14ekabrya

А.Н.Муравьев в Cоюзе Cпасения

необходимо исключить А.Н.Муравьева, который не мог поддерживать вольных политических экспериментов внутри масонской организации, а тем более иметь намерение подчинить «своему влиянию Андреевское братство» (Дружинин 1985á: 320). Другое дело, что Муравьев был вынужден принять новые правила игры, но не с целью полностью подчиниться им, а желая повернуть ход развития политического общества вспять, возвратиться к прежней схеме взаимоотношений ложи Трех Добродетелей и Союза Спасения периода первой половины 1816 г. Здесь мы опять приведем интересный отрывок из воспоминаний Трубецкого:

«Скоро <...> Пестель должен был уехать <...> Между тем положено было, чтоб члены вступили в масоны, полагая, что посредством лож скорее можно узнать людей способных и что посредством их можно удобнее распространять и поддерживать любовь к Отечеству, одушевлявшую членов, и возбуждать к служению ему» (Трубецкой 1983: 219).

И как раз вот это — уже о Муравьеве! Итак, отношения Союза Спасения и ложи Трех Добродетелей были разыграны

âитоге совершенно по другим нотам, от первоначального «плана Пестеля» здесь не было ничего. В жизнь воплощался «план Муравьева» — поразительно, что даже спустя десятилетия князь Трубецкой рассказывал о тех давних обстоятельствах, используя формулировки, близкие к стилю высказываний А.Н.Муравьева, знакомому нам по его письмам и публицистике. Тон приведенной нами цитаты не свойственен литературному стилю «Записок» самого князя, этот отрывок как бы вырывается из контекста. Можно высказать предположение, что Трубецкой повторяет врезавшиеся ему в память слова А.Н.Муравьева, вероятно, неоднократно пламенно и убедительно излагавшего свои идеи на собраниях тайного общества; но это лишь дополнительный штрих к характеристике ситуации в Союзе Спасения после отъезда Пестеля. Главное заключается

âтом, что организация теперь жила по «плану Муравьева».

Âпервой половине 1817 г. А.Н.Муравьев предпринимает определенные шаги для повышения своего статуса в масонской иерархии. В ложе Трех Добродетелей мы видим почти всех членов тайного политического общества. Это, конечно же,

211

Е.Н.Туманик

слишком явно совпадает с периодом активизации Союза Спасения. Данное внешнее совпадение и дало повод Н.М.Дружинину сделать вывод о наличии «организационного плана» развертывания тайного общества внутри ложи. На самом деле все было гораздо сложнее и драматичнее. 17 марта на заседании капитула Феникса Михаил Ю.Виельгорский объявил,

« “что член управляемой им ложи Елизаветы, мастер Муравьев, полковник свиты <...> в 1814 году во Франции, в городе Мелюне, познакомился с братом Больтренталем, членом верховной митрополии Гередона <...> сей брат, заметив в брате Муравьеве потребные качества, сообщил ему седьмую степень”. Виельгорский представил капитулу подлинное свидетельство, выданное Муравьеву <…> отозвался самым благоприятным образом об его поведении и качествах и ходатайствовал, чтобы Муравьев был признан в высоких степенях, представляя притом, что отличные дарования этого брата и его ревность к ордену подают надежду, что он может быть полезен для ордена. Капитул <...> определил утвердить Муравьева в шестой степени, но с тем <...> чтобы он сперва был баллотирован в шотландской ложе Александра <...>. Действительно, имя Муравьева стоит в списках шотландской ложи Александра. Великим мастером в этой ложе был тот же Виельгорский, с учреждения ее до 8-го ноября 1818; потом его сменил С.С.Ланской. Оба они были в числе ее учредителей. В списке действительных членов <...> Ал.Ник.Муравьев, вступивший в ложу с 22 марта 1817 г. и признанный в том же году в четвертой и пятой степенях» (Пыпин 1916: 428–429).

Это напоминает ход «ва-банк»... Почему А.Н.Муравьев именно в марте 1817 г. решает с помощью свидетельства, которому, по всей видимости, не придавал серьезного значе- ния, и которое, вероятно, ранее не считал целесообразным использовать для повышения в масонских степенях, добиться присвоения высокого масонского ранга? На наш взгляд, наиболее верная оценка развития событий может быть таковой. Поставленный перед фактом первичного оформления тайного политического общества (принятие устава) и не желая, в то же время, оставить организацию, хотя предположенный в 1816 г. ход ее развития был совершенно нарушен, А.Н.Муравьев во многом против своей воли и с серьезным для себя

212

А.Н.Муравьев в Cоюзе Cпасения

риском идет на компромиссный вариант, приняв «преступное» (с точки зрения собственной совести и масонской морали) решение «привлечь» в ложу Трех Добродетелей членов тайного общества. Конечно, при этом А.Н.Муравьев мечтал видеть их истинными масонами, как он задумал когда-то при самом основании Союза Спасения. Но, одновременно с этим, он не мог не понимать опасности того, что на деле все предприятие, при поспешном принятии членов общества в ложу, может вылиться в простую и, надо признать, достаточно формальную конспирацию. Используя формулировку «обезопасить членов общества» «под покровом сей ложи», А.Н.Муравьев вкладывал в слова двойной смысл: во-первых, слово «обезопасить» можно понимать буквально, как это и делали многие исследователи, но, во-вторых, значение данного высказывания можно толковать иначе: Муравьев в новых условиях упорно ставил прежнюю цель годовой давности — продолжить нравственное образование товарищей по Союзу Спасения, как и было задумано при самом основании общества. Только по замыслу 1816 г. в ложу должны были приниматься, а тем более проходить повышение в степенях, самые достойные и достигшие определенной планки нравственного роста члены тайного общества. Теперь А.Н.Муравьев был вынужден «прятать» в стенах ложи почти всех высокопоставленных членов Союза Спасения, даже не отвечавших требованиям к профану. Сам же, будучи обременен двусмысленной ролью, А.Н.Муравьев был поставлен перед необходимостью добиваться большей самостоятельности в масонской среде. В марте он стал шотландским мастером и получил право самостоятельно держать ложу (Пыпин 1916: 429). Заняв высокое место в масонской иерархии и, одновременно, продолжая выполнять прежнюю двойную роль в ложе Трех Добродетелей, А.Н.Муравьев подвергался определенному риску получить серьезнейшее взыскание внутри масонского ордена, что для него, как преданного масона, было бы сильным ударом. Видя в масонстве единственное универсальное спасительное средство человеческой нравственности, А.Н.Муравьев, несомненно, испытывал сильные внутренние терзания, используя свою ложу совсем не для масонских целей. Поступая, таким образом, вопреки собст-

213

Е.Н.Туманик

венной совести, он дискредитировал масонскую систему, что ясно осознавал.3 Прекрасно отдавая себе отчет в собственных действиях, он находил разрушительный для масонского ордена смысл в попытках следования «плану Пестеля», которого стал заложником, поэтому, видимо, и назвал на следствии

«преступным» ñâîå «намерение» «обезопасить членов общества» «под покровом <...> масонской ложи».

Âåñü ìàðò 1817 г., помимо службы, А.Н.Муравьев был занят воплощением в жизнь вынужденного и опасного для себя плана сосуществования Союза Спасения и ложи Трех Добродетелей. Возможно, именно поэтому в Священной Артели особенно часто появлялись Никита Муравьев и братья Мура- вьевы-Апостолы (Муравьев 1975: 109). Артельщиков до середины апреля А.Н.Муравьев в свои дела не посвящал; если члены тайного общества приходили к ним на квартиру, то гости немедленно уединялись в комнатах Александра и там вели свои беседы в узком кругу (Муравьев 1975: 109). Более того, А.Н.Муравьев отделился от основной артельной массы и принимал незначительное участие в общих занятиях, хотя и проявлял к ним интерес. Думается, причиной этого было и его слабое здоровье, вновь пошатнувшееся после возвращения в Петербург с юга (Муравьев 1986: 206). Зимой — весной 1817 г. тематика

3 При рассмотрении данных о ложе Трех Добродетелей поражает, насколько быстро в 1817 г. проходили повышение в степенях некоторые ее младшие члены, одновременно состоящие в Союзе Спасения. Примечательно, что позже они легко оставляли масонские работы: С.П.Трубецкой — принят 25 января 1816 г., повышен во вторую степень 4 января 1817 г., а в третью 8 февраля 1817 г. (!). М.И.Муравьев-Апостол — повышен во вторую степень 26 декабря 1816 г., в третью 11 января 1817 г. (!). С.И.Муравьев-Апостол — принят 2 января 1817 г., повышен во вторую степень 24 апреля 1817 г. (!), а в третью уже 10 èþíÿ 1817 г. (!). Н.М.Муравьев (самая быстрая «карьера») — принят 30 января 1817 г., повышен во вторую степень 27 февраля 1817 г. (!), в третью 12 апреля 1817 ã. (!), ñ 14 èþíÿ 1817 г. уже был ритором в ложе. П.И.Пестель — причислен к третьей степени 6 февраля 1817 г. Петр И.Колошин — принят 18 апреля 1817 г., повышен во вторую степень 3 èþíÿ 1817 ã. (Пыпин 1916: 426–427).

214

А.Н.Муравьев в Cоюзе Cпасения

артельных увлечений изменилась: от изучения военных и математических наук, геометрии и языков артельщики перешли к русской и всеобщей истории, и постепенно исторические занятия стали для них главными (Муравьев 1975: 108). «Маршал парит в неизмеримых пространствах воображения и иногда с высот сих стреляет долу в нас смертных», — писал об Александре Муравьеве 1 марта 1817 г. Петр Колошин Н.Н.Муравьеву (Карскому) (Муравьев 1975: 110). В другом письме он сообщал, что

«Александр носится по верхам и худая нашему брату компания» (Муравьев 1975: 103). Но время шло, и в конце марта — начале апреля А.Н.Муравьев пригласил вступить в тайное общество всех членов Священной Артели, кроме младшего, Павла Колошина (Дружинин 1985á: 325). Думается, этот шаг был им предпринят для того, чтобы укрепить Союз Спасения «своими» людьми — идейными сподвижниками и близкими по корпоративному духу единомышленниками, связанными теснейшей дружбой, о нравственной роли которой Петр Колошин писал:

«Ты в нас влила священный жар И путь к добру нам указала»

(Муравьев 1975: 113).

Можно предположить и то, что Александр Муравьев серьезно рассчитывал на помощь друзей в сложнейшей для него жизненной ситуации. На приглашение А.Н.Муравьева искренне откликнулся лишь Петр Колошин, — мы можем судить об этом на основании появления его имени в списках ложи Трех Добродетелей. М.Н.Муравьев и И.Г.Бурцов в Союзе Спасения участвовали лишь формально. Михаил Муравьев резко выступил против устава организации, сочиненного Пестелем,

èс самого начала членства в Союзе Спасения проводил, повидимому, свою жесткую линию, целью которой было создание нового законоположения и, на его базе, нового полити- ческого общества (такая позиция была отчасти тождественна

èвзглядам самого А.Н.Муравьева на тайное общество) (Якушкин 1993: 84; Кропотов 1874: 210–211). Следовательно, можно

говорить о явном кризисе Союза Спасения уже в этот период. В середине апреля 1817 г. М.Н.Муравьев уехал из Петер-

215

Е.Н.Туманик

бурга в Москву для преподавания в колонновожатской школе. Бурцов, отсутствовавший в Петербурге с начала апреля до середины июня, придерживался одинаковой с Михаилом Муравьевым точки зрения и не принимал участия в жизни политической организации, но, тем не менее, был прекрасно осведомлен о многих обстоятельствах деятельности тайного общества (ÂÄ 3: 34). Вернувшись в столицу в тот период, когда основной состав Священной Артели перебирался в Москву, Бурцов, не меняя своих взглядов на тайное общество, занял выжидательную позицию, желая стать активным членом нового тайного политического общества, устав которого, по всей видимости, уже в то время было решено составить заново в Москве. Таким образом, большинство артельщиков, в принципе поддерживая идею политического союза, не одобряли устав, организационные формы, предполагаемые и реальные методы деятельности Союза Спасения. Нам представляется, что именно весной 1817 г. были заложены первые предпосылки для складывания так называемой «муравьевской группы» (по определению С.Н.Чернова), отстаивавшей свой особый «путь золотой середины» в освободительном движении (Чернов 1960à: 47, 95).

Усилилась и оппозиция внутри Союза Спасения — против плана сотрудничества с ложей Трех Добродетелей выступили С.П.Трубецкой и И.П.Шипов, а также И.Д.Якушкин и М.А.Фонвизин, который хотел вступить в тайное общество (ÂÄ 1: 306; Дружинин 1985á: 326). Никита Муравьев был недоволен громоздкостью обрядов и присяг, видя в них причи- ну медлительности действий организации (ÂÄ 1: 299). Кроме того, важнейшие члены Союза Спасения Пестель и Долгоруков покинули Петербург еще до середины апреля 1817 ã.

Гвардия готовилась идти в Москву в связи с переездом в древнюю столицу императорского двора. А.Н.Муравьев назначался начальником штаба Гвардейского отряда и находился в этой должности «с половины 1817 г. до половины 1818 г. во время бытности государя императора в Москве» (ÐÎ ÈÐËÈ. Ð. I. Îï. 17. Ä. 430. Ë. 3 îá.–4 об.). Но активные служебные хлопоты из-за нового назначения начались гораздо ранее, примерно с конца апреля — начала мая 1817 г., так как на штабе

216

А.Н.Муравьев в Cоюзе Cпасения

отряда лежала ответственная задача организационной подготовки перехода гвардии. Отряд гвардейских войск, численностью 12 тысяч человек, во главе штаба которого был поставлен А.Н.Муравьев, состоял из четырех сводных полков, двух рот (батарейной и легкой конной) и казачьего дивизиона (История Москвы 1954: 356–357). Со второй половины мая до середины июня Александр Муравьев находился в постоянных разъездах между Петербургом и Москвой «для приготовления всего нужного для похода», «для осмотру казарм, учреждения гошпиталей и магазейнов по большой дороге» (Муравьев 1975: 112–113). Вернувшись в Петербург примерно 15 июня, он по-прежнему был чрезвычайно загружен служебными обязанностями — отсюда можно заключить, что делами тайного общества А.Н.Муравьев не занимался, возможно, окончательно решив после поездки в Москву и встречи с братом Михаилом вопрос о необходимости выработки нового законоположения, нового направления и новой формы деятельности политической организации (Кропотов 1874: 198–199). Даже масонские интересы отошли для А.Н.Муравьева на второй план, — известно, что заседания ложи Трех Добродетелей временно завершились в конце июня 1817 ã. (Пыпин 1916: 426–427). 18 èþëÿ 1817 г., накануне отъезда в Москву, А.Н.Муравьев сообщал брату Николаю: «Давно я к тебе не писал <…> Я так занят службою, что ты того себе представить не можешь; <...> при <...> отряде, составленном из самых отборнейших войск, иду в должности начальника штаба; сие отнимает у меня все свободное мое время»

(Муравьев 1986: 206–207).По собственным словам А.Н.Муравьева, в Москве он «ложи не держал», что в контексте следственных показаний было, по сути, равнозначно формальному окончанию деятельности Союза Спасения (ÂÄ 3: 20). Этот факт подтверждает осознание к тому моменту всеми членами общества невозможности развертывания Союза Спасения в предначертанной уставом форме. Его законоположение, подвергнувшееся резкой критике, было отвергнуто, не удалась и попытка А.Н.Муравьева наполнить деятельность тайного общества нравственным содержанием через воспитание масонской религиозной философией и моралью. Начальный период пребывания гвардии в Москве характерен для политичес-

217

Е.Н.Туманик

кой организации как время активных исканий в теоретическом и в практическом направлениях. Начальник штаба А.Н.Муравьев получил обширную квартиру в Шефском доме Хамовнических казарм, — там стали собираться члены тайного общества, и собрания эти раз от разу становились все многолюднее (Якушкин 1993: 85). Без четкого плана деятельности общества, в период, когда началась выработка новой идеологии политического союза, конечно же, на этих встречах не было прежнего порядка. Тайное общество находилось в кризисе, и после того, как его ряды демонстративно покинули Михаил Муравьев и Петр Колошин, видные члены набиравшей силу «муравьевской группы» (Чернов 1960à: 47),4 было окончательно решено уничтожить старый устав (Нечкина 1955 (1): 173).

В этих непростых условиях имело место то событие, которое в исторической литературе получило название «Московского заговора», — оно произошло во второй половине сентября 1817 ã. (Нечкина 1955 (1): 177–178). Организационная инициатива собрания, на котором составился «Московский заговор», принадлежала Александру Муравьеву, но действовал он строго в рамках законоположения Союза Спасения. Оговоримся сразу, что, приглашая товарищей по обществу к себе на квартиру, А.Н.Муравьев не имел никакого предварительного плана действий, желая лишь довести до сведения членов общества содержание полученного им письма от С.П.Трубецкого из Петербурга.5 В послании содержалась ак-

4 С.Н.Чернов определял понятие «муравьевской группы» так: «Группа старых членов общества, друзей бр. Муравьевых».

5 На следствии Трубецкой не смог точно вспомнить, кому он адресовал свое письмо, и назвал С.И.Муравьева-Апостола, хотя подобное показание могло быть вызвано тем, что давалось в контексте других ответов, где говорилось об иных письмах тому же адресату (ÂÄ 1: 49–50). В любом случае, послание Трубецкого от 1817 г. оказалось в руках А.Н.Муравьева. Даже если оно предназначалось другому человеку, то очевидно, что получатель письма передал его для прочтения Муравьеву. В заключительных материалах следствия Муравьев фигурирует как адресат (ÂÄ 17: 27).

218

А.Н.Муравьев в Cоюзе Cпасения

туальная политическая информация о планах императора, по- черпнутая автором из разговора с Лопухиным, и, согласно уставу Союза Спасения, Трубецкой был обязан передать эти сведения другим «высшим» членам тайного общества (Нечкина 1955 (1): 159). Проблема «Московского заговора», как показал в своих исследованиях С.В.Мироненко, выходит далеко за рамки движения декабристов. Мироненко называет «Московский заговор» «первым всплеском <...> невидимой простому глазу политической борьбы» — борьбы «острой», «ясно осознававшейся современниками, бывшими непосредственными ее участниками», касавшейся «освобождения крестьян и введения конституции»

(Мироненко 1989: 84).

И.Д.Якушкин вспоминал: «Однажды Ал[ександр] Муравьев заехал в один дом, где я обедал <...> и сказал с каким-то таинственным видом, чтобы я приезжал к нему вечером. Я явился в назначенный час. Совещание это было немноголюдно» (Якушкин 1993: 86–87). На нем, кроме А.Н.Муравьева и И.Д.Якушкина, присутствовали Никита Муравьев, С.И. и М.И. Муравьевы-Апостолы, Ф.П.Шаховской, М.А.Фонвизин (Якушкин 1993: 87; ÂÄ 17: 27). Правда, на следствии А.Н.Муравьев назвал более узкий круг собравшихся: «Члены тайного общества, участвовавшие в Москве в 1817 г. в известном совещании, были: я сам и ã-í Якушкин наверное. Кажется же мне, что присутствовали тут Михаил Александрович Фонвизин и Сергей Иванович Муравьев-Апостол» (ÂÄ 3: 10). Александр Муравьев за- читал письмо, смысл которого, а также реакцию собравшихся на содержание послания, передает в своих «Записках» Якушкин:

«Во-первых, что царь влюблен в Польшу <...>; во-вторых, что он ненавидит Россию <...> В-третьих, что он намеревается отторгнуть некот[орые] земли от России и присоединить их к Польше <…>; наконец, что он, ненавидя и презирая Россию, намерен перенести столицу свою в Варшаву. Это могло показаться невероятным, но после всего невероятного, совершаемого русским царем в России, можно было поверить и последнему известию, особенно при нашем в эту минуту раздраженном воображении» (Якушкин 1993: 87).

Согласно этим сведениям, причиной «Московского заговора» послужил исключительно польский вопрос в самой рас-

219

Е.Н.Туманик

плывчатой формулировке, поданной, к тому же, чересчур эмоционально. Но для совещания верхушки тайного общества, состоящей из политически зрелых и политически ответственных людей, подобный повод был бы слишком незначительным. Показательно, что в итоговом документе следствия по делу декабристов содержание письма Трубецкого передано почти так, как и в мемуарах Якушкина: «Государь намерен возвратить Польше все завоеванные нами области и что, будто предвидя неудовольствие, даже сопротивление русских, он думает удалиться в Варшаву со всем двором и предать отечество в жертву неустройств и смятений» (ÂÄ 17: 27). Здесь, хотя и присутствует мотив «бунта», но прологом к грядущей катастрофе должны были послужить польские события.

Итак, следствие признало, что причиной «Московского заговора» явилось опасение участников совещания, что в России, благодаря непродуманной политике императора в польском вопросе, может вспыхнуть народное восстание, и тайное общество должно предотвратить предстоящую катастрофу. В свою очередь, поводом к возмущению народа назывались совершенно неопределенные «польские дела», что, по логике вещей, в действительности ни к каким потрясениям подобного масштаба в России привести не могло. Следовательно, в цепочке недоставало какого-то звена. Как видим, в итоговом документе следствия, в той его части, где говорится о «Московском заговоре», нет ни слова о крестьянском вопросе, на первый план выдвинута иная очень широкая идея — «оскорбление патриотических чувств» (Мироненко 1989: 87). На самом же деле, как отмечает С.В.Мироненко, во время разбора показаний декабристов о «Московском заговоре» «для следствия возникла крайне деликатная ситуация», неожиданно пролившая свет на тайные реформаторские планы покойного императора и отношение к ним в обществе (Мироненко 1989: 87). Добавим к этому: на следствии неожиданно выяснилось, что Александр I в 1817 г. теоретически вполне мог своим варшавским манифестом об отмене крепостного права вызвать в стране «неустройства» и «смятения», а участники «Московского заговора» выступали как бы в роли блюстителей государственных устоев.

220