14ekabrya
.pdf
Соратники П.И.Пестеля: Аркадий Майборода и Нестор Ледоховский
из полка: участие гвардейца в дуэли каралось в николаевскую эпоху как минимум переводом в армию. Но сам Майборода драться на дуэли и уходить из полка не собирался, продемонстрировав тем самым еще и собственную трусость. Скорее всего, именно поэтому в открытую схватку с предателем был вынужден вступить сам Иван Шипов. Исход этой схватки был непредсказуем.
Начало открытого противостояния Шипова и Майбороды датируется октябрем 1831 года. Лейб-гренадеры участвовали тогда в подавлении восстания в Польше, а обстоятельства дела позволяли при желании припомнить «неблагонадежное» прошлое Шипова и обвинить его в пособничестве польским повстанцам. Командир полка отказался выполнить просьбу Майбороды о наказании нижних чинов, читавших и хранивших у себя «польские на русском языке напечатанные мятежнические воззвания» (РГВИА. Ф. 2575. Îï. 1. Ä. 697. Ë. 2, 5). При этом, несмотря на протесты подполковника, Шипов убрал из батальона Майбороды его верного агента, унтер-офицера Григория Балашева, собственно и донесшего о появившихся среди солдат воззваниях. Балашева перевели не просто в другой батальон, но в роту одного из самых яростных врагов Майбороды поручика Витковского (РГВИА. Ф. 2575. Îï. 1. Ä. 697. Ë. 2).
Получив приказ о переводе Балашова, батальонный командир подал командиру полка раздраженный рапорт, в котором, между прочим, намекал на неблагонадежность Шипова:
«Посудите, могу ли я в полной мере отвечать начальству за сохранение во вверенном мне батальоне должного устройства и не лишаюсь ли я при таких обстоятельствах средства предупреждать беспорядки, в батальоне сем случиться могущие» (РГВИА. Ф. 2575. Îï. 1. Ä. 697. Ë. 2).
Переписка Майбороды с Шиповым по этому поводу продолжалась две недели; она воспроизводится в публикуемых ниже документах.
Майборода в своих выражениях не стеснялся: «Утеснения, в продолжение шести лет Вашим превосходительством мне делаемые, имеют неисчислимые доказательства», — утверждал подполковник. Он требовал от Шипова предоставить дело о переводе
121
О.И.Киянская
Балашова «на усмотрение вышнего начальства», только от вмешательства которого ожидал «справедливости» (РГВИА. Ф. 2575. Îï. 1. Ä. 697. Ë. 3). Конечно, писать так к непосредственному начальнику мог только человек, уверенный в своей безнаказанности. Майборода мог быть уверен по крайней мере в том, что «вышнее начальство», памятуя о доносе 1825 г., сделает выбор именно в его пользу. Но в этом столкновении донос- чик все-таки оказался побежденным. Шипов обвинил его в нарушении отношений субординации, и обвинение это подтвердил великий князь Михаил Павлович, в 1831 г. командир Отдельного Гвардейского корпуса.
Великого князя трудно упрекнуть в симпатиях к заговорщикам: будучи членом Следственной комиссии по делу декабристов, он хорошо знал, какую участь заговорщики уготавливали ему самому и его семье. Вряд ли Михаил Павлович был связан дружескими отношениями с Иваном Шиповым, бывшим участником тайных обществ. Однако «пятно заблуждения» Шипов с себя уже смыл, командуя Сводным полком, и великому князю не было никакого резона быть в этом вопросе святее папы римского. Кроме того, нелюбовь к заговорщикам вовсе не означала для царского брата (имевшего, в отличие от Майбороды, прочные понятия об офицерской че- сти) уважение к доносчику и готовность оправдывать все его действия. 12 декабря 1831 г. приказом по Гвардейскому корпусу Майборода был отстранен от командования батальоном.
Затем дело поступило на рассмотрение императора. «За несовместную с порядком службы переписку с полковым командиром генерал-майором Шиповым 2-ì и несоблюдение чрез то отношений подчиненного к начальнику» подполковник Майборода был переведен в армию, в пехотный полк графа Паскевича-Эриван- ского. При этом либо сам царь, либо те, кто готовил для него приказ о переводе Майбороды (возможно, и Шипов через третьих лиц), реализовали свое желание не только наказать, но и унизить доносчика. Вряд ли можно считать случайностью, что высочайший приказ датирован 14 декабря 1831 г. Именно под этим числом штраф был записан и в послужной список подполковника (РГВИА. Ф. 395. Îï. 278, êàíö., 1842. Ä. 549. Ë. 6, 17).
122
Соратники П.И.Пестеля: Аркадий Майборода и Нестор Ледоховский
В XIX веке штрафование означало для офицера не только моральное унижение. Офицер, получивший штраф, подвергался всякого рода ограничениям по службе: его обходили при получении следующего чина и назначении на должность, даже в случае последующего снятия штрафа он не получал права на знак отличия беспорочной службы (Волков 1993: 180; Ср.: РГВИА. Ф. 395. Îï. 278, êàíö., 1842. Ä. 549. Ë. 18). Судьба Майбороды не стала исключением из общего правила. Оказавшись в армии, с 1831 ïî 1845 г. он сменил еще шесть полков и выслужил всего лишь один чин — полковника.
Дисциплинарные наказания в русской армии влекли за собой и материальные потери: в случае выхода в отставку штрафованный не имел возможности рассчитывать на «полный пенсион»: получение того же денежного содержания, что и на службе, но в виде пенсии. Для страстно любившего деньги подполковника этот фактор наверняка был более значимым, чем все предыдущие. В 1833 г. Майборода просил императора разрешить ему по болезни оставить действительную военную службу «с отчислением состоять по армии и с награждением единовременным денежным пособием». К прошению была приложена медицинская справка о том, что подполковник страдает «закрытым почечуем (геморроем — Î.Ê.)», «сопровождаемым жестокими припадками, а именно: сильною болью в глазах, стеснением в груди и сильным трепетанием и биением сердца и постоянною болью в чреслах и пояснице» (РГВИА. Ф. 395. Îï. 22, 1 îòä., 2 ñòîë, 1833. Ä. 892. Ë. 7, 10). Медицинский департамент Военного министерства подверг справку сомнению: счел, что «по описанным в свидетельстве болезненным припадкам» здоровье подполковника нельзя признать «совершенно расстроенным». И вместо «от- числения» è «награждения» Майборода был просто отставлен от службы с пенсионом в размере всего лишь трети жалования (300 рублей в год ассигнациями) (РГВИА. Ф. 395. Îï. 22, 1 îòä., 2 ñòîë, 1833. Ä. 892. Ë. 20, 10). Через год он вернулся в строй: на 300 рублей в год жить было действительно нелегко.
 1836 г. Майборода просил о снятии штрафа, ему отказали (РГВИА. Ф. 395. Îï. 273, êàíö., 1836. Ä. 353). Штраф с него был снят лишь через 11 лет после его наложения, в октябре 1842 г., когда Майборода уже почти два года был полков-
123
О.И.Киянская
ником и больше года командиром карабинерного полка князя Барклая де Толли. Через три дня после снятия штрафа (25.10.1842 г.) он получил под свою команду Апшеронский пехотный полк, активно воевавший на Кавказе. Но и в Апшеронском полку Майборода продолжал влачить жалкое существование: сведения о его прошлом, иногда даже и не вполне достоверные, переходили из полка в полк вслед за ним.
Согласно мемуарам одного из офицеров-апшеронцев, П.А.Ильина, известия о том, что полковник «служил казна- чеем в полку, командуемом Пестелем», и предал командира, очень быстро сделались известны офицерам. Казначеем в Вятском полку Майборода не был, однако к полковым деньгам имел прямое отношение. И «÷òî-òî в роде отвращения», которое по- чувствовали к новому начальнику офицеры, было вполне оправдано. Ильин вспоминал:
«Приехал Майборода. Высокий рост, короткая талия и длинные ноги делали его некрасивым, хотя лицо его было недурно; но темная кожа лица, синие полосы от просвечивающей бороды на гладко выбритых и лоснящихся щеках, строгий взгляд, сухой тон разговора до крайности, медленность движений и неуклюжесть их расположили к нему всех антипатично. Дома, во время обеда, на который приглашались им офицеры, он был неразговорчив. Жена и свояченица его молчали во весь обед, не зная, куда девать глаза, когда кто-нибудь из нас заговаривал с ними, и офицеры, сострадая загнанному положению женщин, как подозревали они, чувствовали себя за обедом у Майбороды ничуть не веселее, чем за столом на поминках» (Ильин 1872: 312—313).
Как командир Майборода тоже не вызывал доверия у своих подчиненных. По словам Ильина, полковник «был молча- лив и медлен одинаково», и в этом офицеры усмотрели недостаток военной храбрости. В итоге у апшеронцев сформировалось стойкое «враждебное отношение» к командиру. Однако Апшеронским полком Майборода командовал недолго. Уже в январе 1844 ã. îí «по воле начальства» был отставлен от командования, в июне того же года уволен на восемь месяцев в отпуск по болезни. В феврале 1845 г. Аркадий Майборода был «выключен из списков состояния полка» (РГВИА. Ф. 395. Îï.
124
Соратники П.И.Пестеля: Аркадий Майборода и Нестор Ледоховский
278, êàíö., 1842. Ä. 549. Ë. 19 îá, Ë. 8; Îï. 151, 3 îòä., 1845. Ä. 479. Ë. 34). Формулировка, с которой полковник покинул военную службу, свидетельствует: видимо, он был изобличен в серьезном преступлении. 12 èþëÿ 1826 г., за день до казни декабристов, с такой же формулировкой оборвалась служба Павла Пестеля (Приказы 1826: 12.07.1826 г.). Сведений о том, которое преступление на этот раз совершил Майборода, обнаружить не удалось. Возможно, высшее военное начальство просто не хотело предавать эти сведения гласности.
Постдекабристская биография Нестора Ледоховского тоже оказалась весьма интересной. Согласно послужному списку, после освобождения Ледоховский, как и Майборода, долго воевал, «â 1826, 27 годах был в походах противу персиян, в 1828, 1829 годах противу турок и в 1830 году противу горских народов».
Всю жизнь он состоял под полицейским надзором (РГВИА. Ф. 395. Îï. 271, êàíö., 1834. Ä. 24).
 1836 г. в жизни графа произошла история, зеркально похожая на ту, в которой оказался в 1831 г. Майборода. В декабре этого года Ледоховский, тогда поручик Мингрельского егерского полка, жил в Пятигорске. Один из его сослуживцев, прапорщик Иван Аркадьевич Нелидов, нанес ему публичное оскорбление. Согласно материалам следствия,
«прапорщик Нелидов и граф Ледуховский, находясь по болезни в городе Пятигорске в общем Благородном собрании, поссорились за танцы, при- чем первый публично говорил Ледуховскому, что он должен ценить снисхождение, которое ему оказывают, принимая его в собрание, при всей дурной его репутации, а не говорить громче других, и что ему, Нелидову, известны его проказы. Прежде же того Нелидов относился с дурной стороны о Ледуховском в доме вдовы генерал-лейтенанта Мерлини» (РГВИА. Ф. 395. Îï. 271, êàíö., 1834. Ä. 24. Ë. 11–11 îá.).
В цитированном фрагменте особо примечательно указание на вдову генерал-майора Мерлини. Екатерина Ивановна Мерлини хорошо известна пушкинистам и лермонтоведам. В Пятигорске дом Мерлини был одним из центров светской жизни. В 1829 г. в этом доме был Пушкин — и хозяйка дома
125
О.И.Киянская
оказалась персонажем его неоконченного «Романа на Кавказских водах». В конце 1830-х — начале 1840-х годов там неоднократно бывал Лермонтов (Бродский 1948: 730). И сама Екатерина Мерлини, и посетители ее салона (современники называли их «мерлинистами») славились своим консерватизмом и не выносили даже намека на свободомыслие. В 1834 г. жертвой Мерлини и ее друзей стал бывший декабрист Степан Михайлович Палицын, сосланный на Кавказ после разгрома тайных обществ. Палицын служил в Пятигорске, где его и невзлюбили «мерлинисты». По инициативе Екатерины Мерлини был составлен донос, в котором бывшему заговорщику вновь инкриминировалось вольнодумство. И хотя выяснилось, что Палицын на этот раз ни в чем не виноват, донос стоил ему нескольких месяцев тюремного заключения (Бронштейн 1948: 473–496).
Ледоховский был знаком с Палицыным (РГВИА. Ф. 395. Îï. 274, êàíö., 1837. Ä. 44. Ë. 21 об), так же, как и он, в прошлом был замешан в декабристский заговор, находился под надзором полиции. Оскорбляя его в доме Мерлини, Нелидов, очевидно, имел в виду репутацию хозяйки салона и ее гостей, хотел доказать свои верноподданнические чувства. Не исключено, что он преследовал и еще одну цель: укрепить свое положение в полку, продемонстрировать полковым товарищам собственную силу и власть.
Вообще же прапорщик был, судя по документам, жестоким и наглым светским повесой, считавшим себя неизмеримо выше других и не признававшим никаких нравственных обязательств. Отец его — генерал-лейтенант и сенатор Аркадий Иванович Нелидов — знал особенности характера сына и пытался вести воспитательный процесс весьма крутыми мерами. Так, в 1827 г. он добился, чтобы сына перевели из Кавалергардского полка в действующую армию, а в 1834 г. и вовсе упрятал его в тюрьму «за различные неприличные поступки» (РГВИА. Ф. 395. Îï. 274, êàíö., 1837. Ä. 44. Ë. 34 об). Но воспитывать сына таким образом Нелидову-старшему постоянно мешала дочь Варвара, фрейлина, известная как фаворитка императора Николая I. Варвара Нелидова, очень любившая брата, то и дело выручала его из всевозможных неприятностей, и поэтому педагогические усилия отца оказались
126
Соратники П.И.Пестеля: Аркадий Майборода и Нестор Ледоховский
в итоге напрасными. Все отрицательные качества Ивана Нелидова вполне раскрылись в истории с Ледоховским.
Прапорщик, видимо, был уверен, что, оскорбив Ледоховского, он ничем не рискует. С одной стороны, у него были высокие покровители, с другой — надежда на то, что его однополчанин, едва избежавший в 1826 г. наказания, не станет раздувать скандал, привлекая к себе всеобщее внимание. Нелидов, однако, плохо знал Ледоховского. В 1830-х гг. граф уже не был зеленым юнцом, он стал опытным боевым офицером. Но, судя по его поступкам, внутренне он остался таким же, каким был в 1825-м: искренним, пылким, решительным до безрассудства. Сносить оскорбления Ледоховский не пожелал и вызвал обидчика на поединок. Нелидов испугался и решил отказаться от дуэли: для него как для штрафного участие в ней означало неминуемое разжалование. Ледоховскому было отправлено дерзкое письмо: оскорбитель объяснял, что, зная графа только лишь по «невыгодным» рассказам о нем, не может «забыться до того», чтобы принять его вызов (РГВИА. Ф. 395. Îï. 274, êàíö., 1837. Ä. 44. Ë. 21–21 îá).
Тут уже за честь Ледоховского вступились другие офице- ры-мингрельцы. И дело, конечно, не в том, что сослуживцы графа разделяли его взгляды. Просто оскорбив Ледоховского и отказавшись при этом от дуэли, Нелидов опозорил и свой полк в целом, и каждого офицера-мингрельца. Выходило, что среди мингрельцев есть трусы, что офицера Мингрельского полка можно безнаказанно оскорбить. Сослуживцы предложили наглому прапорщику выбор: либо публично подтвердить справедливость «невыгодных» сплетен о Ледоховском, либо принять его вызов, либо, если он все же не захочет стреляться с графом, выйти на поединок с любым из них. Нелидов, очевидно, полагаясь на своих влиятельных заступников, мнение сослуживцев игнорировал. Офицеры же такого пренебрежения к себе терпеть не пожелали.
Согласно материалам следствия, вернувшись после одного из светских приемов у Мерлини к себе на квартиру, Нелидов
«едва успел сесть за письменный стол, как в комнату к нему вошли Лядоховский, Яковлев, Пепин и Губский-Высоцкий (офицеры Минг-
127
О.И.Киянская
рельского егерского полка. — О.К.). Увидя толпу, Нелидов схватил пистолет и с криком “вон” хотел насыпать пороху на полку, но в то же время получил от Лядоховского удар палкою по голове и выронил пистолет на пол, потом еще несколькими повторными ударами сделаны были ему три значительные раны на голове».
После чего офицеры покинули квартиру Нелидова (РГВИА. Ф. 395. Îï. 274, êàíö., 1837. Ä. 44. Ë. 5–6). Согласно представлениям эпохи, после этой истории выбора у прапорщика не оставалось: публичное оскорбление действием считалось самым тяжким. Нелидову оставалось только одно — дуэль. Этого, видимо, и добивались офицеры-мингрельцы. Но Нелидов опять обманул их ожидания. Он предпочел сделать то, что счи- талось уж совсем бесчестным: пожаловался начальству, подал рапорт по команде. Через несколько дней Ледоховского и Нелидова арестовали, началось следствие. Следствие лично контролировал командующий Отдельным Кавказским корпусом генерал от инфантерии барон Г.В.Розен. Как известно, он сочувствовал декабристам, служившим в корпусе. На Розена пытались влиять нелидовские покровители. Например, граф П.А.Клейнмихель, доверенное лицо императора и родственник Нелидовых, просил Розена отпустить прапорщика и судить одного Ледоховского. Клейнмихель прозрачно намекал на то, что об освобождения прапорщика просит его могущественная сестра, но его намекам Розен не внял. А когда Варвара Нелидова попросила императора пощадить брата, Николай I потребовал сведения о службе и поведении прапорщика (РГВИА. Ф. 395. Îï. 274, êàíö., 1837. Ä. 44. Ë. 31–34 об). Узнав о прошлом Ивана Нелидова, император тоже не стал вмешиваться в ход следствия.
В итоге, «по Высочайше утвержденной 19 èþëÿ 1839 года конфирмации командира Отдельного Кавказского корпуса велено графа Ледоховского выдержать в Метехском замке, в каземате, 5 месяцев и потом употребить по-прежнему на службу, а Нелидова, по выдержании в Метехском замке на гауптвахте одного месяца, отправить в распоряжение генерал-адъютанта Перовского. Вследствие сего Нелидов приказом 18-го августа того же года переведен в Оренбургский
128
Соратники П.И.Пестеля: Аркадий Майборода и Нестор Ледоховский
линейный ¹ 2 баталион» (РГВИА. Ф. 395. Îï. 274, êàíö., 1837. Ä. 44. Ë. 41–41 îá).
Отсидев в каземате положенный по приговору срок, Ледоховский вернулся в полк, но служить больше не пожелал и подал прошение об отставке; соответствующий приказ последовал 18 ìàÿ 1841 г. При этом поручик стал штабс-капита- ном, но, как штрафной, не получил ни пенсиона, ни права ношения офицерского мундира. Уезжая из полка, граф «обязался иметь жительство Волынской губернии Кременецкого уезда в деревне Комаровке». Жить ему предстояло по-прежнему под надзором полиции (ГАРФ. Ф. 109, 1 ýêñï. Îï. 1. Ä. 61, ÷. 143. Ë. 2 îá; Приказы 1841: 18.05. 1841 ã.).
Сергей Волконский, вернувшись из Сибири, специально собирал сведения о жизни Майбороды после доноса. Волконский называет в качестве причины отставки доносчика с должности командира Апшеронского полка его очередную растрату. Очевидно, эту версию можно принять, в ее пользу свидетельствует патологическая жадность Майбороды. После этой растраты, по словам того же Волконского, Майборода «поносную и преступную свою жизнь кончил самоубийством» (Волконский
1991: 381). Самоубийство Майбороды стало общим местом в мемуарах. Правда, способ самоубийства мемуаристы описывают по-разному. По словам Николая Басаргина, Майборода
1988:
77–78). А офицер-апшеронец П.А.Ильин утверждал, что Майборода, «приставив большой аварский кинжал к груди, упал на него во весь рост свой, и кинжал вышел в спину» (Ильин 1872: 313).
В фондах Российского государственного военно-истори- ческого архива существует, между тем, документ, проливающий некоторый свет на обстоятельства смерти полковника Майбороды. Это — копия свидетельства о его смерти:
«Копия
Свидетельство Вследствие предписания конторы Темир-Хан-Шуринского военного госпиталя, последовавшего 13-го апреля 1845 ãîäà çà ¹ 167, вечером того числа
129
О.И.Киянская
приступили с следователем Мингрельского егерского полка господином майором Грекуловым к анатомическому исследованию тела состоящего по армии господина полковника Майбороды, заколовшего себя кинжалом.
Полковник Майборода характера был строгого, жизни воздержанной, религиозен, молчалив, любил уединение и весь круг ему приближенных составляло одно его семейство, печать какой-то скорби и при веселом расположении духа выражалась всегда на лице его, в последние дни своей жизни он был задумчив, совсем не выходил из своего дома, жаловался на теснение правой стороны груди, называл своих детей несчастными и скорбел о будущей их участи, нежность отца семейства, ограничиваемая частым беспокойством, выражала тревожную его душу и тяготу жизни; 12-го апреля в пять часов по полудни, заперши за собою дверь кабинета, вонзил себе кинжал в левую часть груди.
По наружном осмотре трупа оказалось: что полковник Майборода имеет около 50 лет от роду, телосложения атлетического, тучен; на левой стороне груди между восьмым и девятым ребром под соском находилась поперечная длиною в ладонь кровавая рана, подобная этой рана находилась на левой части спины между 10 è 11 ребром длиною в два поперечные пальца. Кроме такового повреждения видны были на лбу два кровавые пятна, с осаднением кожицы, которые произошли от ушиба в минуту ранения, других повреждений и равно каких-либо пятен нигде на поверхности тела не замечалось.
Вскрывши грудную полость для исследования раны и повреждения частей, мы нашли грудную полость наполненную кровью, ход раны имел направление спереди назад, сверху вниз и проходил через нижнюю долю левого легкого, минуя оболочки сердца, правое легкое было здорово, спавши и прижато к ключице; преследуя дальнейший ход раны, вскрыта была нами брюшная полость, которая подобно полости грудной была наполнена кровью, рана проходила чрез грудно-брюшную преграду прямо в селезенку чрез нее, как описано при наружном осмотре, кончилась между 10 è 11-м ребрами на спине. Желудок был здоров, пуст, исключая небольшого количества желудочной слизи и воды, никакого содержания в нем не находилось, кишки также были здоровы и пусты, печень в объеме представлялась очень увеличенною, покрывала почти две трети желудка и поднимала груднобрюшную преграду вверх, поверхность имела бугристую, цвет соломенный, на осязание жестка, при разрезе хрустит.
130