Христиан, офицер, солдаты
ОФИЦЕР. Что это? Он убил обоих солдат! Ты убил их?
ИГОЛКИН. Да.
ВСЕ. Как? Ты?
ИГОЛКИН. Да, я убил их, я, русский купец Иголкин, отмстил за честь моего Государя, и – се лежат глаголившие зло!
ОФИЦЕР. Бегите поскорее к коменданту! Что ты сделал, старый злодей?
ИГОЛКИН. Кто не сделал бы этого на моем месте, тот был бы не русский, отступник чести и присяги своей, а от таких выродков заморских, сохрани Господь Русь православную.
ХРИСТИАН. Ах! Да, я и... и... не опомнюсь – господин Иголкин! Вы убили двух солдат?
ОФИЦЕР. Купчишка проклятый!
ИГОЛКИН. Суди – много ли надобно было их на одну руку русскому солдату, если я, старый купчишка, управился голыми руками с двумя вооруженными вашими солдатами...
ОФИЦЕР. Схватите его! Что вы его боитесь?
ИГОЛКИН. Чего меня бояться! Теперь меня и ребенок одолеет... Ну, да хоть окуйте меня на всякий случай! (Солдаты окружают его, уставив штыки.)
ОФИЦЕР. Не колите, не колите его! Поберегите его для суда и казни!
КОМЕНДАНТ (вбегая). Боже мой! какое ужасное происшествие!
ОФИЦЕР. Честь имею донести Вашему превосходительству, что этот русский пленник злоумышленно умертвил двух солдат, стоявших здесь на карауле.
КОМЕНДАНТ. Один? Безоружный? Двух вооруженных? Возможно ли!.. Как, это ты, Иголкин! Я не верю глазам моим!
ИГОЛКИН. Там два трупа, Ваше превосходительство!
КОМЕНДАНТ. Ты, человек старый, кроткий – ты убил двух солдат?
ИГОЛКИН. Бог подкрепил руку мою!
КОМЕНДАНТ. На подлое убийство!
ИГОЛКИН. Видит Бог, что в сердце не было и нет ни малейшей злобы. Двое этих солдат осмелились ругать и поносить Царя моего; я уговаривал их перестать – они не слушали; я призвал вот этого господина офицера – он похвалил еще их поступок: солдаты продолжали ругательства – я наказал их – вырвал из рук их оружие, которое они недостойны были носить, и положил их на месте. Присяга и совесть, не гнев и не безумная ярость заставили меня умертвить их. Если поступок мой считаете вы виновным – жизнь моя в ваших руках! (Все в изумлении.)
КОМЕНДАНТ. Господин офицер!
ОФИЦЕР. Он лжет... он мне не говорил ничего ... он пьян…
ИГОЛКИН. Жаль же, что и ты не попался мне под руку... Хорошо! Положим, что я тебе ничего не говорил...
КОМЕНДАНТ (Офицеру). Господин поручик! Отдайте шпагу! Такие безпорядки... Христиан!
ХРИСТИАН. Помилуйте!..
ИГОЛКИН. Ваше превосходительство! Не делайте никого из-за меня несчастными: никто не виноват. Дело ясное: я убил их и не запираюсь, и если Вы почитаете меня достойным казни, – казните меня!
КОМЕНДАНТ. Оставьте нас одних с пленником. Идите, говорю я, и дожидайтесь там моих приказаний. (Все уходят.) Иголкин! я – враг твой, но я понимаю высокие побуждения и все обстоятельства твоего поступка. Ты – убийца моих земляков, ты – преступник, но ты – великий человек, ты – герой! Дай мне свою руку!
ИГОЛКИН. Не знаю, что Вы находите геройского в моем поступке. В присяге моему Государю, я клялся защищать его святую главу и его священное имя от всякого зла и исполнил свою присягу.
КОМЕНДАНТ. Но ты погиб! Тебя казнят…
ИГОЛКИН. И это Вы называете погибелью? Возьмите временную жизнь мою, но есть еще жизнь, и, если Вы казните меня, там ждет меня пальма страдальца за честь и величие помазанника Божия...
КОМЕНДАНТ. Но кто узнает, кто оценит твой поступок?
ИГОЛКИН. Не узнают его люди, но его видит Бог! А может быть, и добрые люди вспомнят Иголкина, может быть, и надежа-Государь о том услышит, и из очей покатится слеза жемчужная в память бедного Иголкина... «Он лег за меня костьми – не посрамил земли русской в плену и в заточении…», - скажет он. О! За такую награду, кто, кто не понесет ста жизней на жертву!.. Казните меня, рвите мое дряхлое тело на куски, бросьте псам на съедение труп мой – по гласу Архангела воззавется перст мой пред престол Божий+, и Иголкин станет одесную Бога!.. И за такого Царя, каков наш, не положить головы моей, за него, победоносца, спасителя, избранника Божия…
КОМЕНДАНТ (утирая слезу). Стыдись, старик, ты плачешь... Послушай, господин Иголкин, я могу спасти тебя. Притворись безумным, мы скажем, что у тебя белая горячка, что солдаты хотели связать тебя, и ты убил их, сопротивляясь...
ИГОЛКИН. Я унижу себя ложью перед моею смертью? Вы шутите, господин комендант!
КОМЕНДАНТ. Но тогда ты останешься жив.
ИГОЛКИН. Осужденный на имя безумца? А на что мне тогда жизнь? Да, что Вы так дорожите моею жизнью? Если совесть Ваша не мирится с законом – судите меня по совести, а не то осуждайте, забывши совесть – это уже не мое дело!
КОМЕНДАНТ. Но вообрази следствия: Король строг и вспыльчив. Этот офицер, ветренный молодой человек, но он сын знатных родителей, он пострадает жестоко; тюремщик может погибнуть, тебя расстреляют через несколько часов, я сам... такие беспорядки. Король не простит меня...
ИГОЛКИН. Вас, офицера и тюремщика мне жаль, да то ваше дело. Оправдывайте себя, лгите, а я не хочу. Ложь – грех!
КОМЕНДАНТ. Упрямый старик... Дай мне пожать твою руку, хоть на ней шведская кровь... (Ходит в нерешительности.)
ИГОЛКИН (садится и вынимает книгу). «Больше сея любы несть, еже душу свою положити за други своя»…
КОМЕНДАНТ. Эй! сюда!