Глава IV
УДАЛЕННОСТЬ СОБЫТИЙ В ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ВРЕМЕНИ
________________________________________________________________________________
«Мне было десять лет в ту пору, а кажется, это было совсем недавно… С того дня прошло тридцать с лишним лет!»
Дзюн Таками, «Прожилки на листьях»
После путешествия по методическим лабиринтам каузометрии вернемся к теории и продолжим поиски тех механизмов, которые порождают многочисленные парадоксы психологического настоящего, прошлого и будущего, делая давно минувшее близким и недавним, а только вчерашнее — «канувшим в лету», приближая далекое будущее столь близко, что оно становится неотличимым от сегодня и сейчас. Теперь мы обладаем не только теоретическими догадками, но и средствами их эмпирической проверки, вселяющими надежду, что ключи к тайнам психологического времени все‑таки будут подобраны. Теперь мы сможем вступить в его владения и как бы изнутри увидеть сложную механику возникновения того, что именуется концептуальным осмыслением и переживанием времени. И первое, что попытаемся выяснить — это механизмы оценки человеком временной удаленности событий.
Лексика, которой мы постоянно пользуемся при оценке удаленности тех или иных событий от данного момента, являющегося исходной точкой отсчета, многообразна. В русском языке насчитываются десятки слов и словосочетаний для обозначения различных оттенков и направлений временной удаленности: полузабытые «намедни» и «давеча», сказочные «незапамятные времена» и постоянно употребляемые «давно» и «недавно», «скоро» и «нескоро» со всеми переходами от одного к другому. Мы так привыкли к этим словам, что редко обращаем внимание на логические парадоксы, встречающиеся при пользовании ими. А такие парадоксы возникают почти на каждом шагу. Предвкушая желанную встречу, мы говорим, что скоро увидимся, и тем же «скоро» обозначаем приближающуюся зиму, хотя встреча состоится через день, а до зимы — почти месяц. Не смущаясь собственной нелогичностью, мы говорим, что расстались совсем недавно, а весна кончилась очень давно, а ведь в астрономическом времени и то и другое произошло одновременно. Вспомним цветаевское: «Встретились мы с ним, как если бы расстались вчера. Живя не временем, времени не боишься. Время не в счет; вот все мое отношение к времени» [Ежегодник…, 1977, 184]. Да, мы не боимся его настолько, что позволяем себе не только приближать и удалять его, но даже произвольно переставлять местами предшествующее и последующее, порою говоря о первом — недавно, а о втором — давно.
Что все это? Прихоть воображения, игра фантазии, недостаток логики, издержки эмоциональности или особые временные отношения, имеющие такое же право на статус реальности, как и отношения в хронологическом времени? Поискам ответов на этот вопрос посвящена данная глава.
1. Функции временной лексики
Наличие того очевидного эмпирического факта, что временная лексика реально используется самым различным, порой противоречивым образом, позволяет выделить в ней две самостоятельные функции: во–первых, традиционно отмечаемую и общепринятую в языкознании функцию ориентировки в хронологическом времени, во–вторых, функцию ориентировки во времени психологическом. Выполняя обе эти функции, одно и то же слово, обозначающее то или иное временное отношение, является полисемичным по своему значению, то есть имеет различные, несводимые друг к другу смысловые оттенки. Даже такое слово, как «завтра», может обозначать и «день следующий за сегодняшним» [Ушаков, 1935, 909], и гораздо более удаленный и неопределенный отрезок времени, когда речь идет, к примеру, о «завтра» науки. Но если эту полисемию еще можно объяснить влиянием контекста, задающего различные временные масштабы, то большинство наречий времени типа: давно, недавно, нескоро… являются уже «доконтекстно размытыми», т. е. относительно их в принципе нельзя выделить строго очерченные границы хронологического времени, которые соответствуют данным словам.
Многозначность естественной временной лексики создает немало трудностей во взаимопонимании между людьми, без достижения которого невозможна эффективная совместная деятельность, структурированная и протекающая в хронологическом времени. Это привело к необходимости создания «строгих» языков времени, включающих в свой состав однозначно понимаемые термины, основанные на выделении и возможности измерения разномасштабных единиц хронологического времени: секунда, минута, час, сутки, неделя, год и т. д. [Клименко, 1965]. Благодаря этому ориентация во времени упростилась и у разных людей стала более согласованной. На фоне столь ясных лексических средств временной ориентации остается загадочным, почему все же сохранилась нестрогая временная лексика, вносящая, казалось бы, только путаницу в осознание личностью временных отношений, помехи в общение и совместную деятельность.
Проще всего было бы предположить, что естественный язык времени со всеми своими «давно» и «недавно», «только что» и «вскоре», «теперь» и «сейчас» — это не успевший изжить себя архаизм, словесный рудимент, некогда необходимый, но уже бесполезный, или в лучшем случае — недостаточно надежное и точное средство оценки времени, которым приходится иногда пользоваться в силу отсутствия более точной информации или более надежных измерительных средств.
Это было бы действительно так, если бы хронологическое время было единственной временной реальностью. Но поскольку кроме него существует еще время психологическое, единицы измерения которого не сводимы к часам и минутам, человеку могут стать необходимы иные средства временной ориентации, способные отобразить разнообразие свойств этого времени. Такая необходимость возникает всякий раз, когда мы задумываемся не о том, что вокруг, а о том, что внутри, когда остаемся наедине со своим прошлым и будущим, и чувствуем это прошлое либо безвозвратно потерянным, либо «вратами к… будущему достижению» [Рерих, 1979, 341]. И именно здесь естественный язык времени оказывается как нельзя более кстати, позволяя осознать и выразить то, что на языке хронологических терминов было бы бессмыслицей или логическим абсурдом. Да и дела нет до кажущегося кому‑то абсурда, если полтора года действительно «так похожи на полтораста», если «прошлое и давно пережитое наскакивает на сегодняшний и даже завтрашний день», если кажешься сам себе «моложе прежних лет», если чувствуешь «время как собственную жизнь, как дыхание, поднимающееся и опускающееся» [Шагинян, 1980, 403, 297, 692, 371]. Естественный язык времени подчиняет собственным законам язык строгой хронологии, создает на его основе неожиданные, парадоксальные и вместе с тем интуитивно понятные временные образы, являющиеся зачастую единственно возможным средством выражения реальности психологического времени. Ему не хватает собственного материала, и он не только трансформирует хронологические термины, но и переплавляет в формы времени любые попавшиеся под руку, чем‑то близкие ему реалии, узнает себя в них и тогда время видится то «галопирующим всадником» или «господином с тросточкой», то «безбрежным океаном» или «снующим челноком», или даже «окровавленным убийцей» [Knapp, 1960]. Метафоры времени многообразны, но и их не всегда хватает для передачи всего того, что переживается человеком.
Мы удовлетворяемся, как правило, удачно найденным словом или временным образом, не отдавая себе отчет о природе самого переживания, воплощенного в этих формах. Подгоняемые минутной стрелкой и листками календаря, мы торопимся успеть за «бегом времени», упуская зачастую «свой час» в этой погоне, надеясь, что он никуда не уйдет, что его еще можно вернуть, но обнаруживая вдруг, что уже поздно, и то, что казалось рядом, так и не родилось или умерло в далеком прошлом. Психологическое время мстит за себя, за то, что мы не замечаем его, за то, что часто изменяем ему, слишком увлекаясь часами и минутами. Остановимся, чтобы все же прислушаться к его словам, научиться понимать его язык, ибо у «исследуемой реальности есть еще и язык в самом широком смысле этого слова, и она никоим образом не дана познанию вне его» [Зинченко, Мамардашвили, 1977, 111].
Лексическая шкала удаленности
Понятие «временная удаленность события» содержит указание на то, что данное событие отделено от какого‑либо другого события, являющегося точкой отсчета, некоторым, большим или меньшим, интервалом времени. В случае, если отношения между событиями анализируются в хронологическом времени, речь будет идти о хронологической удаленности, при анализе психологического времени — о психологической удаленности. Частным случаем удаленности является отношение между рассматриваемым событием и событием, происходящим «сейчас», в некоторый подвижный, меняющий свою локализацию «данный момент времени»; преимущественно этот вид удаленности анализируется ниже.
Для передачи различных градаций удаленности естественный язык обладает богатыми лексическими средствами. Простейшими из них являются наречия времени — своего рода «метки» на шкале субъективной удаленности событий в прошлое или будущее. Два базисных слова — давно и скоро, — используемые в разных сочетаниях с другими словами, задают лексическую шкалу от «очень давно» до «очень нескоро», границы которой могут быть расширены путем еще больших степеней (очень–очень…), а внутренние градации конкретизированы (рис. 11).
Лексика удаленности не имеет однозначно очерченных хронологических границ; более того, даже точка отсчета —· сейчас — на практике означает промежуток времени иногда со значительной длительностью, сильно меняющейся в зависимости от обстоятельств [Есперсен, 1958, 302]. Тем не менее мы интуитивно чувствуем ее временную нагрузку, благодаря чему постоянно пользуемся ею, причем не только наедине с собой, но и в общении с другими людьми. Несмотря на отсутствие конвенциально закрепленных хронологических границ, мы в принципе понимаем смысл, вкладываемый другим человеком в слова: давно и недавно, скоро и сейчас. И чем ближе нам этот человек, чем сильнее его жизнь переплетена с нашей, тем прозрачней нам этот смысл, тем меньше ошибок мы совершаем в его прочтении.
Наречия времени — ненадежный инструмент для ориентации в хронологической удаленности, но для этих целей существует лучшее средство — часы и календари. Наречия времени не всегда, однако, дают точные ориентиры и в психологической удаленности, но чтобы найти лучшие, необходимо ясное понимание того, отражением каких количественных характеристик психологического времени являются лексические шкалы удаленности.