33057

224

работе по краткосрочным, сиюминутным контрактам либо вообще без таковых, к работе без всяких оговоренных гарантий, но лишь до “очередного уведомления””29.

Эта краткосрочность серьезным образом сказывается на всех социальных отношениях, определяемых производством. Во-первых, когда человек относится к месту работы как к кемпингу, из которого вскоре можно и нужно будет уехать (сревнение З.Баумана — Н.З.), ему не надо думать о налаживании оптимальных отношений с окружающими людьми, о благоприятном психологическом климате в коллективе (на чем

виндустриальном обществе были построены менеджерские стратегии “человеческих отношений” — см. тему 9). Поэтому не только в личной жизни (privecy) человек становится полностью атомизированным, изолированным от других людей, от любых человеческих сообществ (включая класс в марксистскм понимании), но и в важнейшем аспекте своей общественной жизни — на производстве.

Во-вторых, атомизация человека на производстве, утрата им связей и солидаристских отношений с ближайшим окружением, с коллегами ведет к тому, что защита интересов, отстаивание собственных прав перед лицом капитала или государства, становится практически невозможным делом. Если трудящийся эпохи традиционных отношений мог рассчитывать на традицию и установившуюся меру неравенства и эксплуатации и “совесть” хозяина, трудящийся эпохи модерна мог полагаться на коллективную классовую солидарность, на профсоюзы и другие рабочие организации, то

всовременном обществе при новой частичной, неполной, краткосрочной занятости и отсутствии общих личных связей и долгосрочных общих интересов с коллегами трудящемуся не на кого рассчитывать и не с кем объединяться. В этом смысле Бауман указывает на конец классовой борьбы как единого целенаправленного долгосрочного проекта трудящихся, основанного на таких институциональных факторах, как профсоюзы, политические партии и т.п..

В-третьих, и это особенно важно, Бауман констатирует в современном обществе разрыв социальных связей между трудом и капиталом. В индустриальном обществе модерна эта связь была неразрывной: и труд, и капитал представляли собой две стороны одного производственного процесса, одной хозяйственной жизни, зависели друг от друга, полагались друг на друга, более того — не могли выжить друг без друга. И тем местом, где они встречались — в пространстве и во времени — была фабрика, завод, предприятие. С ним была связан неразрывно судьба обеих сторон: для капиталиста она была семейным делом, воплощением и реальной жизнью капитала, источником его стабильности и преумножения. Жизнь предприятия-дела была дольше жизни каждого отдельного члена

29 Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2002, с. 29-30.

225

семьи хозяев, дело воплощало и долгосрочные перспективы семьи в целом, и даже личное бессмертие каждого из членов. Стабильность же капиталистического предприятия в значительной степени определялась тем, удалось ли наладить устойчивые отношения с трудящимися, с помощью долгосрочных соглашений урегулировать конфликты, находить оптимальные и взаимовыгодные формы совместной деятельности.

Для рабочего предприятие также было не просто местом, где зарабатывается хлеб насущный, но и тем местом, где проходит вся жизнь, за устройство которой стоит бороться: налаживать благоприятный климат в коллективе, требовать оптимальных условий труда и его оплаты от местного менеджмента и хозяев, объединяться в профсоюзные организации для того, чтобы совместно с другими трудящимися добиваться долгосрочных прав и гарантий от предпринимателей и от государства.

Когда капитал и труд сведены таким образом вместе на длительный срок (в перспективе — даже бесконечный), урегулирование их взаимоотношений, обязательств, прав и т.д. становится объектом пристального внимания, скрупулезных переговоров, компромиссов или конфликтов — в любом случае, это позволяет Бауману говорить о предприятии, на котором все эти отношения локализуются, как о важнейшем социальном институте общества модернити. Разрыв же долгосрочных перспектив, освобождающий и труд, и капитал от необходимости такие отношения налаживать, ведет к принципиальному изменению сути этого института. Правда, капитал еще не стал полностью свободным от пространственной локализации, но в современном обществе уже можно говорить о “взаимном разъединении” капитала и труда30. Причем автономия сторон оказывается не симметричной: капитал становится более подвижным и гибким, свободно перетекает из одной формы в другую и из одного места в другое в зависимости от собственных краткосрочных конъюнктурных целей. В этих условиях ему нецелесообразно обременять себя длительными отношениями с рабочими, принимать на себя социальные обязательства. Трудящиеся же при всей мобильности и подвижности рабочей силы гораздо в большей степени привязаны к месту (более подробно проблемы подвижности капитала и ее социальных последствий будут рассмотрены в разделе о глобализации — тема 7). Человек в условиях неопределенного рынка труда вынужден постоянно “гнаться” за причудливыми изменениями конъюнктуры, приспосабливаться к новым технологическим требованиям, адаптироваться к новым организационным и социальным условиям.

Еще одно социальное измерение “упадка труда” в современном обществе связано с тем, что оно обеспечивает работой далеко не всех, а лишь избранных — наиболее

30 Бауман З. Указ. соч., с. 31.

226

квалифицированных, гибких, подготовленных. Причем знания, получаемые в высших учебных заведениях, зачастую устаревают раньше, чем выпускник успевает применить их на практике31. В таких условиях работа вообще может превратиться в удел избранных. Уже сейчас потребности общества могут удовлетворить две трети производителей, в ближайшем будущем при существующих темпах научно-технологического прогресса это сможет сделать и одна треть. Остальных ожидает судьба экономически бесполезного социального балласта.

Вынужденная безработица становится, таким образом, неистребимым атрибутом рынка труда общества постмодернити. Однако это, по мнению Баумана, уже не традиционный “резервный рынок”, из которого могут рекрутироваться новые работники, как это было в эпоху индустриального капитализма после преодоления кризисов и депрессий. Это люди, которые навсегда опоздали и остались вне активной трудовой деятельности, и эта роль отведена им самим обществом постмодерна. Предназначение армии безработных — своим статусом аутсайдера усиливать чувство неопределенности и напряженности у работающих.

3.3. Постмодерн и динамика трудовой культуры.

Постиндустриальное общество и эпоха постмодерна, с которыми связывают специфику нынешнего этапа мировой истории, характеризуется качественными изменениями в культуре труда, которые даже назвали “концом трудового общества”. Еще в 60-х — 70-х годах в индустриально развитых странах Запада стали отмечать падение трудовой этики у молодежи, потерю интереса к профессиональному образованию, повышению квалификации, карьерному росту и даже стабильному заработку. Объяснение нашлось в присущем постмодерну растущем стремлении личности к “самореализации”, но не через труд, карьеру и постепенный, но устойчивый рост благосостояния и другие рациональные практики, как это было в обществе модерна, а через “свободное самовыражение”, творчество, игру. Характерные для индустриального общества профессии и виды труда, в особенности в индустриальном производстве, связанные с рациональной организацией и планированием, с дисциплиной, постоянным самоконтролем, психическими, интеллектуальными и физическими напряжениями — то есть с мобилизованностью личности, не удовлетворяют этим требованиям. Здесь личность предстает как связанная формальными и неформальными обязательствами, рутинными практиками, “серьезными”, а не игровыми, заботами. Теоретики и идеологи постмодерна

31 Бауман З. Указ. соч., с. 166.

227

предполагали, что потребности “игровой самореализации” могут быть удовлетворены в сфере “информационной” экономики, связанной с ускоренным развитием информатики, компьютерной техники, телекоммуникаций и т.п., с акцентом на гуманитарных ценностях и “культивировании человека”, наконец, в сфере самозанятости и бизнеса32.

Однако эта концепция нового, “не трудного, а игрового” труда в эпоху постмодерна, встречает как минимум два серьезных возражения:

Во-первых, ее опровергает структура рынка труда. Действительно представляющие возможности творческой самореализации сферы новейших информационных технологий, гуманитарной культуры, фундаментальной науки весьма ограничены в своей трудоемкости, и, в то же время, требуют столь высокой профессиональной подготовки, что могут вместить лишь очень незначительную часть реально существующей рабочей силы. Остающимся за их пределами многим миллионам людей как в развитых странах Запада, так и в странах “второго” и “третьего” мира приходится довольствоваться трудом

вдругой быстро развивающейся в обществе постмодерна сфере экономики — в сфере услуг (как непосредственно услуг населению, так и подсобного персонала в бизнесе), где труд как раз является рутинным, не творческим, не требующим высокой квалификации и не дающим возможностей для “самовыражения”.

Во-вторых, представление о массовом и перспективном характере трудасамореализации в обществе постмодерна опровергает социокультурная ситуация. Представление о творческой самореализации в культуре постмодерна сопряжено, как показано выше, с понятием игры как спонтанной, произвольной, не предполагающей внешней дисциплины и рациональности, и в этом смысле противоположной труду, активности. Оно представляется как “свободный от ценностей” полет фантазии, смелый отказ от абсолютных истин, ценностей, норм, от теоретических и нравственных авторитетов, которые могут поставить предел игре и потребовать серьезного напряжения, выбора.

Однако на самом деле любое подлинное творчество серьезно. Творчества не бывает без предварительного самого основательного освоения уже достигнутого и наработанного

вданной области человечеством, то есть без фундаментального образования, без подлинного профессионализма. Поэтому те, кто начал трудовую деятельность без предварительного глубокого фундаментального и профессионального образования, заведомо обречены на рутинные, нетворческие работы. Настоящее творчество не возможно без истинного увлечения проблемой, а значит, это игра (в смысле бескорыстия и внутренней личностной обусловленности мотивов), но особого рода — серьезная игра, в

32 Нэсбитт Дж., Эбурдин П. Что нас ждет в 90-е годы. Мегатенденции: год 2000. М., 1992.

228

основе которой — самый напряженный труд. Творческий процесс связан не с легким и приятным времяпрепровождением, а, напротив, с жесткой мобилизацией всех сил и внутренних ресурсов личности, полной самоотдачей, основанной на самодисциплине и рациональной организации труда. Индивид, ориентирующийся на социальную демобилизацию и гедонистические ценности, вряд ли способен к творческой самореализации. Наконец, творчество в любой области человеческой деятельности — науке, искусстве, бизнесе и т.д. — не возможно без серьезного отношения к проблеме и цели, а значит, без устойчивой ценностной установки, без развитого духовного и нравственного сознания. Лишенные глубокой внутренней мотивации и ценностных установок, духовно незрелые люди, принявшие за чистую монету постмодернистский ценностный релятивизм, также имеют мало шансов на подлинную самореализацию в творчестве.

Таким образом, и структура рынка труда, и состояние культуры постмодерна говорят о том, что подлинно творческий труд стал еще менее доступен, чем раньше, поскольку большинству недоступны необходимая для него фундаментальная подготовка и квалификация, а рабочие места в соответствующих сферах крайне немногочисленны. Шансы на личностную творческую самореализацию через труд в современном обществе имею вовсе не те, кто “избавился” от рационального контроля со стороны ценностей и институтов общества и предается “игре”, а те, кто под внешней оболочкой “homo ludens” сохраняет серьезные фундаментальные знания, железную дисциплину и моральную убежденность.

З. Бауман отмечает опасную тенденцию, в русле которой труд в недалеком будущем может оказаться достоянием “касты избранных”, выделением двух “классов” общества постмодерна33: на одном полюсе концентрируется немногочисленная высокообразованная и высококвалифицированная элита, умеющая и в силу своего воспитания любящая работать, находящая в труде — будь то бизнес, техническое и научное творчество, информация, высокие технологии, искусство — радость самореализации, азарт и смысл жизни, прекрасно осознающая, что успех — не только слепая удача, но и результат сознательных, целенаправленных, трудоемких усилий. На другом остается масса людей, не имеющих фундаментального образования и высокой квалификации, вынужденная в силу этого довольствоваться рутинными работами в различных сферах (в первую очередь — обслуживания), часто на основе краткосрочной или частичной занятости, видящая в труде только лишь источник средств существования.

33 См.: Бауман З. Идивидуализированне общество. М., 2002, с. 30.

229

3.4. Досуг и потребление в хозяйственной культуре постмодерна.

Особое место в культуре постмодерна занимает досуг. Мы уже говорили о том, что в контексте превращения труда в симулякр исчезают принципиальные грани между ним и досугом и праздностью. К росту свободного времени в обществе в целом и ориентации значительных слоев населения на досуг как единственную форму неотчужденного бытия приводит как внедрение трудосберегающих технологий, идущее параллельно с переструктурированием экономики и сокращением занятости, так и плюрализация ценностей и играизация. Особенно интенсивно распад прежней “трудовой” культуры отмечается у молодежи, часть которой оказывается изначально, в силу невозможности получить необходимые для того, чтобы соответствовать требованиям современного рынка труда образование и квалификацию, оказывается не занятой. Альтернативу труду, а заодно и традиционным для Запада рациональным формам культуры, она находит как в разнообразных формах досуга, предоставляемых “индустрией развлечений”, так и в новых формах духовности, заполняющих образовавшийся после утраты прежнего значения протестантской этикой и “религией труда” вакуум. Большую популярность обретают восточные мистические учения, некоторые из которых имеют сейчас поистине планетарную популярность. Общество трансцендентальной медитации, Общество сознания Кришны, движения Шри Чинмоя и Гуру Раджнеша и другие школы, секты и направления неоиндуизма, дзэн-буддизма и других восточных мистических религий вошли в сознание постиндустриального общества в рамках движения контркультуры. В них выразился духовный протест против потребительства, мещанского благополучия и индивидуализма и, одновременно — их синкретический характер, ориентация на освобождение импульсов подсознания и беспредельное расширение возможностей человека, превращение его в центр мироздания. Не вдаваясь здесь в детальное исследование неоориентализма на современном Западе, отметим лишь, что после упадка “трудового общества” духовные искания Запада обратились именно к мистическим восточным традициям, которые М. Вебер считал в силу их потусторонних ориентаций противоположными духовным основаниям рационального капитализма эпохи “модернити”.

Значение досуга повышает и особое значение информации как главного экономического ресурса постиндустриального общества. Главным источником роста становится творческий потенциал человека, производящего информацию, поэтому исследователи отмечают особое значение гуманитарных факторов в современном

230

обществе34. Это выражается в росте сферы “производства человека” — воспитания, образования, здравоохранения и культуры здоровья, а также разнообразных форм досуга. В связи с этим развивается и сфера высокой культуры, превращаясь из относительно замкнутой элитарной деятельности в распространенное средство формирования разностороннего, творческого индивида. Дж. Нэсбитт и П. Эбурдин видят “возрождение искусств”, рост интереса массовой аудитории к высокой художественной культуре, как прошлого, так и настоящего одной из “мегатенденций” (“мегатрендов”) современного и будущего развития, что связано как с ростом образования, разнообразием интересов личности, так и с ростом благосостояния, позволяющего приобщаться к первоклассным и уникальным образцам художественной культуры. Исследователи отмечают рост расходов на искусство и культуру, рост посещаемости театров и музеев, увеличение тиражей и продаж книг (несмотря на развитие кино, видеопроката и мультимедиа), рост количества профессиональных артистов, художников, писателей. В США, где особенно устойчив культ спорта, в конце 80-х годов затраты населения на посещение культурных мероприятий стали превышать затраты на спортивные зрелища35. Исследователи объясняют рост интереса к культуре у массового потребителя тем, что усложнение и интеллектуализация труда в постиндустриальном обществе требует более сложных форм рекреации: если монотонный физический труд в индустриальном производстве и достаточно простые формы организации дела для восстановления сил требовали главным образом сна и “грубых развлечений”, то новые виды деятельности, увеличивая интеллектуальные нагрузки, требуют и интеллектуального досуга 36.

Высокая культура не удовлетворяет, однако, все потребности постиндустриального общества в “духовной пище”. Значительная ее доля приходится на массовую культуру, обращающуюся к повседневным жизненным ситуациям, ординарным чувствам и настроениям и объясняющая действительность с помощью примитивных и упрощенных образов и выразительных средств, доступных любой аудитории. Роль массовой культуры в современном обществе состоит в социализации, адаптации человека к условиям усложняющейся и быстро меняющейся социальной действительности, к разнообразию и динамике социальных ролей37. Динамичная и диверсифицированная реальность внутри

34Там же.

35См. Нэсбитт Дж., Эбурдин П. Что нас ждет в 90-е годы. Мегатенденции: Год 2000. М., 1992., гл. "Возрождение искусств".

36Разлогов К. Феномен массовой культуры / Культура, традиции, образование, вып.1., М., 1990, с.

139.

37Ерасов Б.С. Социальная культурология, М., 1996, с.410—414.

231

общества усложняется тем, что телекоммуникационные связи объединяют мир, связывая воедино его самые отдаленные уголки, и массовая культура с помощью своих образов объединяет мир в единую духовную систему, помогает его восприятию как единства в многообразии форм38.

Важная функция, которую выполняет массовая культура в постиндустриальном обществе, состоит в заполнении свободного времени и духовной пустоты, нарастающих в обществе из-за массового высвобождения рабочей силы и выталкивания масс из сферы не только творческой, но и вообще полезной деятельности. Для них эрзац реальной деятельности, наполненной жизни, подлинной культуры создается с помощью мощной индустрии развлечений.

Кроме того, массовая культура отвлекает человека от проблем усложняющейся реальности с помощью расширения потребления, превращения предметного мира в составную часть образа жизни и символ социального и духовно-нравственного состояния. Э. Фромм в работе "Иметь или быть?" показывает изменение смысла потребления в XX веке: если в традиционных обществах и в период становящегося капитализма он состоял в обладании вещью, которую бережно хранили, стремясь максимально продлить срок ее существования именно как полезного предмета, то теперь вещи превратились в знаки статуса и акцент переместился с обладания на процесс приобретения, люди уже не привязаны к вещам, для них возможность приобретать престижные вещи и быстро менять их на еще более новые и престижные важнее, чем само наличие полезной вещи39. Важнейшим элементом массовой культуры является реклама, которая через свои навязчивые образы утверждает почитание материального продукта как полноценного заменителя духовного, представление о материальном богатстве и расширенном потреблении как конечной цели человеческого бытия40. Ж. Бодрийяр, подчеркивая родство массовой культуры и рекламы, их фактическую смысловую идентичность, отмечает: “Телереклама, прерывающая фильмы, которые идут по ТВ, конечно, бесцеремонна, но она всего лишь трезво подчеркивает, что большая часть телевизионной продукции никогда не достигнет “эстетического уровня”, и что эти фильмы, в сущности, явления того же порядка, что и сама реклама. Большинство фильмов, и притом не самых худших, созданы все из того же романса повседневности: машины, телефон, психология, макияж — все это просто-напросто иллюстрирует образ жизни. Так же, как и реклама: она

38Там же, с 86.

39Фромм Э. Иметь или быть? М., 1989. с.77-78.

40Ерасов Б.С. Социальная культурология, ч.2, М., 1994, с.87.

232

канонизирует образ жизни посредством изображения, превращая его в настоящую электронную микросхему”41.

Описанное отношение к искусству, досугу и потреблению в корне отличается от пуританского, лежащего, согласно М. Веберу, в основе тотальной рациональности образа жизни капиталистического предпринимателя западного типа. Искусство, также, как и столь популярный в современном обществе спорт, отрицались радикальными протестантами не только как бесполезная трата времени, но и за иррациональность возбуждаемых ими эмоций и страстей, осуждение роскоши и стремление к строгости и умеренности быта вытекало из представления нерациональности связанных с ними затрат42. В зрелом капиталистическом обществе и культуре постмодерна происходит как бы разделение единого ранее образа жизни. Рациональность, трезвый расчет, скрупулезная оценка всех деталей и возможностей развития дела продолжают оставаться атрибутами сферы бизнеса и деловой культуры, в то время как досуг и быт все больше утрачивают рациональность, не только допуская непрактичное престижное потребление и искусственное взвинчивание потребностей, но и все больше культивируя экзотические формы времяпрепровождения и экстремальные практики. Такого рода занятия, требующие дорогостоящего снаряжения и специальной подготовки, доступных немногим, престижны и являются знаком особого статуса, выделяют из общей массы, подчеркивают нестандартность. Такие мотивы потребления и образа жизни до известной степени противоречат нормам “модернити”: М.Вебер стремление к унификации образа жизни, к тому, чтобы не выделяться из группы, не отличаться от соседей, уходящее корнями в аскетическую протестантскую этику, легло в основу возникновения стандартизированного индустриального производства43. Человек постиндустриального общества, напротив, стремится к тому, чтобы выделиться из массы, проявить свою уникальность. В отличие от строгих раннебуржуазных нравов, осуждающих любую экстравагантность и любые отступления от общепринятых норм поведения, культура постмодерна с присущим ей ценностным плюрализмом отличается разнообразием форм деятельности, стилей поведения и жизни. В 80-е годы в стратегиях экономики промышленно развитых стран наметилась тенденция к развитию, наряду с массовым поточным производством, высокотехнологичного малосерийного производства с высоким уровнем качества, цель которого — удовлетворение потребности некоторых социальных групп в индивидуализации через потребление. Но эта индивидуализация иного рода, чем в

41Бодрийяр Ж. Америка. СПб., 2000, с.179-180.

42Вебер М. Избранные произведения. М., 1991, с. 195—197.

43Там же, с. 196.

233

высокоискусном ремесле, составлявшем основу производства традиционных обществ, ибо она основана не на “тупике виртуозности”, а на постоянном совершенствовании технологий, в том числе и информационных, позволяющих создавать огромное разнообразие индивидуальных изделий на базе вариативности и комбинирования компонентов.

В философском эссе “Америка” Ж. Бодрийяр анализирует различные проявления общества постмодерна, в том числе и искусственность, симуляционную природу его социальной, культурной, политической среды, а также и среды обитания. Это общество кажется избавленным, наконец, от всякого зла и несовершенства, от недостатка материальных благ, дискомфорта, природных катастроф, всякой бытовой неустроенности

— но на самом деле искусственная социокультурная среда порождает собственные угрозы, собственное зло, источник которого следует искать в самой симуляционной природе общества.