ВARANGI

Петрухин В.Я.

Варяги и хазары в истории Руси

// Этнографическое обозрение. 1993. № 3. С.68-82

В советской историографии роль варягов и хазар усилиями Б.А.Рыбакова и Л.Н.Гумилева) была низведена до случайного эпизода с шайкой безродных авантюристов, с одной стороны, и мистической химеры-паразита, с другой, объединившихся в зловещий еврейско-норманнский заговор с единственной целью погубить Русь. Сейчас эта ситуация начинает меняться, в частности, выясняется, что поиски ‘исконной’ Руси в Поднепровье, якобы упомянутой сирийским автором VI в. Захарием Ритором, несостоятельны, так как в этом сочинении народ ‘ерос’ – мужчины с такими огромными конечностями, что их не могут носить кони, – помещен рядом с женским народом амазонок, карликами и псоглавцами, то есть в контекст, вполне традиционный для раннеисторических описаний народов-монстров обитающих на краю ойкумены¹. Вместе с тем становится все более ясно, что поиски реального соотношения понятий ‘варяги’ и ‘русь’ возможны только на основе дальнейшего изучения летописи, а не ее игнорирования и подбора созвучных этнонимов, лишь бы они не были связаны с варягами-норманнами, что уже привело к совершенно произвольным и бездоказательным инсинуациям. В современную историографию возвращается ошельмованная, но никем не опровергнутая (после работ В.Томсена и М.Фасмера) скандинавская этимология названия ‘русь’: этим термином назывались дружины северных князей IX – первой половины X вв., состоявшие преимущественно из норманнов – ‘варягов’ русской летописи; вместе с расширением зоны действий (‘волости’) этих князей и их дружин, как показал еще В.О.Ключевский, название ‘русь’ распространилось на подвластную им территорию – ‘Русьская земля’ и ее население – ‘русьскыя люди’, по языку в основном восточнославянское².

Экспозиция русской истории изображается составителем ПВЛ в виде конфликтной ситуации – угнетения племен Восточной Европы (будущей Руси) варягами и хазарами: В лето 6367 ^[859^]. имаху дань варязи из заморья на чюди и на словѣнах и на мери и на всех кривичех. а козари имаху на полех [полянех]и на северех и на вятичех по щелягу ^[sic!^] и по бѣлеи вѣверицѣ отъ дыма. Данные археологии и нумизматики в принципе подтверждают реальность варяжской дани на севере Восточной Европы, вплоть до мерянской земли, в первой половине IX в.³ Относительно хазарской дани с полян, север и вятичей вопрос сложнее: во вводной (недатированной) части ПВЛ упоминается о якобы полученной подошедшими к Днепру хазарами от полян дани мечами, и в ее пользу косвенно свидетельствуют так называемые клады, в действительности – отдельные находки серебряных украшений, вещей боспорского производства, конского снаряжения и оружия VII-VIII вв., безосновательно окрещенные Б.Рыбаковым в ‘девности антов, или русов’, но скорее отражающие полиэтничную дружинную культуру степняков – хазаров (ареал и хронология ‘кладов’ соответствуют экспансии хазар⁴, а наиболее богатые комплексы у с.Вознесенки и Малой Перещепины вполне надежно идентифицированы как погребения центральноазиатского типа, при том что правивший хазарами род Ашина имел центральноазиатское происхождение, а аналоги таких погребений известны на Северном Кавказе, в области булгарско-хазарских кочевий и ‘домена’ хазарских каганов⁵), более того, похоже, что ‘хазарское иго’, избавив славян лесостепной полосы от набегов кочевников, способствовало подъему их культуры в Среднем Поднепровье⁶, в том числе за счет развития торговых связей. Последнее обстоятельство следует учитывать и при оценке ранних славяно-варяжских взаимоотношений VIII-IX вв., подтверждающих, что формирование государственности Руси начинается именно в зонах насильственных контактов: северная Русь возникает, по летописи, на территории, охваченной варяжской данью, точно так же как киевская ‘Русская земля’ – в пределах области, с которой, согласно той же летописи, брали дань хазары.

Летопись неслучайно начинает историю Руси с описания сфер влияния варягов и хазар в Восточной Европе: их дальнейшее активное расширение неизбежно должно было привести к столкновению интересов. Дружины руси (ар-рус восточных источников) не только ищут прямого доступа к арабскому серебру (с рубежа VIII-IX вв. оно движется через Восточную Европу с Дона на Оку, Верхнюю Волгу и по Волхову в Ладогу и далее на Балтику), но их предводители уже в первой трети IX в. претендуют на хазарский титул ‘каган’ (хакан)⁷. Показательно, что источники IX в., начиная с Баварского географа, неизменно упоминают русь (Ruzzi) рядом с хазарами⁸; так, в послании 871 г. Людовика Немецкого византийскому императору Василию I, народы, чьи правители носят титул ‘хакан’, перечислены в следующей последовательности: авары, норманны, хазары, болгары дунайские, где Nortmanni соответствуют руси⁹, а их соседство с хазарами отражает не только географический порядок, но имеет очевидный политический смысл, акцентируя противостояние руси и хазар в борьбе за гегемонию над народами Восточной Европы, то есть описывает ситуацию аналогично ‘Повести временных лет’ под 859 г.

Хазары пропускали дружины руси, проходившие по ‘реке славян’¹ через территорию каганата, взимая с них десятину, но русь искала и иные пути на восток, в том числе через Византию, о чем свидетельствует известие Бертинских анналов о народе Rhos и его правителе-хакане, чьи послы – eos gentis esse Sueonum – побывали в Константинополе у императора Феофила и на обратном пути в 839 г. были задержаны как разведчики норманнов в Ингельгейме, куда они прибыли с византийским посольством к франкскому королю Людовику Благочестивому. Почему-то принято считать, что эти послы прибыли из Киева, хотя для этого нет никаких оснований; напротив, упоминание об опасности их возвращения прежним маршрутом ‘среди бесчеловечных и диких племен варваров’, скорее можно истолковать как указание на то, что ‘путь из варяг в греки’ в IX в. еще не функционировал, почему и нет в Киеве ни ранних монетных кладов арабского серебра VIII-IX вв., ни скандинавских вещевых комплексов (до конца VIII в. они представлены только в Ладоге, с начала IX в. в поселках по Волхову, на Сарском городище, в земле летописной мери – вдоль Волжского пути – на лесном севере Восточной Европы, но не на киевском юге).

Монетные клады и отдельные находки арабских дирхемов конца VIII-IX вв. и скандинавских вещей и комплексов

Историческая ситуация изменяется в середине IX в. после событий на северо-западе Восточной Европы, известных в русской традиции как ‘призвание варягов’ – первое датированное событие русской истории, согласно летописи: в год 6367 ^[859^] варяги из заморья взимали дань с чуди и со словен и с мери и со всех кривичей. а хазары брали с поля и с север и с вятичей по щелягу ^[серебряной монете^] и по белке от дыма. В год 6368. В год 6369. В год 6370 ^[862^] изгнали варяг за море и не дали им дани. и стали сами собой владеть и не было среди них правды. и въста родъ на родъ ^[въсташа градъ на градъ - НIЛ^] и быша в нихъ усобицѣ и воевати почаша сами на ся. И сказали поищем себе князя. который бы владел нами и судил по праву ^[и по ряду - Ипат.^]. И пошли за море къ варягомъ къ русi. сице бо тiи звахуся варязи русь яко се друзии зовутся свие. друзии урмане. анъгляне. друзии гъте. тако и си. сказали руси чудь. словене. кривичи и весь земля наша велика и обильна. а порядка в ней нет. приходите княжить и въладеть нами. и избрались трое братьев съ роды свои и пояша по собѣ всю русь ^[tru vaering^]. и пришли. и старший Рюрик сѣдѣ Новѣгородѣ. а Синеус на Белѣозерѣ. а Трувор в Изборстѣ. и отъ тѣхъ варягъ прозвася руская земля. новугородьци ти суть людье новогородьци отъ рода въряжьска. преже бо бѣша словѣни. через два же года умерли Синеус и брат его Трувор ^[sine hus tru vaering ‘его дом и верная дружина’].и прия власть Рюрикъ и раздая мужемъ своимъ грады. овому Полотескъ. овому Ростовъ. другому Бѣлоозеро. и по тѣмъ городомъ суть находьници варязи. а перьвии насельници в Новѣгородѣ словѣне. в Полотьстѣ кривичи. в Ростовѣ меря. в Бѣлѣозерѣ весь. в Муромѣ мурома.

Что касается источников этой летописной легенды, очевидно, что в ней доминируют фольклорные мотивы восстановления нарушенного порядка, правды, что характерно для обычного, в том числе славянского, права² (и нет оснований приписывать их тенденциозному сочинительству русского книжника), при том что вербальные ритуальные формулы и стоявшие за ними фольклорно-мифологические аллюзии играли в дописьменную эпоху в процессе становления государства гораздо более существенную роль, нежели позднейшие письменные ‘уставы’: устный договор – ‘ряд’, заключенный в 862 г. чудью и словенами³ с призванными князьями¹, стал на Руси основой всех дальнейших отношений княжеской власти с населением страны.

Упомянутая в тексте летописи о призвании князей ‘вся русь’ – княжеская дружина, участвовавшая в ряде: в НПЛ в тексте легенды о призвании варягов слова ‘вся русь’ заменены фразой ‘дружина многа и предивна’; в договоре Святослава с греками 971 г. фигурируют ‘боляре и русь вся’ как одна из договаривающихся сторон; в более поздних текстах ей соответствует формула ‘бояре и дружина вся’; именно дружина-русь могла быть в IX-X вв. хранительницей традиции ряда норманнских конунгов с туземным населением восточноевропейского севера, причем одним из условий было, очевидно, обеспечение их дружин ‘кормом’ (кормление, beneficium), с чем можно связать раздачу градов князьям и их мужам: и прия власть Рюрикъ и раздая мужемъ своимъ грады. Показательно, что названные в летописи города являлись центрами ‘племен’, участвовавших в заключении ряда: Новгород – словене, Изборск и Полоцк – кривичи, Белоозеро – весь, Ростов – меря, к которым добавляется Муром в земле финской муромы на средней Оке – оживленной артерии движения серебра из Хазарии по Дону и Волге, что обнаруживает стремление князей к установлению контроля над этим потоком и, как следствие, напряженные отношения с хазарами: на верхней Оке, непосредственно соединявшей бассейны Дона, Днепра, Двины и Волги, сидели платившие дань хазарам вятичи, подчиненные киевскими князьями только после разгрома Хазарии в X в. (ср. концентрацию кладов арабских дирхемов именно в этой пограничной зоне долго сохранявших независимость и звѣриньскъ обычаи вятичей, голяди и моръдвы)².

Во времена Рюрика о столкновениях с хазарами в источниках не упоминается, но события свидетельствуют об активизации поисков норманнами-русью путей на Восток в обход Хазарии. Согласно летописи, уже около 864 г. из дружины Рюрика, может быть, будучи обделены князем при раздаче градов, два мужа. не племени его. но боярина. и та испросиста ся ко Царю-городу с родомъ своимъ. и поидоста по Днѣпру. и идуче мимо и узрѣста на горѣ градокъ – Киев, жители которого платили дань хазарам, – Асколдъ же и Диръ остаста въ градѣ семъ. и многи варяги съвокуписта. и начаста владѣти Польскою землею. Рюрик же сѣдѣ въ Новѣгородѣ. ^[…^] в лето 6374 ^[866, в Ник. 874^]. иде Аскольд и Дир на грекы… в четырнадцатый год царствования Михаила ^[Михаил III Исавр, 842-856^]. Царь же был в это время в походе на агарян…когда епарх прислал ему весть. что Русь идет походом на Царьград. и возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда. множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же с трудом вошел в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви св. Богородицы во Влахерне. и вынесли они с песнями божественную ризу святой Богородицы и смочили в море ее полу. Была в это время тишина и море было спокойно. но тут внезапно поднялась буря с ветром и встали огромные волны. разметало корабли безбожных русских. и прибило к берегу. и переломало. так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой. Возможно, хазарам нужен был союзник против Византии и они допустили поход варягов на Царьград, а затем и против арабских владений в Закаспии ^[‘киевские’ варяги могли использоваться хазарами и как соперники севернорусских, ср. сообщения Никоновской летописи: В год 6373 ^[873^]. того же лета воеваша Асколд и Дир полочан и много зла сотвориша; В год 6375 ^[875^]. възвратишася Асколд и Дир от Царяграда в мале дружине и бысть в Киеве плач велий ^[sic!^]. того же лета избиша множество печенег Осколд и Дир. того же лета избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много новгородцких мужей^…].

Олег, получив власть при малолетнем Игоре, поимъ воя многи. варяги. чудь. словѣни. мерю. и весь / и вьсе кривичи. в 882 г. двинулся из Новгорода в ‘кривичский’ Смоленск ^[о сопротивлении города не упоминается] и принял власть в городе. и посадил в нем своего мужа. оттуда отправился вниз ^[по Днепру^] и взял Любеч. и также посадил своих мужей. И пришли к горам Киевским. и узнал ^[?!^]Олег. что княжат тут Аскольд и Дир. Далее следует сцена изобличения и убийства Олегом – с Игорем на руках – Аскольда и Дира как узурпаторов: Вы неста князи. ни рода княжа. но азъ есмь роду княжа… а се сынъ Рюрика… Однако, убив узурпаторов, Олег тут же забыл о правах Игоря: И сел Олег. княжа. в Киеве. и сказал да будет это мать городам ^[μετροπολις^] руським. И бѣша у него варязи. и словѣни. и прочи. прозваша ся русью (НПЛ: оттоле… прозваша ся русью)¹. Олег нача ставити города и устави дани словеном. кривичем. и мери ^[в этом списке явно не хватает чуди^]. и устави варягомъ дань даяти от Новагорода 300 гривен мира деля, то есть Олег подтвердил ‘ряд’ с варягами в новой политической ситуации, сложившейся после захвата Киева и распространения статуса руси на все разноплеменное воинство князя накануне дальнейшего наступления на хазарские владения.

Сразу после захвата Киева Олег в 883 г. напал на Деревляны. и примучив а. имаше на нь дань по чѣерне куне, а обеспечив тыл в Правобережье², новый киевский князь начал наступление руси на хазарских данников: в 6392 [884] иде Олег на сѣверы. и победи. и възложи дань легъку. и не дасть имъ Козаромъ дани платити. рѣкъ. Азъ имъ противен. а вам не чему. В лето 6393 ^[885^] посъла къ Радимичемъ. рька камо дань даете. они же рѣша Козаромъ. и рече имъ Олегъ не даите Козаромъ. но мнѣ. и въдаша Ольгови по щьлягу. яко же и Козаромъ даяху. И бѣ облада Олегъ Поляны. и Деревляны. и Сѣверяны. и Радимичи. а съ Уличи и Тѣверьци имяше рать. Летописец впервые прямо указывает на конфликт руси и хазар, но о реакции хазарской стороны молчит. Однако данные нумизматики свидетельствуют, что ответные действия хазарских властей не замедлили последовать: рост потока восточного серебра в 60-х гг. IX в. в Восточную Европу и Скандинавию в последней четверти века сменяется резким спадом – наступает кризис, прервавший первый период обращения дирхема, причем сокращения денежной эмиссии в Халифате в это время не отмечается, доступ серебра на Русь и в Скандинавию был ограничен хазарами³. И когда в начале X в. поступление восточного серебра в Европу возобновляется, то саманидские дирхемы идут северным путем – через Булгар – в обход территории Хазарии, причем тогда же, не ранее первой четверти X в., первые монетные клады арабского серебра появляются в Киеве, тогда как в течение всего IX в. Среднее Поднепровье оставалось вне области обращения дирхема (монетные клады ‘останавливаются’ на восточных рубежах Киевской Руси, не проникая в глубь ее территории)⁴.

Распределение кладов и отдельных находок арабских дирхемов на этнокультурной карте Восточной Европы IX в.

Активизация византийской политики Олега – поход руси на Царьград в 907 г. и последующее заключение выгодного торгового договора 911 г. – способствовало улучшению русско-хазарских отношений: ок. 909-914 гг. дружины руси – с разрешения хазарских властей и под условием дележа добычи – вышли на Каспий, однако, испририровав (?) нападение руси на мусульман – противников Хазарии, каган не смог предотвратить избиение возвращавшихся русов мусульманской гвардией мелик-бека, хотя и предупредил о готовящейся расправе. Вообще совпадение хронологии походов руси на Византию и следом в Закаспий поразительно и пока не имеет объяснения, кроме предположения о их обусловленности русско-византийскими договорами, действительно включавшими статьи о привлечении русских воинов на византийскую службу и союзнических обязательствах Руси. Не менее подозрительно то, что успешные вначале нападения руси на закаспийские территории неизменно оканчивались их поражением и гибелью большей части дружинников. Несмотря на неоднократные попытки руси прорвать хазарско-мусульманскую блокаду Каспия, первоначальный маршрут движения арабского серебра через Хазарию так и не был восстановлен.

Совпадение данных нумизматики и летописных известий важно не только для подтверждения хронологии событий раннего периода истории Руси, но и для анализа процесса становления русской государственности. Так, созвучие имен исторического князя Олега и упомянутого в так называемом Кембриджском еврейско-хазарском документе X в.¹ загадочного ‘царя’ (мэлэк) руси Хлгу², дало повод некоторым исследователям, игнорируя прямые свидетельства летописи, ‘реконструировать’ собственную историю руси, выводя ее буквально из Тьмутаракани³. Эти попытки вынести ‘исконную русь’ за пределы исторической Руси IX-X вв. противоречат всей совокупности данных русских и иностранных источников о славяно-русских отношениях – этнокультурных, политических, социально-экономических – в процессе формировании Древнерусского государства. Летопись описывает эти отношения как установление – ‘рядом’ Рюрика и ‘уставом’ Олега – дани славян руси, причем акцентируется освобождение Олегом славян от хазарской дани. Очевидно, в отличие от хазарской дани, славяно-русские отношения подданства включали, помимо собственно дани (деньгами, пушниной, продуктами)⁴, участие воинов славян и чуди в походах руси: в описании походов Олега (882, 907 гг.) и Игоря (943 г.) ополчение славянских ‘племен’ явно противопоставляется ‘руси’ как привилегированной княжеской дружине⁵. Эти свидетельства летописи находят подтверждение в таком авторитетном византийском источнике, как трактат Константина Багрянородного ‘Об управлении государством’, где сообщаются и некоторые важные подробности славяно-русских отношений середины X в., в частности, славяне продают руси ладьи, которые ежегодно пригоняют из Новгорода, Смоленска, Любеча, Чернигова, Вышгорода в Киев, к крепости Самватас, откуда в июне выходят торговые караваны руси в Византию для сбыта дани, собранной со славян русью в ходе зимнего полюдья, когда в ноябре ‘παντων τών ‘Ρώς ^[все росы : вся русь ПВЛ^] со своими архонтами выходят из Киева в πολυδια… в Σκλαβηνιας ^[славинии, в Византии – административные округа со славянским населением^] Βερβιανοι ^[вервианов = древлян^], Δρουγουβιτων, Κριβιτζων, Σεβεριων и прочих Σκλαβων, которые являются πακτιωται των ‘Ρώς [пактиотами-данниками росов^]. Кормясь ^[διατρεφομενοι^] там в течение зимы, они в апреле, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киев… и отправляются в Романию’⁶. Очевидно, эти отношения славян и руси были основаны на договоре, и нарушение его Игорем в 945 г. привело князя к гибели.

В пользу такой трактовки славяно-русских отношений в IX-X вв. свидетельствует тесная связь внешних военных и торговых предприятий Руси с внутригосударственной системой полюдья, обнаруживающей отчетливый дуализм дружинных и городских центров: словенский Новъгород и (Рюриково) Городище – древняя резиденция русских князей, кривичский Смоленск и vicus в Гнездово, Чернигов и дружинный комплекс в Шестовицах, княжеская крепость Самватас в Киеве, Тимерево и Сарское под Ярославлем и т.д. Все эти памятники, расцвет которых приходится на середине – вторую половину X в., объединяют характерные этнокультурные признаки: ^[1^] они развиваются под сильнейшим воздействием скандинавской культуры эпохи викингов (местные традиции в их быте проявляются в керамике, домостроительстве, деталях костюма, общих для всей Восточной Европы); ^[2^] их сложные погребальные комплексы, содержащие предметы вооружения и символы социального статуса, указывают на принадлежность основной массы обитатлей таких поселений (виков) к военно-дружинной среде; ^[3^] связи указанных памятников не замыкаются на Скандинавии, но ориентированы и на Восток – Austrvegr (арабские и византийские монеты и импорты сочетаются с салтовской гарнитурой конской сбруи, предметами вооружения и даже погребальными обрядами, характерными для тюрко-иранского населения хазарских степей); ^[4^] наконец, особенно важно, что все эти памятники обнаруживают явственные признаки системного единства: большие курганы Гнездова с характерными для Скандинавии (и древнейшей руси) обрядами сожжения в ладье находят ближайшие аналогии не на севере Европы, а в Черниговском некрополе с идентичным гнездовскому ритуалом погребального пира при сооружении курганов; зафиксированный впервые в конце IX в. в Ладоге обряд захоронения воина в камерной гробнице к концу X в. утвердился в Киеве, Чернигове, Гнездове, Тимереве и т.д.

Несомненный факт присутствия в древнерусских городах и торговых центрах дружинников скандинавского происхождения – руси – заставляет с доверием отнестись к свидетельствам аутентичных источников X века, в частности, к сообщениям Константина Багрянородного о двуязычии ‘росов’, сохранении ими скандинавского языка (судя по противопоставлению ‘росских’ и ‘славянских’ названий, например, днепровских порогов). После гибели Игоря в полюдье по Древлянской земле, в 945 г., отношения ‘руси’ и славянского населения вступают в следующую фазу развития, характеризующуюся дальнейшим усилением славянского компонента в княжеской дружине и государственном аппарате. Ольга проводит реформу: устанавливает фиксированную дань и систему погостов, упрочивая связь старых дружинных ‘станов’ с Киевом, что сопровождалось характерной синхронной трансформацией обряда погребения в гробнице-камере: традиционное для Скандинавии размещение коня в ногах погребенного сменяется помещением боевого коня сбоку, рядом с воином, как это было принято у кочевников. Но влияния в обрядовой сфере не могли быть только механическими, внешними, подобно заимствованию на Руси и в Скандинавии салтовских поясных наборов, деталей конской сбруи и отдельных видов вооружения степняков; оно определенно указывает на синкретизм русской дружинной культуры как следствие ассимиляции в ее составе разнородных этнических компонентов, в частности ‘восточного’ наряду со славянским и скандинавским.

Инвентарь самого большого русского кургана – Черной могилы в Чернигове, датируемой 960-ми годами, наряду со скандинавскими артефактами (фигурка сидящего божка, игральные фишки и т.п.) содержит турьи рога с серебряной оковкой с изображением состязания двух лучников – простоволосого и косатого, тождественных двум борцам на рельефе хазарского котла из Коцкого городка, видимо, представляющего мифологический сюжет или ритуал избрания ‘священного царя’ – кагана. Рога располагались под двумя кольчугами и шлемами рядом с ритуальным котлом и бронзовым идольчиком, составлявшими в совокупности несомненно варяжский комплекс, но располагался он не на кострище, как было принято у скандинавов, а ниже, на первичной насыпи, и там же найдено все прочее оружие – два меча, два копья, сабля и конская упряжь – сложенным в груду, как в других больших черниговских курганах – Гульбище и княжны Черны, в салтовских и в еще более ранних памятниках степных кочевников. Следовательно, в сооружении больших черниговских курганов принимали участие люди, скорее всего, венгры и печенеги, носители салтовских традиций, чье присутствие прослеживается и в камерных погребениях с конем в курганах Гнездова¹.