Глава XXXII,

повествующая о том, что произошло с Дон Кихотом, и со всей его свитой

на постоялом дворе

Покончив с роскошною трапезой, они тотчас же оседлали своих скакунов и

на другой день без каких-либо достойных упоминания приключений добрались до

постоялого двора - этой грозы нашего оруженосца; и сколько ни старался он

улизнуть, а все же пришлось ему войти. Хозяин, хозяйка, их дочка и

Мариторнес, увидев Дон Кихота и Санчо, вышли им навстречу в самом веселом

расположении духа, и Дон Кихот, принявши важный и гордый вид, велел

приготовить себе постель получше, чем в прошлый раз; хозяйка же ему на это

сказала, что если он заплатит получше, чем в прошлый раз, то она приготовит

ему царское ложе. Дон Кихот обещал, и ему соорудили пристойное ложе в том же

самом чулане, и он тут же лег, ибо чувствовал во всем теле страшную слабость

и плохо соображал.

Не успел он запереть дверь, как хозяйка бросилась к цирюльнику и,

схватив его за бороду, начала кричать:

- Крест истинный, не сделать вам больше себе бороды из моего хвоста, и

вы мне его сей же час отдадите: ведь мужнин-то причиндал валяется на полу,

стыд и срам, - то есть, я хочу сказать, его гребешок, который я всегда

втыкала в мой чудный хвост.

Цирюльник не отдавал, а она тащила хвост к себе; наконец лиценциат

сказал, чтоб он отдал хвост, ибо теперь уже, дескать, нет нужды в этом

изобретении, напротив того, он волен объявиться и предстать в настоящем

своем обличье, а Дон Кихоту можно будет объяснить, что, спасаясь бегством от

каторжников, которые их ограбили, он укрылся на постоялом дворе; если же Дон

Кихот спросит, где слуга принцессы, то ответить, что она послала его вперед

известить подданных ее, что она возвращается в свое королевство, а с нею

общий их избавитель. Проникшись доводами священника, цирюльник весьма охотно

отдал хозяйке хвост, и вместе с хвостом они возвратили ей все

принадлежности, коими она наделила их для того, чтобы вызволить Дон Кихота.

Обитатели постоялого двора подивились красоте Доротеи, а также миловидности

юноши Карденьо. Священник велел подавать на стол все, что есть, и хозяин, в

надежде на лучшее вознаграждение, мигом приготовил приличный обед; а Дон

Кихот между тем все еще спал, но все решили, что будить его не стоит, ибо

сон ему теперь полезнее еды. За обедом проезжающие в присутствии хозяина и

его жены, их дочери и Мариторнес заговорили о необыкновенном виде

умственного расстройства, коим страдал Дон Кихот, и о том, как они его

отыскали. Хозяйка рассказала, что произошло между Дон Кихотом и погонщиком,

а затем, поглядев, нет ли здесь Санчо, и удостоверившись, что нет,

рассказала и о подбрасывании на одеяле, чем немало потешила слушателей.

Когда же священник высказал мнение, что Дон Кихот спятил оттого, что

начитался рыцарских романов, в разговор вмешался хозяин:

- Не понимаю, как это могло случиться. По мне, лучшего чтива на всем

свете не сыщешь, честное слово, да у меня самого вместе с разными бумагами

хранится несколько романов, так они мне поистине красят жизнь и не только

мне, а и многим другим: ведь во время жатвы у меня здесь по праздникам

собираются жнецы, и среди них всегда найдется грамотей, и вот он-то и берет

в руки книгу, а мы, человек тридцать, садимся вокруг и с великим

удовольствием слушаем, так что даже слюнки текут. О себе, по крайности, могу

сказать, что когда я слышу про эти бешеные и страшные удары, что направо и

налево влепляют рыцари, то мне самому охота кого-нибудь съездить, а уж

слушать про это я готов день и ночь.

- Да и я их не меньше твоего обожаю, - сказала хозяйка, - потому у меня

в доме только и бывает тишина, когда ты сидишь и слушаешь чтение: ты тогда

проПсто балдеешь и даже забываешь со мной поругаться.

- Совершенная правда, - подтвердила Мариторнес,- и скажу по чести, я

тоже страсть люблю послушать романы, уж больно они хороши, особливо когда

пишут про какую-нибудь сеньору, как она под апельсиновым деревом обнимается

со своим миленьким, а на страже стоит дуэнья, умирает от зависти и ужасно

волнуется. Словом, для меня это просто мед.

- А вы что скажете, милая девушка? - спросил священник, обращаясь к

хозяйской дочери.

- Сама не знаю, клянусь спасением души, - отвечала она. - Я тоже слушаю

чтение и, по правде говоря, хоть и не понимаю, а слушаю с удовольствием.

Только нравятся мне не удары - удары нравятся моему отцу, а то, как сетуют

рыцари, когда они в разлуке со своими дамами; право, иной раз даже заплачешь

от жалости.

- А если бы рыцари плакали из-за вас, вы постарались бы их утешить,

милая девушка? - спросила Доротея.

- Не знаю, что бы я сделала, - отвечала девушка, - знаю только, что

некоторые дамы до того жестоки, что рыцари называют их тигрицами, львицами и

всякой гадостью. Господи Иисусе! И что же это за бесчувственный и

бессовестный народ: из-за того, что они нос дерут, честный человек должен

умирать или же сходить с ума! Не понимаю, к чему это кривляние, - коли уж

они такие порядочные, так пускай выходят за них замуж: те только того и

ждут.

- Помолчи, дочка, - сказала хозяйка, - ты, я вижу, много в этих делах

понимаешь, а девице не к лицу много знать и много болтать.

- Сеньор меня спросил, а я не могла не ответить, - возразила девушка.

- Вот что, хозяин, - сказал священник, - принесите-ка ваши книги, я их

просмотрю.

- С удовольствием, - молвил хозяин.

Он прошел к себе в комнату и, возвратившись оттуда со старым сундучком,

застегнутым на цепочку, открыл его и достал три толстых тома, а также весьма

красивым почерком исписанные бумаги. Первая книга была Дон Сиронхил

Фракийский {1}, вторая - Фелисмарт Гирканский, а третья - История великого

полководца Гонсало Фернандеса Кордовского с приложением жизнеописания Дьего

Гарсии де Паредес. Как скоро священник прочитал первые два заглавия, то

обратился к цирюльнику и сказал:

- Здесь нам недостает только ключницы нашего приятеля и его племянницы.

- Ничего, - возразил цирюльник, - я и сам сумею отнести их на скотный

двор или же бросить в печку, - кстати, вон в ней сколько огня.

- Что такое? Ваша милость собирается сжечь мои книги? - спросил хозяин.

- Только две, - отвечал священник: - Дона Сиропхила и Фелисмарта.

- Что ж, по-вашему, - продолжал допытываться хозяин, - они еретические

или флегматические, коли вы хотите их сжечь?

- Схизматические должно говорить, друг мой, а не флегматические, -

заметил цирюльник.

- Пусть будет так, - сказал хозяин, - только если вы непременно хотите

что-нибудь сжечь, то жгите уж лучше Великого полководца и Дьего Гарсию, - я

скорей позволю сжечь собственного сына, чем какую-нибудь еще.

- Друг мой! - возразил священник. - Эти две книги лживы, они полны

всякого вздора и чепухи, а книга про великого полководца - это история

правдивая, и описываются в ней деяния Гонсало Фернандеса Кордовского,

которого за многочисленные и великие подвиги весь мир прозвал великим

полководцем, и это славное и звучное прозвище только он один и заслужил. А

Дьего Гарсия де Паредес - это знатный кавальеро родом из эстремадурского

города Трухильо, отважнейший воин, которого природа наделила такой силой,

что он одним пальцем останавливал мельничное колесо на полном ходу. А как-то

раз стал он со шпагой в руке у входа на мост и один преградил путь

неисчислимому воинству. И еще совершил он такие подвиги, что если б не он

повествовал о них со скромностью, присущей кавальеро, который описывает

собственную свою жизнь, а какой-нибудь ничем не связанный и беспристрастный

летописец, то деяния Гекторов, Ахиллесов и Роландов были бы после этого

преданы забвению.

- Подумаешь, какое дело! - воскликнул хозяин. - Этим вы нас не удивите:

останавливает-де мельничное колесо! Ей-богу, ваша милость, почитайте-ка вы

про Фелисмарта Гирканского: ведь он одним махом рассек пополам пять

великанов, словно они были бобовые, вроде тех монашков, которых делают наши

ребята. А другой раз схватился с огромнейшим и сильнейшим войском,

насчитывавшим миллион шестьсот тысяч солдат, вооруженных с головы до ног, и

обратил их всех в бегство, точно стадо овец. А что вы скажете о славном доне

Сиронхиле Фракийском, смельчаке и удальце, о котором написано в книжке, что

когда он плыл по реке, то из воды вынырнул огненный змей, и, увидев змея, он

тотчас же на него бросился, сел верхом на его чешуйчатую спину и обеими

руками изо всех сил сдавил ему горло, так что змей, чувствуя, что рыцарь

вот-вот задушит его, рассудил за благо опуститься на дно и увлек за собой

рыцаря, который так и не выпустил его из рук? Зато под водой рыцарь увидел

перед собою дворцы и сады, красивые на удивленье, и тут змей преобразился в

древнего старца и рассказал ему такие вещи, что прямо заслушаешься. Не

говорите, сеньор, если б вы только послушали, вы бы с ума сошли от восторга.

Куда годятся после этого ваш великий полководец и Дьего Гарсия!

Послушав такие речи, Доротея шепнула на ухо Карденьо:

- Еще немного - и наш хозяин станет вторым Дон Кихотом.

- Мне тоже так кажется, - заметил Карденьо. - По всем признакам, он

убежден, что все, о чем пишется в романах, точь-в-точь так на самом деле и

происходило, и в этом его не разуверят даже босые братья {2}.

- Послушайте, сын мой, - снова заговорил священник, - да ведь не было

на свете никакого Фелисмарта Гирканского, дона Сиронхила Фракийского и

подобных им рыцарей, о которых повествуют рыцарские романы, - все это одна

игра воображения, и сочиняют их праздные умы для того, чтобы, как вы сами

говорите, люди забавлялись, вот как забавляются, слушая их, ваши жнецы. Но я

вас клятвенно уверяю, что таких рыцарей на свете не было и столь нелепых

подвигов никто в мире не совершал.

- Это вы кому-нибудь другому расскажите, - заметил хозяин. - Мы сами с

усами, кажется, не первый год на свете живем. Полно вам, ваша милость,

дурачка из меня строить, - ей-богу, не на такого напали. Ишь вы чего

захотели, ваша милость, - уверить меня, будто все, о чем пишут в этих

хороших книгах, - вздор и ерунда, да ведь отпечатано-то это с дозволения

сеньоров из государственного совета, а они не такие люди, чтобы дозволять

печатать столько дребедени сразу - и про битвы, и про чародейства, от

которых голова идет кругом!

- Я же вам сказал, друг мой, что все это делается, чтобы занять

праздные наши умы, - возразил священник. - И как в государствах

благоустроенных дозволяется играть в шахматы, в мяч и на бильярде, чтобы

занять тех, кто не желает, не должен или не может трудиться, так же точно

дозволяется печатать и выдавать в свет подобные книги, ибо предполагается, -

да так оно и есть на самом деле, - что во всем мире нет такого невежды,

который признал бы какую-либо из этих историй за правду. И если б мне было

позволено и слушатели мои изъявили бы желание, я мог бы кое-что сказать по

поводу того, каким должен быть хороший рыцарский роман, - может статься, это

было бы полезно, а кое-кому даже и приятно. Но я надеюсь когда-нибудь

поговорить с людьми, способными восполнить этот пробел, а пока что, господин

хозяин, вы уж мне поверьте, и вот вам ваши книги, - решайте сами, что в них

правда и что ложь, читайте их себе на здоровье, но не дай бог вам захромать

на ту ногу, на какую захромал постоялец ваш Дон Кихот.

- Ну нет, - сказал хозяин, - я с ума не сходил и странствующим рыцарем

быть не собираюсь. Я отлично понимаю, что теперь уж не те времена, когда

странствовали по свету преславные эти рыцари.

Во время этого разговора подоспел Санчо и, услышав, что ныне

странствующие рыцари не водятся и что все рыцарские романы - враки и

небылицы, смутился и призадумался и тут же дал себе слово, в случае если

путешествие его господина паче чаяния кончится плачевно, уйти от него и

возвратиться к жене, к детям и к обычным своим занятиям.

Хозяин хотел было унести сундучок с книгами, но священник ему сказал:

- Погодите, мне хочется посмотреть, что здесь написано таким прекрасным

почерком.

Хозяин вынул бумаги и передал священнику, и тут священник увидел, что

это рукопись листов в восемь, которой заглавие было выведено вверху крупными

буквами: Повесть о Безрассудно-любопытном. Пробежав несколько строк,

священник сказал:

- Озаглавлена эта повесть, право, недурно, у меня есть желание

прочитать ее.

Хозяин же ему на это сказал:

- Прочтите, прочтите, ваше преподобие! Надобно вам знать, что мои

постояльцы, которые ее читали, остались очень довольны и всячески старались

выпросить ее у меня. Но я так и не дал, - я намерен возвратить ее тому

человеку, который забыл здесь сундучок с книгами и бумагами. Очень может

быть, что владелец когда-нибудь ко мне заедет, и хоть и скучно мне будет без

книг, а все-таки честью клянусь, я ему их отдам: как-никак я христианин,

хотя и трактирщик.

- Вы совершенно правы, друг мой, - сказал священник. - Со всем тем,

если повесть мне понравится, то вы мне, надеюсь, позволите переписать ее.

- С моим удовольствием, - сказал хозяин. Пока они разговаривали,

Карденьо взял повесть и стал читать; и, сойдясь во мнении со священником, он

попросил его прочитать ее вслух.

- Я бы почитал, - сказал священник, - да только полезнее было бы

употребить это время на сон, нежели на чтение.

- Для меня лучшим отдыхом было бы послушать какую-нибудь историю, -

сказала Доротея. - Смятение, в коем еще пребывает мой дух, все равно не даст

мне уснуть, хотя сон был бы мне необходим.

- В таком случае, - сказал священник, - я прочту повесть, хотя бы из

любопытства: может статься, в ней, и точно, есть что-нибудь любопытное.

Маэсе Николас поспешил обратиться с тою же просьбой, вслед за ним

Санчо; тогда священник, видя, что он и другим доставит удовольствие и сам

получит таковое,сказал:

- Ну, хорошо, слушайте же меня внимательно. Повесть начинается так:

1 "Дон Сиронхил Фракийский" - рыцарский роман "Отважный рыцарь дон

Сиронхил Фракийский, в четырех частях" (1545).

2 Босые братья - монахи Францисканского ордена, которым запрещено было

носить какую-либо обувь, кроме сандалий.