Рус.лит. 4 курс Колпаков / Мой бедный Мастер. Полное собрание изданий и переизданий Мастера и Маргариты

лов, вверху же находящийся круглый зал отошел под зал заседаний, а весь нижний этаж был занят популярнейшим в столице писатель­ ским рестораном.

В половину одиннадцатого вечера в довольно тесной комнате вверху томилось человек двенадцать литераторов разных жанров, ожидающих опоздавшего Александра Александровича. Компания, рассевшаяся на скрипящих рыночных стульях, отчаянно курила и томилась. В открытое в сад окно не проникала ни одна свежая струя. Москва накалила за день свой гранитный, железный и асфаль­ товый покров, теперь он весь жар отдавал в воздух, и было понятно, что ночь не принесет облегчения.

Драматург Бескудников вынул часы. Стрелка ползла к один­ надцати.

—Однако он больно здорово запаздывает, — сказал поэт Двубратский, сидящий на столе и от тоски болтающий ногами, обутыми

вжелтые туфли на толстенной каучуковой подошве.

—Хлопец на Клязьме застрял, — сорванным голосом отозвалась поэтесса Настасья Савишна Храмкина.

—Позвольте, все это хорошо, что он на Клязьме, — заговорил ав­ тор популярных скетчей Загривов, — я и сам бы сейчас на веранде чайку попил, вместо того чтобы здесь сидеть. Ведь он же знает, что заседание в десять? — В голосе Загривова слышалась справедливая злоба.

—А хорошо сейчас на Клязьме, — подзудила присутствующих Храмкина.

—Третий год вношу денежки, однако до сих пор ничего в волнах не видно, — отозвался новеллист Поприхин.

—Клязьма место генеральское, — послышался из угла голос Водопаева.

—Словом, это безобразие! — воскликнул Денискин, человек нео­ пределенного жанра, пишущий и стихи, и пьесы, и критические ста­ тьи, и рецензии. — Пять минут двенадцатого!

Его поддержали и Буздяк и Глухарев. В комнате назревало что-то вроде бунта. Решили звонить. Звонили на Клязьму, в литераторский дачный поселок. Попали не на ту дачу — к Семуковичу. Потом попали на ту, на какую надо, узнали, что товарищ Мирцев и вовсе не бывал сегодня на Клязьме.

Стали звонить в комитет искусства, науки, литературы — Исналит, в комнату 918. Никого в этой комнате не было.

Тогда началось возмущение. Храмкина заявила напрямик, что при всем уважении ее к товарищу Мирцеву она осуждает такое пове­ дение — мог бы и позвонить! Ведь его двенадцать человек ждут!

— Мог бы позвонить! — гудел Буздяк.

Но товарищ Мирцев никому позвонить не мог. Далеко, далеко от дома Грибоедова, в громадном зале с цементным полом, под силь­ ным светом прожекторов на трех цинковых столах лежало то, что было когда-то Мирцевым.

На первом — обнаженное, в засохшей крови тело с перебитой ру­ кой и раздавленной грудной клеткой, на втором — голова с выбиты-

ми передними зубами, с бессмысленным глазом, которого не пугал режущий свет тысячесвечовой лампы, с слипшимися в крови волоса­ ми, на третьем — груда заскорузлых тряпок, в которых и узнать нель­ зя было костюм Мирцева.

У стола стояли седой профессор и молодой прозектор, оба в ко­ жаных халатах и резиновых перчатках, и двое в защитных блузах, в крагах с маленькими браунингами на поясах. Стоявшие тихо сове­ щались о том, как лучше поступить: закрыть ли наглухо черным по­ крывалом останки Мирцева и так уложить их в гроб, который завтра будет выставлен в круглом зале Массолита, или же пришивать стру­ нами голову к туловищу, черной повязкой закрыть только глаза, а другою шею и так выставить, для того чтобы члены Массолита мог­ ли попрощаться со своим секретарем.

Решили сделать второе, и прозектор крикнул сторожу:

— Иглы! Струны!

Да, он не мог позвонить! И в половину двенадцатого опустела комната, где должно было быть заседание, и не состоялось оно, как раз как и предсказал неизвестный на Патриарших прудах.

Все двенадцать литераторов спустились вниз, чтобы поужинать в ресторане. Тут опять недобрым словом помянули Александра Алек­ сандровича: мест на веранде под тентом, где кое-как можно было ды­ шать, уже не оказалось, и пришлось идти в низкие сводчатые залы зимнего помещения.

Без четверти двенадцать, как гром, ударил вдруг рояль, ему отве­ тили прыгающие скачущие звуки на тонких клавишах, захромали синкопы, завыли в рояле какие-то петухи — пианист заиграл бравур­ ный зверский фокстрот. От музыки засветились лоснящиеся в духо­ те лица, показалось, что заиграли на потолке лиловые с завитыми по-ассирийски гривами лошади, кто-то пропел что-то, где-то пока­ тился со звоном бокал, и через минуту весь зимний зал заплясал, а за ним заплясала веранда.

Заплясал Глухарев с девицей — архитектором Тамарой Сладкой, заплясал Буздяк с женой, знаменитый романист Жукопов с киноакт­ рисой. Плясали Драгунский, Чапчачи, Водопоев с Храмкиной, пля­ сала Семейкина-Галл, схваченная крепко неизвестным рослым в бе­ лых брюках.

Плясали свои и приезжие в Москву: Иоганн из Кронштадта, ка­ кой-то Витя Куфтик из Ростова — кажется, режиссер.

Плясали неизвестной профессии молодые люди в стрижке бок­ сом, в пиджаках с подбитыми ватой плечами.

Плясал пожилой с бородой, в которой застряло перо зеленого лу­ ка, топчась, как медведь, перед хилой девушкой в зеленом шелковом платьишке.

Официанты с оплывающими лицами несли над головой кружки с пивом, хрипло и ненавистно говорили «виноват», продираясь меж­ ду танцующими, где-то кто-то кричал в рупор: «Карский — раз!»

Словом — ад. И перед самой полночью было видение: вышел на веранду черноглазый красавец с острой, как кинжал, бородой, во фраке и царственным благосклонным взглядом окинул свои вла-

дения. Утверждал, утверждал беллетрист Избердей, известнейший мистик и лгун, что этот красавец не носил раньше фрака, а был опо­ ясан широким кожаным поясом, за которым торчали пистолеты, а воронова крыла волосы красавца были повязаны алым шелком, и плыл под его командой не ресторан на Кольце, а бриг в Караиб­ ском море под страшным флагом — черным с Адамовой головой.

Но нет, нет! Лжет, лжет, склоняясь к рюмке, Избердей! Нет ника­ ких Караибских морей на свете, и не плывут отчаянные флибустье­ ры, не гонится за ними корвет, не слышно пушечного его грохота, не стелется над волнами пушечный дым.

Ничего этого нет, не было! И плавится лед в вазочке, и видны на­ литые кровью глаза Избердея, и тоскливо мне!

Ровно в полночь фокстрот прекратился внезапно, как будто ктото ударил пианиста в сердце ножом, и тотчас за всеми столами загре­ мело слово «Мирцев», «Мирцев!». Конечно, вскакивали, вскрикива­ ли: «Да не может быть!» Не обошлось и без некоторой чепухи, впол­ не понятной в ресторане. Так, кто-то, залившись слезами, тут же предложил спеть вечную память. Уняли. Кто-то суетился и кричал, что необходимо сейчас же, тут же, не сходя с места, составить кол­ лективно телеграмму и немедленно послать ее...

Но куда и зачем ее посылать? В самом деле, куда? И на что нужна эта телеграмма тому, чей затылок сейчас сдавлен в руках прозекто­ ра, чью шею сейчас колет кривыми иглами, струнит профессор?

Да, убит... Но мы-то живы? Волна горя высоко всплеснулась, но стала опадать, и уж кто-то вернулся к столику и украдкой выпил водочки и закусил, не остывать же киевским котлетам... Ведь мы-то живы?

Рояль закрыли, танцы отменили, трое журналистов спешно поки­ нули дом тетки. Им уже звонили на вешалку ресторана из редакций — нужно было сейчас же писать некрологи.

Итак, гости вернулись к своим столам, обсуждая страшное собы­ тие и споря по поводу сплетни, пущенной Храмкиной и Избердеем, именно, что Мирцев не случайно попал под трамвай, а бросился под него умышленно, потому что...

Но не успела сплетня разбухнуть, как произошло второе, что по­ разило публику в ресторане побольше, чем известие о смерти Мирцева.

Первыми взволновались лихачи, всегда дежурящие на бульваре у входа в грибоедовский сад. Один из них даже с козел слез, причем послышался его иронический возглас: «Тю! Вы поглядите!»

Вслед за тем от решетки отделился маленький огонечек, а с ним вместе — беленькое тощее привидение, которое и направилось по асфальтовой дорожке под деревьями прямо к веранде. За столиками стали подниматься, всматриваться, и чем больше всматривались, тем больше изумлялись.

Привидение же тем временем подошло к веранде, и тогда уж все на ней как закоченели за столиками. Швейцар, вышедший из зим­ ней вешалки ресторана на угол к веранде покурить, вдруг, тревожно всматриваясь в привидение, подбежал было к нему с ясною целью

преградить ему доступ на веранду, но, всмотревшись, не посмел это­ го сделать и вернулся к веранде, растерянно и глупо улыбаясь.

Привидение же тем временем вступило на веранду, и все увидели, что это не привидение, а всем известный Иван Николаевич Понырев. Но от этого не стало легче, и изумление перешло в смятение.

Иван Николаевич был бос, в кальсонах, в разодранной ночной ру­ башке. На груди Ивана Николаевича прямо к коже была приколота английской булавкой иконка с изображением Христа, а в руках нахо­ дилась венчальная позолоченная зажженная свеча. Правая щека Ивана Николаевича была свежеизодрана и покрыта запекшейся кровью.

На веранде воцарилось молчание, и видно было, как у одного из официантов пиво текло на пол из покосившейся в руке кружки.

Иван поднял свечу над головой и сказал так:

— Здорово, братья!

От такого приветствия молчание стало глубже, а Иван заглянул под первый столик, на котором стояла вазочка с остатками зернис­ той икры, посветил под него, причем какая-то дама пугливо отдерну­ ла ноги, и сказал тоскливо:

— Нету его и здесь!

Тут послышались два голоса, и первый из них, бас, сказал тихо

ибезжалостно:

—Готово дело. Белая горячка.

Авторой, женский, испуганно:

—Как же милиция-то пропустила его по улицам? Второе Иван услыхал и отозвался:

—На Бронной хотели задержать, да я махнул через забор и всю щеку об проволоку изодрал.

Тут все увидели, что некогда зеленые и нагловатые глаза Ивана те­ перь как бы затянуты пеленою, как бы перламутровые, и страх все­ лился в сердца.

—Братья во литературе! — вдруг вскричал Иван и взмахнул све­ чой, и огонь взметнулся над его головой, и на голову капнул воск. — Слушайте меня! Он появился! — Осипший голос Ивана окреп, стал горяч. — Он появился! Ловите же его немедленно, иначе натворит он неописуемых бед.

—Кто появился? — отозвалась испуганно женщина.

—Консультант! — вскричал Иван. — И этот консультант убил сего­ дня Сашу Мирцева на Патриарших прудах!

Внутри ресторана на веранду повалил народ.

—Виноват, скажите точнее, — послышался над ухом Ивана тихий

ивежливый голос, — скажите, товарищ Понырев, как это убил? Вокруг Ивана стала собираться толпа.

—Профессор и шпион! — закричал Иван.

—А как его фамилия? — тихо спросили на ухо.

—То-то фамилия! — в тоске отозвался Иван. — Эх, если б я знал его фамилию! Не разглядел я на визитной карточке фамилию! По­ мню только букву «эф». На «эф» фамилия! Граждане! Вспоминайте сейчас же, какие фамилии бывают на «эф»! — И тут Иван, безумно

озираясь, забормотал: — Фролкин, Фридман, Фридрих... Фромберг...

Феллер... Нет, не Феллер!.. Нет! Фу... фу... — Волосы от напряжения ездили на голове Ивана.

—Фукс? — страдальчески крикнула женщина.

—Да никакой не Фукс! — раздражаясь, закричал Иван. — Это глу­ по! При чем тут Фукс? Ну вот что, граждане: бегите кто-нибудь сей­ час к телефону, звоните в милицию, чтобы выслали пять мотоцикле­ ток с пулеметами профессора ловить! Да! Скажите, что с ним еще двое: длинный какой-то, пенсне треснуло, и кот, черный, жирный.

Ая пока что дом обыщу, я чую, что он здесь!

Тут Иван проявил беспокойство, растолкал окружающих, стал размахивать свечой, заглядывать под столы.

Народ на веранде загудел, послышалось слово «доктора», и чье-то ласковое мясистое лицо, бритое и упитанное, в роговых очках, по­ явилось у Иванова лица:

—Товарищ Понырев, — заговорило это лицо юбилейным голо­ сом, — успокойтесь! Вы расстроены смертью всеми нами любимого Александра Александровича, нет!., просто Саши Мирцева. Мы все это отлично понимаем... Вам нужен покой! Сейчас товарищи прово­ дят вас в постель, и вы забудетесь...

—Ты, — оскалившись, ответил Иван, — ты понимаешь, что про­ фессор убил Мирцева? Понимаешь, что делаешь, задерживая меня? Кретин!

—Товарищ Понырев! Помилуйте! — ответило лицо, расстраива­ ясь и уже жалея, что вступило в разговор.

—Нет! Уж кого-кого, а тебя-то я не помилую, — с тихой ненавис­ тью сказал Иван и, неожиданно широко размахнувшись, ударил по уху это лицо.

Тут догадались броситься на Ивана и бросились. Свеча его угасла,

аочки, соскочившие с участливого лица, немедленно были раздавле­ ны. Иван испустил визг, слышный, к общему соблазну, на бульваре,

иначал защищаться. Зазвенела битая посуда. Пока Ивана вязали по­ лотенцами, в раздевалке шел разговор между командиром брига

ишвейцаром.

—Ты видел, что он в подштанниках? — спросил холодно пират.

—Да ведь, Арчибальд Арчибальдович, — труся, отвечал швей­ цар, — как я их могу не допустить... Они член Массолита!

—Ты видел, что он в подштанниках? — холодно повторил пират.

—Помилуйте, Арчибальд Арчибальдович, — багровея, гудел швейцар, — что ж я-то могу поделать. Давеча приходят гражданин Буздяк из бани, у них веник за пазухой. Я говорю — неудобно, а они смеются, веником в меня тычут. Потом мыло раскрошили по веран­ де, дамы падают, а им смешно!

—Ты видел, что он в подштанниках, я тебя спрашиваю, а не про Буздяка! — раздельно сказал пират.

Тут швейцар умолк, и лицо его приняло тифозный цвет, а в глазах вспыхнул ужас. Он видел ясно, как черные волосы покрылись шел­ ковой косынкой. Исчез фрак, за ременным поясом показались пис­ толеты. Швейцар представил себя повешенным на фор-марса-рее.

Он видел свой собственный высунутый язык, голову, свесившуюся на плечо, услышал даже плеск волны у борта. Колени швейцара за­ тряслись. Но тут флибустьер сжалился над ним.

—Смотрите, Николай, в последний раз. Такого швейцара нам не нужно, — сказал пират и скомандовал точно, ясно и быстро:

—Пантелея! Милиционера! Протокол! Таксомотор! В психиат­ рическую!

Через четверть часа публика на бульваре видела, как из ворот грибоедовского сада выводили босого и окровавленного человека в бе­ лье, поверх которого было накинуто Пантелеево пальто. Человек, руки которого были связаны за спиною, горько плакал и изредка де­ лал попытки укусить за плечо то милиционера, то Пантелея. Поэт Рюхин, добровольно вызвавшийся сопровождать несчастного Ива­ на Николаевича, шел сзади, держа в руках разорванную иконку

исломанную свечу.

Лихачи горячили лошадей, кричали с козел:

— А вот на резвой! Я возил в психическую!

Но Ивана Николаевича погрузили в приготовленный таксомотор и увезли, а на лихача вконец расстроенная дама посадила своего му­ жа, того самого, который получил плюху и лишился очков исключи­ тельно за свою страсть к произнесению умиротворяющих речей.

Лихач, слупивший двадцать пять рублей с седоков, только пере­ дернул синими вожжами по крупу разбитой беговой серой лошади, и та ударила так, что сзади моментально остались два трамвая и гру­ зовик.

Публика разошлась, и на бульваре наступило спокойствие.

Глава 6

МАНИЯ ФУРИБУНДА

Круглые электрические часы на белой стене показали четверть вто­ рого ночи, когда в приемную психиатрической лечебницы вошел чернобородый человек в белом халате, из кармана которого торчал черный кончик стетоскопа.

Двое санитаров, стоявшие у дивана и не спускавшие глаз с Ивана Николаевича, руки которого уже были развязаны, подтянулись.

Рюхин взволновался, поправил поясок на толстовке и произнес:

— Здравствуйте, доктор. Позвольте познакомиться: поэт Рюхин. Доктор поклонился Рюхину, но, кланяясь, глядел не на Рюхина,

а на Ивана Николаевича.

Поэт не шевельнулся на диване.

—А это... — почему-то понизив голос, сказал Рюхин, — известный поэт Иван Понырев, — потом помялся и совсем тихо добавил: — Мы опасаемся, не белая ли горячка...

—Пил очень сильно? — сквозь зубы тихо спросил доктор.

—Да нет, доктор...

—Тараканов, крыс, чертиков или шмыгающих собак не ловил?

—Нет, — испуганно ответил Рюхин, — я его вчера видел, он был здоров. Он стихи свои с эстрады читал.

—А почему он в белье? С постели взяли?

—Он, доктор, в ресторан пришел в таком виде.

—Ага, — удовлетворенно сказал доктор и спросил:

—А почему окровавлен? Дрался?

—Он с забора упал, а потом ударил в ресторане гражданина и еще кое-кого.

—Ага, — сказал доктор и, повернувшись к Ивану, добавил: — Здравствуйте!

—Здорово, вредитель! — ответил громким голосом Иван, и Рю­ хин сконфузился. Ему стыдно было поднять глаза на вежливого и чи­ стого доктора.

Тот, однако, не обиделся на Ивана, привычным ловким жестом снял пенсне с носа и спрятал его, подняв полу халата, в задний кар­ ман брюк, а затем спросил у Ивана:

—Сколько вам лет?

—Поди ты от меня к чертям, в самом деле, — злобно ответил Иван и отвернулся.

Адоктор, щуря близорукие глаза, спросил по-прежнему вежливо:

—Почему же вы сердитесь на меня? Разве я сказал вам что-нибудь неприятное?

—Мне двадцать пять лет, — заговорил, злобно косясь, Иван, —

азавтра, между прочим, я на всех вас подам жалобу. А на тебя в осо­ бенности, гнида! — отнесся он уже специально к Рюхину.

—А на что вы хотите пожаловаться?

—На то, что меня, здорового человека, силой схватили и приво­ локли в сумасшедший дом, — сурово ответил Иван.

Тут Рюхин всмотрелся в Ивана и похолодел: в глазах у того не было никакого безумия и из мутных они опять превратились в яс­ но-зеленые. «Батюшки, — подумал испуганно Рюхин, — да он и впрямь, кажется, нормален! Вот чепуха какая! Зачем же мы его в самом деле сюда притащили? Нормален, ей-богу, нормален, только рожа расцарапана...»

— Вы находитесь, — спокойно заговорил врач, — не в сумасшед­ шем доме, а в психиатрической клинике, оборудованной по послед­ нему слову техники. Кстати, добавлю: где вам не причинят ни малей­ шего вреда и где никто не собирается вас задерживать силой.

Иван покосился недоверчиво, но все-таки пробурчал:

—Слава те господи! Кажется, нашелся один нормальный человек среди идиотов, из которых первый бездарность и балбес Пашка.

—Кто этот Пашка-бездарность? — осведомился врач.

—А вот он — Рюхин! — ответил Иван Николаевич, вытянув указа­ тельный палец.

Рюхин покраснел, глаза его вспыхнули от негодования. «Это он мне вместо спасибо, — горько подумал он, — за то, что я принял в нем участие. Какая все-таки сволочь!»

— Типичный кулачок по своей психологии, — ядовито заговорил Иван Николаевич, которому приспичило обличить Рюхина, — и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария, — по­ смотрели бы вы, какие он стишки сочинил к 1-му Мая... хе, хе...

«взвейтесь, развейтесь...», а загляните в него, что он думает! — И Иван рассмеялся зловеще.

Доктор повернулся к Рюхину, красному и тяжело дышащему,

исказал тихо:

—У него нет белой горячки, — а затем спросил у Ивана:

—Почему же вас, собственно, доставили к нам?

—Да черт их возьми, олухов! Схватили, втащили в такси и при­ везли!

—Гм... — отозвался врач, — но вы почему, собственно, в ресторан, вот как говорит гражданин Рюхин, пришли в одном белье?

—Вы Москву знаете? — ответил вопросом Иван. Доктор неопре­ деленно мотнул головой.

—Ну, как вы полагаете, — возбужденно заговорил Иван, — мысли­ мо ли подумать, что вы оставите что-нибудь на берегу и чтобы эту вещь не попятили? Ну, купаться я стал, и, понятно, украли и блузу,

иштаны, и туфли. А я спешил в ресторан!

—Свидание какое-нибудь, деловое? — спросил врач.

—Не свидание, а я ловлю консультанта.

—Какого консультанта?

—Консультанта, который убил Сашу Мирцева на Патриарших прудах.

Врач вопросительно поглядел на Рюхина, и тот хмуро отозвался:

—Секретарь Массолита Мирцев сегодня под трамвай попал.

—Он, вот говорят, под трамвай попал?

—Не ври, чего не знаешь! — рассердился на Рюхина Иван Нико­ лаевич. — Я был при этом! Он его нарочно под трамвай пристроил!

—Толкнул?

—Да не толкнул! — все больше сердился Иван. — Такому и толкать не надо. Он его пальцем не коснулся! Они такие штуки могут делать. Он заранее знал, что Мирцев поскользнется!

—А кто-нибудь кроме вас видел этого консультанта?

—То-то и беда, что один я! Да что за допросы такие! — вдруг оби­ делся Иван. — Мы не в уголовном розыске! Подите к черту!

—Помилуйте, — воскликнул доктор, — у меня и в мыслях не было допрашивать вас! Но ведь вы сообщаете такие важные вещи об убий­ стве, которого вы были свидетелем... Быть может, здесь можно чемнибудь помочь?.. Скажите, какие же вы меры приняли, чтобы пой­ мать этого консультанта-убийцу?

Здесь опять недоверие к врачу сменилось у Ивана Николаевича доверием, и настолько, что он встал и поцеловал врача в щеку, при­ бавив при этом:

— Нет, теперь окончательно убедился — ты не вредитель и не из этой шайки!

Доктор ловко и незаметно, делая вид, что сморкается, вытер ще­ ку, повернулся и сделал какой-то знак глазами женщине в белом, ко-

торая неподвижно сидела в стороне за большим столом. Та тотчас же взяла перо.

—Итак, какие же меры? — повторил врач.

—Меры вот какие, — заговорил Иван, — я на кухне взял свечечку...

—Вот эту? — спросил врач, указывая на свечку, лежавшую перед женщиной на столе рядом с иконкой.

—Эту самую!

—А иконка? — мягко спросил врач. Иван покраснел.

—Видишь ли, — ответил он, — эти дураки, — он указал на Рюхина, — больше всего этой иконки испугались, а между тем, без нее его не поймаешь...

Женщина стала писать на листе.

—Он, — продолжал возбужденно Иван, — по моему соображению, кой с кем знается, ты понимаешь меня?.. Гм... А с иконкой и со све­ чечкой...

Санитары держали руки по швам, глаз не сводили с Ивана, жен­ щина тихо писала.

—Ну-те-с, ну-те-с, — поощрил Ивана врач, — так с собой и несли иконку?

—Я ее на грудь пришпилил, — говорил Иван.

—Зачем на грудь?

—Чтобы рука была свободна, — объяснил Иван, — в одной свечка,

адругой — хватать. — Он становился все откровеннее.

—Виноват, у вас на коже груди кровь, — сказал участливо врач, — вы прямо к коже ее прицепили?

—Ну конечно! — ответил Иван. — А то рубаха-то чужая, гнилая, еще, думаю, сорвется...

Тут часы пробили два без четверти. Иван засуетился в тревоге.

—Эге-ге, два часа, — воскликнул он, — а я тут с вами время теряю. Будьте любезны, где телефон?

—Пропустите к телефону, — сказал врач санитару, который спи­ ной старался загородить аппарат на стене.

Иван ухватился за трубку и сказал в нее:

—Милицию!

Женщина в это время тихо спросила у Рюхина:

—Женат он?

—Холост, — испуганно ответил Рюхин.

—Член профсоюза?

Рюхин кивнул, и женщина подчеркнула что-то в разграфленном листе.

— Милиция? — громко спросил Иван. — Алле? Милиция? Това­ рищ дежурный! Распорядитесь сейчас же, чтобы выслали пять мотоциклеток с пулеметами, консультанта преступника искать! И заезжайте за мной, я с вами сам поеду. Алле? Говорит поэт Понырев. Из сумасшедшего дома. Как ваш адрес? — шепотом спро­ сил Иван Николаевич у доктора, но тот не успел ничего ответить, как Иван стал сердито кричать в телефон: — Алле, алле! Куда вы ушли? Безобразие! — громко завопил Иван и швырнул трубку на рычаг.

—Зачем сердиться, — заметил миролюбиво доктор, — вы можете сломать аппарат, а он нам поминутно нужен...

—Ничего! Ничего! Ответят они, голубчики милейшие, за такое отношение, — вскричал Иван и погрозил кулаком телефону, затем протянул руку доктору и попрощался: — До свидания.

—Помилуйте, куда вы хотите идти, — заговорил врач, — ночью,

водном белье! Переночуйте у нас, а завтра видно будет.

—Пропустите меня, — глухо сказал Иван Николаевич санитарам, сомкнувшимся у дверей.

—Дружески говорю вам, останьтесь!

—Пустите или нет?! — страшным голосом крикнул Иван санита­

рам.

Те не шевельнулись, и Иван наотмашь ударил одного из них

вгрудь. Другой поймал его за руку.

—Ах так, ах так, — хрипло крикнул Иван, и, вырвав руку, он травленно и злобно озирался.

Женщина нажала кнопку в столике, и на поверхность его выско­ чила блестящая коробка шприца и стеклянные запаянные ампулы.

— Ну, если так, — отчаянно вскричал Иван, — так не поминайте же лихом!

И тут он головой вперед бросился в белую штору окна, явно це­ лясь сквозь нее и стекла выброситься наружу. Но коварная металли­ ческая специальная сеть за шторой даже до стекла не допустила Ива­ на. Она мягко спружинила и мягко отбросила бедного поэта назад прямо на руки к санитарам. В ту же минуту у доктора в руках оказал­ ся шприц.

—Ага, — захрипел Иван, бьющийся в руках санитаров, — так вот вы какие шторочки завели у себя? Ладно, ладно! Пусти... Пу...

—Одну минуту, одну минуту, — бормотал врач.

Женщина тоже подбежала на помощь, одним взмахом разорвала рукав ветхой рубахи и с неженской силой сжала руку Ивана. Тот осла­ бел, перестал биться, врач воспользовался этим и содержимое шприца вспрыснул Ивану в плечо. Его подержали еще немного в ру­ ках, он в это время крикнул:

— На помощь!

Бледный Рюхин жалобно вскрикнул:

— Иван!

Ивана выпустили.

— Бандиты! — прокричал он, но уже слабее. — Всех предам право­ судию, — добавил он, но еще тише, зевнул и сел на кушетку. — Заточи­ ли все-таки, — зевая, добавил он без злобы, улыбнулся бессмысленно и кротко и вдруг прилег на кушетке, по-детски подложив кулак под щеку. — Ну, очень хорошо, — бормотал он совсем сонным голосом, — сами же и поплатитесь, а я свое дело сделал... Интересно мне те­ перь... только одно, что было с Понтием Пилатом.

И через мгновение он уже спал.

Доктор сказал сущую правду относительно того, что клиника бы­ ла устроена по последнему слову техники. Стена приемной вдруг раскрылась, и из коридора выехала на резиновых шинах кровать.