Sbornik_Mezhdunarodnogo_mezhdistsiplinarnogo_nauchno-prakticheskogo_kongressa_AKTUAL_NYE_PROBLEMY_MEZhDUNARODNOGO_ChASTNOGO_PRAVA_P

Актуальные проблемы международного права

В1983 г. за день до заключения брака в Южной Кореи жених погиб в автокатастрофе. Родители покойного совершили посмертную церемонию бракосочетания, так как только женатой чете позволено войти в высшие уровни рая1. В Корее данная практика является достаточно популярной, но не узаконенной.

ВКитае действует «минхунь», что в переводе означает — «женитьбу духов, бракосочетание умерших людей». Данный обряд используется родителями погибших, которые заключают брак умерших между собой. Возможно и заключение посмертного брака, когда один из возлюбленных жив.

ВСоветском Союзе, когда фактические брачные отношения до 1944 г. не могли быть зарегистрированы вследствие смерти или пропажи без вести на фронте одного из лиц, состоявших в отношениях, — другая сторона могла обратиться в народный суд с заявлением о признании ее супругом умершего на основании ст. 11 Кодекса Законов о браке, семье и опеке РСФСР. Таким образом, Указ легализовал посмертные браки, так как при заключении брака задним числом не подразумевало наличие одного из супругов в живых на момент признания заключенного брака2.

Что же касается опыта России в этой области, то в 2018 г. в г. Липецк Елена Панина подала заявление в суд, которое не было удовлетворено для узаконения брака между ней и мужчиной, не дожившим до бракосочетания. Из понимания ст. 12 СК РФ можно определить, что оба супруга на момент регистрации брака должны быть живы

ивменяемы. Отечественный законодатель не признает посмертных браков, хотя и в кодексе нет запрещающих статей на данную форму заключения союза между мужчиной и женщиной.

Семейный кодекс предусматривает возможность признания отцовства умершего лица (ст. 50). Данная норма отведена для решения имущественных вопросов, связанных с наследованием ребенка, если существует факт признания отцовства. В данном случае норма действует по аналогии с посмертным браком.

Также, если люди длительный период были вместе, вели хозяйство, имели совместно нажитое имущество, но не успели заключить брак, хотя один из лиц выразил свое согласие. В таком случае признание посмертного брака приведет к упрощению разрешения имущественных отношений: автоматическое признание права одного из супругов на половину доли. В противном случае, необходимо доказывать, что имущество было оформлено на сожителя.

Ввиду сказанного, сегодня лишь в нескольких государствах предусмотрена легальная форма заключения посмертных браков. Законодательное оформление рассчитано лишь в Гражданском кодексе Франции. В практике вопрос находит свое отражение, значит общественная потребность в этом возрастает. По нашему мнению,

1Теологические волнения в Церкви Объединения. Архивная копия от 20.01.2011 на Wayback Machine Майкл Исикофф. Вашингтон.

2Указ Президиума Верховного Совета СССР от 10.11.1944 «О порядке признания фактических брачных отношений в случае смерти или пропажи без вести на фронте одного из супругов» // «Ведомости Верховного Совета СССР» 1944 г. № 60.

30

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

необходим научных анализ обоснованной темы и подготовка соответствующего законодательства для регулирования наследственных споров, возникающих на основе легализации посмертных браков.

Сулейманова М. И.,

аспирант кафедры гражданского и административного судопроизводства Университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА)

Москва

Раздел имущества супругов в интернациональных браках

Интернациональные браки довольно распространенное явление, и в последние годы суды все чащи сталкиваются с необходимостью рассмотреть и разрешить спор между бывшими супругами по поводу раздела совместного имущества, находящегося не только на территории РФ, но и за рубежом.

Для этого суду необходимо определить применимое к имущественным отношениям супругов право и руководствуясь его нормами, произвести раздел совместно нажитого имущества. Применению законодательства к семейным отношениям с участием иностранных граждан и лиц без гражданства посвящен VII раздел Семейного кодекса РФ. Также коллизионные нормы в сфере семейных отношений содержатся в международных договорах, одним из них является Конвенция СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам. Согласно Минской Конвенции, вопросы, касательно недвижимого имущества супругов, определяется по законодательству государства, на территории которого находится это имущество. В остальных случаях применяется законодательство государства, на территории которого супруги имеют совместное местожительство (имели последнее совместное местожительство), или законодательство государства, гражданами которого они являются, или закон страны суда.

Кроме того, Российская Федерация является стороной двусторонних договоров о правовой помощи с некоторыми странами. Если государство входит в СНГ, нормы двустороннего договора являются специальными по отношению к нормам Конвенции СНГ о правовой помощи 1993 г. (ст. 82). Если в международном договоре нет применимой коллизионной нормы по определенному вопросу, суд руководствуется коллизионной нормой российского законодательства (п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2019 № 24 «О применении норм международного частного права судами Российской Федерации»).

Так как в Договоре между СССР и Финляндской Республикой о правовой защите и правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам нет коллизионной нормы в отношении правоотношений супругов, российский суд должен применять коллизионную норму отечественного закона. В вопросе определения применимого

31

Актуальные проблемы международного права

права к разделу имущества супругов согласно внутренним коллизионным нормам важно правильно определять сферу действия смежных статутов: закона, подлежащего применению к имущественным отношениям супругов (ст. 161 СК РФ), и закона, подлежащего применению к вещным правам (ст. 1205 ГК РФ). Значение правильного разграничение сферы действия названных статутов велико, поскольку коллизионные привязки не совпадают. В первом случае основной привязкой выступает закон совместного места жительства супругов, а во втором — закон места нахождения имущества, и последствия применения названных норм будут различаться. Ниже приведен пример из судебной практики, в котором неверное применение коллизионных норм, отразилось на длительности рассмотрения спора в суде и принятии противоречащих друг другу судебных актов (всего их было 5!) по делу, точку в котором поставил Верховный Суд РФ1.

Деревянко Э. (далее — истица) обратилась в суд с иском к Устиновой Л. (далее — ответчица) о признании права на 1/4 доли в праве общей долевой собственности на земельный участок. После смерти ее отца (гражданина Финляндии) открылось наследство, находящееся на территории РФ. Спорный земельный участок на территории РФ был приобретен на имя ответчицы, в период ее брака с наследодателем. Кроме того, между ответчицей и наследодателем был заключен брачный договор, по условиям которого имущество супругов признается раздельной собственностью. Договор полностью соответствовал законодательству Финляндии, однако российские суды пришли к выводу, что брачный контракт не соответствует требованиям п. 2 ст. 41 СК РФ, так как не удостоверен нотариусом либо консулом РФ в Финляндии. И сделал вывод о том, что имущество, принадлежащее ответчице и наследодателю и находящееся на территории РФ, является совместной собственностью супругов. А значит, наследство должно быть разделено между наследниками согласно законодательству РФ. Так, Истица просила признать за собой право собственности на 1/4 доли земельного участка и решением Выборгского районного суда Санкт-Петербурга от 27.09.2011 ее иск был удовлетворен. Впоследствии это решение было отменено, но по процессуальным основаниям, а дело направлено на новое рассмотрение в суд первой инстанции.

При повторном рассмотрении Выборгский районный суд Санкт-Петербурга в иске отказал, так как установил, что раз ответчица и наследодатель имели совместное место жительства на территории Финляндии, то в силу положений ст. 161 СК РФ к их имущественным правам и обязанностям как супругов применяются нормы семейного законодательства Финляндии. Согласно Закону Финляндии о браке собственность, приобретенная во время брака, является личностью собственностью того, кто ее приобрел. Закон также содержит положение о том, что при разделе имущества супругов, который осуществляется после смерти одного из супругов, переживший супруг не обязан передавать свое имущество наследникам умершего супруга. Так, суд решил: спорный земельный участок является личной собственностью ответчицы. Не

1 Определение Верховного Суда РФ от 21.01.2014 № 78-КГ13-35.

32

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

согласившись с решением суда, истица подала апелляционную жалобу. И вновь решение первой инстанции было отменено. Суд принял новое решение, удовлетворив иск полностью, указав на то, что при определении права, подлежащего применению при разрешении спора о наследстве, следует применять законодательство РФ (ч. 1 ст. 1205 ГК РФ и ч. 3 ст. 1209 ГК РФ), ввиду того, что земельный участок расположен на территории РФ. В таком случае на него распространяется режим совместной собственности супругов, и участок подлежит включению в наследственную массу умершего наследодателя. Наконец, после подачи Ответчицей кассационной жалобы, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ, обратившись к коллизионной привязке, указала, что в силу п. 1 ст. 161 СК РФ личные неимущественные и имущественные права и обязанности супругов определяются законодательством государства, на территории которого они имеют совместное место жительства. Отношения по наследованию определяются по праву страны, где наследодатель имел последнее место жительства (ст. 1224 ГК РФ), а наследодатель и ответчица имели совместное место жительства на территории Финляндии. Таким образом, суд первой инстанции пришел к правильному выводу, что к их имущественным правам и обязанностям как супругов подлежат применению нормы семейного законодательства Финляндии. Из содержания норм права Финляндии и условий брачного договора следует, что суд первой инстанции правомерно признал спорный земельный участок личной собственностью ответчицы.

Такого количества сложностей и противоречащих друг другу судебных решений, можно было бы избежать, в случае более детальной проработки коллизионных привязок. Несмотря на законодательное урегулирование этот случай далеко не единственный, когда суд приходил к ошибочным выводам.

Так, при рассмотрении иска о разделе совместно нажитого имущества на территории Российской Федерации, во Франции и Сингапуре, суд возвратил иск в части раздела совместно нажитого имущества, находящегося за пределами России. Суд ошибочно пришел к выводу, что такие требования не подлежат рассмотрению в российских судах общей юрисдикции, а должны быть рассмотрены компетентными судами иностранных государств по месту нахождения имущества. Впоследствии, Верховным Судом РФ было разъяснено, что такие споры не являются исками о правах на недвижимое имущество, лишь направлены на изменение режима совместной собственности супругов, указав на неправильность выводов нижестоящих судов. «Такого рода иски подлежат рассмотрению судами общей юрисдикции Российской Федерации, если иное не предусмотрено международным договором», — подчеркнул ВС РФ1.

Необходимым видится принятие автономного закона по МЧП, именно по такому пути пошло наибольшее количество стран, способного минимизировать количество проблем при вынесении судебных решений. Для оптимизации судопроизводства, а также его гармонизации необходимо преодолеть проблему «разбросанности» норм,

1 Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 18.09.2018 № 4-КГ18-76.

33

Актуальные проблемы международного права

регулирующих отношения, осложненные иностранным элементом по разным нормативным актам.

Внимание юристов устремлено к Конвенции о праве, применимом к режимам собственности супругов, принятой в 1978 г. в Гааге, имеющую небольшое количество стран-участниц, среди которых нет и РФ, которая содержит детальное регулирование относительно вопросов раздела собственности супругов. На сегодняшний день коллизионные модели Конвенции заимствованы многими национальными кодификациями МЧП и предложенные в ней подходы к выбору применимого права могут быть реципированы и в российское законодательство.

Трофимов Ф. И.,

студент Университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА)

Москва

Выбор права, регулирующего арбитражное соглашение

Вопрос выбора права, определяющего заключенность (substantive validity), действительность (formal validity) и правила интерпретации арбитражного соглашения, не один год занимает умы выдающихся правоведов по всему миру. Даже несмотря на весьма масштабную унификацию правил, регулирующих арбитражное соглашение, которую претерпели практически все правовые системы, на практике встречаются случаи, когда вопрос действительности (formal validity), а еще чаще заключенности (substantive validity) и интерпретации1, таких соглашений решается по-разному в зависимости от конкретной национальной системы права, регулирующей арбитражное соглашение. При этом в настоящее время суды и арбитражные трибуналы, сталкиваясь с отсутствием явно выраженного выбора сторонами права, регулирующего их арбитражное соглашение, определяют право, регулирующее такое соглашение по-разному, что ведет к неопределенности и проблемам.

Сперва сто́ит отметить, что в международной практике общепризнанной является презумпция отделимости арбитражного соглашения (в том числе в форме арбитражной оговорки) от основного договора2. Ведет это в части определения права, однако

1Арбитражное соглашение может быть заключено и быть действительным, но, к примеру, не распространяться, по мнению суда, на определенные споры, возникающие между сторонами. Так, именно разница в интерпретации арбитражного соглашения по английскому и российскому праву стала основой известного спора Enka v Chubb, рассмотренного английским Верховным судом в 2020 г. Cм. пар. 194–196 судебного решения по ссылке: URL: https:// www.supremecourt.uk/cases/uksc-2020-0091.html (дата обращения: 02.04.2022).

2Gary B. Born, International Commercial Arbitration. 3rd edition. Kluwer Law International 2021). P. 376–377.

34

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

лишь к тому, что арбитражное соглашение в теории может регулироваться правом отличным от права, применимого к самому договору.

Процедура определения права, регулирующего арбитражное соглашение, как правило, начинается со статьи 5 Нью-Йоркской конвенции 1958 г.1, согласно которой действительность арбитражного соглашения определяется «по закону, которому стороны это соглашение подчинили, а при отсутствии такого указания — по закону страны, где решение было вынесено». Проблемы и разночтения, однако, начинаются тогда, когда стороны не делают явно выраженного выбора какого-либо права (express choice of law), регулирующего арбитражное соглашение. Дело в том, что формулировка статьи 5 Нью-Йоркской Конвенции 1958 г. (а именно пассаж «по закону, которому стороны это соглашение подчинили») допускает выявление судами так называемого подразумеваемого сторонами выбора права (implied choice of law), регулирующего арбитражное соглашение.

Исходя из этого, 34 % юрисдикций (согласно исследованию, опубликованному 29 октября 2021 г.)2 склонны к тому, чтобы расценивать выбор сторонами определенного материального права для регулирования договора в целом в качестве подразумеваемого выбора права, регулирующего арбитражное соглашение3. При этом 51 % юрисдикций воспринимает только явно выраженный выбор сторонами какого-либо права, регулирующего арбитражное соглашение, в отсутствие такового применяя к арбитражному соглашению право страны места арбитража4. Существует также подход, выработанный французскими судами, которые руководствуются полной автономностью арбитражного соглашения от какой бы то ни было правовой системы и опираются на общую волю сто-

1Конвенция Организации Объединенных Наций о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (заключена в г. Нью-Йорке в 1958 г.), которую ратифицировали на данный момент 169 стран, включая Российскую Федерацию.

2Towards a Harmonized Theory of the Law Governing the Arbitration Agreement // Indian Journal of Arbitration Law. Vol. 10, Iss. 1. P. 4.

3Такого подхода придерживаются, среди прочих, Германия, Австрия, Италия, Индия, США, Канада и Англия (при этом наличие существенного риска того, что подчинение арбитражного соглашения праву основного договора приведет к недействительности такого арбитражного соглашения, Верховным судом Англии признается основанием для подчинения арбитражного соглашения праву страны места арбитража, то есть действует принцип валидации (пар. 170 п. vi судебного решения Enka v Chubb: URL: https://www.supremecourt. uk/cases/uksc-2020-0091.html)) и другие страны. См. здесь: Towards a Harmonized Theory of the Law Governing the Arbitration Agreement // Indian Journal of Arbitration Law. Vol. 10, Iss. 1. P. 6.

4ТакойподходпринятвКитае,Турцииирядедругихгосударств.См.здесь:TowardsaHarmonized Theory of the Law Governing the Arbitration Agreement // Indian Journal of Arbitration Law. Vol. 10, Iss. 1. Интересно, что, в то время, как английские государственные суды стали распространять право договора на арбитражное соглашение, Лондонский международный арбитражный суд в ст. 16.4 Регламента закрепляет, что, в отсутствие явно выраженного выбора права для арбитражного соглашения (выбора в письменной форме), применяется право страны места арбитража.

35

Актуальные проблемы международного права

рон арбитражного соглашения, а также на соблюдение международного публичного порядка1. Наконец, в некоторых юрисдикциях арбитражное соглашение признается заключенным и действительным при соответствии требованиям, установленным хотя бы одной из возможно применимых правовых систем: по праву, явно выбранному сторонами для арбитражного соглашения; по праву договора; или по праву страны места арбитража2.

Источник: Towards a Harmonized Theory of the Law Governing the Arbitration Agreement // Indian Journal of Arbitration Law.Vol. 10, Issue 1

Переходя к анализу наиболее распространенного (51 % юрисдикций) подхода к определению права, регулирующего арбитражное соглашение, в отсутствие явного выбора такого права (express choice), часть правоведов исходит из того, что арбитражное соглашение своей «процедурной» сущностью кардинально отличается от договора в целом, который регулирует исключительно коммерческие условия экономической транзакции3. Отмечается, что право страны, где находится место арбитража (где выносится арбитражное решение), регулирует весь ход арбитражного процесса, включая вопрос определения компетенции

1Gary B. Born, International Commercial Arbitration. 3rd edition. Kluwer Law International, 2021. P. 574. Недавнее решение французского суда, подтверждающее использование такого подхода (Cour de cassation, civile, Chambre civile 1, 8 juillet 2009, 08-16.025, Publié au bulletin): URL: http://arbitrationblog.kluwerarbitration.com/2010/01/27/existence-and-validity-of-an-arbitration- agreement-the-french-supreme-court-confirms-that-the-validity-of-an-arbitration-agreement- depends-primarily-on-the-common-intent-of-the-parties/ (дата обращения: 02.04.2022). Такой подход лишает стороны какой-либо правовой определенности, что представляется не свойственным странам германской системы права, в том числе российскому праву.

2Такой подход, нацеленный на максимальную степень валидации арбитражного соглашения, применяется в Швейцарии, Испании, Голландии и Португалии. См. здесь: Towards a Harmonized Theory of the Law Governing the Arbitration Agreement // Indian Journal of Arbitration Law. Vol. 10, Iss. 1. P. 3. Этот подход несправедливо лишает сторону, возражающую против арбитражного производства, большей части прав на оспаривание компетенции арбитража.

3GaryB.Born,InternationalCommercialArbitration.3rdedition.KluwerLawInternational,2021.P.535–536.

36

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

арбитража, определения правил процедуры и т.п.1, а потому было бы желательным синхронизировать решение таких вопросов с решением вопросов о заключенности и действительности арбитражного соглашения. Такой аргумент, однако, представляется не столь убедительным, поскольку любая современная правовая система, материальным правом которой может регулироваться договор в целом, способна эффективно регулировать также и арбитражное соглашение, а вопросы процессуального права, разрешаемые по закону страны нахождения места арбитража, на самом деле не находятся в какой-либо тесной связи с вопросами заключенности и действительности арбитражного соглашения.

В то же время сторонники второго подхода (34 % юрисдикций) — распространения права, регулирующего основной договор, на арбитражное соглашение — справедливо полагают, что даже коммерческие стороны зачастую бывают не осведомлены обо всех тонкостях арбитража (включая презумпцию отделимости арбитражного соглашения), а потому, скорее, выбирая право, регулирующее договор в целом, намеревались распространить действие выбранного права и на арбитражное соглашение, которое они расценивали лишь как одно из условий основного договора2. Думаю, это главный аргумент в поддержку второго подхода. Действительно, стороны, осведомленные о презумпции отделимости арбитражного соглашения от основного договора, вероятно, осведомлены также и о проблемах, связанных с определением права, регулирующего арбитражное соглашение. Следовательно, такие осведомленные стороны зачастую делают явно выраженный выбор в пользу определенного права (express choice of law), регулирующего арбитражное соглашение, дабы избежать возможных сложностей, а значит, перед судом или трибуналом описываемой дилеммы (распространить право основного договора в качестве подразумеваемого выбора или сделать выбор в пользу права страны места арбитража) не встает в принципе. В поддержку второго подхода отмечается также, что часть условий арбитражного соглашения может нередко раскрываться в самом договоре (его основной части за исключением арбитражной оговорки)3. Могут возникать ситуации, когда преддоговорные переговоры сторон будут интерпретироваться по-разному для целей определения условий договора и отдельно — арбитражного соглашения, что также может вести к весьма абсурдным выводам4. Модификация условий (их изменение) может также признаваться возможной в отношении договорных условий, но невозможной в отношении условий арбитражной оговорки5. Наконец, следует принимать во внимание и то, что нередко арбитражная оговорка содержится в стандартных условиях одной из сторон. В то же время вопрос включенности стандартных условий в договор регулируется правом, применимым к самому договору. Это значит,

1Id. P. 536.

2Пар. 53 п. iv судебного решения Enka v Chubb: URL: https://www.supremecourt.uk/cases/ uksc-2020-0091.html (дата обращения: 02.04.2022).

3Пар. 235 id.

4Пар. 237 id.

5Пар. 238 id.

37

Актуальные проблемы международного права

что норма п. 6 ст. 7 Типового закона ЮНСИТРАЛ1 о международном торговом арбитраже, имплементированная в целый ряд национальных правовых систем, будет иметь разное содержание в зависимости от выбранной системы права, которая по-разному регулирует включенность стандартных условий в договор (в особенности вопрос, связанный с достаточностью ссылки на применимые стандартные условия или дополнительной необходимостью предоставлять другой стороне текст таких условий2). Если не синхронизировать решение вопроса включенности стандартных условий в целом (который решается по праву договора) и решение вопроса включенности арбитражной оговорки, содержащийся в таких условиях, выводы могут оказаться абсурдными.

Подводя итоги, хотелось бы отметить, что решение вопроса определения права, регулирующего арбитражное соглашение, в отсутствие явно выраженного выбора такого права сторонами назрело уже давно. Наконец, было бы желательно, на мой взгляд, чтобы российский законодатель, устраняя эту неопределенность, сделал выбор именно в пользу закрепления презумпции о том, что стороны, которые выбрали право, регулирующее договор в целом, но не сделали явно выраженный выбор права, регулирующего их арбитражное соглашение, предполагали распространить право, регулирующее договор, на их арбитражное соглашение.

Хоханаева А. А.,

студент Кабардино-Балкарский государственный университет имени Х.М. Бербекова (КБГУ)

Нальчик

Современные проблемы международного частного права

Действующее право, как и вся окружающая материальная и социальная действительность, находится в постоянном движении. Любая динамичность проявляется за

1Так, согласно пункту 6 статьи 7 первой опции Типового закона ЮНСИТРАЛ, «[с]сылка в договоре на какой-либо документ, содержащий арбитражную оговорку, представляет собой арбитражное соглашение в письменной форме при условии, что данная ссылка такова, что делает упомянутую оговорку частью договора.».

2Так, в 2020 г. также в весьма громком деле Верховный суд Германии, рассматривая спор о заключенности арбитражного соглашения, указал на то, что требование немецкого законодательства, повторяющее положение пункта 6 статьи 7 первой опции Типового закона ЮНСИТРАЛ, не было удовлетворено, поскольку, согласно Венской конвенции 1980 г., ссылка в договоре на документ, содержащий арбитражную оговорку, не представляет собой арбитражное соглашение, поскольку указанная ссылка не позволяет считать такую оговорку частью договора. См. текст решения Верховного суда Германии здесь: Germany No 2021-2, Parties not indicated, Bundesgerichtshof, First Civil Chamber, I ZR 245/19, 26 November 2020’, in Stephan W. Schill (ed), Yearbook Commercial Arbitration 2021 — Vol. XLVI, Yearbook Commercial Arbitration, Volume 46. ICCA & Kluwer Law International, 2021. P. 1–21.

38

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

счет внутренних и внешних изменений, которые затрагивают основы различных сфер общества. В свою очередь, правовые нормы являются одним из наиболее важных регуляторов общественных отношений, отчасти играют ведущую роль в организации нашей жизни.

Каждый день мы сталкиваемся с разнообразными, порой противоречивыми преобразованиями в политическом, экономическом, социальном, профессиональном и культурном аспектах. Это приводит к тому, что существовавшее законодательство, теряя свою актуальность, не способно регулировать трансформированные публичные и частноправовые отношения государств, международных межправительственных организаций, физических лиц, физических и юридических лиц.

Сотрудничество между различными государствами в экономической и культурной области находит выражение в многообразных отношениях, как между самими государствами, так и между их гражданами и организациями (юридическими лицами)»1.

К области международного частного права Л. А. Лунц относил вопросы о гражданской правоспособности иностранцев и иностранных юридических лиц, об отношениях по внешнеторговым сделкам (важнейшая часть международного частного права), об авторских правах иностранцев, об аналогичных правах на промышленную собственность, о наследовании оставшегося после иностранца имущества и многие другие вопросы2. Ленинградский профессор А. Н. Макаров писал, что «Под международным частным правом надлежит…понимать совокупность правовых норм, определяющих пространственные пределы действия разномастных гражданских законов»3.

Современными проблемами международного частного права, на мой взгляд, являются: гармонизация и унификация МЧП, механизм реализации частноправовых отношений при выборе применимого права, наличие симбиоза государственного материального и коллизионно-правового регулирования внешнеэкономических споров. Также изменение правопонимания вследствие истолкования понятия «правовой нормы», негосударственные альтернативные способы разрешения споров, модернизирующиеся вследствие стремительного развития новых технологий, цифровой среды и пр. Перечисленные проблемы ориентированы главным образом на единообразное формирование МЧП в мире и расширение его нормативного состава.

Сто́ит отметить, что систематическую разработку вопросов МЧП осуществил Ф. Ф. Мартенс4. Однако первая попытка осветить вопросы МЧП была предпринята И. С. Перетерским5.

Самые различные преобразования формируют коллидирующие системы регулирования трансграничных отношений и соответствующие способы их преодоления.

1Лунц Л. А. Курс международного частного права (в 3 т.). 2002. Т. 1. Гл. 1.

2Лунц Л. А. Курс международного частного права (в 3 т.). 2002. Т. 1. Гл. 1.

3М.М.Богуславский. Международное частное право : учебник. 5-е изд., перераб. и доп. М. : Юристъ, 2004.

4Современное международное право цивилизованных народов. 2 т. СПб., 1896.

5Очерки международного частного права РСФСР. 1925.

39