Chicago, 1992. Книга Рорти до сих пор лучшая и наиболее полная онтология теории и практики аналитической фи­ лософии.

Williams В. The Need to be Sceptical / / Times Literary supplement,

1990, February, 16-22, p. 163.

464	Николас Региер
Ничего подобного! Аналитической философией сделан большой
вклад и оставлено большое наследство.
В действительности аналитическая	философия имеет два совер­

шенно разных аспекта. С одной стороны, ее доктринальная часть — ее идеологическая версия пост-философской эры предполагает или ан­ нулирование, или сведение к эмпирической фактуальности традици­ онных философских проблем. Эта идеология сводится к таким проце­ дурным предписаниям, как: будь в стороне от традиционного фило­ софствования; употребляй языковой анализ для сведения философ­ ских проблем к научному ядру до такой степени, пока анализ просто не аннулирует их вообще, используй их для придания четкого вы­ ражения и доказательства своего мнения так неоспоримо и ясно, как требуют того обстоятельства. Все эти попытки потерпели неудачу.

Но аналитический проект имеет и другой аспект. Отдельно от доктрины там был также и метод, техника, modus operandi 9. Это свя­ зано с методологическим аспектом программы, который состоит из таких процедурных предписаний, как: старайся внести четкость и яс­ ность в свою философскую работу; не увлекайся туманными идеями

инеправомерными предложениями, а старайся представлять свои фи­ лософские идеи такими ясными и определенными, как только воз­ можно; развивай и улучшай аппарат логико-лингвистического анализа

ипотом с наибольшей пользой употребляй его для придания доказа­ тельности своей точке зрения с такой максимальной ясностью, какой требуют обстоятельства.

Таким образом: 1. эту методологическую, или процедурную, сто­ рону аналитической философии надо рассматривать независимо от ее идеологической, или доктринальной, стороны, и 2. ее влияние очень распространено и действует всюду в философской сфере. В этом смысле аналитическая философия внесла неоценимый вклад в фило­ софию, будучи широко распространенной в аглоязычном мире, да и за его пределами. Причиной этому является методологическая часть, ко­ торая имела свою собственную жизнь, отличную от доктринальной, идеологической. И хотя аналитическая философия не оказала про­ должительного влияния на основные типы философских представле­ ний, она имела огромное влияние на способ, с помощью которого фи­ лософы (по крайней мере, многие из них) выполняют свою работу. Настойчивое требование аналитической философии относительно концептуальной ясности и доказательной убедительности и те процес­ сы, с помощью которых это достигается, очень живые и активные факторы на современной философской сцене. Как доктрина, аналити­ ческая философия пришла к смертельному концу, к банкротству. Но

Способ действия {лат.) — Прим. перев.

Взлет и падение...

465

как методологический источник, она показала себя чрезвычайно пло­ дотворной и продуктивной, и ее благотворное влияние можно почув­ ствовать в любой сфере современной философии.

Подобно логическому эмпиризму (или позитивизму), умершему в период между двумя войнами, и оставившему в своем кильватере чрезвычайно плодотворную область — историю и философию науки, крушение аналитической философии оставило в своем кильватере на­ следство логико-лингвистической утонченности, которая изменила метод работы многих современных ученых не только в философии, но и в лингвистических, исторических и др. исследованиях. Оба эти фи­ лософских направления — и логический позитивизм, и аналитическое движение — испытали радость (или горечь) очень похожей судьбы. В обоих случаях мы наблюдаем картину позитивистской идеологиче­ ской программы, сопровождающуюся все еще продолжающейся живу­ честью необычайно продуктивного методологического наследия.

В этом смысле интересно представить будущее. Насколько ситуа­ ция аналитической философии и логического эмпиризма может быть увидена как парадигма для новых попыток «точного философствова­ ния», настолько это может предсказать судьбу, которая ожидает тепе­ решние модные программы «научной философии» (основанные на идеях искусственного интеллекта, компьютерной теории и подобных). Здесь мы также можем, вероятно, ожидать аналогичного направления развития, с такими же «ходами» полного исчезновения со сцены доктринальных (идеологических) концепций, оставляющего, тем не ме­ нее, в руках философов определенные методологические инструменты и интеллектуальные источники, а это означает постоянное обогащение дисциплины.

Хилари ПАТНЭМ

РЕАЛИЗМ С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ 1

Первая и вторая части этой статьи были прочитаны в качестве Кантовских лекций в Стэнфордском университете осенью 1987 г.

Часть первая. РЕАЛИЗМ

Надеюсь, это сочинение покажет, сколь велико мое преклонение перед Кантом, возможно, оно доходит до «идолопоклонства». С моей точки зрения, почти все проблемы философии только в работах Канта получили ту форму, которая сделала их действительно интересными. Однако теперь я хочу совершить нечто такое, что подлинный поклон­ ник Канта мог бы счесть богохульством: я хочу начать эту статью с размышления по поводу одного замечания Ницше. Надеюсь, что это замечание нисколько не задевает память Канта.

В «Рождении трагедии» Ницше пишет, что «чем большую об­ ласть охватывает наука, тем больше парадоксов она встречает». Часть первая этой статьи будет размышлением над этим удивительным афоризмом. Меня интересует в данном случае не сам Ницше (хотя он, конечно, чрезвычайно интересен) и не его текст, а только его за­ мечание, которое, как мне представляется, относится к мышлению и опыту скорее нашего времени, чем времени Ницше. Замечание гово­ рит об «области науки», поэтому я хочу посмотреть на науку и на то, каким образом мир может стать более парадоксальным по мере того, как увеличивается сфера научного познания. Замечание Ницше мож­ но было бы проиллюстрировать на материале почти любой научной области, но я хочу рассмотреть здесь только два примера.

Мой первый пример взят из области, которая мало знакома даже наиболее образованным людям, — из области квантовой механики. Я не хочу обсуждать здесь технические подробности, поэтому не буду пытаться полностью описать эту теорию. Я попробую изложить дис­ куссию, которая началась почти одновременно с появлением самой квантовой механики, — дискуссию о том, «как интерпретировать» квантовую механику.

Дискуссии подобного рода встречались в истории науки, однако причины данного спора были в высшей степени необычными. Я по­ пробую схематично обрисовать эти причины. Теория, в том виде, в каком ее сформулировал Бор, а также (несколько иначе) фон Нейман,

1 Putnam H. Realism with a Human Face / / Realism with a Human Face / Conant J. (ed.) © Harvard University Press. Camb., Mass., 1990, pp. 3-29. Пере­ вод выполнен О. А. Назаровой. — Прим. ред.

Реализм с человеческим лицом

467

применяется к динамическим системам, например системам элементар­ ных частиц или системам полей и частиц. Как и в классической физи­ ке, системы могут быть достаточно малы — одна, две или три части­ цы — или, «в принципе», могут быть достаточно большими. Однако — и в этом заключается любопытная особенность, ненаблюдающаяся в классической физике, — любое применение теории требует, чтобы в дополнение к данной «системе» присутствовал «аппарат», или «наблю­ датель», невключенный в данную систему. Таким образом, в принципе, не существует «квантовой механической теории всего мира» 2.

Мудрые основатели квантовой механики — люди типа Юджина Вигнера — говорили о «разрыве между системой и наблюдателем». Аппарат, возможно, осуществляющий измерения, проверяющие пред­ сказания теории, находится в этом разрыве на стороне «обозревате­ ля». Согласно собственной теории Бора относительно так называемой Копенгагенской интерпретации (которая в действительности является совокупностью интерпретаций благодаря Бору, фон Нейману, Гейзенбергу, Вигнеру и другим; все они разнятся в большей или меньшей степени), каждое свойство системы рассматривается как имеющее значение и существование только в связи с конкретным аппаратом измерения в конкретной экспериментальной ситуации. Кроме того, предполагается, что аппарат измерения поддается удовлетворительно­ му описанию (постольку, поскольку он функционирует в эксперимен­ те) с использованием языка и математических формул только класси­ ческой физики (включая специальную теорию относительности). Та­ ким образом, с точки зрения Бора, квантовая механика не делает классическую физику просто устаревшей; скорее, она предполагает классическую физику в той мере, в какой, например, было бы абсурд­ но утверждать, что ньютоновская физика предполагает средневековую физику. Использование квантовой механики для описания «систем» предполагает использование теории, которую большинство людей считало бы несовместимой с квантовой механикой, — классической физики — для описания ее аппарата! Это достаточно парадоксальный факт, но зависимость квантовой физики от классической физики (в боровской версии Копенгагенской интерпретации) не является пара­ доксальной в том смысле, к которому я хочу привлечь внимание.

Я хочу напомнить замечание, сделанное выше, о том, что, в принципе, не существует «квантовой механики всего мира». Отчасти это обращение к ньютоновскому видению — я говорю о ньютоновском видении потому, что ньютоновская физика обладает особой способно­ стью визуализации, в большой степени повлиявшей на теологию, фи-

Однако это отрицается так называемой Интерпретацией Множест­ венности Миров в квантовой механике, которую мы будем обсуждать не­ сколько ниже в данной статье.

468 Хилари Патпнэм

лософию, психологию, всю культуру, — которое представляет нам (то, что было в XVII веке) «Божественное Видение» Вселенной. Универ­ сум — это гигантская машина, и если Вы материалист, то мы сами являемся лишь подсистемами этой гигантской машины. Если же Вы картезианский дуалист, то наши тела являются лишь подсистемами этой гигантской машины. Наши измерения, наши наблюдения в той мере, в какой они могут быть описаны физически, представляют со­ бой просто взаимодействия внутри целого устройства. Мечта о кар­ тине универсума, которая будет настолько полной, что действительно будет включать теоретика-наблюдателя, создающего картину универ­ сума, является мечтой как физики, так и метафизики (или физики, которая раз и навсегда делает метафизику ненужной). Даже дуалисты типа Декарта мечтают об этом; они просто чувствуют, что мы должны иметь дополнительное фундаментальное знание, фундаментальную науку Психологию, чтобы описать «душу, сознание или интеллект» и сделать нашу мечту реальной. Эта мечта постоянно присутствует в западной культуре с XVII века. Можно представить ее как мечту нау­ ки, не оставляющей ничего за своими пределами и поэтому затраги­ вающей любые парадоксы. Каждый, кто хоть однажды работал, экспе­ риментально или математически, с действительной научной теорией, должен был воспринять эту мечту.

Однако Копенгагенская интерпретация Бора представляет собой именно эту мечту! Как и Кант, Бор чувствует, что мир «сам по себе» находится за пределами возможностей человеческого ума в его ото­ бражении; новый поворот, который Кант никогда не принял бы, за­ ключается в том, что, согласно Бору, даже «эмпирический мир», мир нашего опыта не может быть полностью описан с помощью только одной картины. Вместо этого мы должны использовать «дополнитель­ но» различные классические картины, проверять их в различных экс­ периментальных ситуациях, проверять частичные картины на фоне других и вырабатывать идею единого представления, описывающего все ситуации.

Идеи Бора являются в высшей степени противоречивыми и ос­ таются таковыми по сей день. Одна из упомянутых мною идей о том, что квантовая механика по сути своей предполагает использование классической физики (для описания аппарата измерения), как мне представляется, утратила свое значение. Классическая работа фон Неймана показала, как можно проанализировать измерения в поняти­ ях чисто квантовой механики 3. Однако «разрыв между наблюдателем

3 Neumann J. von. Mathematical Foundations of Quantum Mechanics. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1955. Я обсуждаю точку зрения Неймана в своей книге «Quantum Mechanics and the Observer», гл. 14

Реализм с человеческим лицом

469

и системой» оказался более глубоким, и именно этот разрыв, а также идея отнесенности физических понятий к экспериментальной ситуа­ ции лежат в основе интерпретации Бора. Немногие физики сегодня восприняли бы «дополнительность» в боровском смысле, т. е. как от­ носящуюся в первую очередь к дополнительному использованию классических понятий. В дальнейшем мы не будем больше говорить об этом аспекте мысли Бора.

Для того чтобы увидеть, как далеко хотят пойти оппоненты Ко­ пенгагенской интерпретации, я напомню о проблеме, появившейся сразу же в связи с воззрениями сторонников Копенгагена, а также об антикопенгагенском ответе на эту же проблему, который, однако, поя­ вился много лет спустя.

Предположим, что у меня есть система, описанная настолько полно, насколько это под силу квантовой механике. В квантовой ме­ ханике описания называются «состояниями» 4; наиболее полное, с формальной точки зрения, описание называется «максимальным со­ стоянием» (а также «волновой функцией» или «пси-функцией»). Для ясности представим систему атома радия в стадии радиоактивного распада. Несколько упрощая проблему, скажем, что в будущее время t атом может находиться или в исходном состоянии Л, или в состоянии «распада» В. (Другими словами, атом может испустить или не испус­ тить один или больше квантов радиации). «Недетерминистический» характер теории совершенно не отражается в математическом форма­ лизме! Математически формализм — знаменитое уравнение Шредингера — говорит о том, что атом совершает переход от исходного со­ стояния А в новое состояние А'. То, что атом может распасться (сос­ тояние В) или остаться прежним (состояние А) отражается не с по­ мощью статистического элемента в самом уравнении Шредингера, как можно было бы ожидать в случае нормальной стохастической теории, а скорее с помощью факта, что новое состояние А' является, в неко­ тором смысле, «суперпозицией» двух противоположных возможно­ стей А и В.

Этим свойством теории с самого начала воспользовались оппо­ ненты Копенгагенской интерпретации: среди оппонентов были как Эйнштейн, так и сам Шредингер. «Посмотрите, — говорили они, — так называемая "суперпозиция" А и В в действительности совершенно не является полным описанием. Когда Вы говорите, "система будет находиться в состоянии А" это означает, что система будет находиться или в состоянии Л, или в состоянии В. Квантовая механика является

книги «Realism and Reason». Cambridge: Cambridge University Press, 1975, которая представляет собой 3-й том моей книги «Philosophical Papers».

4 В дальнейшем в целях упрощения я вынужден отождествлять со­ стояния и их описания.

470	Хилари Патпнэм

просто неполным описанием физической реальности. Ее так называе­ мые "максимальные состояния" типа А' являются только частичными описаниями».

Защитники Копенгагенской интерпретации 5 возражали, что пред­ сказание, что атом переходит в состояние А' относится к тому, что произойдет с атомом, когда он будет изолирован — a fortiori 6, когда не делается никаких измерений. Если измерение делается во время £, то оно «перебрасывает» систему или в состояние Л, или в состояние В. Детерминистский переход

А -> А

управляет революцией изолированного атома радия. (Этот переход является настолько «неклассическим», что любая попытка его реаль­ ного отображения является несоответствующей, как говорят защитни­ ки Копенгагенской интерпретации). Стохастический переход

А' -> или А или В

управляет измерением взаимодействия. (Этот стохастический переход представляет собой знаменитый «коллапс волнового пакета».)

Я должен извиниться перед не-ученым читателем за кажущееся отклонение в технические детали; то, что я излагаю, не является описа­ нием научной теории; это представление удивительного события в не­ давней истории науки, значение которого должен оценить сам читатель.

Событие, о котором я говорю, представляет собой появление не­ сколько лет назад в квантовой механике так называемой Интерпрета­ ции Множественности Миров. Эта интерпретация, предложенная

5Защита данного возражения содержится в работах фон Неймана. Сам Бор сказал бы, что переход А -> А' является чисто формальным, не имеющим смысла вне конкретной экспериментальной ситуации. Если экспериментальная ситуация такова, что измерение сделано во время t с целью выявить распался атом или нет, то соответствующей клас­ сической картиной будет та, что атом уже находится в состоянии А или в состоянии В (т. е. он уже испустил радиацию или еще нет), и измерение определяет в каком именно; но это лишь "классическая картина", хотя и соответствующая конкретной экспериментальной си­ туации. Вопрос «В каком же состоянии находится атом во время ί, если измерений не проводится?» с научной точки зрения не имеет смысла, согласно Бору.

6Тем более {лат.) — Прим. перев.