Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Шпоры по литературе ХХ века 2-25.docx
Скачиваний:
91
Добавлен:
24.03.2015
Размер:
285.48 Кб
Скачать

10. Поэтический мир с. А. Есенина.

/Выткался на озере алый свет зари. Гой ты, Русь, моя родная. Не бродить, не мять в кустах багряных. Разбуди меня завтра рано. Зеленая прическа. Не жалею, не зову, не плачу. Я обманывать себя не стану. Ты жива еще, моя старушка. Мне осталась одна забава. Мне осталась одна забава. Мы теперь уходим понемногу. Вечер черные брови насопил. Отговорила роща золотая. Дай, Джим, на счастье лапу мне. Над окошком месяц Под окошком ветер. Шаганэ ты моя, Шаганэ. Никогда я не был на Босфоре. Вечером синим, вечером лунным. Клен ты мой опавший, клен заледенелый.

Ушел из жизни в 30 лет. Родился 21 сентября (3 окт) 1895 года в селе Константиново Кузьминской волости Рязанской губернии, в крестьянской семье. Отец Александр Никитич служил в лавке в Москве. Дед – старообрядческий начетчик. Бабка религиозная, таскала по монастырям. Стихи Есенин начал слагать рано, толчки давала бабка своими сказками, у которых был плохой конец, и ему не нравилось, хотелось переделать (было 9 лет). Осенью 1912 г. приехал в Москву и стал работать с отцом. Потом в типографии. Сблизился с членами суриковского кружка. «Влечение к суриковцам – неслучайно. Его ранние стихи созвучны скорбной и унылой музе Никитина, Сурикова, Дрожжина. Иногда звучат надсоновские мотивы. Иногда видно влияние Кольцова» (Азадовский). Есенин слушал лекции в университете Шанявского. Настольное чтение в те годы: Евангелие, Слово о полку, Поэт. воззрения славян на природу. Исследование Афанасьева несомненно повлияло на поэтического мировоззрение молодого Есенина. В 1912 году появилась первая крупная поэма Есенина: «Песнь о Евпатии Коловрате» (рус. нар. герое-богатыре). Но опубликована она будет только в 1918 г. Две другие исторические поэмы «Марфа Посадница» и «Ус», навеянные началом первой мировой войны, также опубликованы только в 1917 г. «В образах непокорной новгородской посадницы Марфы Борецкой и донского атамана Уса, одного из сподвижников Разина, воспевается бунтарский дух русского народа, его нравственная сила».

В марте 1915 года Есенин приехал в Петроград. Важной вехой на его пути стала встреча с А. Блоком. Блок: «Стихи свежие, чистые, голосистые, многословный язык (лекс. богатство)». Еще Блок предупреждал его об осторожности: сам, мол, знаю, как это трудно, чтобы болото не затянуло. Есенину правда пришлось трудно. За несколько недель он из никому неизвестного поэта-самоучки превращается в модную столичную фигуру. Его всюду приглашают читать стихи. Городская публика хотела видеть человека «из народа», а Есенин охотно играл. В это время он сближается с Николаем Клюевым. Они играют «мужика» вместе. Горький: «Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе...»

Из статьи: Никто не скажет, что новгородская или ярославская иконопись нашли себя в своих композициях самостоятельно. Все величайшие наши мастера зависели всецело от крещеного Востока. Но крещеный Восток только открыл лишь те двери, которые были заперты на замок тайного слова. Самой первой и главной отраслью нашего искусства с тех пор, как мы начинаем себя помнить, был и есть орнамент. На происхождение человека от древа указывает наша былина «О хоробром Егории»: у них волосы – трава, телеса – кора древесная. Происхождение музыки от древа в наших мистериях есть самый прекраснейший ключ в наших руках от дверей закрытого храма мудрости. Исследователи древнерусской письменности забыли, что народ наш живет больше устами, чем рукою и глазом, устами он сопровождает почти весь фигуральный мир в его явлениях, и если берется выражать себя через ср-ва, то образ этого ср-ва всегда конкретен. Например, наш не поясненный и не разгаданный никем бытовой орнамент. Все наши коньки на крышах, петухи на ставнях, голуби на князьке крыльца, цветы на постельном и тельном белье вместе с полотенцами носят не простой характер узорочья, это великая значная эпопея исходу мира и назначению человека. Конь как в греческой, египетской, римской, так и в русской мифологии есть знак устремления, но только один русский мужик догадался посадить его к себе на крышу. Ни Запад и ни Восток выдумать этого не могли. Это чистая черта скифии с мистерией вечного кочевья. Такое отношение к вечности как к родительскому очагу проглядывает и в символе нашего петуха на ставнях. Голубь на князьке крыльца есть знак осенения кротостью. Это слово пахаря входящему. «Кто б ты ни был, войди, я рад тебе». Искусство словесное. Первое, что внесли нам западные славяне, это есть письменность. Они передали нам знаки для выражения звука. Но заслуга их в этом небольшая. Через некоторое время мы нашли бы их сами, ибо у нас уже были найдены самые главные ключи к человеческому разуму, это – знаки выражения духа, те самые знаки, из которых простолюдин составил свою избяную литургию. Изба простолюдина – это символ понятий и отношений к миру, выработанных еще до него его отцами и предками, которые неосязаемый и далекий мир подчинили себе уподоблениями вещам их кротких очагов. Красный угол, например, в избе есть уподобление заре, потолок – небесному своду. Живя, двигаясь и волнуясь, человек древней эпохи не мог не задать себе вопроса, откуда он, что есть солнце и вообще что есть окружающая его жизнь? Ища ответа во всем, он как бы искал своего внутреннего примирения с собой и миром. Заставление воздушного мира земной предметностью. Самостоятельность линий может быть только в устремлении духа. А у каждого народа свои особенности в изображении. Романский стиль железных орлов, крылья которых победно были распростерты на Запад и подчеркивали устремления немцев. Вавилонянам, через то, что на пастбищах туч Оаннес пас быка-солнце…нужна была башня. Русскому же уму через то, что Перун и Даждь-бога пели стрелами Стри-бога о вселенском дубе, нужен был всего лишь с запрокинутой головой в небо конек на кровле. Древние певцы в звуках своих часто старались передавать пение птиц, и недаром народ наш заморского музыканта назвал в песнях своих Соловьем Будимировичем. Если слово – птица, значит звук его есть клекот и пение этой птицы. А – образ человека, ощупывающего на коленях землю. Б – ощупывание этим человеком воздуха. В – человек протянул руки к своей сущности – к пупу. Я – человек, опустивший руки на пуп, и сделавший следующий шаг по земле. Через этот занесенный шаг мы видим, что человек еще окончательно себя не нашел. Если таким образом мы могли бы разобрать всю творческо-мыслительную значность, то мы увидели бы почти все сплошь составные части в строительстве избы нашего мышления. Мы увидели бы как сочетаются звуки, постигли бы тайну гласных и согласных, в спайке которых скрыта печаль земли по браке с небом. Искусство нашего времени не знает этой завязи. Подменили эту связь безмозглым лязгом железа Америки. Существо творчества в образах разделяется так же, как существо человек, на три вида – душа, плоть и разум. Образ от плоти можно назвать заставочным, образ от духа корабельным, образ от разума ангелическим. Образ заставочный: солнце – колесо; тучи – стало овец; звезды – зерна; образ корабельный есть уловление в предмете некоего струения: Соломон Суламифи: зубы ее «как стадо остриженных коз, бегущих с гор Галаада». Образ ангелический есть сотворение какого-нибудь окна, где струение являет из лика один или несколько ликов. Библия. Илиада. Наше современное поколение не имеет представление об этих образах. В русской литературе за последнее время произошло невероятнейшее отупение. Художники наши стали каким-то ювелирами, рисовальщиками словесной мертвенности. Для Клюева, например, все сплошь стало идиллией гладко причесанных английских гравюр. Свернул себе шею на своей дороге и подглуповатый футуризм. Он сгруппировал в свое сердце все отбросы чувств и разума и этот зловонный букет бросил в наше окно искусства. Единственным расточительным и неряшливым, но все же хранителем этой тайны бы полуразбитая деревня. Звездная книга для творческих записей теперь открыта снова. Ключ, оброненный старцем в море, от церкви духа выплеснут золотыми волнами, народ не забудет тех, кто взбурлил волны, он сумеет отблагодарить их своими песнями.

Во все века художники, размышляя о красоте и убогости России, свободолюбии ее народа и духовном рабстве, вере и безверии, стремились создать свой неповторимо-индивидуальный образ Родины. Для Есенина родной край, родина – это средняя Россия, село Константинове Рязанской губернии, это Русь деревенская, с крестьянским бытом и древними традициями, ее сказками и песнями, с диалектными словами, передающими своеобразие крестьянского говора, с красочным миром природы.

Изба крестьянская, / Хомутный запах дегтя, / Божница старая, / Лампады кроткий свет, / Как хорошо, / Что я сберег те / Все ощущенья детских лет.

Деревня стала для Есенина религией, а русская изба – своеобразным храмом, поэт готов отказаться даже от библейского рая во имя своей родины:

Гой ты, Русь, моя родная, / Хаты – в ризах образа... /Пахнет яблоком и медом / По церквам твой кроткий Спас.

Если крикнет рать святая: / «Кинь ты Русь, живи в раю!» / Я скажу: «Не надо рая, / Дайте родину мою».

Пройдут годы, но и спустя десять лет в «Руси советской» он напишет о своем преклонении перед Россией:

Я буду воспевать / Всем существом в поэте / Шестую часть земли / С названьем кратким «Русь».

Деревенская Россия для Есенина – это не только крестьянская хата, но и природа, которая ее окружает. Мир природы у него необыкновенно красочен: здесь и «розовый закат», и багряные кусты, и снег лучистый, и «алый свет зари», и «вечер голубой», и «синий плат небес», и «роща золотая» – все яркие и нежные тона, переливы и переходы красок впитала в себя русская природа.

Поэт писал: «Россия – какое хорошее слово. И «роса», и «сила», и синее что-то». Есенин, представляя Русь именно голубой, синей, связывает святой ее образ с небесами и водной гладью: Не видать конца и края –

Словесный образ, по мнению поэта, отражает «узловую завязь природы с сущностью человека»:

Облетает моя голова, / Куст волос золотистых вянет...

Каждый поэтический образ определен жизнью, в нем слышится диалог Поэта с Миром:

Все встречаю, все приемлю, / Рад и счастлив душу вынуть. / Я пришел на эту землю, / Чтоб скорей ее покинуть.

Покидая деревню, «голубую Русь», поэт начинает чувствовать этот разрыв, который с годами станет разрывом трагическим.

Все дальше и дальше уходя от своей малой родины, Есенин меняется сам, меняется и его поэзия, ее язык. Исторические события, изменившие всю жизнь России, отразились и в есенинской поэзии. Романтический образ «голубой Руси» постепенно изменяется и вытесняется образом Руси советской. Революция резко повернула жизнь деревни, разрушая многовековой уклад быта. Вернувшись в родное село, он уже со стороны смотрит на жизнь односельчан. Он приемлет все, но, принимая новую Родину, не видит места для своей лиры:

Моя поэзия здесь больше не нужна, / Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

Возвращение поэта в свой тихий край состоялось после всех «бурь и гроз» жизни. Он вспоминает «голубую Русь», дышащую запахами «меда и роз»:

Несказанное, синее, нежное, / Тих мой край после бурь, после гроз...

Поэт пытается осмыслить всю свою жизнь с позиций зрелого человека, хочет разобраться в том, что произошло в стране, и, казалось бы, принимает «все, что было и не было».

Утверждая новую, стальную Русь, поэт все-таки слышит в звуке мотора лай, а в скрипе тележных колес – песню. Не в силах ужиться с этой новой реальностью, он приходит к мудрому пониманию счастья: «Счастлив тем, что я дышал и жил».

В стихотворении «Не жалею, не зову, не плачу...» лирический герой, оглядываясь на свою жизнь, ощущает тленность мира, но не чувствует трагической обреченности. Прожив жизнь в неразрывном единстве с природой, он воспринимает свой уход как такой же естественный Процесс, что и увядание в природе. Но кроме мотива угасания в последних двух строках каждой строфы слышатся прекрасные воспоминания о молодости и всплывает нетленный образ «страны березового ситца». Так в последние годы своей короткой жизни Есенин возвращается к своей малой родине, к своей деревенской Руси, которой остался верен до смертного часа.

Поэзия Е. отличается необыкновенн. целостностью, так как все в ней – о России. «Моя лирика жива одной большой любовью к родине. Чувство родины – основное в моем творчестве», – говорил поэт. Образ России в лирике Есенина меняется, как сама жизнь в стране, как ее облик. Но остаются незыблемыми те ценности, из которых и складывалось для Е. понятие России: деревня, русская природа, люди, живущие вокруг, счастье «дышать и жить», – и одно сокровенное чувство не исчезает, несмотря ни на что, «чувство Родины».

Разбуди меня завтра рано, / О моя терпеливая мать! / Я пойду за дорожным курганом / Дорогого гостя встречать. / Я сегодня увидел в пуще / След широких колес на лугу. / Треплет ветер под облачной кущей / Золотую его дугу. / На рассвете он завтра промчится, / Шапку-месяц пригнув под кустом, / И игриво взмахнет кобылица / Над равниною красным хвостом. / Разбуды меня завтра рано, / Засвети в нашей горнице свет. / Говорят, что я скоро стану / Знаменитый русский поэт. / Воспою я тебя и гостя, / Нашу печь, петуха и кров... / И на песни мои прольется / Молоко твоих рыжих коров.

Зеленая прическа, / Девическая грудь, / О тонкая березка, / Что загляделась в пруд? / Что шепчет тебе ветер? / О чем звенит песок? / Иль хочешь в косы-ветви / Ты лунный гребешок?