2. Хозяйственно-культурные типы

При этнографическом разнообразии культур народов в такой огромной стране, как Россия, этнологам бросалось в глаза сходство культур народов, живущих по соседству. Эти обстоятельства остро потребовали своего осмысления в 40—50-е годы, когда в СССР были широко развернуты этногенетические исследования. Они были реакцией на подавление истории в конце 20-х — начале 30-х годов внутри страны и на расистские теории, проповедовавшиеся главным образом в нацистской Германии. В создании теории хозяйственно-культурных типов и историко-этнографических областей важную роль играла естественно-научная направленность мышления советских ученых тех лет, находившихся под влиянием учения Чарльза Дарвина. Этому мышлению был свойствен объективистский подход к народной культуре, когда мало обращалось внимания на человека, но зато достаточно глубоко исследовалось «этнографическое районирование культуры». Определенное воздействие имело учение о «культурных кругах», развивавшееся в германоязычных странах (Фриц Гребнер, Лео фробениус, Вильгельм Шмидт).

В этом направлении работал целый ряд ученых, но выдающееся место принадлежит Максиму Левину и Николаю Чебоксарову. Примечательно, что они были в равной степени великолепными специалистами в области как этнологии, так и физической антропологии. Создание теории хозяйственно-культурных типов и историко-этнографических областей ими было завершено в совместной работе в 1955 г. Представим основные моменты этой работы, повторявшиеся и в последующих публикациях.

Под хозяйственно-культурными типами понимаются определенные комплексы особенностей хозяйства и культуры, которые складываются исторически у различных народов, находящихся на близких уровнях социально-экономического развития и обитающих в сходных естественно-географических условиях. Авторы концепции подчеркивали связь хозяйственно-культурных типов со способами производства, представленного в конкретном обществе. Это была вынужденная констатация, так как в среде коллег— основателей теории хозяйственно-культурных типов и историко-этнографических областей было мнение, что она не нужна, ибо марксистского учения о способе производства и ленинского о социально-экономических укладах вполне достаточно для объяснения

64

неравномерности развития человечества и разнообразия его культур. По Левину и Чебоксарову, в хозяйственно-культурном типе явно довлеют хозяйственные черты. О социальной типологии в теории говорилось уже бегло В области духовной культуры подчеркивались обычаи, обряды и верования, отражающие формы труда и быта в общих ландшафтно-климатических условиях. Возникнув в архаике, хозяйственно-культурные типы в современную эпоху трансформируются в зональные культурно бытовые комплексы.

В теории хозяйственно-культурных типов подчеркивалась роль эволюции трех групп 1) типов с преобладающей ролью охоты, собирательства и примитивного рыболовства, 2) мотыжного (ручного) земледелия и животноводства, 3) плужного (пашенного) земледелия.

Важным тезисом Левина и Чебоксарова было утверждение о независимом возникновении одного и того же хозяйственно-культурного типа у народов, непосредственно друг с другом не контактирующих, не живущих в сходных ландшафтно-климатических условиях.

В трудах других классиков советской этнологии, крупных знатоков материала и теории, проблема хозяйственно-культурных типов звучала иначе Валерий Чернецов, знаток сибирских народов, предпочитал говорить о локальном «сибирском хозяйственно-культурном типе», который, по его мнению, был сколь адаптивен, столь и экономичен, т.е. в развитии особого образа жизни, где большую роль играла пушная охота, сыграли исторические связи Сибири сначала с Ираном (сасанидское серебро достигало Таймыра), затем торговля с Китаем (нефрит), а впоследствии — торговые отношения с Россией Близких взглядов придерживался Сергей Токарев, говоривший об особом «океаническом хозяйственно-культурном типе» Серию локальных сибирских хозяйственно-культурных типов в 60-е гг. выделил Алексей Окладников.

Сибирь в настоящее время неплохо изучена исторически, археологически и этнографически. Прогресс знаний постоянно идет в сторону признания того факта, что эта территория не была этнографическим заповедником. Народы, освоившие ее гигантские пространства, всегда находились в экономических связях друг с другом, что стимулировало разделение труда, южные кочевники-скотоводы получали зерно от земледельцев, охотники

65

тайги поставляли пушнину в обмен на нужные им продукты, береговые охотники на крупных млекопитающих также пользовались продукцией тундровых скотоводов и более далеких народов. Так, железо к эскимосам попадало по крайней мере уже в первые века новой эры.

3. Историко-этнографические области

Как и для хозяйственно-культурного типа, сибирский материал послужил основой разработки концепции историко-этнографической области — части ойкумены, у населения которой в силу общности социально-экономического развития, длительных связей и взаимного влияния складываются сходные культурно-бытовые (этнографические) особенности. Поскольку концепция формировалась на базе архаических обществ, где культура жизнеобеспечения в огромной степени парадигматизирована, то черты материальной культуры (транспорт, жилище, пища, обиходные вещи и т.п.) были введены в состав признаков историко-этнографических областей (наряду с обрядами, обычаями, верованиями, фольклором). Вопрос о времени образования историко-этнографических областей спорный. Для Чебоксарова уже древнейшее человечество создавало эти области. Так, он считал, что палеолитическая культура чопперов (односторонне оббитых галечных орудий) представляла самостоятельную историко-этнографическую область в Восточной и Юго-Восточной Азии. Дело в том, что такого рода древние общности могли быть результатом своеобразного культурного дрифта, очень длительного (якуты до сих пор затачивают ножи с одной стороны), но не результатом взаимного влияния.

Надо полагать, что интенсивное образование историко-этнографических областей совпадало с этногенетическим процессом, было его и условием, и результатом. Очевидно, историко-этнографические области имели, как показано в рассмотренных выше американских работах, свои центры. К понятию таких центров близко представление об узлах этногенеза (термин Сергея Толстова, который предложил его для анализа историко-культурной ситуации в Приаралье и вообще в Средней Азии).

Рассмотрим две сибирские историко-этнографические области. Ямало-Таймырская область простирается от низовья Енисея на востоке до Канинско-Тиманской тундры на западе. Здесь расселены

66

ненцы, нганасаны, северные ханты и манси. Все эти группы практикуют тундровое оленеводство, распространителями которого были ненцы. В быту всех этих народов представлено много общих черт, например, использование пастушеской собаки, веерная оленья упряжка, прохождение вожжи слева, общие черты жилого чума и глухой верхней одежды.

Амуро-Сахалинская историко-этнографическая область представлена тунгусо-маньчжурскими народами (нанайцы, ульчи, орочи, удэгейцы, ороки, негидальцы), а также нивхами, стоящими обособленно по языку. В упряжном собаководстве, в технике рыбной ловли, в выделке рыбьей кожи, в медвежьем празднике и в спирально-меандрическом орнаменте здесь много общего. Эта историко-этнографическая область образовалась в результате проникновения тунгусо-маньчжуров в древнюю палеазиатскую (нивхскую) среду.

В последние годы наблюдается прогресс в разработке Волго- Уральской историко-этнографической области. Под руководством Раиля Кузеева разработана многофакторная характеристика данной территории (экологическая, демографическая, хозяйственная, культурная и т.д.), которая в разные эпохи выполняла и этноинтегрирующую, и этнодифференцирующую роль. Показана роль пространственного фактора как такового в процессе этнического взаимодействия населяющих эту область тюркских, финно-угор- ских и восточнославянских народов. Эти процессы идут постоянно, и, следовательно, постоянно длится этногенез.