Monteskye_Sh_L_-_Persidskie_pisma_Razmyshleni
.pdf150 |
Шарль Луи Монтескье |
письмо |
χα |
УЗБЕК К РУСТАНУ В ИСПАГАНЬ
Здесь появился человек, переодетый персидским по слом, нагло надувающий двух величайших в мире монар хов. Он подносит французскому королю такие подарки, которые наш повелитель не решился бы предложить даже государю маленькой Имеретии или Грузии; своей подлой скаредностью он оскорбил величие обоих государств.
Он сделался посмешищем народа, считающего себя са мым учтивым в Европе, и дал Западу повод говорить, что царь царей повелевает только варварами.
Ему оказали почести, хотя, судя по его поведению, он хотел бы, чтобы ему в них было отказано, а французский двор, как будто больше его принимая к сердцу величие Персии, поддержал его достоинство перед лицом народа, которому он внушил одно презрение.
Не рассказывай об этом в Испагани: пощади голову несчастного. Я не хочу, чтобы наши министры наказали
его за их же собственную неосторожность и недостойный выбор111.
Из Парижа, в последний день месяца Джеммади 2, 1715 года
письмо хсп УЗБЕККРЕДИ В ВЕНЕЦИЮ
Монарха, царствовавшего так долго, не стало*. При жизни о нем много говорили; когда он умер, все замолча ли. Твердый и мужественный в этот последний час, он, казалось, покорился только судьбе. Так умирал «вели кий Шах-Аббас, после того как наполнил вселенную сво им именем.
Не воображай, что это великое событие послужило здесь поводом только к нравственным размышлениям. Всякий
* Он скончался 1 сентября 1715 г.112 (Прим. автора.)
Персидские письма |
151 |
подумал о своих делах и о том, какие ему выгоды извлечь из этой перемены. Королю, правнуку усопшего монарха, всего пять лет от роду, поэтому принц, его дядя113, объяв лен Регентом королевства.
Усопший монарх оставил завещание, которым ограни чивал власть Регента. Но ловкий принц отправился в пар ламент и, предъявив там свои права, добился отмены рас поряжения государя, который, казалось, хотел пережить самого себя и притязал на царствование даже и после смерти.
Парламенты похожи на те развалины, которые хоть и попирает нога человека, а они все же наводят на мысль о каком-нибудь храме, прославленном некогда древней ре лигией народов. Парламенты уже ни во что не вмешива ются, кроме отправления правосудия, и их авторитет все более и более умаляется, если только какое-нибудь не предвиденное стечение обстоятельств не вернет им силу и жизнь. Эти великие учреждения разделили судьбу всего человеческого: они отступили перед все разрушающим вре менем, асе подтачивающей порчей нравов, все подавив шей монаршей властью.
Однако Регент, стремясь заслужить народное располо жение, сначала, казалось, относился с уважением к этому образу общественной свободы и, словно собираясь под нять поверженный храм и идола, хотел, чтобы их считали опорой монархии и основой всякой законной власти.
Из Парижа, месяца Реджеба 4-го дня, 1715 года
п и с ь м о хеш
УЗБЕК К СВОЕМУ БРАТУ, ОТШЕЛЬНИКУ КАЗВИНСКОГО МОНАСТЫРЯ
Смиренно преклоняюсь пред тобою, святой отшельник, и простираюсь во прах: следы ног твоих для меня дороже зеницы моих очей. Твоя святость столь велика, словно ты обладаешь сердцем нашего святого пророка: подвижниче ству твоему дивится самое небо; ангелы взирают на тебя с
152 |
Шарль Луи Монтескье |
вершины славы и глаголят: «Почему он еще на земле, ког да дух его с нами и витЬет вокруг престола, стоящего на облаках?»
И как же мне не почитать тебя, мне, узнавшему от на ших ученых, что даже неверным дервишам всегда прису ща святость, внушающая правоверным уважение, и что бог избрал на служение себе во всех концах земли самые чистые души и отделил их от нечестивого мира, дабы их по движничество и пламенные молитвы умеряли гнев его, го товый разразиться над столькими мятежными народами.
Христиане рассказывают чудеса о своих первых под вижниках, которые тысячами удалялись в страшные пус тыни Фиваиды; во главе их стояли Павел, Антоний и Пахомий. Если то, что о них рассказывают, правда, то жи тия их столь же полны чудесами, как и жития самых свя тых наших имамов. Иногда по целых десять лет не видели они ни одного человека; зато дни и ночи проводили они с демонами; эти лукавые духи беспрестанно мучили их; пустынники находили их у себя на ложе, встречали за сто лом — невозможно было от них скрыться. Если все это правда, почтенный отшельник, то нужно признать, что никогда и никому еще не приходилось жить в таком сквер ном обществе.
Здравомыслящие христиане относятся ко всем этим ис ториям как к аллегориям, которые должны разъяснить нам, сколь плачевна участь человека. Тщетно ищем мы спо койствия в пустыне: искушения преследуют нас всюду; страсти, представляющиеся в обличье демонов, не остав ляют нас; эти чудовища нашего сердца, эти обманы ума, эти пустые призраки лжи и заблуждения постоянно явля ются нам, чтобы соблазнять нас, и нападают на нас даже во время поста, даже когда на нас надета власяница, то есть когда мы всего сильнее.
Что касается меня, высокочтимый отшельник, то я знаю, что посланец божий сковал сатану и низверг его в бездну: он очистил землю, некогда подвластную сатане, и сделал ее достойной пребывания на ней ангелов и пророков.
Из Парижа, месяца Шахбана Зго дня, 1715 года
Персидские письма |
153 |
п и с ь м о xciv УЗБЕК К РЕДИ В ВЕНЕЦИЮ
Мне никогда не приходилось слышать разгозоров о госу дарственном праве, чтобы при этом собеседники не начи нали тщательно доискиваться, как возникло общество. Мне это кажется смешным. Вот если бы люди не создали обще ства, если бы они избегали друг друга и рассеивались в разные стороны, тогда следовало бы спросить о причине такого явления и искать объяснения их отчужденности. Но люди с самого рождения связаны между собою; сын ро дился подле отца и подле него остался: вот вам и общество и причина его возникновения114.
Государственное право более известно в Европе, чем в Азии; однако можно сказать, что страсти монархов, долго терпение народов, лесть писателей извратили все его прин ципы.
В том виде, в каком оно находится сейчас, это право является наукой, которая учит государей, до каких преде лов могут они нарушать справедливость, не нанося ущер ба собственным интересам. Что же это за назначение для науки, Реди, — возводить несправедливость в систему, устанавливать для нее правила, определять ее принципы, извлекать из нее следствия, — и все это только для того, чтобы приглушить совесть монархов!
Неограниченная власть наших высоких султанов, для которой не существует иного закона, кроме нее самой, по рождает не больше чудовищ, чем эта недостойная наука, стремящаяся сломить справедливость, которая должна быть непреклонна.
Можно бы сказать, Реди, что существуют две совер шенно различных справедливости: одна управляет дела ми частных лиц и царствует в гражданском праве, а дру гая — устраняет распри, возникающие между народами, и тиранствует в праве государственном. Как будто госу дарственное право не является и правом гражданским, — только не одной какой-нибудь страны, а всего мира.
Свои мысли об этом я изложу тебе в следующем письме.
Из Парижа, месяца Зильхаже 1-го дня, 1716 года
154 |
Шарль Луи Монтескье |
п и с ь м о |
xcv |
УЗБЕК К НЕМУ ЖЕ
Судьи должны разрешать тяжбы между отдельными гражданами. Каждый народ должен сам разрешать свои споры с другим народом. При отправлении этого второго вида правосудия не должно быть других правил, чем при отправлении первого.
Надобность в третейском судье между двумя народами ощущается очень редко, потому что предмет спора почти всегда ясен и легко разрешим. Обычно интересы двух наций бывают так различны, что нужно только любить справед ливость, чтобы установить, на чьей она стороне; нельзя быть предубежденным в своем собственном деле.
Иной случаи, когда распря возникает между отдель ными лицами. Так как они живут в обществе, их интересы бывают настолько спутаны и перемешаны, несогласия столь разнообразны, что необходимо, чтобы кто-нибудь третий разобрался в том, что старается затемнить алчность враж дующих сторон.
Существует только два «вида справедливых войн: те, что предпринимаются для того, чтобы отразить нападение неприятеля, и вторые — чтобы помочь союзнику, подверг шемуся нападению.
Было бы несправедливо начинать войну из-за личных раздоров государей, если только случай не настолько серь езен, что из-за него стоит предать смерти виновного госу даря или народ. Поэтому государь не может начать войну из-за того, что ему отказали в подобающих ему почестях или обошлись непочтительно с его послом и тому подобное; точно так же частное лицо не может убить того, кто отка зывает ему в первенстве. Объявление войны должно быть актом справедливости, причем наказание должно быть со размерно вине; поэтому нужно предварительно убедиться, заслуживает ли смерти тот, кому объявляют войну; ибо во евать с кем-нибудь значит иметь намерение наказать его смертью.
В государственном праве самым суровым актом право судия является война, потому что результатом ее может быть разрушение общества.
Персидские письма |
155 |
На втором месте стоит отмщение. Соразмерять наказа ние с преступлением — закон, которого никакие суды не могли обойти.
Третий акт правосудия состоит в том, чтобы лишить государя тех преимуществ, которые он может извлечь из нас; здесь опять-таки наказание должно быть соразмерно вине.
Четвертый акт правосудия, который должен приме няться чаще других, заключается в отказе от союза с наро дом, подающим повод к жалобам. Это наказание соответ ствует изгнанию, установленному судами с целью удале ния виновного из общества, Таким образом, государь, от союза с которым мы отказываемся, исключается из наше го общества и перестает быть одним из его членов.
Нельзя нанести большего оскорбления государю, чем отказавшись от союза с ним, и нельзя оказать ему боль шей чести, чем заключив с ним союз. Нет ничего славнее и даже полезнее для людей, как видеть, что другие неиз менно дорожат сохранедием с ними хороших отношений.
Но чтобы союз нас действительно связывал, он должен быть справедлив: например, союз, заключенный двумя на циями в целях притеснения третьей, незаконен, и его мож но нарушить, не совершая этим преступления.
Не согласно с честью и достоинством государя вступать в союз с тираном. Рассказывают, что один фараон указывал самосскому царю на его жестокость и тиранство и убеж дал его исправиться. Когда же тот не послушался, фараон известил его об отказе от его дружбы и от союза с ним.
Завоевание само по себе не дает никаких прав. Если на селение завоеванной страны уцелело, то завоевание долж но служить залогом мира и восстановления справедливо сти; если же народ уничтожен или рассеян, завоевание становится памятником тирании.
Мирные договоры столь священны для людей, что яв ляются как бы голосом природы, заявляющей свои права. Они всегда законны, когда условия их таковы, что оба заключивших их народа сохраняют неприкосновенность; в противном случае то из двух обществ, которому предсто ит гибель, так как оно лишено естественной защиты в мирных условиях, может искать защиты в войне.
156 |
Шарль Луи Монтескье |
Ибо природа, установившая среди людей различия в силе и слабости, часто с помощью отчаяния уравнивает си лу слабых с могуществом сильных.
Вот, любезный Реди, что я называю государственным правом. Вот тебе право людей, или, вернее, право челове ческого разума.
Из Парижа, месяца Зильхаже 4-го дня, 1716 года
п и с ь м о xcvi ПЕРВЫЙ ЕВНУХ К УЗБЕКУ
—В ПАРИЖ
Сюда прибыло много желтых женщин из королевства Висапур115. Я купил одну для твоего брата, мазандаранского116 губернатора, который месяц тому назад прислал мне свое высочайшее повеление и сто туманов.
Язнаю толк в женщинах, тем более что им не обворо жить меня и что волнения страсти меня не ослепляют.
Яникогда не встречал столь правильной и совершенной красоты: ее блестящие глаза придают жизнь лицу и под черкивают восхитительный цвет кожи, пред которым мер кнут все прелести страны черкесов.
Ее торговал одновременно со мною главный евнух не коего испаганского купца, но она презрительно отворачи валась от его взоров и, казалось, искала моих, словно же лая сказать мне, что гнусный купец недостоин ее и что она предназначена для более знатного супруга.
Признаюсь тебе, я ощущаю тайную радость, когда ду маю о прелестях этой красавицы: я представляю себе, как она входит в сераль твоего брата; я с удовольствием пре дугадываю удивление всех его жен, надменную печаль од них, немую, но тем более тяжкую скорбь других, злорад ное самоутешение тех, кому уже не на что больше надеять ся, и уязвленное самолюбие тех, кто еще питает надежду.
Находясь здесь, я переверну весь сераль на другом кон це государства. Сколько страстей вызову я! Сколько при чиню страхов и горестей!
А между тем, несмотря на внутреннее смятение, на ружно все будет казаться по-прежнему спокойным: вели-
Персидские письма |
157 |
кие перевороты затаятся в глубине сердца; печали будут подавлены, радость сдержана; послушание будет таким же беспрекословным и правила столь же непреклонными; из самых глубин отчаяния возникнет кротость, как все гда, вынужденная.
Мы замечаем, что чем больше женщин у нас под надзо ром, тем меньше они доставляют нам хлопот. Большая необходимость нравиться, меньшая легкость сближения, больше примеров покорности, — из всего этого слагаются их цепи. Одни неустанно следят за каждым шагом других, как будто все они сообща с нами стараются усилить соб ственную зависимость; они выполняют часть нашей рабо ты и открывают нам глаза, когда мы их закрываем. Да что я говорю! Они беспрестанно восстанавливают своего господина против соперниц, и сами не замечают, как близ ки они к тем, кто подвергается наказанию.
Но все это, блистательный повелитель, ничто, когда господин отсутствует. Что можем мы сделать «при помо щи пустого призрака власти, раз она никогда не выпадает на нашу долю целиком? Мы только в слабой степени пред ставляем половину тебя самого»: мы можем проявлять по отношению к женщинам только ненавистную им строгость. Ты же умеряешь страх надеждами; ты полновластнее, когда ласкаешь, чем когда грозишь.
Вернись же, блистательный повелитель, вернись к нам, чтобы повсюду утвердить свое владычество. Приди и успо кой мятежные страсти, приди и отними всякий предлог к падению; приди, чтобы успокоить ропщущую любовь и скрасить самый долг; приди, наконец, чтобы облегчить твоим верным евнухам бремя, становящееся день ото дня все более тяжелым.
Из испаганского сераля, месяца Зилъхаже 8-го дня, 1716 года
п и с ь м о xcvu
УЗБЕК К ГАССЕЙНУ, ДЕРВИШУ ЯРРОНСКОЙ ГОРЫ
О ты, мудрый дервиш, чей любознательный ум блещет столькими знаниями, послушай, что я скажу тебе.
158 Шарль Луи Монтескье
Есть здесь философы, не достигшие, правда, вершин восточной мудрости, не вознесенные к сияющему престо лу, не внимавшие неизъяснимым словам, что звучат в хо рах ангельских, не почувствовавшие на себе грозных про явлений божественного гнева: они предоставлены самим себе и не удостоены святых чудес, зато они идут в тишине по следам человеческого разума.
Ты и представить себе не можешь, как далеко завел их этот вожатый. Они распутали хаос и с помощью простой механики объяснили основы божественного зодчества. Тво рец природы наделил материю движением, и этого было достаточно, чтобы произвести то изумительное разнообра зие, которое мы видим во вселенной.
Пускай обыкновенные законодатели предлагают нам законы для упорядочения человеческих обществ, — зако ны, настолько же подверженные изменениям, насколько изменчив ум предлагающих и ум народов, их соблюдаю щих! А философы говорят нам о законах всеобщих, не зыблемых, вечных, которые соблюдаются без всяких изъя тий, в безграничном пространстве, с бесконечным поряд ком, последовательностью и быстротой.
Что же, по-твоему, представляют собою эти законы, бо жественный человек? Может быть, ты надеешься, что, вой дя в совет всевышнего, просто изумишься возвышенности этих тайн, и поэтому заранее отказываешься понимать и собираешься только удивляться?
Но скоро ты переменишь свое мнение: эти тайны не ослепляют своею мнимой значительностью; они долго оста вались непознанными вследствие своей простоты, и толь ко после долгих размышлений люди поняли всю их плодо творность и широчайшее значение.
Первая из них та, что всякое тело стремится двигаться по прямой линии, если только не встречает какого-нибудь препятствия, отклоняющего его с пути; а вторая, являю щаяся всего лишь следствием первой, состоит в том, что всякое тело, вращающееся вокруг какого-нибудь центра, стремится удалиться от него, потому что чем дальше оно от этого центра, тем более приближается к прямой описы ваемая им линия.
Персидские письма |
159 |
Вот ключ к природе, дивный дервиш; вот плодотворные начала, из которых выводятся необозримые следствия.
Познание пяти-шести истин преисполнило чудесами на уку этих философов и дало им возможность произвести почти столько же чудес и удивительных вещей, сколько рассказывается про наших святых пророков.
Я уверен, что нет у нас такого ученого, который не по пал бы в затруднительное положение, если бы ему предло жили свесить на весах воздух, окружающий землю, или измерить количество воды, ежегодно падающей на ее по верхность, и который крепко не задумался бы, прежде чем сказать, сколько миль в час проходит звук, сколько времени нужно лучу солнца, чтобы дойти до нас, сколько миль отсюда до Сатурна, какую кривизну следует придать корпусу корабля, чтобы он оказался лучшим из всех воз можных судов.
Пожалуй, если бы какой-нибудь божественный чело век разукрасил произведения этих философов возвышен ными и дивными словами, если бы он прибавил к ним сме лые метафоры и таинственные аллегории, получилась бы прекрасная книга, которая уступгша бы только святому Алкорану.
И все же, если уж говорить откровенно, мне не по душе иносказательный стиль. В нашем Алкоране есть много ме лочей, которые всегда кажутся мне именно мелочами, хотя они очень выигрывают благодаря силе и живости выраже ния. Казалось бы, боговдохновенные книги заключают в себе не что иное, как божественные мысли, изложенные человеческим языком. А между тем в нашем Алкоране то и дело находишь божеский язык, а мысли человеческие, как будто по какой-то удивительной прихоти бог диктовал слова, а человек поставлял мысли.
Ты скажешь, пожалуй, что я слишком вольно рассуж даю о том, чту есть у нас самого святого; подумаешь, что это плод независимости, какою отличаются люди здешней страны. Нет, — благодарение небу! — ум не развратил моего сердца, и, пока я жив, Али будет моим пророком,
Из Парижа, месяца Шахбана 15-го дня, 1716 года