§ 5. Природа исторического времени

Проблема исторического времени в ее бытийном (онтоло­гическом), а не гносеологическом плане была впервые осмыслена частично в работах Ф. Ницше и более полно в «философии жизни». Именно представители этой школы с самого на­чала поставили своей целью изучение не структуры истори­ческого знания (как это было ранее), а сущности историческо­го бытия. На базе «философии жизни» в XX в. создаются наи­более крупные философско-исторические концепции. К ним можно отнести работы А. Вебера, О. Шпенглера, А. Тойнби, {302}Й. Хейзинга. Философская мысль от рассмотрения времени в его физическом плане начинает переходить к его анализу как» форме осуществления, протекания жизни.

Историчность и инвариант­ность чело­веческого сознания

Принято считать, что человеческое сознание, включая общественное сознание той или иной эпохи, носит исторический характер. В самом деле, спору нет, что на наши представления, чув­ства, переживания, образ жизни, мировоззрение оказывают большое влияние господствующие формы культуры, социальная и политическая структура и др. Однако важно иметь в виду, что сознание лю­дей всегда многослойно: что-то в нем определяется «духом вре­мени», господствующей в данный момент идеологией, классо­вой позицией, жизненными интересами, принятыми нормами морали и т. п., но что-то оказывается более устойчивым, как говорят, инвариантным к ходу времени, к смене эпох и полити­ческих систем; например, черты национального характера, ко­торый слабо меняется на протяжении сотен лет. Есть и такие» закоулки» нашей души, такие пласты сознания, которые неиз­менны в течение тысяч лет. Речь идет о человеческом пережи­вании фундаментальных измерений нашего бытия — жизни и смерти, свободы и порабощения, любви и ненависти, короче, той сферы, которую мы ранее определили как экзистенциаль­ное измерение жизни. Это — сфера «вечных» вопросов и жиз­ненных проблем, раздумий и душевных катастроф, сфера от­чуждения человека, его одиночества в мире. В силу того, что экзистенциальный пласт бытия является непреходящей состав­ляющей жизни любого индивида, та часть сознания, которая отражает этот пласт, менее всего поддается исторической ре­лятивизации.

Сходство жизненных ситуаций «лицом к смерти», несмот­ря на разделяющие людей тысячелетия, порождает сходство раз­мышлений и переживаний, аналогичность смысложизненной {303}рефлексии. Вспомним, к примеру, известный литературный па­мятник Древнего Египта «Беседа разочарованного со своей ду­шой», находящийся в одном из берлинских музеев. Литератур­ное произведение представляет собой диалог человека, разо­чаровавшегося в жизни и стремящегося покончить жизнь са­моубийством, и его души, которая возражает против этого и разными способами доказывает необходимость жить. Выска­зываемые участниками диалога точки зрения противополож­ны и исключают друг друга. Создается впечатление, что диалог этот написан не в период Среднего царства XXI— XVIII вв. до нашей эры, а в наше время, в канун третьего тыся­челетия: так близки и понятны нам мотивы и переживания тос­кующей личности. И уж совсем близкими и понятными кажут­ся нам размышления о жизни Сократа, Платона, Сенеки, Авгу­стина Аврелия...

Диалектика прошлого, настоящего и будущего в историческом времени

Природа времени проявляется в том, что оно, протекая через интервал настоящего, уходит, превращаясь в новое качество — в прошлое. Таким образом, как в исторической практике людей, так и в жизни культуры всегда возникает вопрос об отношении настоящего и прошлого. Прежде всего в фокус внимания попадает природа настоящего. Французский философ А. Бергсон был убежден, что живое, переживаемое человеком время не является для него чем-то внешним, внеположенным и безразличным к потоку жизни, напротив, оно составляет ее внутренний мотив, выступает как ее глубинное содержание. Отсюда полнота человеческого присутствия в мире — в происходящем, свершаю­щемся.

Очевидно, что историческое время нельзя оценивать по меркам и критериям простой физической длительности. В человеческой жизни настоящее почти никогда не является некой «мгновенной точкой» (в отличие от настоящего в физическом {304}смысле). Это, как правило, определенный временной проме­жуток, характеризующийся той или иной целостностью: дли­тельностью переживания, временем свершения каких-либо со­бытий, сроками осуществления какой-то задачи. Совершенно ошибочно сравнивать протекание времени существования ка­кого-либо атома или молекулы с тем, как протекает жизнь та­кой сложнейшей системы, как человек. Человеческое время дифференцируется на отрезки в зависимости от контекста его употребления и освоения.

Как известно, время в механике подчиняется постулату строгого, единообразного и жесткого деления на равные от­резки; причем эти последние могут быть как угодно малы. (Воз­можно, что механистическая абстракция бесконечной делимо­сти физического времени имеет границу своей применимости в глубинах микромира.) Однако уже астрономическое время имеет другой способ деления на отрезки. Что касается истори­ческого времени, то для своего отображения оно нуждается в особых единицах измерения, согласующихся с его собствен­ным ритмом. Культурно-историческое время как специфиче­ская реальность возникает тогда, когда люди начинают на прак­тике, в своих предметных действиях, в своих коллективных пе­реживаниях членить непрерывный и диффузный поток собы­тий на социально значимые интервалы. Последние приобрета­ют характер завершенных целостностей благодаря повторяю­щимся ритуалам, церемониям, периодически проводимым спортивным играм, сезонной вегетации, ритмам совместной жизни.

Подобно тому, как «историческое настоящее» никогда не является точкой, а выступает как некий атом времени, и про­шлое возникает для человека лишь на определенном отдале­нии. Промежуток, отделяющий настоящее от прошлого, закан­чивается особой точкой. Это та самая точка, в которой начи­нается воспоминание и появляется историческая память. Сам {305}факт наличия у того или иного индивида, сообщества, этноса исторической памяти свидетельствует о том, что произошло «смещение времен», что люди потоком жизни перенесены в иной интервал. Находясь в этом новом атоме времени, человек смотрит на уже протекший временной промежуток и ту жизнь, которая в нем проходила, как внешний наблюдатель. Поэтому память — это всегда отношение к феномену жизни с другой, уже «посторонней» позиции. В памяти человек заново пере­живает некогда совершившиеся события, но уже на уровне реф­лексии, когда утрачена непосредственность переживания; это последнее приобретает новое качество: оно становится эсте­тическим, нравственным, экзистенциально-эпическим и т. п.

Типы пере­живания времени в прошлых эпохах

Архаичный человек, пытаясь понять себя, обра­щался к мифологическим сюжетам, повествую­щим о стародавних временах, о мифической эпо­хе. Последней приписывалось особое, «сакраль­ное» время — время, когда «все начиналось» и все свершилось. Свет этого свершения прихо­дит к каждому новому поколению, вовлекая его из повседнев­ности в подлинную реальность. Настоящее, налично данное получало объяснение и истинный смысл лишь через свою со­отнесенность с событиями мифического времени. Миф, от­сылая индивида к основополагающему прецеденту, задавал мировоззренческую парадигму, диктовал образцы поведения и санкционировал формы взаимоотношений между членами рода. Люди смотрели на себя и оценивали друг друга глазами сакрального мира. Это был взгляд «извне», но не из настоящего на прошлое, а из прошлого на настоящее. Таково своеобразие временной структуры мифологического сознания.

Античность знает иной тип историзма, иной способ восприятия и переживания прошлого в его связи с настоящим. В эту эпоху мифологическое время стало восприниматься как почитаемая коллективная греза, лишенная собственно исто{306}рического статуса, но все еще сохранявшая за собой нравствен­ный и эстетический смысл. Как писал А. Ф. Лосев, историчес­кое время трактовалось в античности согласно модели вечно подвижного, но непреклонного в своей закономерности и по­стоянно возвращающегося к самому себе чувственно осязае­мого космоса. Подлинной и несомненной ценностью обладает только настоящее, которое длится как данность, как «вечное возвращение», волнующий круговорот жизни, подобный по­вторяющемуся приходу весны, лета, осени и зимы. Направлен­ность хода истории перед лицом времени как бы замыкается в кругу категорий «здесь» и «теперь». Осознание подлинности настоящего пролило новый свет на прошлое как на историче­скую категорию. Мифологический подход к понятию сакраль­ного времени уступает место идее историчности. Иными сло­вами, чувство подлинности настоящего порождает потребность искать подлинное, а не мифическое, в прошлом.

Средневековье открывает еще одно измерение историче­ского времени — будущее. Новая реальность времени возника­ет как ответ на историческую ситуацию, сложившуюся к нача­лу нашей эры. Чувство всеобщего социального распада и неза­щищенности, страха перед господствующим социальным злом вызвало к жизни тип потерянной, отчужденной, морально са­мозамкнувшейся личности. Утрата ценности и смысла жизни в настоящем сместила акцент на будущее. Последнее выступа­ет не только как компенсация неукорененности индивида в на­стоящем, но и как точка отсчета для оценки и понимания на­стоящего.

В эпоху Возрождения в новоевропейской культуре проис­ходит очередной сдвиг в восприятии времени. Перед нами тип историзма, в котором пересматривается смысл отдельных мо­дусов времени и механизм их взаимного сцепления. Уже сама идея возрождения свидетельствовала о том, что возникла глу­бокая внутренняя потребность обратиться к реальному прошло{307}му человечества, к таким его великим достижениям, как древ­негреческая и древнеримская цивилизация. Формируется но­вое историческое сознание с его неподдельным интересом к классическому наследию, с его неукротимой потребностью к культуротворческой ассимиляции духовных ценностей антич­ного мира. Людям этой эпохи настоящее часто виделось в зеркале прошлого, но не мифического, а подлинно исторического.

Новый всплеск интереса к истории мы наблюдаем в евро­пейском самосознании на рубеже XVIII и XIX вв. Наступив­ший XIX век — это время расцвета исторической науки. «Ис­торический подход» становится чуть ли не доминирующим во многих научных дисциплинах — в сравнительном языкозна­нии, биологии, в этнографии, социальных теориях и др. Мыс­лить исторически, рассматривать каждое явление в его эволю­ции, развитии, исследовать, как оно возникло, какие этапы про­шло и чем стало на сегодня, было признаком «хорошего тона». Меняется взгляд на настоящее и будущее. Настоящее воспри­нимается как итог, «высшая точка» всех прошедших эпох. Бу­дущее — закономерное и имманентное продолжение настоя­щего. История движется по восходящей спирали Прогресса. Поэтому время будущего — всегда новая и более высокая сту­пень развития, оно как бы более высокого качества. Истори­ческое время не имеет абсолютной значимости «здесь» и «те­перь», его ценность в том, что каждый данный этап истории есть звено на пути прогресса, поэтому истинную ценность на­стоящее приобретает лишь в горизонте будущего.

Когда XIX век уже клонился к закату, Ф. Ницше поднял бунт против безудержного и сциентистски ориентированного историзма. Прежде всего немецкий философ бросает вызов идее неодолимости мирового исторического процесса. Поистине парализует, говорит он, вера в то, что ты последыш времен, но разрушительной представляется эта вера, когда она путем дер­зкого поворота мыслей начинает обоготворять этого последы{308}ша как истинную цель и смысл всего предшествующего разви­тия, а в ученом убожестве его видит завершение всемирной истории. Такой способ мышления приучил говорить о «миро­вом процессе» и оправдывать свою эпоху как необходимый ре­зультат всемирного процесса; эта точка зрения поставила ис­торию на место других духовных сил, искусства и религии, как единую верховную силу.

Ницше видит два противоядия против «исторической бо­лезни»: неисторическое и надисторическое. Первое обознача­ет искусство и способность забывать и замыкаться внутри из­вестного ограниченного горизонта (т. е. в пределах замкнутых в пространстве и времени событийных рядов), второе обозна­чает силы, которые отвлекают наше внимание от текучести че­ловеческой жизни, от процесса становления, сосредотачивая его на том, что сообщает существованию характер вечного и неизменного. Наука рассматривает эти силы как нечто враж­дебное, ибо она считает только такое исследование вещей ис­тинным, которое видит всюду свершившееся, историческое и нигде не видит существующего, вечного.

Возврат к «неисторическому» означает признание самоцен­ности абсолютного присутствия любого живого индивида внутри интервала настоящего, целостность самого феномена жизни. Другими словами, здесь в игру вступает тонкая диалек­тика исторической памяти и забвения как условие полноцен­ности человеческого существования, что касается «надисторического», то это можно истолковать как обращение человека к инва­риантам трансцендентного, сообщающего нам весть о высших смыслах.

Смысл и значение исторического времени

С мировоззренческой точки зрения исключительно важным является вопрос о значении прошлого для настоящего. В своей книге «Смысл и назначение истории» Карл Ясперс утверждает, {309} что господство в нашем культурном бытии «настоящего мо­мента», т. е. привычка жить без исторических воспоминаний, сводит жизнь и духовную деятельность к «техническому уме­нию» и сиюминутным удовольствиям. На самом деле полнота «теперь» открывается только вместе с прошлым и будущим, с воспоминанием и идеей. Воспоминание как условие и воспол­нение прошлого служит не стремлению уничтожить или уни­зить настоящее как якобы неполноценное, но тому, чтобы, взи­рая на вершину, не утратить то, что на пути к высотам доступ­ной мне действительности я могу искать в настоящем.

Человеческую жизнь можно рассматривать в разных ас­пектах — биологическом, социальном, культурном. И все же самым загадочным, пожалуй, остается временное измерение нашего бытия, связанное с исторической текучестью жизни. Люди отличаются от мира животных прежде всего наличием разума, способностью к осознаваемому существованию. Ин­теллект — величайший дар, которым наделен индивид. Но именно благодаря интеллекту человек оказывается способным осваивать время, превращая его из физического или биологичес­кого в человеческое.

Производство человеческого в человеке как сущность исторической жизнедеятельности людей возможно лишь в про­цессе культурно-исторического освоения времени, в процессе развертывания способностей и родовых качеств индивида в потоке истории. Так формируются различные модусы человеческого времени — социальный, исторический и др. Ни одно существо, кроме человека, не открыто к протеканию времени, не вступает с ним в особые отношения, ибо все остальные жестко детерминированы непрерывным физическим и биологическим процессом. Их жизнь во времени генетически и природно задана. Человек благодаря разуму и дару свободы способен манипулировать с временем, «сжимать» его или, напротив, растворяться в нем, вживаясь в прошлые эпохи. В результате человек приобретает возможность за одну свою биологи{310}ческую жизнь пережить множество жизней и даже множество эпох. Время для человека становится многомерным. Он может одновременно существовать в прошлом, будущем и настоящем, читая книги, изучая иные эпохи, проводя археологические ис­следования и активно действуя.

Осваивая социальный и исторический опыт предшеству­ющих поколений, люди тем самым раздвигают рамки своего бытия. Человек как физическое тело не может нарушить зако­ны природы: причинная цепочка событий нигде и никогда не прерывается. Но в биологическом отношении ситуация уже другая: здесь наблюдаются обратимые процессы (заживление ран, регенерация тканей, костей, органов и др.). Еще больше необычного у исторического времени. Здесь возможности че­ловека поистине неисчерпаемы, ибо в своем историческом твор­честве люди научились ускорять, сокращать и даже менять на­правление времени. Историческое время, поскольку оно в оп­ределенном отношении зависит от нашего разума, нашей воли и свободы действовать, может менять свой темп, течь вспять и т. п. Современные монахи, живущие в монастыре или ашраме, разве это не уход в исторически более раннюю эпоху? И разве существование сегодня некоторых отдаленных от ци­вилизации австралийских и африканских племен не говорит о том, что для них время остановилось?

Если в прошлом веке историческое ассоциировалось с те­кучестью, изменчивостью, процессуальностью бытия (на что так бурно реагировал Ницше), то в XX столетии онтология вре­мени пересматривается. Прошлое — это не только то, что про­шло и исчезло навсегда. Прошлое осталось, оно живет в нас, оно продолжается в памятниках культуры, оно заявляет о себе самыми разными способами. Человечество гораздо глубже свя­зано с истекшим историческим временем, чем это представля­ется на первый взгляд. Современная цивилизация, как заметил философ С. Б, Крымский, переживает интенсивный процесс {311} «актуализации прошлого». История — это не только то, что меняется, трансформируется и исчезает, но и то, что остается в веках, т. е. «универсалии» и «инварианты» культурного и социального бытия (пирамиды и храмы, учебные заведения и ака­демии, религиозные учения и философские доктрины, произведения искусства и технологии). Кроме того, в истории многое так или иначе повторяется — в политических формах и экономических укладах, в духовных поисках и умонастроениях, в геополитических конфронтациях и этнических конфликтах.

Человек манипулирует временем не только благодаря вживанию в атмосферу минувших эпох: своей активностью, своими историческими инициативами он может оказать влияние на ход истории, положив начало тем или иным процессам, движениям, социальным институтам, которые затем будут существовать в течение веков, а может быть, и тысячелетий. Например, учебное заведение, основанное Платоном, просуществовало с 387 г. до н. э. по 529 г. (Академия Платона была закрыта императором Юстинианом спустя 916 лет со дня основания). Чешский король Карл Великий основал Карлов-Университет в Праге, который существует до сих пор. Братья Кирилл и Мефодий разработали еще до крещения Руси славянскую письменность, в основе своей сохранившуюся до наших дней.

В ближайшем будущем человечество достигнет важного исторического рубежа: количество людей, одновременно живших на Земле, сравняется с количеством людей, живших за всю человеческую историю. (Тогда об умершем уже нельзя будет говорить: «Присоединился к большинству».) Эта ситуация по-новому ставит вопрос о культурном смысле исторического. Жизнь одного поколения будет равна по насыщенности всей мировой истории. Это может изменить наше отношение к прошлому. До сих пор история как сгусток опыта поколений бала так или иначе критерием существующих систем ценнос{312}тей. Во многих случаях мы доверяем тому, что «проверено ис­торией». Теперь ситуация меняется: совокупный опыт совре­менного человечества оказывается больше опыта всей пред­шествующей жизни людей. Не возникнет ли в связи с этим на­строение «отказа от истории»?

Для ответа на этот вопрос важно, однако, иметь в виду реальную диалектику проблемы. Дело в том, что современно­му индивидууму потребуется смотреться «в зеркало истории», чтобы иметь хоть какие-то уже апробированные ориентиры в жизни. В этом смысле значение прошлого не ослабевает. К тому же не следует забывать феномен «актуализации прошлого». Люди лишь с годами, столетиями начинают осознавать подлинные масштабы тех или иных событий, памятников культу­ры, исторических деятелей, писателей, ученых и т. п. В 60-е годы прошлого столетия в России многие воспринимали Пуш­кина в духе Писарева. Лишь в 80-е годы наблюдается перелом в общественном сознании. Но, возможно, мы и сегодня еще по-настоящему не осмыслили все значение пушкинского гения.

Только с годами прошлое раскрывает свои истинные про­порции и свой сокровенный смысл. И именно эти все новые и новые прочтения былого позволяют ему наиболее полно рас­крыться и реализоваться. Актуализация истории в том, что мы не можем выстроить себя, не обращаясь к минувшему, не пере­интерпретируя и не переосмысливая его.

Свободное, многогранное и позитивное освоение време­ни — удивительный дар человека. Сущность этого дара — воз­можность по своему желанию вместить в свою жизнь истори­ческий опыт тысячелетий, сотни других жизней и тем самым расширить свой биологический интервал бытия до любых же­лаемых пределов в рамках исторического времени.

Надо жить так, чтобы прошлое и будущее не довлели над настоящим, напротив, и то, и другое должны служить текущей жизни, расширяя ее горизонты и обогащая ее новыми краска­ми. Неверно пренебрегать настоящим ради прошлого, но и{313} нельзя игнорировать прошлое или будущее в угоду текущему моменту, равно как и зачеркивать настоящее ради будущего. Только гармония, только разумное единство всех трех модусов исторического времени позволяет выжить и полноценно суще­ствовать любому народу, этносу, государству. Здесь нужно чув­ство меры. Замечено: чтобы скрипач мог играть на своем инструменте, он должен как следует натянуть струны; но если их натянуть чересчур сильно — они лопнут, а если слишком слабо — то не будет никакого звука. Мелодия человеческой жизни, сама ее возможность зависит, с одной стороны, от на­шей способности к усилию, к напряжению, от нашей воли к «настройке», с другой стороны, от объективных порядков бытия, от возможностей окружающего мира. Мудрость заключается в том, чтобы умело натянуть струны...

Порой кажется, что вся человеческая история — всего лишь один миг по сравнению с временем существования Все­ленной. А как часто мы сетуем на краткость человеческой жиз­ни! Но вот поразительный (и малоизвестный) факт: если выстроить таблицу, на одной вертикали которой сравниваются все объекты Вселенной по длине, на второй — по массе, на третьей — по продолжительности существования, то получится такая картина:

{314}

Как видно из таблицы, человек по массе и размерам рас­полагается в нижней половине шкалы, но по продолжитель­ности жизни — в верхней четверти, т. е. с точки зрения все­ленских масштабов человек мал, но время жизни его доста­точно велико по глобальным меркам длительностей существо­вания самой Вселенной. Этот удивительный вывод современ­ной физики и космологии побуждает нас в корне пересмотреть наше отношение к фактору времени. С космической точки зре­ния наша жизнь — не «мгновение», а «целая вечность»: время тревог, грез и творческих свершений.

Связь между переживанием индивидуального времени и Часов истории так выразила молодая поэтесса:

Гонит меня тревога

Через озябший город,

Через витрины стекол,

Через глаза прохожих

Гонит меня тревога.

Тревога смотрит буквами книг,

Срывается строчкой газет:

Вы, которые будете жить на Земле

Через двести лет,—

Вы еще будете.

Вам появляться. {315}

Вам узнавать.

Расти.

Мне уже двадцать.

Мне уже двадцать.

Вам себя я должна нести.

Секут секунды,

Минут минуты.

Врывается в сердце тревога жалом –

Мало продумано.

Мало сделано.

Мало.

?

1. Как понимают сущность социума представители различных социо­логических направлений? 2. В чем состоит основная идея материа­листического понимания истории? 3. Основные модели социальной эволюции: это ... (продолжить). 4. Почему «экологическая филосо­фия» выступает как основа новых взглядов на человека, общество и природу? 5. Определите понятия — «индивид», «личность», «индивидуальность». 6. Что такое «историческое время»? 7. Возможность управлять временем — фантастика, метафора, реальность? 8. Как можно оценить продолжительность человеческой жизни с точки зре­ния космических масштабов? {316}