Тема 2. От мифологии к философии

Специфика мифологического мышления

"Миф" в переводе с древнегреческого означает "рассказ", "пре­дание", "слово". Содержание мифов касается вопросов происхождения мира, богов, их существования, а также жизни древних героев. Собрание мифов, наука о них называется мифологией. Мифология как собрание мифов – это специфическое миросозерцание, возникшее в древнейшие времена у разных народов. В нем прослеживаются представления древних людей о явлениях природы и общества, зачатки научных знаний, религиозные и нравственные представления, художественно-эстетические чувства. В мифе переплетаются вымысел и вера, знание и предрассудки, он не сводится ни к одному из названных элементов. Это сплетение создает одну из важнейших характеристик мифологического мышления – синкретизм, то есть слитность различных представлений о мире, в котором живут люди и о тех силах, которые этим миром управляют. Порою эти представления наивны, но на самом деле они есть особая форма мироощущения, выраженная в мифе. Вместе с тем, миф является и особым видением явлений природы и общества.

Все эти особенности мифологического мышления можно проследить на примере верховного греческого бога Зевса. Он как "отец богов и людей" управляет всеми небесными явлениями, и прежде всего громом и молнией. Он же ведает сменой времен года. Одновременно Зевс – это олицетворение этих явлений, их видение и переживание; он также сам гром и молния. Мифологический образ Зевса – это не просто "фантастическое" отображение какого-либо явления природы или исторического события: он представляет собою творение в воображении людей и с помощью их воображения иной действительности.

В этом процессе творения почти отсутствуют логически-рациональные моменты. Рассудочные знания возникают гораздо позже, на этапе отделения философии и науки от мифологии. Но это отделение совершалось постепенно и в течение длительного времени.

Но это не означает, что миф примитивен и невзыскателен. Как отмечает французский этнограф К. Леви-Стросс, "мифологическое мышление развивается из осознания некоторых противоположностей и стремится к их последующему преодолению". Это значит, что мифологическое мышление совершает те же операции, что и понятийное, с той только разницей, что первое совершается с помощью чувственных образов, а второе – с помощью абстракций. Иначе говоря, мифологическое мышление так же диалектично, как и понятийное. Как и их потомки, древние греки осваивали мир в противоположностях: Хаос – Гармония, День – Ночь, Любовь – Ненависть, Океан – Земля и т.д. Но в отличие от науки и философии миф стремится не столько осознать противоположности, сколько преодолеть их. И это преодоление достается на долю богов или героев. Они выполняют в мифах роль общих понятий, в которых сходятся противоположности. Так, боги и ужасны, и прекрасны, они бессмертны, но вынуждены для бессмертия есть яблоки молодости и т.д. Сами противоположности конкретны, образны и зачастую имеют индивидуальные черты, как например, сторукие, ужасные видом великаны.

Отличительная черта мифа – это отождествление образа и предмета, субъективного и объективного, внутреннего и внешнего, части и целого, представление, что "все во всем". Другими словами, миф приписывает каждой вещи свойства других вещей. Древний человек не видел особой разницы между природой и человеком или животным; он их отождествлял. Более того, он наделял природу чертами и свойствами живого, разумного существа: эмоциями, переживаниями, стремлениями. Таким образом, в мифах мы сталкиваемся с антропоморфизмом (очеловечиванием природы). В результате, явления природы становятся одушевленными, чувствующими, деятельными. Миф полон жизни, фантастики, волшебства. Но в отличие от сказок, легенд, фольклора волшебство в мифах имеет иную природу.

Миф нельзя назвать сказкой, потому что сказка – продукт народного творчества, она вполне сознательно придумывается с заранее намеченной целью и идеей, причем и рассказчик, и слушатель понимают сказочную выдумку и ее условность.

Миф ничего не придумывает и вполне реален, как сама жизнь. Он не знает преднамеренности и возникает в стихии самой первобытной жизни, обоснованной через самое себя. Мифические чудеса не условны, они рождены жизнью с ее наивной верой в обязательность и повседневность чуда. Небо, земля, стихии – все предстает как чудо. Миф это и не легенда, не предание, хотя последние в основе своей могут иметь элементы некогда пережитой мифологии. Легенды и предания складываются с учетом обстоятельств исторической и социально-политической жизни. Они являются сознательным подкреплением тех или иных идей, фактов или тенденций, требующих своего оправдания, обязательно с опорой на высшие, и потому абсолютно авторитетные силы.

Миф не является оправданием чего-то, он есть органическое продолжение общественной жизни людей, распространяемой на природу. Тем самым осуществлялась возможность овладения ею, она становилась близкой и понятной. Отсюда вытекает и основная функция мифа – социально-практическое освоение мира. Оно возможно только в коллективе. Миф – порождение коллективного сознания, поэтому в нем преобладают коллективные чувства и представления. Он зарождается на стадии общинно-родовой жизни, и другой реальности для древнего человека не существовало. Вся его жизнь подчинялась ритму коллективной деятельности и коллективному образу жизни и мышления. Индивид растворялся в общине и ее интересах. Миф культивировал естественные и доступные пониманию индивида родственные отношения, которыми он был накрепко связан со своим родом. Он внушал индивиду необходимость поддерживать целостность коллективной организации как необходимое условие полноценного индивидуального существования. И вполне понятно, что и природную жизнь древний человек воспринимал по аналогии с общественной, с теми же родственными связями, благодаря которым мир представал как единая большая космическая семья.

Мифология и древние верования

Наиболее обширной, завершенной и систематизированной является древнегреческая мифология. Выделяют два этапа ее существования и развития: архаический (доклассический) и классический (героический).

Первый из них уходит корнями в глубокое прошлое и завершается ко II тыс. до н.э. Второй приходится на II тыс. до н.э., достигает расцвета в середине этого тысячелетия и завершается в его конце мифами о гибели героических поколений.

Ученые применяют к первому этапу мифологии название хтонического, от греческого слова "земля", так как в эти архаические времена земля мыслилась всеобщей матерью, которая всех порождает и вскармливает. Но тогда и вся природа, и все то, что есть на земле, оказывалось живым и даже одушевленным. Всякое же физическое тело и вообще любой предмет, понятый как нечто живое, является не чем иным как фетишем, почему архаический период мифологии можно назвать также фетишистским.

Древний человек, погруженный в стихию природы, воспринимает ее как нечто ужасное, страшное. Следовательно, сама мифология имеет дело с чудовищными образами, а значит и с чудесами, подстерегающими человека на каждом шагу. Будучи порождением природы, все природные явления обладают душой, живут своей тайной жизнью, которая является человеку в удивительных представлениях. Поэтому мифология может быть названа и анимистической, и зооморфной, и фитоморфной. А поскольку всеобщее одушевление, анимизм, предполагает наличие примитивных человеческих праформ, еще не отделенных от животного и растения, так же как не отделен от них и сам человек, то и архаическая мифология есть смешение образов живой природы с человеческими формами.

В таком архаическом мире человек ощущает свое влияние с природным миром, сам чувствует себя порождением одной и той же материи.

Границы между "я" и "не-я" размыты, неясны, и человек себя представляет неким животным организмом, частью общего природного тела. Вот почему так характерны для древнейшей мифологии смешанные формы, вроде сочетания человека и коня (кентавр), человека и птицы (сирены) или сразу нескольких образов в одном – голова и грудь человека, крылья грифона, туловище льва (Сфинкс).

Становятся понятными и мифы о превращениях одного существа в другое, то что именуется оборотничеством.

Если и человек, и животное, и растение, и стихия мыслятся как одно и то же, как единая материя, то нет никакой разницы между формами, которые принимает то или иное существо. В архаических мифах человек с легкостью превращается в серого волка, в ручей, птицу, не меняя единой со всем миром сущности.

В этой смутной череде бесконечных превращений архаичному человеку видится только одно стабильное начало, из которого все рождается, и к которому все возвращается – земля. Все, что порождено землей, произрастает и обитает на ее просторах, все живет своей особой жизнью, ибо жизненная сила разлита по всему миру, в котором еще нет различия между живой и неживой природой.

Безымянные фетиши, элементы оборотничества обнаруживаются и в более позднем культурном слое мифов.. Особенно был развит фитоморфный фетишизм, то есть почитание деревьев и растений, таких как лавр, виноградная лоза, плющ, кипарис, дуб. В каждом дереве заключалась особая сила, гибнущая вместе с деревом. Так, греки оберегали священные рощи, полагая, что ущерб, нанесенный дереву, может оскорбить то древесное существо, что в нем обитает. То же относилось и к священным ручьям.

Но и животный мир – птицы, звери, пресмыкающиеся – тоже воспринимаются в мифологической архаике зооморфными фетишами. Они имели свой язык, свою потаенную мудрость, свою силу оборотничества. Зевс оборачивается быком, классический Аполлон Волкоубийца сам некогда был волком, мудрость земли воплощалась в змее, а тайное всеведение ночи – в сове, с ее горящими холодным светом глазами. И позднее, когда фетиши были забыты, их изображение стало непременным атрибутом определенных богов: Зевса, Аполлона, Геи, Афины Паллады. Богиня Гера принимала в святилищах поклонение в виде священной коровы. Гомеровский эпос именует Геру "волоокой", напоминая о временах зооморфного фетишизма.

При постепенном укреплении родовой общины, когда на смену присвоению готового продукта приходит производящая этот продукт деятельность, человек уже не просто инстинктивно пользуется предметами, необходимыми для жизни, но всматривается в них, осмысляет, разделяет их, учится рациональному их употреблению, сам их создает, демонстрируя определенные, пусть и простейшие конструктивные способности.

Производя даже самые примитивные орудия труда, человек невольно останавливался на их цели, строении, назначении. А такой мыслительный акт создавал предпосылки для осмысления любой вещи, ее составных частей, а значит, и ее разложения на части и соединения в одно целое. Если понять смысл вещи и есть умение ее расчленять, значит, можно и магическую силу демона этой вещи, дающего ей смысл и жизнь, отделить от самого предмета, заставить демона жить независимо от предмета, извне действовать на него, не подвергаясь уже никакому ущербу вместе с гибнущей вещью, но сохраняя неизменность своего состояния или бессмертие.

Таким образом чистый фетишизм вступает на стадию анимизма, признавая наличие независимого животворного источника для объективно существующего бытия. Вся природа в таком случае приобретает преображенный вид. Леса теперь полны таинственных невидимых существ (нимф), дающих жизнь цветам и деревьям, оберегающих и защищающих их. Но они живут бессмертной жизнью, а не краткой жизнью лесного мира. Морские и речные наяды также определяют существование своей среды обитания; поля и луга населены косматыми и козлоногими существами – панами, сатирами – наблюдающими за благоденствием стад. В горах живут горные нимфы, охранительницы дорог, вершин и т.д. Перед нами разворачивается мир неизвестно откуда взявшихся загадочных существ, внутренняя жизнь которых скрыта от глаз человека. Эти существа (демоны) влияют на природу и на людей самым неожиданным образом, налетая как вихрь и уносясь неизвестно куда. В классической мифологии эти демоны, потеряв свое всемогущество, станут посредниками между богами и людьми, и от них был прямой путь к созданию воображением архаического человека великих и могучих богов, которые вначале имели чудовищный, ужасный вид (титаны, титаниды, Эринии) и лишь постепенно приобретали прекрасный облик.

Эстетика древней мифологии

Понятие красоты, прекрасного играет важную роль в древней мифологии. Оно тесно связано с представлениями о рождении мира и объясняет установившийся порядок вещей. Красота предстает как одна из сущностей бытия, а порою и как само бытие мира. Это божественная субстанция, и главные творцы ее – боги. Основой ее является Хаос, который понимается как бесформенная, неограниченная во вселенной масса, содержащая в себе все потенции бытия. В греческой мифологии Хаос – общее начало мира. И как таковое оно содержит в себе и безобразное. Красота и безобразное – две противодействующие силы, благодаря которым в мире возникают противоположные, постоянно действующие формы бытия – Земля (Гея) и пустота (Тартар). Из Хаоса рождается сияющий, блистательный Эрос (чувственная сила жизни) и Эребос и Никос (темные силы). Из них потом возникают Уран (звездное небо), шумное море Понт, Океан и все остальные боги. Одни из них прекрасны, другие безобразны. Земля родила титанов "ужасных видом", сторуких, свирепых.

Но прекрасное и безобразное неотделимы. Их противоположность кажущаяся – такова установка греческих мифов. И прекрасное, и безобразное имеют свою обратную сторону. Древнегреческая мифология создает даже эстетику зла. Во всем греки находят двойственность. Прекрасны в своей безудержной стихийности титаны. Как магнитом притягивает и завораживает героев полудева-полузмея Ехидна своим удивительным обликом, но сама она кровожадна и везде сеет смерть. Цепенеют от ужаса и восторга люди, увидев стремительно несущуюся в бой Медузу Горгону. Лицо ее совершенно по красоте, но искажено злобой, а шевелящиеся на голове волосы-змеи внушают отвращение. Красота древнегреческой мифологии гибельна. Сирены завлекают мореплавателей дивным пением, а те, зная о последствиях, все равно бросаются в море, спеша навстречу собственной смерти. Ужас и красота царят в поэмах Гомера и Гесиода. Боги и герои гомеровских поэм сеют в боях смерть и разрушение, но в этом они находят и упоение. Великолепны одеяния героев, блестит на солнце оружие, боги носятся над полями битв, дополняя своим великолепием яростные схватки. Их одежды развеваются, волосы летят подобно морской волне, глаза сверкают как звезды. Увидевшие их переполняются восторгом. Боги в своем гневе великолепны. Зевс, сражаясь с титанами, пускает в ход гром и молнии с такой силой, что дрожит Аид.

Стихийная, буйная красота мира со временем тяготеет к упорядочению. Слишком большое количество самостоятельных богов и чудовищ создает в мире беспорядок. Зевс вступает в борьбу с ними. В битве богов кипит море, земля сотрясается от топота великанов, а их дикие крики доносятся до звездного неба. Разражается космическая катастрофа, за которой разворачивается картина рождения нового царства Зевса и великих героев. Они мудростью и оружием создают новую красоту, которая основывается уже не на ужасе и беспорядке, а на порядке и гармонии. Символами новой красоты становятся светозарный бог Аполлон, Музы, Хариты, а упорядочивающим принципом гармонии – вечно юный бог любви Эрот.

Великое количество богов древнегреческой мифологии постепенно систематизируется, приводится в соответствие с принципами земной иерархии. Появляются более значительные и могущественные боги и менее значительные. Они все задействованы в космическом порядке и функциональны. Одни отвечают за вселенную в целом (Зевс), другие – за отдельные части мира или стихии, третьи охраняют жизнь человека и наблюдают за его домашними делами: поддерживают мир и порядок, семейный уют, помогают рождению детей, способствуют плодовитости скота, обильным урожаям и т.д. Самые могущественные боги воцаряются на Олимпе, где живут как одна большая семья. Они и находятся все в родственных отношениях, приходясь друг другу родителями, детьми, братьями, сестрами и т.д. Жизнь их проходит на фоне блистающей, первозданной красоты. Они имеют великолепные дворцы и утварь, выкованные Гефестом. У них прекрасные драгоценности, одежды. Каждый день они устраивают роскошные пиры, водят хороводы, поют, музицируют. Прекрасна их жизнь и прекрасен мир, возникший в ходе трудной борьбы богов. Миру богов чужд ужас, внушаемый человеку природой. Природа смотрит на богов приветливо и мягко. И там, где боги покровительствуют природе, там и человек радуется ей.

На весенних лугах пестреют цветы, радуя глаз; вечером на лугах слышна печальная песня Пана, рождая в душе мягкую печаль; море улыбается при свете дня. Правда, боги насылают и бури, и грозы, но они же насылают и светлые дни. Тепло сменяется холодом, день – ночью, зима – летом, смерть – жизнью. Боги понимают, что для мировой гармонии необходимы и страдания, и удовольствия. Все, к чему прикасаются их руки, всякое вмешательство в природу благотворно, прекрасно, истинно и, как говорит Гомер, божественно. Боги – это созидательная сила, животворная красота, вселяющая бодрость, радость, веру во всемогущество природы.

Прекрасное в мифах оказывается активным, беспокойным началом. Оно, воплощаясь в олимпийских богах, является принципом космической жизни. Сами боги могут управлять этой красотой и даже с ее помощью преображать людей. Так, мудрая Афина одним прикосновением своей волшебной палочки сделала Одиссея выше, прекраснее, завила ему кудри наподобие гиацинта. Она же преобразила Пенелопу накануне встречи с Одиссеем. Здесь красота представляет собою некую материальную тончайшую субстанцию, обладающую небывалой силой.

Постепенно древнегреческая мифология переходит от понимания прекрасного как чего-то внешнего и осязаемого к понятию красоты как духовной субстанции. Она понимается как внутренняя красота человека, как талант, поднимающий простого смертного до высоты богов. Поэтическое мастерство, вдохновение, художественный талант – вот истинная красота. Правда, она не появляется сама собой, а опять-таки даруется богами. Мифический поэт Орфей вдохновляется Музами или Аполлоном. Но и Музы, и Апол­лон – дети Зевса, так что в конечном счете красота поэтического таланта освящается отцом богов и людей. Поэт, певец, музыкант, наделенные божественным даром, могут даже подобно богам предсказывать будущее, познавать прошлое. Вся поздняя греческая мифология пронизана преклонением и восхищением перед этой внутренней вдохновенной красотой, обладавшей великой колдовской силой. Орфей своей игрой на лире усмирял морские волны, пением заставлял двигаться скалы и деревья, очаровывал Аида с Персефоной и вырывал мертвых из царства теней. Музыкальное искусство Амфиона принуждало огромные камни складываться в стены.

Часто талант подвигал людей даже на соперничество с богами. И боги не всегда выигрывали в состязаниях. Афина Паллада проиграла в состязании ткачих искуснейшей рукодельнице Арахне, соткавшей полотно так, как не смогла сделать это Афина.

Но за этот божественный дар красоты ее носителям приходится часто платить дорогой ценой. Созидающая сила красоты для них почти всегда оборачивается трагедией. Творец, художник одинок. Такова плата за индивидуальность, за отрыв от коллективистских норм. Но эта диссонансная нота – это же часть мировой гармонии. Прекрасное не может существовать в чистом виде в реальной действительности. Оно может существовать лишь как божественный, идеальный эталон, воплощенный в Музах и Аполлоне. Он далеко отстоит от архаических представлений о красоте. Архаическая красота губительна, классическая – благотворна. Первый тип красоты совмещен с безобразным, второй представляет собою идеальное сочетание в Аполлоне и Музах телесного совершенства и таланта.

Мифологический эпос Гомера и Гесиода

Жизнелюбивые, вечно юные боги-олимпийцы с их несокрушимой энергией вызывают у греков не только чувство почтения, но и человеческой жалости. Их жизнь протекала по тем же природным и коллективистским законам, что и жизнь людей. Как и люди они чередовали веселье со страданием, что вполне укладывалось в принцип мирового равновесия. Боги могут смеяться, плакать, гневаться, воевать, спорить, мириться, изменять женам и мужьям, доставлять страдания близким. Девять дней оплакивала Деметра свою дочь Персефону, украденную не без пособничества Зевса подземным богом Аидом. Вместе с нею страдают земля, реки, горы, солнце и все живое. Миф проникнут печалью, скорбь Деметры близка и понятна, ведь из царства Аида никто не возвращается на землю, туда уходят навек. Но и невозможно осудить Аида, страстно полюбившего Персефону, и Зевса, помогающего Аиду. Боги совершают множество "безнравственных" поступков, но не по злостному умыслу, а в силу своей безудержной, стихийно-деятельной природы, которая постоянно подталкивает их к поиску объекта, на который они могли бы перенести свою энергию. И наконец, их беспокойный нрав побудил их к созданию рода людей. Свое видение древних событий излагает древнегреческий поэт Гесиод (VI в. до н.э.) в поэме "Труды и дни".

Первые созданные богами люди были красивы и счастливы. Они сами были "как боги", со спокойной и ясной душой, не зная горести и печали, не ведая старости, умирая молодыми и сильными, когда приходил их час. И смерть была прекрасна, она была тихой и безболезненной. Люди не знали трудов, земля давала сама обильные урожаи и людям оставалось проводить свои дни в пирах и забавах. Это был "золотой век" человечества. После своей смерти это поколение, сообщает Гесиод, превратилось в демонов, покровителей человечества, имеющих право судить о правильных и неправильных поступках живущих. Вероятнее всего, что придание демонам такой роли свидетельствует об остаточном культе предков, имевшем место в верованиях древних племен.

На смену "золотому веку" пришел век "серебряный". Боги сотворили новое поколение, которое оказалось недостойным своих предшественников. Люди сохраняли детство чуть ли не до ста лет, но, возмужав, не становились умнее. Главная их глупость состояла в том, что они не почитали олимпийских богов, за что и были наказаны Зевсом. После смерти они отправились под Землю.

Следующее поколение оказалось еще хуже. Люди этого поколения не ели хлеба, обладали огромной силой, любили войну, выделывали медное оружие, не знали железа. Они сами перебили друг друга и отправились в царство Аида. Эти события происходили в "медном веке".

Четвертое поколение, созданное Зевсом, – род полубогов, людей, обитавших до Троянской войны. Они погибли в войнах и сражениях. Одни из них после гибели обитают на Блаженных островах в океане, не ведая по воле Зевса смерти, питаясь плодами земли; другие живут поближе к земле, но отдельно от людей.

Поколения мифологического прошлого заканчиваются этим четвертым родом, так как пятое поколение начинает отсчет по гесиодовскому летоисчислению с VIII в. до н.э. Он относит себя к поколению, живущему непосредственно за четвертым, о чем неизмеримо сожалеет. В этом "железном" веке все отвратительно. Люди изнывают от труда, несчастий, болезней, злобы, семейных раздоров, жадности и корыстолюбия и т.д. Поэтому в назидание современникам Гесиод, а ранее и Гомер воспевают подвиги великих умерших героев, прославляют их жизнь и ставят ее в пример. По мнению Гесиода, среди его современников почти нет порядочных людей. Скоро на Олимп и вовсе отлетят

Совесть и Стыд. Лишь одни жесточайшие, тяжкие беды

Людям останутся в жизни. От зла избавленья не будет.

История, как считает Гесиод, это история нравственного падения людей, последовавшая за "недостойным" поступком Прометея, укравшего огонь и отдавшего его людям. Зевс

В гневе на то, что его обманул Прометей хитроумный.

Этого ради жестокой заботой людей поразил он...

Нарушение нравственных норм, как их толкует Гесиод, это нарушение коллективистских требований морали, в рамках которой современникам Гомера и Гесиода уже становилось тесно. Отсюда ряд парадоксов, характеризующих поведение героев, действующих в гомеровском эпосе "Илиада".

С одной стороны, они выражают коллективистское начало, они принадлежат своему народу и борьба за благо народа является реальным смыслом их существования. С другой – герои соперничают друг с другом в личных подвигах, изобретая собственные мотивы для битв, поединков, которые не связаны с интересами рода. Дух соревнования говорит о том, что воля индивида хоть и не знает еще моральной мотивации в полном смысле слова, она не рождается в муках, сомнениях, но и не полностью подчинена коллективу.

Воспевание подвигов великих мужей полубогов является основной темой гомеровского эпоса. Они все индивидуальны, каждый по-своему храбр и мужественен. Так, мужество Аякса, сына Теламона, – воплощение воинской стойкости, мужество Диомеда неистово, в его руках "копье становится безумным". Он вступает в бой даже с самим богом войны Аресом. Героизм понимается и как стремление к славе (Ахиллес). Это стремление проистекает не из простого честолюбия, а из жажды любви к року, из жажды жизни вопреки фатальным пророчествам. Все герои понимают быстротечность времени и желают продлить его и обрести бессмертие, если не на Олимпе, то в памяти потомков своими громкими деяниями.

Герои призваны выполнять волю олимпийцев на Земле среди людей, упорядочивая жизнь и внося в нее справедливость (основная их нравственная установка – быть защитниками своего народа), меру, закон. Поэтому они наделяются обычно непомерной силой и сверхчеловеческими возможностями. Однако они лишены бессмертия, остающегося божественной привилегией. Отсюда несоответствие и противоречие между ограниченностью смертного существования и стремлением героев к бессмертию. Личность героев всегда драматична. Одной их жизни не хватает на то, чтобы выполнить предначертания богов. В связи с этим в мифах укрепляется идея страдания героической личности и бесконечного преодоления испытаний и трудов. Герой часто гоним враждебным божеством, – например, Геракла преследует Гера, – и зависит от слабого, ничтожного человека, через которого действует божество. Так, Геракл подчинен царю Еврисфею, Ясон зависит от царя Пелия.

Но гомеровские герои не смиренные, покорные року личности. Зная свою судьбу чаще всего заранее, они идут ей навстречу, часто даже ускоряя собственную гибель. Ахиллес осознает необходимость действовать независимо от веления судьбы, обрекающей его на гибель, и вместе с тем и в сознании единства с судьбой. Ахиллес активно включается в осуществление судьбы, в то, что ему предначертано свыше. Судьба – одно из важнейших понятий греческой мифологии и затем философии. Судьба изначально выступает одновременно и как неотвратимая высшая сила, безличная мировая закономерность, и как живое божественное существо в образах сестер-мойр.

Величие героя – в его подвиге. И подвиг его состоит в том, что он, зная свою участь идет навстречу ей, не страшится своего удела, мужественно принимает удары судьбы. Герой не раб, он господин своей судьбы.

Античное понимание героической судьбы совмещает противоположные начала: обреченность и свобода, внешняя необходимость и внутренняя свобода. Если бы судьба механически господствовала над героем и определяла его поступки, то он не стал бы героем. Но все дело в том, что любой гомеровский герой – Ахилл, Гектор, Агамемнон, Одиссей и др. преисполнены сознанием своего назначения. В этом проявляется их свобода.

Можно отметить разные типы героев, сложившихся исторически. В догомеровской мифологии действуют герои, наделенные огромной физической силой, уничтожающие чудовищ. Таков Персей, сражающийся с медузой Горгоной, Беллерофонт, побеждающий Химеру, Геракл, свершивший ряд подвигов. Поздний героизм, уже встречающийся у Гомера, связан с интеллектуализацией героев, с их культурными функциями, как например, у искусного мастера Дедала или строителей фиванских стен Зета и Амфиона. Среди героев – певцы и музыканты, своим магическим словом и пением укрощающие стихии (Орфей), прорицатели (Тиресий, Трофоний), хитроумные путешественники (Одиссей). Гомеровские герои совмещают в себе и интеллект, и физическую силу. Каждому герою помогает советами и делами его божественный родитель или божество, своими качествами похожее на героя (хитроумному Одиссею помогает мудрая Афина). Однако герои Гомера готовы уже к тому, чтобы не только воспользоваться советами богов, но и размышлять вполне самостоятельно. Чаще всего Одиссей самостоятельно находит пути из тупиковых ситуаций.

Гомеровский эпос ценен не только осмыслением места и роли человека в истории, но и некоторым предфилософским видением мира. Прежде всего Гомер предпринимает попытку выявить "скры­тый порядок" жизни и внутреннюю сущность вещей. Она еще не абстрагирована от конкретных проявлений жизни, но уже и не сводит порядок мира к ним. Свое понимание мира и "философию жизни" Гомер изобразил на "щите Ахиллеса". По преданию щит был изготовлен самим богом Гефестом. На нем изображены Земля, Небо, Море, Солнце и небесные светила. Тут же выкованы два города: в одном протекает веселая жизнь со свадьбами, пирами, шумными базарами, в другом – идет война, В сражениях предводительствует сам бог Арес, рыщут Злоба, Смута и Смерть.

Далее на щите изображено широкое поле, вспашка, жатва; мальчик собирающий колосья; виноградный сад, лозы с виноградом; тропинка, по которой юноши и девушки несут корзины с виноградом; мальчик, играющий на флейте.

И тут же иная картина: стадо волов, бегущее к реке; нападение львов на стадо; пастухи, натравливающие собак на львов.

Изображен на щите хоровод юношей и девушек, танцующих в селении; толпа зрителей, певец, играющий на музыкальном инструменте.

Сцены реальных дел греков, воспроизведенные на щите, изображение основных форм бытия упорядочены у Гомера по принципу противоположности. Они не взаимоисключают друг друга, а при своей внутренней полярности взаимно обусловлены и являют одно целое. Небо, Земля, Солнце, Океан как бы обрамляют жизнь, протекающую внутри ее. Жизнь определяется неизменными великими силами природы. Город и деревня, мир и война, труд и отдых, жизнь и смерть – таков порядок вселенной. И человек един с нею.

Порядок вселенной наиболее масштабно виден в устройстве Космоса. Гомер делит его на три части: Небо, Землю и Тартар.

Олимпийские боги живут на высокой, доходящей до неба горе Олимп. Поэтому небо также та сфера, в которой живут боги. Тартар – область тьмы, местопребывание низвергнутых Зевсом титанов. Светлые олимпийские боги противоположны мрачным силам Тартара, но они один мир – богов, сверхъестественных сил. Земля мыслится Гомером наподобие диска или круга, плавающего в воде. Земля сверху покрыта небесным сводом, сделанным из меди. Свод представляет собою полушарие. Второе полушарие проходит под землей. Это и есть Тартар. До Неба и до Тартара от Земли расстояние одинаково.

Противоположности светлого и темного начал одинаково влияют на Землю благодаря их равноудаленности от нее. Из этого следует, что земное бытие относительно: оно включает в себя элементы и небесного, и подземного. Поэтому в жизни людей и чередуются радости и печали, жизнь и смерть, война и мир и т.д. Человек смертен. Бессмертны и беспечальны лишь боги. Умершие души направляются в Аид, находящийся внутри Земли, на крайнем западе, около реки Океан, где Солнце никогда на восходит и не заходит. Солнце совершает свой путь по окружности: по верхнему своду (Небу) и нижнему (Тартару).

Мир представляется Гомеру как огромная сфера, имеющая границы. Но что находится за пределами мирового шара – на этот вопрос Гомер не дает ответа. Однако то, что мир имеет пределы, это он знает точно. Вытекает это знание из отождествления Неба и Тартара с высшими богами – Зевсом и Титанами. И тот, и другие мыслятся как живые существа. Значит, и мир воспринимается Гомером как единое, живое, имеющее границы тело, в лоне которого пребывают такие же живые силы.

Гомер открыл новую картину мира, впервые увидел принцип порядка, гармонии противоборствующих космических сил. А мифу, отличающемуся смутными и расплывчатыми представлениями, принцип порядка и гармонии чужд. Открытая Гомером картина мира дана не в отвлеченных понятиях, а в художественно обработанных мифологических образах богов, в эпических изображениях жизни людей, пейзажей и т.д. Она была в дальнейшем всесторонне развита в греческой философии.

Заключение. Миф есть особый тип мироощущения, специфическое чувственное представление о явлениях действительности, возникшее в древнейшее времена. В мифологии отразились представления людей о мире и жизни. Познание присутствует в мифе, но не представляет его сущности. Сущность мифа состоит не в объяснении, а в выражении субъективных впечатлений и переживаний. Отождествляя воображаемое с реальным, субъективное с объективным, миф преодолевает действительность в образах фантазии. Чувство единства с силами природы и овладение ими в воображении сплачивало первобытный коллектив.

С возникновением эпоса мифологическое отождествление превратилось в художественное сравнение. В художественных образах эпос познает окружающий мир и самого человека. Из него возникли первые натурфилософские идеи.