История ЭУ1 / Селигмен Б. Сильные мира сего / 1.1. Колониальные истоки бизнеса

Ранние квакеры были благочестивыми людьми. Они коллекционировали книги и создавали прекрасные английские сады. Однако и они не питали отвращения к плодам бизнеса. Так, например, Исаак Моррис переселился в Филадельфию в 1693 г и стал ведущим коммерсантом. Энтони Моррис, приехавший туда в 1682 г в возрасте 28 лет, купил 80 га земли в Нью-Джерси, перебрался в Филадельфию и открыл один из первых в Америке пивоваренных заводов. В дальнейшем на протяжении более двухсот лет плодовитые, благопристойные Моррисы поставляли руководящих деятелей для всех филадельфийских организаций.

Вначале, надеясь на создание крупных поместий, Пенн предлагал большие участки земли. Однако в колонию переселились фермеры и торговцы. Когда Пенн вынужден был вернуться в Англию, колонисты обвинили его в том, что он был жестоким помещиком. Конфликт с поселенцами продолжался и после смерти Пенна в 1718 г. Споры велись из-за денег, способов погашения арендной платы и размера налогов. В конце концов, в 1764 г. колонисты попросили Бенджамена Франклина поехать в Лондон и добиться отмены привилегии, дарованной Пенну Карлом И.

Вплоть до 1700 г. колонисты занимали лишь узкую прибрежную полосу и речные долины. К 1763 г. они продвинулись на 100 миль от берега по направлению к западному Массачусетсу, вверх по долине р. Гудзон вдоль Мохока, через Саскуиханну И это не удивительно, так как только немногие фермеры применяли удобрения, поэтому истощение земель заставляло их через некоторое время двигаться в другие места. Земли вокруг Филадельфии, Нью-Йорка и Бостона были истощены. В 1747 г Джаред Элиот высказал предположение о том, что причиной неурожаев пшеницы является истощение земли. Тем не менее цены на земли вокруг этих городов возросли, так как население увеличивалось. Колонии стали дарить землю тем, кто интересовался только спекулятивными доходами. Так, в Нью-Йорке такие крупные дары, часто доходившие до 4 тыс. га, серьезно тормозили развитие сельского хозяйства: проще было поехать в другое место и обрабатывать землю, полученную за небольшую плату, чем быть арендатором у отсутствующего землевладельца.

Таким образом, проводившаяся с 1700 по 1755 г земельная политика ускорила быстрое заселение глубинных районов. Но те участки, которые продавались, попадали в руки спекулянтов, стремившихся поскорее перепродать их. Тщательное межевание не производилось, а споры о границах владений были настолько сложными, что продолжались в течение поколений. Волнения, вызванные недовольством земельной политикой, привели к вооруженному восстанию в Мэне, в районе р. Кеннебек.

Некоторым коммерсантам английская политика казалась чрезмерно — до мелочности — придирчивой, но она диктовалась постоянным дефицитом торгового баланса и вечной нуждой Лондона в звонкой монете. Лес и железо для военно-морского флота поступали из Прибалтики, и за них нужно было расплачиваться наличными. Золотом также оплачивали чай, пряности и шелк, доставки которых с Дальнего Востока требовали новые английские богачи. Поэтому необходимо было добиваться активного сальдо торгового баланса с колониями. Торговля с Вест-Индией и Южной Европой приносила североамериканским колониям звонкую монету, которая уплывала в Англию в качестве оплаты поступавших оттуда товаров. Коммерсанты из Новой Англии постоянно жаловались на отсутствие звонкой монеты, но для Англии такая торговая система являлась жизненно необходимой. Торговля с прибалтийскими странами была довольно трудной. В обмен за получаемые из этих стран лес и железо английские купцы могли предложить только текстильные изделия. Кроме того, всюду появлялись грозные конкуренты — голландцы. Англичане стремились получить из колоний те товары, которые ввозились из прибалтийских стран. Это им, однако, не удавалось. Главными поставщиками леса все еще оставались Данциг, Рига и Мемель, а для торговли с ними нужна была звонкая монета.

Хотя торговля метрополии и могла иметь активное сальдо торгового баланса, колонисты были весьма недовольны. Вообще говоря, в период до 1772 г. преобладали благоприятные условия. Однако это оставалось верным, только пока был доступен кредит, ибо торговая активность значительно превышала поступления звонкой монеты. В результате банкротств, имевших место в том году, резко сократился кредит, что для колонистов означало серьезные экономические трудности. В период между 1701 и 1710 гг. колонии фактически ввозили и вывозили товаров на одинаковую сумму, а в период с 1761 по 1770 г. импорт в два раза превышал экспорт. Не удивительно, что колониальный бизнесмен чувствовал себя на пути к разорению.

Тем не менее, он продолжал действовать, устанавливая торговые маршруты, покрывающие половину света. Он не только осуществлял торговлю вдоль своего побережья, но и обменивал за границей американскую продукцию на рыбу, ром и рабов. Он вершил свои дела в приморских городах и вдоль рек. Здесь был товарные пристани, товарные склады, загородные дома и верфи. Поблизости находились лавки, в которых продавались всевозможные товары. Обычно в одном и том же месте можно было купить железоскобяные изделия, пищевые продукты и книги, хотя некоторые магазины специализировались на торговле дорогими импортными предметами роскоши. Более богатый торговец мог открыть магазин и в другом городе, предвещая тем самым создание в будущем однотипных розничных магазинов, принадлежащих одной фирме. Столяры-красиодеревцы и мастера-ювелиры имели свои собственные магазины, а рядом с ними всегда можно было найти кафе или таверну, где обсуждались последние новости. Город стал местом, где торговцы собирались и обменивались мнениями о том, какие бы новые предметы можно было предложить для продажи.

Колониальное общество зависело от торговца, который в коночном счете доминировал в нем. Несмотря на довольно примитивную экономику, торговец преуспевал и сознавал, что его общественное положение становится все более важным. Некий Томас Хэнкок начал работать в 1720 г подмастерьем, а через 40 лет стал одним из богатейших купцов Бостона. Хэнкок был оптовым и розничным торговцем и импортером, а также крупным землевладельцем. Он имел собственные корабли, которые отваживались плавать в Португалию и Испанию. Его магазин, расположенный вблизи Фанюил-Холла, предлагал разнообразный ассортимент английских и индейских товаров, а также «уголь из Ньюкасла и ирландское сливочное масло». Добрую половину продававшихся в магазинах товаров, очевидно, составляли одежда, ткани, ленты и пряжки для ботинок. Железоскобяные изделия и ром также были важными предметами торговли. В одном углу магазина могли находиться канцелярские принадлежности и книги, а в другом — соль и кожи. Торговые операции основывались на кредите и должным образом заносились в счетоводные книги. Клиент-должник был в такой же мере связан долгом, в какой шахтеры и фермеры-арендаторы в последующие десятилетия были привязаны к лавкам компаний. Прибытие корабля из Англии являлось сигналом оживления активности в магазине. Купцы с рекламными проспектами и газетными объявлениями в руках давали всем покупателям советы. Если китайский чай не подойдет «дамам по вкусу, то они могут вернуть его и получить свои деньги обратно».

Постепенно Хэнкок занялся оптовой торговлей, снабжая торговцев своей страны импортными товарами. Он был «рад снабжать» деревенские лавки всевозможными товарами и готов предоставить кредит тем, кто в нем нуждался. Ои мог также снарядить странствующих коробейников товарами для продажи вразнос домохозяйкам во внутренних районах страны. Клиенты были в Кеннебеке, Барнстейбле, Лайме, Данбери и на Лонг-Айлеиде. Покупатели также проделывали долгий путь, приезжая в Бостон, который был главным городом Новой Англии с населением 15 тыс. человек. Сам Хэнкок проводил время в здании ратуши с капитанами кораблей каботажного плавания, которые перевозили его товары вверх по реке Коннектикут. Он мог быть жестким по отношению к тем, чей товар был недоброкачественным, а эти последние в свою очередь не задерживались с жалобами, если из Бостона прибывала партия товара в плохом состоянии. Хэнкок участвовал в разнообразных предприятиях — сборе ренты, поставках по контрактам рабочей силы, обслуживании вновь прибывающих в страну людей. При случае он вступал в товарищества по импорту свинины или масла с последующей их продажей. Он владел 5% акций железорудных предприятий, пытался добывать медь и делать бумагу, но эти попытки оказались неудачными, так как предпринимались на 50 лет раньше своего времени.

Хэнкок являл собой типичный пример тогдашнего коммерсанта. Оп покупал и продавал товары как внутри страны, так и за границей либо самостоятельно, либо в компании с кем-нибудь (по современному выражению, в составе синдиката). Корабли, перевозившие его товары, вероятно, принадлежали ему самому и состояли из рыболовных, китобойных и каботажных судов, и даже таких, которые могли совершать рейсы через Атлантический океан в Англию и в Средиземное море. Он занимался оптовой и розничной торговлей.

Племянник Хэнкока Джон унаследовал все имущество своего дяди, но он был не так хитер, и состояние при нем не увеличилось. В молодости Джон занимался контрабандой и до конца жизни его называли контрабандистом. Фактически фирма Хэнкока начала заниматься контрабандой при Томасе, по именно Джон стал известен как «принц контрабандного ремесла». В то самое время. когда происходила Ленсингтонская битва, Джони Адамс защищал Джона Хэнкока на судебном процессе; последнему грозил крупный штраф за занятие контрабандой. Однажды Хэнкок пытался подкупить таможенных чиновников, а когда это не удалось сделать, то он просто воспользовался услугами шайки головорезов, которая заперла в помещении стражу и разгрузила корабль Хэнкока. Джон был известен как распутник, и его не любили многие видные бостонцы. Больше всего он памятен своей несоразмерно крупной подписью на Декларации независимости.

Питер Фанюил также получил наследство от дяди. Он стал комиссионным дельцом, назначал ростовщический размер процентов за кредит и разорял своих сограждан. Он построил себе особняк, который стоит и по сей день. Большая часть состояния Фанюила была получена путем широкого участия в работорговле и другой деятельности, о которой позже эта семья постарается забыть.

Джеймс Браун из Провиденса имел магазин и винокуренные заводы и был судовладельцем. Его четыре сына пытались монополизировать производство свечей, но ненадолго. Однако Брауны сопротивлялись английской монополии, и таким образом дело сводилось к тому, кто кого пересилит. Семейство Браунов — одна из наиболее старых династий американских бизнесменов.

Был еще Уильям Пепперол — промышленной магнат из Мэна, который получил в наследство процветающее рыболовное предприятие, но предпочел рубить лес для мачт и кораблей. Его собственный флот ходил в Европу и Вест-Индию, принимая участие в трехсторонней торговле того времени и принося ему доход, достаточный для того, чтобы он смог закупать участки земли. Он был одним из видных граждан — король даровал ему титул баронета — и жил очень хорошо.

Несмотря на развитие торговли, многие поселенцы жаловались на отсутствие товаров. Уже в 1770 г полковник Ландон Картер с горечью отмечал, что должен будет сидеть в темноте, если заказанные им в Норфолке свечи не прибудут вовремя. Купцы резко критиковали своих агентов и посредников, действующих как у себя дома, так и за границей. Джордж Вашингтон как-то обнаружил, что партия тканей была «изъедена молью». Однако вскоре купцы и юристы стали доминировать в колониальном обществе. К 1760 г богатые торговые семьи главенствовали в крупных городах. Помимо Фанюилов, Хэнкоков и Боилстонов из Бостона, были еще Уортонсы и Моррисы из Филадельфии, Ливингстоны и Лоусы из Нью-Йорка. Они сумели избежать многих торговых ограничений, поставляя сырье в Англию и получая оттуда готовые изделия.

Когда по Навигационным актам 1660 г колонисты получили право иметь свои собственные корабли, торговцы нашли еще одно прибыльное дело. Хотя торговые правила затрудняли экспорт некоторых товаров, например зерна, и препятствовали развитию колониальной обрабатывающей промышленности, но в целом колонии процветали. Конечно, ограничения раздражали, однако в большинстве случаев их просто игнорировали.

Протяженность и неровность береговой линии колоний, дальность расстояния от Лондона, неэффективность администрации в портах и продажность таможенных чиновников позволяли колониальному торговцу и экспортеру почти всегда поступать так, как он хотел. Многие корабли с грузами направлялись прямо в Голландию или Германию, а затем прибывали обратно в колонию без захода в Англию. Судостроение началось еще в 1631 г., и к 1660 г. закладка судов активно велась в Глостере, Бостоне и Сейлеме. Навигационные акты 1651 г., согласно которым торговые перевозки могли осуществлять английские и колониальные суда, явились важным стимулом торговли. К концу XVII в. корабли Новой Англии играли уже важную роль в перевозках, грузов из прибрежных городов колоний в Англию и континентальную Европу. Массачусетс стал морской колонией, а Бостон — складом транзитных грузов, направляемых в Вест-Индию. Более того, корабли Новой Англии доставляли копал из Занзибара, каучук из Бразилии, сандаловое дерево с Гавайских островов, а также кофе, перец, льняное масло и рабов.

Экспортер не брезговал заниматься контрабандой. Наибольшей популярностью в этом виде деятельности пользовалась патока с островов Вест Индии, управлявшихся Францией и Голландией. Английские власти часто делали вид, что не замечают всего этого, поскольку подавление контрабандной торговли подорвало бы колониальную торговлю и нарушило активный торговый баланс. При попустительстве многих должностных лиц занятие контрабандой приобрело налет порядочности. Так, историк Артур М. Шлезингер отмечает: «Правда состоит в том, что доходы многих богатых семейств на Севере, — да! — процветание всех провинций — зависели от занятия, которое явно одобрялось общественным мнением, но было запрещено парламентскими законодательными актами».

Контрабандисты имели тонкий нюх на прибыли: они не стеснялись снабжать продовольствием французов в Америке, когда те воевали с англичанами. Говорили, что Питер Фанюил отправлял заграничный коньяк в фальшивых бочках из-под рома и провозил контрабандным путем носовые платки из Барселоны «так же спокойно, как он нюхал табак на улицах Бостона». Будучи пойманными, контрабандисты нанимали лучших адвокатов, не останавливались перед попытками подкупить суд, возражали против ордеров на обыск, а в Массачусетсе изматывали королевских офицеров судебными тяжбами. Их недовольство усилилось, когда королевский министр Уильям Питт начал настаивать на исполнении закона. Большинству американских коммерсантов хорошо было известно о том, что происходило вокруг, и, вероятно, четвертая часть тех, кто подписал Декларацию независимости, воспринимала контрабанду как нечто обычное.

Недалеко от контрабанды ушли пиратство и каперство. Последнее являлось законной деятельностью, выполняемой во время войны и поддерживаемой самыми великими монархами. Иногда морской капитан неохотно расставался с каперством в конце войны, подвергая себя риску быть повешенным как пират на самой высокой нок-рее военно-морского флота Его королевского величества. Пираты с удовольствием «работали» в Карибском море, так как испанские галеоны², курсировавшие в тех водах, перевозили из Мексики или Перу золото и серебро.

Английское правительство не имело ничего против того, чтобы подданные короля грабили испанские корабли. Должностные лица в английских колониях оставались глухими, когда выдвигались обвинения в пиратстве, так как слишком многие местные торговцы были соучастниками пиратов, ибо в этом заключалась единственная возможность получения довольно дешевых товаров. Фактически пираты смотрели на себя как на торговцев всего лишь несколько иного сорта. Пираты часто посещали Чарлстон, а Ньюпорт прославился тем, что принимал как своего гражданина капера, превратившегося в пирата, капитана Тома Тюи, когда он вернулся для того, чтобы возместить расходы собственников корабля, которым он командовал. Капитан был благодарен горожанам за то, что они помогли ему открыть дело и с удовольствием обосновался в Ныопорте, став одним из первых миллионеров этого города.

Временами каперство приводило к забавным эпизодам. При проведении торговых операций с Вест-Индией экспортеры Род-Айленда, для того чтобы избежать захвата кораблей, снабжали капитанов двумя комплектами документов. Капитан мог также иметь два флага различных государств или ложные транспортные накладные. С 1700 г правительство начало принимать меры против незаконной деятельности на море. Контрабанда являлась не только нарушением закона, но и наносила ущерб притоку доходов, кроме того, обычная торговля становилась слишком доходной, чтобы ее можно было портить пиратством.

Промышленность в колониях развивалась медленно. Основой всей экономики оставалось сельское хозяйство. Отсутствие банковской системы на местах и единого эквивалента обмена ограничивало источники получения капитала. Машин и оборудования было мало. В меркантилистском обществе, над которым доминировал центр метрополии, на развитие промышленности в колониальных аванпостах смотрели неодобрительно. И все же зарождалось производство мебели, колес, сельскохозяйственного инвентаря, пищевых продуктов, одежды и кожи. Многие из этих предметов уже производились на месте и в достаточных для продажи количествах. Меха, рыба и лес подвергались примитивной обработке. Бочки и бочарные доски, например, были важными статьями торговли. В период между 1763 и 1766 гг. Вирджиния экспортировала 100 000 хогсхедов³ табака. При этом тара изготовливалась на месте. Судостроение стало важной отраслью промышленности. Оно стимулировалось не только спросом на корабли для рыболовства и прибрежной торговли, но также и тем, что сооружение кораблей в колониях обходилось дешевле. В 1714 г. только два корабля из 170, отплывавших из Бостона, были построены за пределами колоний. А судостроительная промышленность влекла за собой потребность в шкиперском имуществе — смоле, дегте, канифоли, скипидаре и штурвальных колесах. Завися от шведской компании в торговле смолой и дегтем, Англия явно поощряла Америку производить шкиперское имущество. Кроме всего прочего, для некоторых фермеров открывалась возможность тайно сбежать на новое производство, не уплатив за аренду земли. Как видим, подобные явления присущи не только нашему времени.

Железная руда была обнаружена фактически во всех колониях. В 1643 г. Джон Уинтроп-младший основал в Линне (Массачусетс) первую постоянно действовавшую печь для выплавки чугуна. Имея квалифицированных иностранных рабочих и располагая английским капиталом, он мог еженедельно производить 8 т чугуна в чушках. Повсюду в колониях стали появляться печи для выплавки металла, и к 1775 г. с помощью таких печей выплавлялась одна седьмая всего мирового производства чугуна. В промышленности активно действовали Питер Хасенклевер, Александр Спортсвуд и Генри Стигел. Строительные материалы, конечно, добывались на месте. Однако в то время еще не были найдены дешевые способы заготовки гранита для строительных целей. (Такие способы появились лишь в XIX в., когда была изобретена усовершенствованная техника расщепления камня, что поставило цены на отбитый гранит в соответствие с возросшим спросом.) В конце концов, гранит стал выгодным экспортным товаром.

Растущая экономика, хотя и находилась еще на примитивном уровне, но уже испытывала потребность в рабочей силе, а ее было мало. Одним из путей решения проблемы был ввоз завербованных по кабальным договорам рабочих, которые брали на себя обязательство трудиться в течение многих лет, возмещая плату за свой проезд в Америку. Агенты по вербовке рабочей силы нанимались торговцами, которые занимались продажей документов-контрактов почти с такой же легкостью, с какой в наше время ведутся переговоры о заключении контрактов с игроками в бейсбол. Агенты в свою очередь нанимали коммивояжеров, путешествовавших по городам Германии и Англии, торгуя вразнос «поездками» в Америку и распространяя листовки, восхвалявшими Новую Землю. Однако этот бизнес был сплошным мошенничеством. Усталых от многолетней войны немцев убеждали, что в Америке ничего не надо делать и можно просто стоять с открытым ртом — пища как манна небесная сама пойдет в него. Корабли были битком набиты переселенцами, и часто смертность во время переездов через океан составляла до 50% общего числа пассажиров. Кормили очень плохо, и качество пищи было отвратительным. Когда на борту корабля вспыхивал тиф, то его называли «нёбным воспалением». Условия, окружавшие этот бизнес, были ненамного лучше условий торговли рабами, за исключение: того, что срок кабальных договоров ограничивался семью годами. Торговцы контрактами без колебаний продавали контракты на мужа и жену разным лицам и не препятствовали отделению детей от родителей.

Другим источником поступления рабочей силы служил преступный мир метрополии. В 60-х годах XVII в. английские судьи могли приговорить осужденного на пребывание в любой заморской колонии по меньшей мере в течение семи лет. Таким образом отбросы английского общества экспортировались в колонии. Это были безработные, бедняки, убийцы, насильники, воры, поджигатели, конокрады и от случая к случаю политические заключенные. Подсчитано, что в течение колониального периода в Америку было отправлено приблизительно 15 тыс. преступников. В Мэриленде половина завербованных по кабальным договорам состояла из «продуктов» английской системы правосудия. Все они были персонажами из произведений Хогарта⁴, и некоторые из них и в Америке продолжали заниматься прежним ремеслом. Однако перевозка преступников была весьма прибыльным делом, ибо торговцы живым товаром, уплачивая по £3 за перевоз каждого преступника, затем в колониях могли получить за контракт на него от £9,5 до £25. Единственное, что колонисты могли сделать в то время в порядке самозащиты, — это запретить въезд преступников, несмотря па оппозицию со стороны подрядчиков, занимавшихся транспортировкой сих бесполезных людей.

Гораздо лучшим бизнесом была торговля рабами. В Англии и в Новой Англии появились миллионеры, нажившиеся на этой торговле. Судовладельцы, заводчики по производству рома, фабриканты, выпускавшие одежду и безделушки, — все они извлекали из нее доходы. Рабы способствовали росту производства сельскохозяйственных культур па плантациях колоний, обеспечивая необходимую рабочую силу, но покупка их держала фермеров в постоянном долгу. В Африке работорговля побуждала вождей некоторых племен использовать всевозможные способы, какие они только могли придумать, для того чтобы поставлять живой товар капитанам английских, голландских и португальских кораблей. Если похищения и распродажа должников казались недостаточными, то всегда можно было делать набеги и устраивать племенные войны. Работорговля вылилась в разграбление Африканского континента, служащее богу Маммоне по обе стороны Атлантики.

Португальцы положили начало работорговле еще в XV в. Однако не кто иной, как англичане, довели этот бизнес до самого доходного уровня. В 1672 г. Королевской африканской компании была предоставлена монополия на работорговлю, но торговля рабами-неграми оказалась настолько прибыльной, что к 1698 г. конкуренция стала слишком сильной для того, чтобы ее можно было сдерживать. Завербованные по контрактам едва ли могли удовлетворить потребность колоний в рабочей силе, а кроме того, легче было заниматься похищением людей в Африке, чем в Ливерпуле. Негр был лучшим и более дешевым работником, а его невысокий уровень развития облегчал задачу установления права владения им. Его вместе с женой и всеми детьми можно было держать рабами пожизненно. А женщина, кроме того, что она приносила потомство, могла также и работать.

Плантаторы осторожно обращались с рабынями, ожидавшим детей, В 1759 г Ричард Картин советовал своим надсмотрщика: не заставлять «молодых женщин, ожидающих детей, выполнят тяжелую работу, которая может быть вредной для них...». В XVIII в. средний годовой ввоз рабов в Америку составлял 30 тыс. человек. Джеймстаун удостоился получить первого раба-негра в 1619 г. К 1760 г в колониях находилось 400 тыс. рабов-негров, причем ¾ из них приходилось на южные провинции. Рабы имелись также в крупных поместьях, расположенных вдоль реки Гудзон. В Новой Англии в связи с тем, что там преобладало мелкое землевладение, рабство не имело широкого распространения. Даже пуританская мораль не препятствовал жителям Новой Англии заниматься работорговлей, являвшейся источником изрядной прибыли.

Работорговля составляла главное звено трехсторонней системы торговли. Ром отправлялся в Западную Африку, где обменивался на рабов, затем в Вест-Индии рабы продавались по цене от £1 до £21, третья часть полученной суммы бралась патокой, а две трети — пряностями; патока поступала в колонии, где из нее снова гнали ром. Как правило, переезд в Вест-Индию был ужасным. Если негр заболевал в дороге, то его просто сбрасывал за борт с тем, чтобы «не испортить» остальную часть закованного живого груза, находившегося в переполненных трюмах. Чистая прибыль от рейса корабля среднего размера доходила до £500. За деньги, вырученные от работорговли, можно был купить звание пэра; многие видные семьи Ньюпорта могут обнаружить работорговцев среди своих прародителей.

Колонисты нуждались в рабах, и поэтому Англии не нужно было принуждать их вводить рабство. Такие колониальные купцы как Поппереллы, Кэботы, Фанюилы и Бедчеры, ради выгоды готовы были заниматься поставками живого товара. В Англии говорили, что африканская торговля была «системой, изобретенной небесами», потому что она обеспечивала активный торговый баланс. Торговцев рабами можно было встретить в Бостоне, Сейлеме и Нью-Йорке, а для Ньюпорта вся основа процветания заключалась в создании рабовладельческой системы. Этим бизнесом занимались лучшие представители общества.

И все же некоторые осмеливались задаваться вопросом о том, насколько рабство являлось доходным и эффективным. Джордж Вашингтон был убежден, что это странное явление в конце концов исчезнет. А вот Патрик Генри полагал, что без негра-раба жизнь будет весьма неудобной, хотя верно и то, что он предвидел конец «этого прискорбного зла». Во всяком случае, в XVIII в. упразднение рабства казалось совершенно невообразимым, так как плантаторы были в долгу у английских торговцев и нуждались в производстве товарных культур для выплаты своего долга. А выращивание тех сортов товарных культур, которые Юг мог производить — табак, рис, индиго (а позднее и хлопок), — требовало многочисленной рабочей силы.

Сущность колониальной классовой структуры сводилась к тому, что, несмотря на попытку восстановления манориальной системы, именно купец быстро достиг процветания, и вскоре между ним и остальной частью простого народа образовалась огромная пропасть. Колониальный купец был праздным человеком. Время между часом и четырьмя дня он обычно проводил в таверне, где вместе с себе подобными посасывал ром. Он был «привилегированным человеком, застегнутым на все пуговицы», а вполне возможно, и украшенным бриллиантами. Одним из видов его наиболее усердных занятий были банкеты, пересыпаемые многочисленными тостами. Он устраивал свою жизнь основательно: имел особняк в Бостоне и загородный дом в какой-нибудь провинции, задавал пиры и совершал развлекательные поездки по морю. К поясу прикреплялись шпаги, которые быстро обнажались, когда их владельцам не оказывалось должное уважение представителями низших классов. Самые модные наряды выписывались из Лондона. Усилия купца в основном ограничивались заключением рискованных сделок и проявлением острого нюха на доходные дела. Осуществляя свои операции, купец и потворствовал и обманывал, а будучи отгороженным меркантилистскими правилами от контактов со средней буржуазией, занимался контрабандой, каперством и работорговлей.